Зверь лютый Книга 33. Интриганки

Оба посмотрели на служанку, вскинувшую голову от штопки на последние слова.

— Мда, — подумала Ростислава, — не следует сильно надеяться на взаимное языконезнание. Мои люди всё лучше понимают туземное наречие. Это — хорошо. Но нужно предусматривать...

— Ладно. Я не об этом. Вчера — свадьба, сегодня — пир, что завтра?

— Завтра — охота. Епископ обещал матёрого кабана. Потом пир с этим кабаном. Потом — соревнование миннезингеров и народные танцы. Потом — всё. Довольно скромно. Сезон, знаете ли, погода, сами понимаете. И вообще — мало времени на подготовку.

Ростислава взглянула в окно, поморщилась:

— Тошно. Скучно. Они целыми днями едят, пьют и орут свои боевые саксонские песни. А я тут сижу. Смотреть на эти красные распаренные морды... в жаре, духоте и копоти... Хочу прокатиться по окрестностям. Лёгкая прогулка. Минимум свиты. Верхом.

— Э... но благородные дамы не ездят верхом.

— Конрад, самая благородная здесь я. Если я прокачусь завтра верхом, то твоё утверждение станет неверным. Скажи Ивашке о моём желании и подберите лошадей.

Ростислава подумала мгновение и добавила:

— А вот остальным... герцогу, матушке моей... об этом знать не надо. Иди.

Утром, ещё затемно, сотни всадников и десятки повозок устремились через ворота замка. Герцог уже в седле осушил кубок подогретого вина "на дорожку", помахал им кучке женщин, наблюдавших отъезд охотников с внутренней галереи замка, дал шпоры и поскакал. В предвкушении большой хрюкающей добычи. Ну о-о-очень большой!

Через час, без помпы и провожающих, через те же ворота выехала скромная немногочисленная кавалькада.

На первом же перекрёстке Конрад придержал коня и обратился к ехавшему на смирной белой кобыле юноше, по виду — оруженосцу или сынку небогатого дворянина.

— Так куда едем, Ваше Высочество?

— Давай подъедем к горам. А там посмотрим.

Ростислава надвинула пониже капюшон пенулы (круглый плащ) и направила коня к видневшимся в серости зимнего дня склонам хребта Виенгебирге. Конрад замешкался.

Первое потрясение от вида герцогини в мужской одежде, от её верховой посадки — совершенно дикарской! с согнутыми коленями!, правильной хватки поводьев... уже прошло. Но видеть, как госпожа, герцогиня! восседает в седле, широко раздвинув ноги, обтянутые этими... варварской одеждой! штанами! как полы её... странной сюркотты, которые схизматы называют "kaftan", поднимаются на каждом скачке лошади, открывая взору маленькие, как у мальчишки, бёдра и ягодицы. Пусть бы и прикрытые сукном. Видя контур... нетрудно вообразить всё остальное.

Хорошо, что никто из саксонцев, кроме него, Конрада, такое не видит. А вот ему... мда. И, как на грех, в замке нет ни одной покладистой служаночки! А которые есть — уже все покладены. Там столько высокородных и богатых гостей, что простому фону... В город, что ли, сходить?

Всегда, все европейцы со времён ещё древних римлян, знают, что одежда для ног должна быть обтягивающая. Настоящие аристократы даже обувь не носят. Башмаки — для простолюдинов! Аристократ носит шоссы с вшитой кожаной подошвой. А эта! Высокородная дама! В высоких сапогах! На стройных ножках...

Все знают, что одежду для тела должно надевать через голову. Только! Шемиза, котта, сюркотта... туника, сутана... Конечно, бывают накидки, манто, мантии, некоторые плащи... А у неё... Хорошо хоть пенулу надела.

Он оглянулся. Четверо молодых русов, воины. Сходно одеты, ещё и странные высокие шапки. Без копий и щитов, но с мечами. У двоих ещё и странные ящики при седлах. Вроде бы, они в них держат луки и стрелы. Луки какие-то... маленькие. Детские? Да и вообще: рыцарь из лука не стреляет. Даже нынче, собираюсь на охоту, благородные господа брали лёгкие и тяжёлые копья, но не эти простонародные игрушки.

