— Андрей, но можно просто Дюша — я привык, моей семье бесполезно объяснять всю неправильность и невозможность такого сокращения моего имени, так что я считаю это прозвищем, тем более все меня так и зовут. Даже в садике прижилось, — последними словами Дюша явно жаловался.
— Пожалуй, я все же буду звать Андреем, с вашего позволения, — отозвался Лёня.
— Так вот, собственно вопрос. Ваше прогрессивное мышление, оно является естественным для всех людей вашего мира и вот такие, — тычок в мою сторону, — всего лишь исключение из правил? — ответ Дюши я не слушала. Меня только что оскорбили? Ну, наглая кошара, да я тебя... Хотелось треснуть сковородой по этой наглой морде от всей своей большой души. Тем более, что благодаря этой неблагодарной скотине мне уже третий раз придется мыть посуду. Они с Дюшей отыскали печенье, открыли банку с вареньем (иногда есть преимущества от собственной дачи), которую почти прикончили. Я с ними точно разорюсь! Чашки никто и не думал мыть, вместе с розеточками под варенье, только непонятно, зачем они еще две тарелки испачкали и чем? В общем, я была готова взорваться, но вдруг вспомнила куда, а точнее, к кому мы завтра едем и желание отпало. Ничего, кошак дранный, ты скоро познакомишься с моей бабушкой. Посмотрим, как ты ее перенесешь и к каким типам мыслящих отнесешь. Я уж тебя от нее спасать не стану. Сам выкручивайся. Потому нежно улыбнулась этой скотине, от чего лицо у Лёни вытянулось, и отправилась звонить на работу, надо же предупредить, что я заболела. Отпуск мне точно никто не даст, в разгар работы и большого заказа. Только, что врать?
— Дюш, назови мне болезнь, такую, чтоб неделю на работу не ходить. — Дюша назвал, потом повторил еще раз, потом старательно вывел на бумажке, откуда я, хрипя и непрерывно кашляя, читала названия шефу. Шеф почему-то испугался, велел ни в коем случай на работу не выходить, причем можно месяц, он мне отпуск задним числом выпишет. И что это он такой подозрительно добрый? То никакого отпуска не допросишься, то нате, сам предлагает. Пожалуй, надо будет поинтересоваться у Дюши, что же это за болезнь такая? Терзают меня смутные сомнения в правильности действий.
На следующий день, я чувствовала себя мамашей на прогулке с дитем. Нет, тем ребенком был естественно не Дюша. Дитятей был Лёня, с совершенно детской непосредственностью, интересующийся всем и вся, что видит. Я старательно прятала лицо, поглубже надевая капюшон, на нас уже подозрительно косились. С утра я сбегала на квартиру к сестре вместе с Дюшой, пока кошак спал. Все-таки оставлять ребенка с чудищем не хотелось. Там мы быстро подобрали ему одежду в соответствии с апрельской погодой. Так что теперь Лёня щеголял в своих сапогах, черных джинсах, толстом темно — синем свитере и ветровке. Вот и топал рядом с вполне приличными нами: мной и Дюшой, этот метр восемьдесят пять с взглядом маньяка. Интерес он проявлял ко всему, честное слово, думала, что при виде машины у него случится инфаркт, но Дюша взял на себя объяснения и втолковал Лёне принцип действия автомобиля. И что думаете, проблем стало меньше? Как бы ни так. Сначала он заартачился на входе в автобус. Еле запихали, ну не пешком же шесть остановок до бабушкиного дома идти? А как на нас пассажиры смотрели вместе с кондуктором!
— А он у вас чего? Больной что-ли? — пробасила кондукторша.
— О, да вы понимаете, он иностранец, приехал к нам лечить редкую болезнь, которая вызывает страх буквально перед всем, — короче я завралась. Вещала я еще минут десять и еще бы продолжала, если бы не Дюша который дернул меня за руку. Только я во вкус вошла; оказывается, для счастья мне все это время не хватало аудитории, столь внимательно, буквально ловя каждое слово, слушающих, еще бы понедельник, одиннадцать, полупустой автобус и пассажиры сплошь бабушки. Недовольно глянула на Дюшу, что такое, последнее время мне и так не везет, так и тут покайфовать не дают. Дюша повел глазами на Лёню. Мда, кто же знал, что эту скотину укачивает. Как я это поняла? Нежно зеленый цвет лица, прикрытые глаза, нервно сжатые в кулаки руки и нервно дергающийся кадык. Жалостливо поплакалась кассирше, что вот бедного даже обычная поездка до дрожи в коленях доводит, страшно ему постоянно. Ой, чувствую, когда Лёня в себя придет он мне еще это вранье припомнит. А вот кондукторша прониклась, с иностранца денег не взяла, так что мы сэкономили.
