— Я предложил занять Дьенбьенфу, чтобы установить просто точку опоры (mole d'ammarrage) для нашей военной и политической деятельности в северо-западном Тонкине. Таким образом, мы извлекли бы выгоду из враждебности горцев тай против выходцев с равнин из Вьетминя, которые стремятся подчинить их своему игу. К сожалению, столицу Лайтяу нельзя было защитить даже от ограниченной атаки…. Я чувствовал необходимость некоторой срочности в подготовке возможного переноса столицы тай в Дьенбьенфу, чтобы иметь возможность противостоять вероятному возрастанию местной опасности, но также и прежде всего для того, чтобы предоставить дополнительный аргумент в пользу эвакуации Нашанга, о чем я настойчиво просил генерала Наварра.
Теперь многое зависело от того, как Наварр и Коньи определят соответственно свои понятия о том, является ли Дьенбьенфу воздушно-наземной базой или «опорной точкой». Наварр до последнего будет утверждать, что действительно, именно Коньи предложил занять Дьенбьенфу; а Коньи будет утверждать с той же настойчивостью, что обоснование занятия Дьенбьенфу полностью зависело от его собственной концепции Дьенбьенфу как пункта снабжения партизанских частей из местных племен, действующих в тыловых районах Вьетминя. Присутствие в Дьенбьенфу федеральной администрации тай Део Ван Лонга обеспечило бы политическую конкуренцию для собственной администрации Хо Ши Мина. Можно отметить, что эти два объяснения не являются взаимоисключающими. Сам Коньи признает, что он действительно предложил Наварру то, что составляло реализацию директивы №40 Салана, о существовании которой он, несомненно, знал. В какой-либо доступной документации (включая военные французские архивы и жаркие публичные споры между генералами Наварром и Коньи, приведшие к судебному разбирательству в 1955 году и серии очень эмоциональных статей и открытых писем в 1963 году), нет никаких доказательств того, что генерал Коньи ясно выразил Наварру свою собственную интерпретацию того, что он подразумевал под будущим Дьенбьенфу. Нет также никаких доказательств того, что генерал Наварр ясно дал понять генералу Коньи в то время, что он хотел чтобы Дьенбьенфу стала укрепленным районом в джунглях, предназначенным для того, чтобы выдержать правильную осаду.
Наварр представил свои планы 17 июля французскому объединенному комитету начальников штабов, под председательством маршала Жюэна, одобрившему их с оговоркой, что все дополнительные войска и снаряжение, необходимые Наварру, могут оказаться недоступными. Наварр выступил 24 июля перед всем Комитетом национальной обороны, состоящим из объединенного комитета начальников штабов, премьер-министра, министров иностранных дел, финансов, внутренних дел, обороны, иностранных дел и дел Индокитая, секретарей родов войск, под председательством президента Республики.
Эта встреча имела решающее значение для решения судьбы северного Индокитая в целом и судьбы Дьенбьенфу в частности. Позже Наварр настаивал на том, что «после долгих и запутанных дискуссий ни по одному из поднятых вопросов не было принято твердого решения». В своих собственных мемуарах на эту тему Жозеф Ланьель, который был тогда премьер-министром в одном из чехарды правительств Четвертой республики и занявший пост премьер-министра 3-го июля 1953 года, прокомментировал утверждение Наварра, заявив что расшифровка стенограммы совещания ясно показала, что он получил инструкции покинуть Лаос в случае необходимости и что он возражал против этих инструкций на том основании, что они создали бы неблагоприятный психологический эффект в Индокитае. Наварр в свою очередь, утверждал что 1) он не знал, что стенограмма совещания сохранилась, до тех пор, пока не прочитал об этом в книге Ланьеля; 2) стенограмма, если она и существовала, вполне могла быть подделана; и 3) в любом случае стенограмма была неоднозначной.
Генерал Жорж Катру, возглавлявший в 1955 году комиссию французского правительства по расследованию катастрофы в Дьенбьенфу (доклад которой по сей день является государственной тайной) и чьи собственные труды отнюдь не лестны по отношению к генералу Наварру, как правило, встает на сторону главнокомандующего в этом вопросе. Поскольку Дьенбьенфу имело смысл удерживать только в том случае, если французское правительство желало удержать Лаос или, по крайней мере, большую его часть, аргумент Наварра в первую очередь зависит от того, был ли он полностью информирован о намерениях французского правительства в отношении Лаоса. Поскольку Катру описал эту ситуацию на основе всех показаний, которые выслушала или получила комиссия, похоже что объединенный комитет начальников штабов, выслушав Наварра, рекомендовал Комитету национальной обороны «не возлагать на него никаких обязательств по защите Лаоса». Эта рекомендация, по-видимому. была передана Наварру только косвенно на совещании 24 июля и не была затем оформлена в виде правительственной директивы. Комиссия по расследованию Катру фактически установила, что чтобы выразить свою точку зрения по Лаосу в официальной директиве, адресованной теоретически гражданскому начальнику Наварра, государственному секретарю по делам ассоциированных государств (то есть, Индокитая) Марку Жаке, французскому правительству потребовалось время до 13 ноября 1963 года! По словам Катру, Наварр получил это сообщение только 4 декабря, через две недели после того, как первая волна десантников Бижара десантировалась на зону высадки «Наташа». Никакого объяснения этой невероятной задержке в передаче жизненно важной директивы так и не последовало.