Главный среди пришлых Ивашко. Вот он — явный рыцарь. И по возрасту, и по манерам. Хотя... почему-то он единственный, кто носит не меч, а саблю. Оружие неверных. Говорят — заколдованная. Какая-то... с волшебством. Так толком и не понял: Ивашко по-немецки — нихт ферштейн. Единственный, с кем можно поговорить — паж герцогини. Хотя по возрасту ему уже бы в оруженосцы — лет пятнадцать. Русские говорят — вестовой. И имя у него странное — Йэ-гор-уш-ка. Вот он языку учится рьяно. Постоянно просит то объяснить непонятное слово, то поправить произношение. Куда это они?

Проехав версты три неторопливой рысью, герцогиня заскучала и, что-то крикнув на своём языке, погнала в галоп. Конрад несколько замешкался, остальные всадники проскочили мимо него. Пришлось догонять, получая в лицо брызги грязи из-под копыт лошадей конвоя.

Дорога шла по берегу Везера, потом поднялась в гору, спустилась в долину. На развилке герцогиня повернула влево: прямо впереди тащились навстречу две телеги, с торчащим во все стороны валежником.

Наверное, надо было покричать, чтобы не поворачивали, но Конрад никогда не бывал в этих местах, а с чужих слов советовать... Ещё четверть часа скачки, дорога превратилась в две заполненные водой колеи в грязи. С обоих сторон подступил лес. Без листьев в начале февраля он выглядел мокро, тоще, уныло... И просматривался насквозь.

Ростислава скинула с головы капюшон пенулы и весело оглядывала спутников. Проездка на галопе привела её в хорошее настроение, да и остальные, молодые ребята, рады размять мышцы. От лошадей валил пар, наездники весело перешучивались.

Догнав, наконец, весёлую компанию, Конрад, стирая грязь с лица, собрался уже тонко намекнуть герцогини, что так делать неприлично. Что герцогини на галопе не скачут. И вообще: есть повозки, носилки. А верхом... даме! — верх непристойности. Как какому-то язычнику из орд "Бича Божьего".

— Забавно.

Произнесённая под нос фраза Егорушки остановила подготовленную тираду Конрада. И вызвала интерес герцогини.

— И что ж тут забавного?

— Воевода говорил, что дороги — не бурьян, сами по себе не растут. Они всегда откуда-то куда-то. Нужно чтобы прошло множество людей, часто, чтобы место стало дорогой. Хоть бы и такой.

И самый младший в команде ткнул пальцем в землю под копытами коней.

Конрад, не понимая сказанного, попросил перевести. Егорушка исполнил его просьбу и тут же, отвечая на замечание одного из гридней, продолжил на двух языках:

— Да какая ж это дорога? Лужа грязи.

— Дорога — наезженная. Не тропка. Колеи видишь? На том конце — Везер. Там большая дорога. А на том... что-то интересное. Конрад, ты не знаешь — здешние крестьяне подковывают своих коней?

— Крестьяне? Нет. Рыцари. Купцы. А крестьянину зачем?

— Вот и я так думаю. А следы — вон. И проезжали здесь... Это ж скрещенные ключи апостола Петра? — Герб епископа.

Тут Конрад сильно смутился. Поскольку все вопросительно посмотрели на него. А он что? Он не местный, он вообще не саксонский. Это жизнь так привела, а что тут, в этой глуши делают люди епископа... у него что — других забот нету? Откуда мне знать? Раньше я служил у доброго господина, графа Рейнгенау. Который не задавал глупых вопросов, а давал простые поручения. Типа: отвези письмо, прими коня, подай тапочки... А эти постоянно спрашивают.

Ничего не знают! Дикие люди!

Мда... И он — тоже не знает.

— Кажется, дождик начинается. Долина не может быть длинной. Поедем вперёд. Дорога приведёт к какому-нибудь жилью. Там и переждём. Лучше, чем в лесу мокнуть.

Герцогиня накинула капюшон на голову и толкнула коня коленями. Не так быстро как прежде отряд двинулся вперёд. Снова Конрад остался в хвосте: двое воинов проскочили вперёд шагов за тридцать. За ними ехал Ивашко, следом герцогиня с вестовым по левому боку. Ещё одна пара. А его, Конрада, как-то незаметно... оставили за строем.

