— Идемте! — Мия махнула рукой. — Первым делом вам нужно написать своим близким, что вы хорошо добрались. Но категорически вам советую сделать это после завтрака. Завтрак праздничный, мы вас давно ждем и рады видеть. Вот сейчас вы умоетесь, мы уже приготовили вам одежду, сообразную важности момента, и...
Аркадий обернулся:
— Письма? Товарищ капитан, а что разрешается писать?
— Пишите что хотите, — капитан махнул рукой тоже. — Один черт никто вам не поверит. Скажут: а, новый роман задумали, фантасты же. Американцы вон до сих пор на полном серьезе обсуждают что у нас, оказывается, перед Гагариным еще четыре человека угробились в неудачных запусках. Даже фамилии называют: Грачев, Белоконь, Качур и еще кто-то, запамятовал. Хотя это обычные испытатели скафандров, сержанты-срочники. Их только по здоровью отбирали. Никуда они не летали. Отслужили, теперь просто работают кто где.
— И я даже знаю, где, — хмыкнул Борис, отряхивая клетчатую рубашку. — Лешка Грачев на рязанском заводе вычтехники, я же к ним за блоками к БЭСМ ездил каждый месяц, как на работу, а он алаверды к нам, сервер налаживать. Вот, он рассказывал, как Аджубей с него интервью снимал для опровержения слухов. Да я, грешным делом, думал: пулю льет, распускает хвост Лешка, попутчица красивая сильно.
— Красивее меня? — притворно возмутилась Мия.
— Дочка! Сооблазнить голодного мужика много ума не надо. Сперва накорми, а там посмотрим, чего твой хвост против моего стоит!
— Бегу, мама, бегу! Так, не отставать, вам еще с папой знакомиться...
Мия наконец-то уволокла братьев, не закрыв за собой люка, потому что все увлеклись пропихиванием через него двух широченных сомбреро. В наступившей тишине Хоро с капитаном вышли из бункера, оставив на полу кофры с капитановой трехсложной винтовкой и скрученные патронташи. Хоро нажала завиток на резьбе, дождалась, пока механизм закроет синюю восьмиугольную дверь и спрячет все под панелью с рельефными алыми цылинями, лиловыми сыбусянами.
— Идем.
Прошли совсем недалеко, в небольшую комнатку с холодным по случаю июля камином и блоком из шести огоньков на стене. Пять светились зеленым, а четвертый номер белым, докладывая о начавшейся зарядке накопителя.
Хоро села за выложеный мозаикой столик. Тут же служитель внес чайный набор и большой кувшин с кипятком.
— Заваривай, капитан. Мне нравится смотреть, как ты это делаешь. Должна же я получить возмещение за хлопоты.
— Простите...
— Брось мяться. Идем с нами, ты нам подходишь. У Серова я тебя выкупила лично. Но, если тебя что-то не отпускает с Земли... Теперь я спокойно могу подождать сколько нужно.
Капитан принялся за привычную процедуру. Залить чайник кипятком для подогрева, слить. Отмерить на две чашки.
— Больше заваривай, сейчас еще один человек подойдет.
— Мужчина?
— Девушка. С какой целью спрашиваешь?
— Двум женщинам одной чашки всегда мало. Надо же поговорить, чаю попить, нет?
— Логично. Давай на три раза.
Отмерить, всыпать чай, налить воды чуть выше слоя чаинок, промыть, слить.
— Хоро, у вас тут что-то изменилось?
— Да, и довольно сильно. Помнишь Свидетеля Канона?
— Вы его опасаетесь. Помню.
Вот сейчас налить воды сколько надо на девять чашек.
— Уже не опасаемся.
— Даже так?
— Потерпи, не хочу лишать мужа удовольствия рассказать самому.
Капитан отсчитал секунды, перелил в отдельный чайничек, чтобы чай не перестоялся над заваркой и не горчил.
— Разливать? Остынет ведь.
Открылась дверца и служитель внес большой кожаный кофр, поставил на стол так, чтобы не мешал пить чай, исчез. Вошла та самая обещанная девушка, поздоровалась по-здешнему, поклоном.