— Рэн, а Рэн, а что это вы мне сразу не сообщили, что у вас морская болезнь? Я бы вам таблеточку от укачивания купила. — Хотя, навряд ли, кто их детей Тиагра и Рисы знает, вдруг она на него ненормально подействует?
— Откуда мне знать? — простонал Лёня, расползаясь по скамейке, куда мы с Дюшей его еле сгрузили с автобуса. — Я никогда не плавал. Зачем мне? Я же летаю.
— Вот это-то и странно. Я слышала, что у птиц внутренне ухо устойчиво, а тебя что и во время полета мутит? — интересуюсь.
— Слушай, уважаемая как там тебя, не знаю я не про какое ухо, — рявкнул Лёня. Натуральный мужик, чуть плохо стало, сразу раздражительность проявляется. Сейчас еще и плакаться начнет, как ему плохо и какими тяжелыми испытаниями полна его жизнь после встречи со мной.
— В преддверии и полукружных каналах внутреннего уха расположен рецепторный аппарат вестибулярного или статокинетического анализатора. Укачивание обусловлено излишней чувствительностью или чрезмерным раздражением вестибулярного аппарата, отвечающего за равновесие и расположенного внутри черепа во внутреннем ухе, — выдала ходячая энциклопедия. Я посмотрела в бессмысленное лицо Лёни.
— Ты знаешь. Сомневаюсь, что он понял, хоть слово из сказанного тобой.
— Хватит выставлять меня идиотом! Я все прекрасно понимаю, не дурак! — зарычал Лёня.
— Дурак — не дурак, а теперь нам пешком еще топать и топать и все благодаря тебе! По этим дурацким лужам. И если я промочу ноги, то это будет исключительно ваша вина, многоуважаемый Рэн.
— Да я вообще не собирался к вашей бабушке. Что я там забыл? Лучше я прямо сейчас пойду искать Вальте. — Ну, и он утверждает, что не дурак?
— Интересно, где и как искать собираешься? Иди — иди. Не удивляйся только, что от тебя люди шарахаться начнут, кто-то попытается ограбить и если чего заберут в ментовку, а поскольку ты так просто не сдашься и укокошишь сколько то из них, натравят ОМОН, сомневаюсь, что ты от автоматной очереди сможешь, увернуться. — Все я зла, просто в бешенстве. Да пусть катится колбаской по первой Спасской. Достал, что я с ним как с ребенком нянькаюсь?
— Лена утрирует, но и вы не правы. Вы еще слишком мало знаете о нашем мире, о возможностях людей, которые его населяют. Первым пунктом в вашей теперешней ситуации должен быть сбор информации, что, как мне казалось, вы до этого и делали. — Ха, кошак получил нокаут. Обиделся, признал, что не прав, но надулся как маленький, пришлось мороженое покупать. Зато морда сразу довольная стала, как и положено довольному кошаку. У меня, глядя на него, мурашки побежали. Апрель, вон кое-где еще снег лежит, а эти два мороженое за обе щеки уплетают. Боже, сделай так, чтоб Дюша не заболел, а то Динка меня точно прикопает. Просто у Дюши есть слабость, мороженое, которое ему не слишком часто есть приходится. Почему? Оно не слишком-то и полезно, это во-первых, а во-вторых, в семье Диночки и Вовы, мороженое не едят из-за Маришки, старшей дочери. Она певица, в хоре надрывается, сейчас на гастролях, вот ей то мороженное и нельзя, дабы голос сохранить, а чтоб бедного ребенка не соблазнять лакомством, вся семья дружно от него отказалось, естественно только на то время пока Маришка дома. Стоит ей на гастроли уехать и все семейство закупает по ведерочку втихаря.
