Ливонская война в мире князя Барбашина

Видя полный разгром одного из своих флангов и опасаясь за судьбу другого, Плеттенберг бросил все свои резервы туда. Но, внезапно, по ливонцам, спешивших на выручку правому флангу, ударили русские, которые, в пылу сражения, смогли, оставшись незамеченными, провести обходной манёвр. Не смотря на попытки ливонских командиров восстановить контроль над ситуацией, орденская конница была опрокинута. Вслед за ними была смята и пехота, посланная вместе с кавалеристами.

После этого русские ударили в тыл правому флангу ливонцев. Как и левый он быстро прекратил сопротивление. Затем, объединившись, русская кованая рать развернулась и ударила по центру орденской армии, который начал отступать под прикрытие своей артиллерии. Но, несмотря на помощь со стороны артиллеристов исход битвы был решён. Отдельные отряды ещё продолжали сопротивляться, но основная масса кнехтов бежала. Ливонская армия была разбита и Плеттенберг с остатками своих сил начал поспешное отступление.

Однако спокойно отойти к Зегеволду, как он первоначально предполагал, не получилось. На следующий день после сражения к Кокенгаузену подошли основные русские силы, и царь выслушав доклад о произошедшем приказал отправить в погоню 5-тысячный конный отряд во главе с князем Семёном Курбским, который настиг отступающих ливонцев у замка Лембург, при переправе через реку Суда. Для не ожидавшего появления русских 4-тысячного орденского войска это стало неприятным сюрпризом. Совершенно не готовые к битве, кнехты больше думали о том, как бы побыстрее перебраться на другой берег реки, чем о новой схватке. И когда русские всадники помчались на столпившихся у переправы людей, на скаку осыпая тех стрелами, толпа бросилась к небольшому мосту. Даром командиры пытались остановить паникующих бойцов — те, расталкивая друг друга, спешили как можно скорее уйти из-под русского удара. И мост не выдержал такого напора народа, рухнув в реку вместе с бегущими по нему людьми, тем самым окончательно разделив остатки орденской армии на две неравные части. И успевшие перебраться на правый берег Суды две с половиной тысячи ливонцев могли лишь бессильно наблюдать, как на левом берегу русские кавалеристы рубят их разбегающихся собратьев по оружию. К удаче для ливонцев Плеттенберг в очередной раз смог доказать, что он может и не самый успешный военачальник, но репутацию толкового организатора и администратора имел не зря. С немалыми усилиями он смог таки навести порядок среди уцелевших, и продолжить организованное отступление. Русские же, в это время, покончив добивать ливонцев на левом берегу Суды, сожгли оставленный Лембург и разграбив окрестности двинулись на юго-запад, в сторону Риги.

О воцарившемся в южной Ливонии смятении можно судить по судьбе расположенного в дневном переходе от Риги замка Роденпойс, повстречавшемуся отряду Курбского по дороге на соединение с главной армией. Построенный на небольшом пригорке, он был хорошо защищён уже самой природой. С юга его прикрывала река Большой Егель с высотой берега 6-10 метра. С западной стороны находилась старица реки. С востока и севера были крутые склоны пригорка высотой 3-4 метра. Замок в плане имел вид нерегулярного шестиугольника, а толщина стен достигала 1,5 метра. И для не имевшего артиллерии конного отряда этот замок мог стать если не непреодолимым, то весьма затруднительным препятствием. Но когда рать Курбского приблизилась к крепости, то обнаружила замок брошенным, причём со всеми припасами. Чем русские тут же и воспользовались, разбив лагерь в его окрестностях, и став "зачищать" территорию между реками Малый Егель и Аа.

Впрочем, не смотря на понесённые поражения, магистр пока не считал себя проигравшим. Полагая, что такая сильная крепость как Кокенгаузен задержит русских хотя бы на месяц, он энергично принялся за восстановление ливонской армии, расположив свою ставку к северу от устья реки Аа. Но его надежды на стойкость гарнизона Кокенгаузена не оправдались. Уже через неделю, 14 августа, после подхода основных русских сил, город был взят штурмом, и русская армия продолжила своё наступление на запад.