С тех пор, как полтора месяца назад, когда он, не разобрав в темноте, пощупал герцогине сиськи... постоянно происходит что-то... выдающееся. То ему пришлось тащить её на плече, прикрытую дедовским пелисоном, совершенно бесчувственную, придерживая за задницу, то ожидать смерти за... а хрен знает что эти схизматы думают! Придумают за что — убьют. Зарежут. Утопят... Или этими своими колдовскими железными шариками... из железа, которого в мире не бывает... Магия? Тайные знания древних языческих колдунов? Прошибут дырку в голове и выплеснут мозги.

Как это возможно?! Чем?! Но два раза она такое уже сделала. Причём, её воины такого не умеют, шарики первый раз видят, не понимают. Какая-то волшба злобных ведьм с востока? Страшно...

Но он, Конрад, кое-чего повидал, блуждая в нищете по дорогам Германии, перебиваясь случайными заработками, хотя и дворянин из древнего славного рода. Он... не боится. Почти. На исповеди про такое не рассказывал, а всё остальное сделал: молился, свечку в церковь поставил, материнскую ладанку с шеи не снимает. Терять место очень не хочется. Платят хорошо. Вчетверо против прежнего. Кормят сытно. Не так, как у Рейнгенау в службе. А главное: он здесь чувствует себя важным человеком. Прежде его не замечали — так, подай-принеси, один из множества неразличимых юнцов. А теперь скажи:

— Конрад фон Зейц, советник герцогини Саксонской — сразу пиетет и внимание.

Впрочем, хвастаться он избегал. Предыдущие годы скитаний отучили. Да и госпожа как-то напела стихи какого-то... Военводы:

"Показывай

Меньше того, что имеешь.

Рассказывай

Меньше, чем сам разумеешь.

Где можно проехать,

Не странствуй пешком.

Чем деньги одалживать,

Будь должником.

Играй, но только помни меру,

Учись, а не бери на веру.

Забудь и кружку, и подружку,

Храни под спудом каждый грош.

Тогда полушку на полушку,

А на сто — сотню наживешь!".

Умный, видать, человек. Хотя и военный.

Уроки бедности и унижений, полученные Конрадом в детстве, не прошли даром, слова песни отзывались в его душе, были понятны, правильны. Хотя, конечно, настоящие рыцари... Настоящие рыцари не нанимаются к бауэру чистить выгребную яму за еду.

Плотный обед и одежда без прорех — хорошо. А постоянные... приключения — здорово. Но хотелось бы ещё и уважения. Этих странных диких людей.

"Занять достойное место".

— Ничего, — думал юноша, глотая грязь и дождевую пыль, — вот приедем куда-нибудь, нужно будет с людьми говорить, сразу вперёд позовёте.

Его желание вскоре исполнилось. И не обрадовало.

Дорога ещё раз повернула и выскочила из леса. Впереди, в сотне шагов стояла небольшая усадьба. Забор из дикого камня, за которым виднелась крыша какого-то, тоже каменного, здания. Дорога уходила в запертые ворота.

Конраду сразу стало как-то тревожно. Сельские усадьбы всегда имеют строения вне ограды. Какие-то сарайчики, вешалы, сушилы, загоны для овец... А тут ничего.

Он ещё пытался понять причину своей тревоги, когда передовая пара воинов подъехала к стене возле ворот. Один из них довольно ловко встал ногами на седло и заглянул за забор. Потом резко опустился и принялся жестикулировать.

Конрад подскакал к собравшемуся отряду последним и только открыл рот, чтобы спросить, как его опередила герцогиня.

— Первое: тихо. Второе: что это?

Она ткнула пальцем в стену.

— Э... ну откуда я знаю! Я здесь никогда не бывал. На воротах — щит епископа. Какое-то из его владений. Наверное. А в чём вопрос?

Глаза герцогини было не видно из-под опущенного, отяжелевшего уже от дождя, края капюшона. А голос, пересказывая отчёт об увиденном первым воином, звучал спокойно, безэмоционально.

— Двухэтажный каменный дом через двор от ворот. По обе стороны — хозяйственные постройки. Перед домом двор мощён камнем. На нём лежит голая женщина. С размозжённой головой, в луже крови, со шваброй между ног.

Ростислава вздохнула и, старательно выдерживая лёгкий тон, поинтересовалась:

— Это какой-то весёлый народный германский обычай?