Так что эти двое тащились позади. Лёня периодически чем-то интересовался, а Дюша читал ему об этом лекции. Лепота, ко мне хоть не пристает и то хлеб. Вот только топая впереди, я все больше жалела, что так легко оделась. Да и кто мог предположить, что я пешком так долго ходить буду. Эх, хоть бы шарфик с утра намотала, а так чувствую — простыну.
К дому бабушки я пришла злая и с мокрыми ногами. Чуть позади топали Лёня с Дюшой на руках, рядом с парадной была здоровая лужа, в которой Дюша мог утонуть, вот и сидел на руках, что-то оживленно говоря. И когда у нас дворы и дороги в порядок приведут? Бабуськи у парадной проводили нас умиленными глазами.
— Какая семья прошла красивая, а мальчишка явно в папу, — провозгласила одна, в красном беретике.
— Да это вроде Лена была, Степановны внучка, — прокряхтела вторая.
— Дак, давно пора уже, брат с сестрой-то давно уже семьями обзавелись, а она все одна. — Фигею я от осведомленности бабушек. Никакой шпион лучше информацию не достанет. Еще немного и внуками обзаведусь, вот и замуж уже отдали и ребенка приписали.
— Лен..., Елена Александровна, а что это они сейчас говорили? — тихим шепотом поинтересовался заходящий следом в парадную Лёня.
— А это, многоуважаемый Рэн, они меня замуж выдали, а я и не в курсе. — Пропыхтела я, поднимаясь по лестнице.
— Кто муж? — удивился Лёня.
— Дак, вы Рэн и есть.
-Что?! — раненным зверем взвыл Лёня. Оно и понятно, недаром Дюша ему так много об институте брака рассказывал. Видать впечатлился.
Сдерживая хохот, позвонила в квартиру. Позади Дюша читал лекцию Лене о слухах, что это такое и с чем их едят. Вроде успокоился. Дверь распахнулась. Бабуля, в нежно бирюзовых брюках и такой же нежно бирюзовой летящей тунике и... с сигарой в зубах?!
— С добрым днем, дорогая. — Приглядевшись, убедилась в том, что сигара не зажжена.
— Бабуль, ты с каких пор курить начала?!
— А, это мы с Михайловной на слабо, — мечтательно улыбнулась бабуля. Увижу в следующий раз Тошку — прибью. Милый старший сын моего братца, в один прекрасный день научил бабушку играть в эту простую и незамысловатую игру, которую сам же и придумал. Теперь, играя в любую игру, будь это шашки, карты или домино, бабуля заканчивала словами 'А слабо...', дальше шла очередная ее выдумка, а фантазия у бабули... Теперь с ней редко кто играл, она не отказывалась, когда проигрывала, выполнять условия, но чаще она, все же, выигрывала. Через некоторое время наивно соглашались с ней поиграть только правнуки, да лучшая пожизненная подруга Михайловна, точнее Лидия Михайловна Усупова, правда, она всегда говорила, что Юсупова и принадлежит к тому самому роду, а еще, что она актриса. Может быть, когда-то и была, причем работала в самом неизвестном театре. Да я вообще сомневаюсь, что она может роль выучить, ну или могла; кажется, играть она может, только ей же выдуманные роли. Лидия Михайловна вообще человек удивительный, детскую наивность сохранила в свои восемьдесят три. Помнится, как-то приехала она к нам на дачу погостить, на пару дней, удивительным образом, растянувшимся на пару месяцев. Единственный плюс был в том, что она как никто могла занять бабулю и отвлечь ее от огорода, на котором бабуля чувствовала себя как генерал на поле боя. Причем вся ее семья была армией, мама, почему-то, всегда была кем-то вроде полковника, потому грязной работой не занималась, а командовала войском, точнее парой рядовых, в которых вписывала своих детей, ну и меня, конечно. Противником естественно были сорняки, не вспаханная земля и не политые овощи. Страшный враг я вам скажу. Выматывал нашу армию до положения не стояния. Но вот когда не было на поле боя бабули — Кутузова, то все расслаблялись, вытаскивались раскладушки, накрывался большой круглый стол, все пили чай и жмурились на солнце от счастья. Но, как я уже сказала, это был единственный плюс от приезда Михайловны, в другое время она доставала всех похлеще бабушки, а уж ее вездесущий нос совался туда, куда не следовало сотни раз!