После падения Кокенгаузена, единственной крепостью, которая осмелилась оказать сопротивление наступающим русским силам, был замок Леневарден. Но и тот продержался менее суток, открыв путь на Ригу, которая в это время лихорадочно готовилась к обороне. За время прошедшее с осады устроенной Бланкенфельдом, рижане успели, насколько это было возможно, отремонтировать городские стены и насыпать вокруг города земляной вал. А Орден, к которому они обратились за помощью, прислал для усиления гарнизона свыше тысячи кнехтов. Ещё 500 орденских бойцов было размещено в крепости Дюнамюнде.

Главные силы русской армии начали работы по осаде Риги 24 августа 1526 года. Из-за нехватки сил городской гарнизон оставил первую линию укреплений — недавно насыпанный земляной вал — и отошёл за главные городские стены, окружённые рвом с водой.

Поскольку по причине поспешного отступления рижане не успели уничтожить сады и все строения предместий, русская пехота под их прикрытием стала довольно быстро продвигать апроши ко рву крепости. Подготовка была проведена основательная, построены укрепления для защиты от обстрелов, подтянута многочисленная артиллерия. Город ежедневно подвергался сильному обстрелу.

Однако, вопреки ожиданиям, рижане отказались сдавать крепость и приняли активное участие в её обороне. Также командование русской армии не смогло решить одну задачу, которая в итоге стала причиной неудачи осады Риги. К городу не был перекрыт доступ по морю. Попытка русской армии захватить Дюнамюнде и тем самым перекрыть Западную Двину окончилась неудачей, благодаря чему рижане могли беспрепятственно получать припасы и подкрепления.

Так же безуспешными оказались усилия заблокировать город с моря. Не смотря на то, что в русском флоте насчитывалось 26 кораблей различных классов, но из-за множества стоящих перед ним задач он был раздёрган на множество направлений, разрываясь между необходимостью, с одной стороны, обеспечения безопасного прохода русских торговых судов, а с другой стороны — обязанностью перехватывать идущие в Ригу ганзейские суда. Из-за чего командующий русским флотом князь Андрей Барбашин-Шуйский не мог сконцентрировать их на одном направлении. Однако в конце августа 1526 года русские военно-морские силы получили неожиданное подкрепление, которое позволило им задуматься об осуществлении крупной военно-морской операции против Ганзы.

Потерпев поражение 24 августа 1526 года от объединённого флота Любека, Дании и Швеции известный авантюрист и пират Северин Норби решил наконец-то внять совету короля-изгнанника Кристиана II, которому он служил, и отправиться с остатками своего флота (2 крупных и 3 мелких корабля) к русскому царю, дабы просить того о помощи. Но дойдя до ливонских земель, и узнав, что царь находится под Ригой, повернул на юг, зайдя по дороге в Аренсбург, где в это время находился стан командующего русской флотилией Андрея Барбашина-Шуйского, с которым Норби был ранее знаком.

Приход готландских кораблей оказался для русских весьма кстати. Буквально перед этим был перехвачен любекский корабль, капитан которого на допросе показал, что любекцы отправили в Ригу большой караван из 15 судов под охраной трёх конвойных кораблей, которые должны были перевезти в осаждённый город припасы и тысячу нанятых Ганзой кнехтов. Поэтому, на момент прибытия Норби русские как раз готовились к перехвату этого ганзейского каравана. И имея в наличие всего пять кораблей, князь-воевода счёл помощь бывалого пирата нелишней. Норби тоже не стал возражать против своего участия в операции, в расчёте поправить своё пошатнувшееся материальное положение за счёт возможной добычи. Таким образом, 5 сентября объединённая эскадра из семи кораблей вышла на поиск ганзейского каравана, полагая перехватить тот в районе Ирбенского пролива. И действительно, ранним утром 9 сентября, примерно в тридцати милях к северо-западу от Виндау, вахтенные матросы сообщили о появлении на горизонте чужих кораблей. Однако, после того, как корабли сблизились до того расстояния, когда можно было разглядеть подробности, русские обнаружили, что послуживший им источником информации капитан то ли не знал, то ли специально утаил один важный факт: конвойных кораблей действительно было только трое, вот только их возглавлял один из лучших ганзейских кораблей — каракка "Иисус Любекский". Имея на вооружении более двух десятков орудий, 8 из которых были тяжёлыми, этот корабль был красой и гордостью любекского флота, и представлял огромную опасность для тех, кто решился бы атаковать ганзейские суда.