Сам Дьенбьенфу упоминался на заседании Национального комитета обороны 24 июля, но лишь вскользь, поскольку, по мнению Наварра, операция в Дьенбьенфу должна была носить чисто второстепенный характер и в любом случае, полностью входила в сферу его ответственности как военного командующего в Индокитае. Более того, он уже принял решение об этом. На следующий день, 25 июля, его штаб в Сайгоне издал директиву №563, которая представляла собой первый официальный документ, предусматривающий занятие Дьенбьенфу. Она представлял операцию, как «превентивную акцию» против прорыва коммунистов в Лаос через верховья реки Меконг (т. е. в северный Лаос). Теперь политическая сцена была подготовлена для военной драмы, которая должна была последовать.
С этого момента планирование битвы при Дьенбьенфу приобрело характер греческой трагедии. Авиабаза Нашанг была эвакуирована французами 12 августа 1953 года. Для коммунистов эвакуация базы была настолько полной неожиданностью, что даже последний арьергард гарнизона из 9 000 бойцов был эвакуирован по воздуху без вмешательства противника. Этот арьергард состоял из роты партизан-тай, под командованием французского лейтенанта с невероятной фамилией Маковяк, походившего на польского крестьянина с равнин Познани своими соломенными волосами, голубыми глазами и квадратным телосложением. «Мако», как прозвали его близкие, получил эту деликатную работу из-за его совершенных познаний как в местности страны Тай, так и в языках тамошних племен. Эти два навыка сослужили ему хорошую службу позже, во время битвы при Дьенбьенфу. Быстрая эвакуация Нашанга позволила безопасно вывести всех людей и вооружение, но вынудила французов оставить многое стационарное оборудование, большие запасы боеприпасов и драгоценное покрытие из стальных перфорированных плит, которыми была покрыта часть аэродрома. Также были оставлены обширные минные поля, которые прикрывали различные опорные пункты, которые позже были тщательно выкопаны Вьетминем и использованы против французов в других местах. Французы вывели из строя как можно больше матчасти, а французские ВВС разбомбили многие из оставшихся объектов, но тем не менее, многое попало в руки коммунистов. Поскольку генерал Коньи вернул под свое управление девять батальонов и большой тоннаж авиатранспорта, эвакуация Нашанга считалась явным успехом. К сожалению, это также укрепило уверенность в генеральном штабе Наварра в способности занять подобный плацдарм и успешно эвакуировать его, когда он больше не будет полезен.
22 октября 1953 года Франция подписала договор об ассоциации и несколько конвенций, которые одновременно подтвердили независимость Лаоса и его членство во Французском Союзе с занимавшим тогда (и позже) пост премьер-министра Лаоса принцем Суванной Фумой. Этому договору придавалось особое значение, потому что Лаос был первым из трех государств Индокитая (другими были Вьетнам и Камбоджа), завершивших подписание такого договора с Францией. Хотя договор не содержал непреложного условия, обязывающего Францию встать на защиту Лаоса, это обязательство явно подразумевалось. Действительно, у Лаоса не было других причин подписывать договор. Это еще больше укрепляло убежденность Наварра в том, что в случае второго вторжения Вьетминя в Лаос (первое, напомним, произошло зимой и весной 1953 года) необходимо будет сделать все возможное для защиты этой страны. Действительно, как было показано, Наварр утверждал в 1955 году (а также в 1963 году), что он не получил четкой директивы от французского правительства на родине относительно того, оставлять ли Лаос или нет — решение по утверждению Наварра, было полностью политическим и, следовательно, должно было быть принято Парижем, а не им.
«Предположим (говорил Наварр в 1963 году), что я решил… покинуть Лаос по собственной инициативе и открыл Вьетминю путь к полной победе: сегодня меня клеймили бы как человека, предавшего честь своей страны.»
Как было показано ранее, сомнения Наварра были разрешены директивой французского правительства от 13 ноября, которую он получил после начала атаки на Дьенбьенфу. Тем временем, однако, подписание франко-лаосского договора, возможно усилило впечатление Наварра о том, что Лаос надо защищать и что долина Дьенбьенфу была тем местом, откуда можно было его защищать. 2 ноября 1953 года начальник оперативного отдела Наварра издал директиву №852, обрисовавшую командную цепочку для предстоящей операции. Генерал Коньи, в качестве командующего сухопутными войсками в Северном Вьетнаме стал главнокомандующим операцией, которая должна была быть проведена в период с 15 по 20 ноября, или не позднее 1 декабря. Первоначальная численность войск, которые должны были быть задействованы, ограничивалась шестью батальонами, а затем была сокращена до пяти.