Помнится, бабуле врач посоветовал есть киви для лучшей работы желудка. Папа не стал экономить, купил до фига, но как они оказались в темном пакете на веранде — я не помню. Помню, что тогда был первый день, точнее вечер, когда Михайловна столь неожиданно нагрянула к нам. Поспела как раз к ужину, на который матушка приготовила свое фирменное блюдо — пюре, такого вы не пробовали нигде, секрет знает только матушка. Вот и Михайловне понравилось, нахваливала весь вечер. Что ее понесло на веранду, на ночь глядя — не знаю, что ее потянуло заглянуть в пакет — и подавно. Крик раздался душераздирающий, проснулось все семейство, кто в чем был прибежали туда. Лидия Михайловна полулежала на диване, держась за сердце и тихо стона. На вопрос бабули, которая была очень зла, будить ее действительно не стоит, да еще и грозна, в бигудях, с перчатками на руках, которые она надевает на ночь, предварительно намазав руки увлажняющим кремом, и видимо с испугу схваченной кочергой:
-Что случилось?
— Потравили, изверги! — вскричала несчастная, прижимая ладонь ко лбу. М-да, если она и раньше так играла, удивительно, как ее из театра не выгнали? У нас дачный алкаш Петька и то правдоподобней трезвым притворяется, стоя на карачках.
— Ты что с ума сошла? — заорала бабуля, потрясая кочергой. — Кому ты нужна, чтоб тебя еще травить? Яд тратить. Сама скоро помрешь! — добрая у меня бабушка, да?
— А это тогда что? — вопросила Лидия Михайловна, тыкая на пакет. Мы дружно склонились над пакетом.
— Киви, — хором исполнили дети. Правильно пожилой человек задал вопрос, вот они и ответили. Михайловна подскочила, как ужаленная.
— Киви? Это что новый сорт картошки? — немая сцена длилась долго. Все активно напрягали не до конца проснувшиеся мозги, чтобы понять, причем тут картошка?!
— Залезла в пакет, там она — волосатая! Гадость какая. Да я только посмотреть хотела какая у вас картошка! Мне Саша сказал, что она на веранде в темном пакете! Я туда руку, а она — волосатая! Мутагенная! — вещала Михайловна.
— Совсем из ума выжила! Ты б хоть пощупала! Да разве картошка такой бывает?! — заорала бабуля. Вид у нее был грозный, и эти белые перчатки с зажатой в них кочергой... Так что бабушку лучше не злить. Ладно, нравятся ей эти игры с горе актрисой и ладно. На здоровье.
— На слабо? И в чем же на этот раз слабо?
— Тот, кто проиграет, должен будет выкурить сигару, хотя бы до половины, — жизнерадостно отозвалась бабуля, перевела взгляд мне за спину и, отступая, дала мне пройти.
— Бабуль, а не поздновато ты к курению пристращаешься? — проходя в квартиру, пробормотала я.
— Намекаешь, что мне жить и так недолго осталось? — с подозрением вглядываясь в лицо подошедшего Лени, поинтересовалась бабуля.
— Типун тебе на язык. Просто изумляюсь вашему энтузиазму, на старости лет потравиться сигаретным дымом.
— В жизни надо успеть попробовать все, — прогремела бабуля, еще ближе всматриваясь в лицо Лёни. Смотрелась забавно, бабуля ростом с меня, да и выражение лица Лёни, напряженно — настороженное, тоже смотрелось забавно.
— Что-то я Вову совсем не узнаю, на курорт что ли ездил, загорел так? Вроде и похудел, осунулся... — чуть о порог не споткнулась. Бабулю ввел в заблуждение Дюша на руках у Лёни?
— И не узнаешь, — поспешно успокоила я. Благодаря чему и удостоилась подозрительно взгляда. — Это не Вова.... — договорить я не успела, опередила Михайловна, появившаяся из гостиной, как всегда, наверно, подслушивала и не утерпела. В зубах, как и у бабули, зажата сигарета, в руках веер карт. Понятно, в дурака резались.