Тем не менее, князь Андрей Барбашин-Шуйский не стал отменять своё решение о нападении на караван, хотя первоначальный план подвергся корректировке. Согласно изначальному замыслу, флотилия разделялась на два отряда: три русских брига должны были отвлекать на себя конвойные суда, в то время как остальные четыре корабля (две шхуны и два холька) атаковали бы транспортники. Но наличие каракки вынудили его увеличить количество кораблей, должных взять на себя конвой, до четырёх. Два брига, "Апостол Павел" и "Святой Дух", вырвавшись вперёд, направились в сторону "Иисуса Любекского". При этом ганзейский караван, не прибавляя парусов, продолжал идти прежним курсом, очевидно опасаясь, что разнотипные суда, прибавив парусов, нарушат строй, и надеясь, что при данной скорости удастся оторваться от преследовавших русских кораблей.

Ветер был около 4 баллов. Это обстоятельство снижало меткость огня из-за сильной качки, и обе стороны в течение долгого времени повреждений и потерь не несли. Около 8 ч. 30 мин. утра любекскому флагманскому кораблю удалось достигнуть некоторого успеха: на русском флагманском корабле оказались перебиты штаги и марса-фалы, в результате чего часть парусов упали и "Апостол Павел", сделав вынужденный поворот, пошёл курсом фордевинд (ветер в корму) прямо на любекскую каракку. Ганзейский капитан принял манёвр за желание русских свалиться на абордаж и постарался избежать этого. "Иисус Любекский" изменил курс на два-три румба вправо, а затем, идя курсом бейдевинд, обошёл русский корабль. Последний, принимая меры к исправлению такелажа, тоже пытался лечь в бейдевинд, но не успел набрать ход, когда ганзейский хольк, следовавший за своим флагманом, появился за кормой "Апостола Павла". Барбашин немедленно развернул корабль бортом к противнику, встав на его курсе. Этот быстрый и решительный манёвр привёл к тому, что два остальных конвойных холька ганзейцев оказались отрезанными от своего флагмана.

Находясь в исключительно выгодной позиции, Барбашин дал всеми пушками своего корабля продольный картечный залп по первому хольку, нанеся ему серьёзные повреждения. Подошедшие другие корабли первого отряда, окружили два ганзейских холька, затеяв с теми артиллерийскую дуэль, давая "Апостолу Павлу" и "Святому Духу" заняться караккой, которая тоже имея повреждения в рангоуте и такелаже, теряла ход.

Нагнав противника "Святой Дух" в течение получаса вёл с ним артиллерийский бой, сбив одну из мачт каракки. Но атаковав "Иисуса Любекского" с наветренной стороны, "Святой Дух" проскочил мимо каракки, и дистанция между сражавшимися превысила дальность пушечного выстрела. Ганзейский капитан пытался воспользоваться этим обстоятельством, чтобы перевести свой корабль на другой галс и сделал поворот. Но в это время подошёл "Апостол Павел", который атаковав противника с левого борта с подветренной стороны, сблизился с ним на такую дистанцию, что матросы могли с марсов даже бросать гранаты. Любекский корабль, ведший огонь двумя бортами, сам был взят в два огня русскими бригами. Несмотря на повреждённый такелаж "Апостол Павел" сумел занять позицию под кормой у противника и дважды поразить его продольными залпами. По образному выражению одного из участников того сражения, русские корабли напоминали волков напавших на льва. Но огонь русской артиллерии вызвали на каракке крупные пожары, и увидев, что положение безнадёжно, ганзейский капитан спустил флаг.