Если судить по докладным запискам, представленным Коньи его подчиненными 4 ноября, действие этой директивы на штаб Коньи в Ханое было подобно бомбе. Написанные от первого лица единственного числа, поскольку они должны были быть адресованы от Коньи Наварру, эти записки были единодушно и даже вопиюще враждебны всей операции:
«… Выглядит так, что для генерального штаба (EMIFT), занятие Дьенбьенфу перекроет дорогу в Луангпхабанг и лишит Вьетминь риса из этого региона. В такой стране нельзя перекрыть дорогу. Это понятие европейского типа, не имеющее здесь никакого значения. Вьеты могут пройти куда угодно. Мы видим это прямо здесь. в дельте Красной реки. Излишки риса, предоставленные Дьенбьенфу, могут прокормить только одну дивизию в течении трех месяцев. Таким образом, это внесло бы лишь частичный вклад в кампанию (противника) в Лаосе…
Я убежден, что Дьенбьенфу станет, нравится нам это или нет, батальонной мясорубкой, без возможности масштабного проецирования силы из него, как только он будет заблокирован единственным полком Вьетминя (см. пример Нашанга).
В то время как существует явная угроза дельте (Красной реки), которая становится все более очевидной с каждым днем, мы обездвижим в 300 километрах от Ханоя эквивалент трех полковых боевых групп. Они представляют собой все подкрепления, которые мы получили… которые позволяют нам наносить потери противнику…
Последствия такого решения могут быть чрезвычайно серьезными и генеральный штаб должен это знать».
Во втором меморандуме подробно описывалось, во что обойдется операция в Дьенбьенфу. В нем подчеркивалось, что для противника быть отрезанным от риса Дьенбьенфу, будет иметь лишь небольшое значение; что возглавляемые французами партизанские отряды в этом районе до сих не были эффективными; и что преждевременная операция в Дьенбьенфу вполне может привести к их уничтожению. В меморандуме также указывалось, что эффективное пресечение использования всех основных подходов к Дьенбьенфу путем бомбежки с воздуха поглотит три четверти всех боевых самолетов, имеющихся в распоряжении Северного командования. Далее в нем подчеркивалось что пять батальонов, первоначально запланированных для Дьенбьенфу, вскоре столкнутся по меньшей мере с девятью батальонами коммунистов, находящимися в этом районе, и что они в свою очередь, должны будут пополняться новыми французскими подразделениями, выводимыми из дельты Красной реки. Меморандум заканчивался просьбой со стороны Коньи о предоставлении большего количества войск и воздушного транспорта, «если, вопреки явно неблагоприятному мнению, которое он сам, как командующий сухопутными войсками в Северном Вьетнаме, уважительно выражает», решение о проведении операции будет поддержано генеральным штабом в Сайгоне.
В последней записке просто подчеркивалась трудность отвода гарнизона Лайтяу в направлении Дьенбьенфу и предсказывалось, что войска Вьетминя смогут создать сильную блокирующую позицию между двумя авиабазами. За этой совершенно негативной оценкой того, что должно было стать операцией «Кастор», два дня спустя последовало личное письмо Коньи Наварру, которое было значительно менее определенным. Наварр отдал необходимые приказы своему штабу, подготовить начало операции к 20 ноября. Наблюдатели, которые в остальном были почти полностью согласны с точкой зрения Коньи, тем не менее чувствовали, что его позиция была двусмысленной. Премьер-министр Жозеф Ланьель объяснял такое отношение тем, что он назвал «политикой зонтика» некоторых старших французских командиров, которые, по словам Ланьеля, были больше озабочены тем, чтобы защитить себя от личной ответственности, чем от атак противника.
«Эта озабоченность приводит их к чрезмерному использованию меморандумов, отчетов и к отказу предпринимать какие-либо инициативы без письменного приказа. Это также заставляет их запрашивать средства, которые выходят далеко за рамки того, что может быть предоставлено, чтобы в случая неудачи иметь оправдание в том, что к ним не прислушались».
Коньи, в недавнем опровержении таких взглядов и предположения о том, что его глубокое несогласие с Наварром должно было в тот момент привести к отставке Коньи (или, по крайней мере, заявлением об отставке) с должности командующего зоной, который был вовлечен в операцию с которой он лично, по-видимому, был полностью не согласен, утверждал что как только он представил свои возражения против операции, дисциплина потребовала, чтобы он выполнил данные ему приказы. Хотя он мог бы «на цыпочках» уйти от предстоящей катастрофы со звездами генерал-майора на плечах, он чувствовал, что у него есть «обязательства» оставаться на своем посту перед своими войсками в Тонкине. Он использовал тот же аргумент и для объяснения, почему он не подал в отставку позже, когда Наварр почти в одностороннем порядке решил превратить долину Дьенбьенфу из «опорной точки» для партизанских войск в укрепрайон в джунглях. Вполне вероятно, что этот полный разрыв отношений между Наварром в Сайгоне и его ключевым командиром в Ханое (и судя по всему, между их непосредственными подчиненными) оказал решающее, если не фатальное влияние на то, как в конечном итоге были реализованы планы.