Конраду сразу стало жарко. Что тут за хрень происходит — непонятно. Но оттого, что он скажет, зависят действия герцогини. Которые он предусмотреть не может. А последствия... и для него тоже...

— Э... нет... Надо послать гонца! К епископу! Это же его имущество — вот пусть он и разбирается.

Кто-то из воинов, услышав перевод Егорушки, презрительно хмыкнул. И осёкся под тяжёлым взглядом их старшего. Ивашко повернулся к герцогине и стал что-то говорить по-русски. Конрад не понимал ни слова, но, судя по успокаивающей интонации, начальник гридней поддержал его предложения.

Соваться неизвестно куда, не известно во что... женщина, голая... на швабре? на метле...? ведьма? Вроде — не сезон. Вальпургиева ночь — в мае. Может, поэтому и разбилась? Не долетела? Не совладала с управлением при выходе из пикировании? Или потому, что вместо метлы швабра? Чертовщина. Ну её нафиг!

Конрад незаметно перекрестился.

Вдруг за стеной что-то громко хлопнуло. Как хлопают о стену резко распахиваемые оконные ставни. И женский голос истошно завопил:

— Найн! Нихт нутей! (Нет! Не надо!)

Вопль ударил как плеть. Конрад дёрнулся, ещё даже ничего не понимая. А герцогиня коротко бросила своим людям:

— Vzat. Vseh.

Дальнейшее происходило слишком быстро. Конрад просто фиксировал картинки без осознания. Вот Егорушка соскочил с коня, кинув повод герцогини. А она приняла! Как так и надо! Госпожа! Приняла повод у слуги, будто она — его служанка! Так не бывает! Ни одна служанка не примет поводья даже у своего господина! Да они просто не умеют! Только мальчик, юноша, слуга... а уж наоборот... Кинуть повод в лицо даме... да за такое шкуру так спустят...!

Егорушка ухватил поводья лошадей двух мечников, которые встали на сёдлах. Одновременно скидывая с плеч плащи. Кинули плащи на верх забора и перевались на ту сторону. Там снова кто-то заорал. Двое других, тоже поднялись, уже с луками в руках. А этот... паж на букву Йе... перекинул пару поводьев в руки герцогини, а сам проскочил вдоль стены и взял поводья коней стрелков. Быстро, одна за другой тренькнули тетивы. Там снова заорали. Как-то совсем страшно. И снова негромко прозвучали тетивы "игрушечных" русских луков.

* * *

"Ничто в жизни так не воодушевляет, как то, что в тебя стреляли и промахнулись".

Похоже, на той стороне "воодушевлённых" не будет.

* * *

Какая-то фраза, обращённая к нему. Смысл доходит не сразу:

— Конрад! Очнись! Прими поводья.

Слева — ворота с открывающейся створкой. В проёме — один из русских гридней. Одной рукой тянет створку, мечом в другой отбивает прилетевший откуда-то дротик. Мимо него в ворота проскакивает верхом Ивашко, уже с обнажённой саблей на плече. Почти сразу раздаётся крик, ругань, звон железа. Снова крики. Собачий лай, перешедший в панический визг.

Герцогиня внимательно прислушивается, что-то спрашивает у стрелков. Потом один из них спускается в седло.

— Нуте-с, герр советник Конрад, а пойдём-ка мы, полюбуемся. Какие-эдакие дела тут делаются.

Ошалевший от происходящего, Конрад ведёт вслед за герцогиней в поводу двух лошадей мечников. И, въехав во двор, ошалевает ещё больше.

Вблизи стены главного двухэтажного каменного дома лежит женщина. Голая. Лицом в булыжники мощёного двора. Вокруг головы — лужа крови. Выше, из окна второго этажа, свесившись наполовину наружу, висит вторая голая женщина. У этой голова, вроде бы, пока целая. Перед низеньким крыльцом лежит здоровенный труп. Мужской, одетый, безголовый. С секирой в руке. Судя по одежде... из рыцарей. Чей — непонятно: сюрко, где должен быть герб, залито кровью. Где ж его голова...? За угол закатилась? Справа, у ворот конюшни, корчится, пытаясь вставить назад вываленные кишки, какой-то слуга. Ближе к воротам, с той же стороны, воет, постепенно затихая, ещё один. Рядом его отрубленная рука с дубинкой.