Видя капитуляцию своего флагмана, и подход остальных русских кораблей, прекратили бой и два конвойных холька. Однако, не смотря на отказ от дальнейшей борьбы, свою задачу, по большей части, ганзейский конвой выполнил, не дав русским изничтожить караван. Из трёх атаковавших грузовые суда кораблей, только русская шхуна, выполняя указание князя-воеводы, вела огонь до полной гибели судов противника, в то время как два холька Северина Норби, более заинтересованные в захвате трофеев, чем уничтожении вражеских судов, пытались захватить оные целыми. Но, из-за наличия на борту у ганзейцев большого количества кнехтов, попытки взять их на абордаж превратились в сложное и долговременное мероприятие. Таким образом, за всё время боя, русская шхуна смогла лишить караван двух судов (потопив одно, и захватив другое), готландские корабли смогли взять на абордаж тоже только двух ганзейцев, дав остальным одиннадцати ускользнуть. И когда первый русский отряд закончил разбираться с конвоем, те успели уйти далеко вперёд, сделав погоню за ними бессмысленной.

Таким образом, хотя в Эзельском бою русские формально одержали победу, но по факту главная задача ими была не выполнена — идущий в Ригу караван с припасами и подкреплением не был истреблён, и его приход 12 сентября в устье Двины с отрядом в 700 человек пехоты, которые усилили городской гарнизон, резко изменил течение событий. Ставшие уже было падать духом рижане вновь воспрянули, а русским стало окончательно ясно, что без господства на море установить блокаду Риги не получится.

В связи с этим царь поначалу решил ускорить подготовку штурма и взять город, но появившиеся слухи о вспыхнувшей в городе эпидемии чумы заставили русское командование изменить свои планы. Было принято решение о снятии осады, и в 20-х числах сентября началась погрузка и отправка в тыл тяжёлых оружий Государева наряда, а основная часть войска начала отход 5 октября.

Тем не менее, не смотря на неудачу под Ригой, поход можно было считать относительно успешным. Захват Динабурга и Кокенгаузена поставил под русский контроль всё течение Западной Двины до самого устья. Таким образом, была создана удобная коммуникация для выдвижения крупных войсковых формирований из Смоленска или Полоцка прямо в Ливонию или на границы Великого княжества Литовского.

Что касается ливонцев, то они показали свою неспособность противостоять Русскому государству. Удержание Риги во многом стало результатом настроений горожан и решения городского магистрата, а уж затем военных усилий орденского гарнизона. Однако успех обороны воодушевил Плеттенберга на решительное продолжение войны с Россией, что обернулось для ливонцев только новыми потерями в течение 1527 — начала 1528 годов.

Не менее продуктивными оказались действия и двух других русских военных группировок. Выступивший из Острова в середине июля корпус Телепнёва-Оболенского спустя неделю захватил Мариенгаузен. В замке находилось всего 25 человек гарнизона и 8 пищалей, а укрепления которого хоть и были каменными, но "четвертая доля стены до подошвы развалилася". Вследствие этого сопротивление русскому войску было невозможно, да и охоты сражаться у немецких кнехтов не было. Поэтому неудивительно, что замок сдался без боя, когда Телепнёв послал к начальнику крепости грамоту с приказанием, "чтоб они из государевы вотчины вышли вон, а город бы Государю отворили того часу", и вместе с тем велел обстреливать крепость. После капитуляции князь отпустил весь гарнизон с начальником его на свободу, приказав остаться в городе только местным жителям. Оставив в Мариенгаузене 75 человек гарнизона, 28 июля русские подошли к Лудзену. Но надежды на сдачу, как и в предыдущих случаях, города "на государево имя" не последовало. Запершись в крепости гарнизон Лудзена сдаваться отказался, и как отписывался воевода князь Телепнёв-Оболенский, в ответ на осаду "сидыт накрепко и из города по твоим государевым ратным людям из наряду стреляют днем и ночью, а то де, государь, городу Лужа каменной, стоит в большой крепости, меж озер и болот, а оне де подошли под стену под их наряд".