— Вот сейчас разливай.
Капитан засмеялся:
— На троих, да!
Девушка оказалась солнечной блондинкой с яркими синими глазами и отлично подходящей к цвету глаз бирюзовой брошью на горле. Отведя взгляд от неожиданно серьезного лица незнакомки, капитан поежился: что-то не так.
Волосы в короткую косичку, тоненький красный бант на затылке, под брошью кружевной белый галстук... Нет, не то.
Одежда?
Синий жакет с широкими прорезными плечами, зато узкими рукавами-трубочками от локтя до запястья. Коричневые перчатки. Жакет совсем короткий, выше солнечного сплетения. Ниже синего жакета и в прорезных плечах — белое платье, подол до середины голени. Безукоризнено чистые коричневые сапожки на пуговках...
Голубой зонт в руках — что-то в зонте?
А, движения!
Конкретно — руки.
Плечи у нее... Тяжелее обычных. Импланты? После Ремнанта все возможно. И перчатки, и глухие рукава до локтя, очень уж узкие рукава, очень уж тонкие предплечья-запястья — мода или под ними сталь?
Девушка вопросительно глянула на Хоро, та вмешалась:
— Капитан, смущать барышню потом будешь. А вот барышня пускай смотрит внимательно. Ты ее первая работа.
Хоро подмигнула синеглазой:
— Садись, попей с нами чаю.
Девушка села несколько боком, как в зарубежных кино садятся за стол к хозяйке удостоенные высочайшего внимания горничные и слуги, выражая подчинение и скромность. Но капитан уже не обманывался. Он-то видел, что блондинка может в любой миг отскочить к стене или пинком опрокинуть кувшин с горячим ему на колени. Причем такую позу синеглазая приняла одним естественным движением, совершенно не задумываясь.
Работа?
Выпили по первой чашке. Незнакомка разглядывала капитана без ложного смущения, но вежливо, необидно.
Рост мужчины чуть выше среднего. Лицо симметричное, правильное, слегка вытянутое, скулы проявлены слабо. Волосы острижены, но видно, что начали седеть — старше тридцати. Насколько старше, по тренированому человеку так вот сходу не сказать. Запястья нетолстые, сложение рук скорее сухое. Движения плавные, спокойные, точные. Чай наливает без брызг вовсе, а ведь чайник надо наклонить достаточно сильно, чтобы чай оторвался от носика, не стекал по стенке — но при том достаточно слабо, чтобы чай не полился из-под крышки или сама она не слетела... Фигуру скрадывает пятнистая куртка и свободные же брюки, ну ботинки военные, понятно... А еще понятно, что у толстого человека — вот как те двое в коридоре — куртка и брюки ничего бы не скрыли. Получается, он телохранитель при двух... Ученых? Приказчиках? Но тех двоих провожает Мия, и жилье им назначено вне центрального кольца охраны. А с этим Хоро сама чай пьет. И ладно бы по протоколу — но Хоро это нравится, видно сквозь три стены и форточку...
— Так ты с нами, капитан, или как?
— С вами, — ответил капитан без ожидаемых раздумий-колебаний. — Я не знаю, зачем, но вижу, что для вас это важно. Да и Серов мне увольнение подписал и все разрешил. Ждать меня там никто не ждет, не с моей службой долгие романы крутить, а про семью я в прошлый раз говорил, ты знаешь. Так чего кашу по столу размазывать.
Хоро просияла изнутри, молча, без махания руками или девчачьего визга. Блондинка поняла: почему-то для нанимательницы этот выбор много весил, и теперь она искренне радуется, что решение наконец-то принято.
Выпили еще по чашке, и Хоро, светясь от удовольствия совсем уж неприкрыто, положила обе ладони на столик:
— Капитан, раз ты теперь с нами, то тебе надо пройти психологический проективный тест. Мы теперь компания больше международной. Мы — межмировая торговля. Сам понимаешь, уровень!
Капитан поглядел несколько подозрительно, но Хоро излучала незамутненную радость. Любой, знакомый с Хоро более пары дней, уже понимал, что противостоять этому потоку невозможно. А честно говоря, и не хочется совершенно.
— Итак, ты продиктуешь письмо... Ах да, я вас не представила.
— Только не говори, что случайно, уж настолько я тебя знаю.
— И не думала. Итак, Вайолет из Лейдена, почтовая компания Ходжинса.
Блондинка с легкой улыбкой поднялась — капитан едва успел подняться ответно — и проделала взаправдашний книксен, куда там эмансипированным греческим принцессам!
— А этого человека мы привыкли называть Капитан или Стрелок. Истинное имя его еще не проявилось. Но, надеюсь, скоро это изменится.
Улыбнувшись, Вайолет пересела к своему кофру, откинула крышку, под которой обнаружилась вполне привычная пишущая машинка.
Капитан сел на прежнее место, допил свою третью чашку и спросил:
— Письмо кому?
— На твой выбор.
— А я сам написать не могу?
Хоро допила третью чашку и помотала ладошкой перед капитанским носом:
— Разумеется, можешь. Но по методике надо именно чтобы ты диктовал, а формулировки подбирала она. И тебе предлагала.
— То есть, смысл в диалоге? Я думал, ради анализа почерка.
— Капитан... — Хоро посерьезнела. — Она хорошо разбирается в людях, поверь. А мы тебя высоко ценим, хоть и любишь ты валяться со всякими встречными бабами. Хорошо хоть, не с мальчиками, и на том судьбе благодарствуем. И мы хотим тебя применить наилучшим образом, уж прости за откровенность. Насколько мы сволочи, ты еще поймешь...
Тут капитан ухмыльнулся откровенно саркастически. Хоро развела руки:
— ...Но вот чего у нас нет — своих мы не используем втемную. Привыкай. Все, работайте, я побежала, мужа обрадую. Если что, проводишь ее на завтрак, она тут новенькая.
— Но я не хотела вас обременять...
— Вайолет, я понимаю, что если твоя страна называется Лейденшафтлих, то разговаривать без церемониала тебе западло. Но город-то всего лишь Лейден, верно? Будь проще! Капитан, ты хоть ей объясни! Все, все, убегаю!
— Извините ее... — заговорил капитан, и в тот же миг Ваойлетт сказала:
— Не сердитесь на нее...
Посмотрев друг на друга, Вайолет и капитан рассмеялись.
— Да, она такая. Вайолет, вы психолог?
— Нет, господин Капитан. Или вам больше нравится имя Стрелок?
— О, нет... — капитан сдвинул чайный прибор. — История долгая, и не для первого знакомства, точно.
— Хорошо, господин Капитан.
— Пожалуйста, не называйте меня господином. У меня на родине это...
Капитан пощелкал пальцами:
— Лучше просто Капитан, раз уж Хоро...
— Раз уж Хоро, то конечно, — легко согласилась девушка. — Итак, я печатаю письма для неграмотных людей. У господина Клавдии Ходжинса в почтовой фирме. Люди диктуют мне, а чаще объясняют, что хотят сообщить адресату. Моя же работа — подобрать формулировку. И напечатать. Госпоже Хоро угодно называть это психологией — отчего нет? Она хорошо платит и собеседник приятный.
Вайолет подперла левую щеку кулачком в коричневой перчатке. Левый глаз от этого прижмурился и выглядывающая из-за крышки кофра девушка словно бы подмигнула.
Теперь капитан задумался и свою третью чашку допила Вайолет. В настоящей керамике чай остыть не успел, вкус не пропал. Да, Капитан чай заваривать умеет; но Хоро выделяет его не за это. Мужчина? Непохоже, любовный интерес выражается иначе. Всю вторую половину своей короткой жизни Вайолет пыталась найти формулировку именно этому чувству, так что судила уверенно. Скорее, Хоро радуется...
Вайолет вздрогнула. Всю первую половину короткой жизни она воевала. И теперь поняла: Хоро радуется, что в Капитана не придется стрелять. Что они с Капитаном теперь на одной стороне. А насколько долго продержится это состояние, насколько на стороне Хоро сам Капитан?
Вайолет оглядела комнатку, пробежалась взглядом по разрисованым цветами и плодами шелковым обоям, полированому дереву, по огонькам — пять зеленых, почти в середине шеренги белый. В окне виден край подстриженных кустов. А вон там, за сдвижной стенкой, кажется, терраса и небольшой садик...
Тест и покажет, поняла Вайолет. Ради этого она здесь и нужна.
— Капитан, вы уже выбрали тему письма?
Капитан прошел по комнате к сдвижной двери, открыл ее на ладонь, поглядел в сад. Обернулся:
— Раз уж Хоро угодно попрекать меня этими девушками... Хотя оба раза мы дрались, а я стрелок, не рукопашник. Ладно еще та, вторая, багровая. У нее класс повыше, как ни корежит меня это признавать. Но не мог же я резать всерьез Янг... Короче!
Капитан свел пальцы сердечком, как в прошлый раз подсмотрел у поскакушек-охотниц:
— Короче, я пишу письмо девушке. Девушке, которой у меня никогда не будет. По вашим движениям я предполагаю, что вы тоже боевик?
Вайолет кивнула:
— Да. Служила. Война кончилась, и... Но вот это уже не хочу рассказывать я.
— Понятно, — капитан вздохнул тяжело и длинно, явно вспоминая кого-то со своей войны. — Такая, значит, у меня служба. Пойди туда, не знаю куда. Пристрели то, не знаю что. Получается, семью завести... И некогда, и убить меня в любой момент могут. Значит, как бы даже и незачем. Проще знакомиться на ночь. Или ходить в квартал, как он тут называется... Вы поняли?
— Разумеется, — Вайолет не смутилась. Ну да, с ее-то профессией смущаться. Видала, небось, и колбасу кривую и кишку прямую...
— Словом, — почесал капитан затылок, — она никогда не прочитает это письмо. Ее же не существует ни хрена. Так что я легко, без смущения и стеснения, могу сказать, что люблю ее. Мечту любить легко. Мечта не храпит.
— Как я вас понимаю! — Вот сейчас Вайолет всплеснула руками с неподдельным сочувствием. — А могу я предложить вам фразу письма?
— Да, конечно. Первую?
— Скорее, финальную... Даже не так! Это лейтмотив, музыка на фоне, понимаете?
Капитан кивнул молча, отвернувшись к зеленым, ровненько подстриженным кустам в окне. Вайолет постучала пальцами по столу — крышка отозвалась резкой дробью, твердым по твердому. Точно у нее там импланты.
— Я отдал бы все, чтобы быть с тобою...
Синеглазая повертела пальцами в воздухе и закончила решительным тоном:
— ... Но, может, тебя и на свете нету.
* * *
Нету фарта — значит, нету!
И принимает нас Мантловский комгард. Они всегда на приеме кумарят с пересеру, и где-то я их понимаю. Выезжаешь ты на пьяную поножовщину — а там Специалист с открытой аурой. Против него или такой же Специалист, но свой, или пулемет. Свои Специалисты все в армии, а из пулемета еще попади попробуй: эти, с аурой, скачут пузырьками в минералке. Начнешь сильно психовать, вовсе гриммы набегут. Ну и как тут без химии?
В общем, поймали мне руку на край щита, дубцом хрясь — как ветку сломали, такой звук. Сначала и не больно совсем. Разболелось ночью в камере, а не ляжешь: лавку мужику с белой меткой уступили. Меченых бьют втройне, так я поставил утреннюю пайку, что до суда мужик не доживет. Но разбогатеть не вышло, никто ставку не принял. А потом от боли мне похрену стало, и кто в кормушку тарабанил, уже не вспомню. Проявилась надо мною вертухайная реальность, посмотрела на меня, чего-то между собой перерешала, и сама себе приказала: "Сделайте руку, этому выблядку еще на показательном процессе еблом светить".
Мантл вам не Атлас, на весь район одна клиника, и в той один регенератор. Так что повезли по городу, выкинули перед больничкой — не запоминал, от боли уже черно перед глазами; табличку только помню. Яркая такая, синим по белому: "А сдать ключи?" Чего "А", куда "А", где начало — хрен поймешь, да и все равно уже.
