| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Мысли о тайном соблазнителе тревожили Эдвина, злили и мучили. Он не мог найти ни единого объяснения тому, что видел, что произошло. И все это сильно угнетало его.
Да и сюзерен вел себя слишком скованно весь день. Он рассеяно слушал докладчиков, перечитывал одну и ту же строку в жалобах по несколько раз, а во время разговора с настойчивым южным купцом, просившим сбавить налоги его ремесленной гильдии, и вовсе внезапно порывисто встал и покинул небольшой зал для бала, теперь использовавшийся как приемная, и долго и мучительно думал, врет ли ему синеглазый, кажущийся таким честным Эдвин. В конце концов Сильвурсонни ударил кулаком по стене, вернулся к делам, но прибыл в спальню очень хмурым и сразу взялся за вино.
Эдвин открыл глаза, почувствовав его присутствие, тихо встал с постели и, подойдя сзади, обвил руками грудь. Алонсо терпеливо ждал, пока Луис нальет себе вина. Эдвин чувствовал его тревогу как свою, знал, что Сильвурсонни злиться, но до сих пор все это для Алонсо выглядело неудачной шуткой. Он же точно помнил, что был с Луисом, и Эдвин не был пьян, не чувствовал дурмана в голове — разве что слабость, легкую, которая не позволяла ему перехватит инициативу на себя. Его подчиняли и любили в ту ночь. Перед тем, как этим вечером уйти в спальню, Алонсо расспросил стражу и четверо из четверых гвардейцев подтвердили, что король действительно был занят всю ночь переговорами. Эдвин не знал, что думать, и уже взаправду чувствовал себя виноватым.
— Хочешь, я помогу тебе расслабиться? — он мягко поцеловал короля в шею.
Луис молча пил. Глоток за глотком... страх, недоверие, ярость. Он столько времени провел один, чтобы теперь оказаться в глупом положении — рогатом положении.
— Не надо, Эдвин, я не настроен... — ревность била по сердцу, но разум продолжал оставаться холодным. — Мне не хочется расслабляться. Мне не по себе... — он сильнее сжал пальцы на кубке, вспоминая, как Фернандо наказывал за малейший намек со стороны Луиса на заинтересованность кем-то. Не спускал ни взгляда, ни даже слова, наказывал жестоко.
Эдвин замер на миг. Луис не хочет его сейчас? Сердце в груди Эдвина сжалось от невыносимой тоски, он не понимал, за что с ним так, что случилось позавчера. Он выдохнул, постаравшись успокоиться, потом все же провел ладонями по животу Луиса, сверху вниз, осторожно расстегнул золотую пряжку пояса.
— Я знаю, но... давай все же попробуем. Я очень скучал без тебя...
Сильвурсонни выдохнул, пристально глядя в темное окно, где за толстыми стенами замка месяц плыл в пухе облаков, где дыхание зимы стало еще сильнее. Веки закрылись сами собой.
"Фернандо связал бы тебя, Фернандо отходил бы тебя плетью, Эдвин, если бы ты был его любовником, он бы скрутил тебя и потащил на дыбу, а потом лишал бы дыхания, и ты бы признался..."
Луис обернулся и посмотрел на Алонсо через плечо, на то, как нежно ложатся тени на его лицо.
— Раздевайся, — приказал, чуть ли не морщась от того, что диктовала память о короле.
Эдвину очень не понравился тон короля, точнее у Алонсо возникло нехорошее предчувствие, и несколько долгих мгновений он, затаив дыхание, вглядывался в голубые глаза сюзерена. Ни слова возражения не было сказано в ответ. Эдвин отложил золотой пояс Луиса на стол, потом стянул с себя серое шелковое блио, затем рубаху и брэ. Совершенно обнаженный, он встал перед Луисом, глядя на него прямо и с любовью, а потом вспомнил отметины на своей шее и неловко отвел взгляд.
— Я сделаю все, что ты захочешь, — сказал он тихо.
— Повернись спиной, — потребовал сюзерен, намереваясь осмотреть всего любовника, и обнаружил темные пятна и на ягодицах и даже на ногах. Сердце завыло. Больно, гадко. Пальцы вновь сжались и разжались, и мужчина направился к кровати, сдернул длинный шнур с полога, перекинул тот через балку и поманил Алонсо к себе. — Иди сюда, — Луис сделал петлю, — раз доверяешь настолько.
Эдвин посмотрел на шнур непонимающим потрясенным взглядом, потом на Луиса. Знать бы, чего добивается король. Алонсо смирился с тем, что виноват, и что за свои поступки надо отвечать даже тогда, когда ты их не совершал. Перед любимым точно. Эдвин сглотнул и, собравшись духом, подошел к петле.
— Что я должен сделать?
— Дай мне руки, — Луис не собирался злобствовать, но закипающая кровь требовала хоть как-то успокоить ярость. Мужчина свел запястья любовника и вскоре Алонсо уже буквально висел перед кроватью, едва касаясь пальцами пола. Пять минут. Точно пять, чтобы тот не потянул сухожилия. Подхватив кожаный широкий пояс, сюзерен вернулся к Эдвину и без предупреждения со всей силы ударил того по ягодицам.
Алонсо вскрикнул — не столько от боли, сколько от неожиданности, резко втянул ноздрями воздух и ухватился за шнур. "За что?" — эта мысль пронзила голову болью, которая пошла в сердце, сдавив его. На глаза навернулись слезы, а Алонсо только крепче стиснул зубы и попытался встать прямо, готовясь к следующему удару. Если Луису так хочется — пусть бьет, сколько пожелает. Лучше боль — лишь бы только не ледяной взгляд, не сухость скупых коротких фраз, не злоба в сердце. Что угодно, но не это!
Но Луис не ударил, а обнял сзади, проводя по груди, сжимая соски, оттягивая и спускаясь по животу горящими ладонями, его язык скользнул между лопаток расплавленным серебром, требующим ответного трепета.
Эдвин почувствовал, как тело расслабляется, доверяясь ласке — по-другому и быть не могло. Алонсо слишком сильно любил Сильвурсонни, чтобы позволить себе настоящую обиду. Пожалуй, Луис был единственным человеком на земле, которому Эдвин мог позволить все с легкостью, и с ней же все простить.
— Луис? — позвал Эдвин, тяжело дыша, желая узнать: сердятся на него еще или уже нет.
— Да? — вопрос не нес никакой угрозы, скорее, игривый, чем злой, но на самом деле под завесой спокойствия притаился зверь, давно забывший, что была и такая любовь — дикая, со шрамами и кровоточащими ранами. Луис отступил и вновь ударил — так, чтобы на коже остался красный след, чтобы завтра ничто не напоминало о синяке измены. Да, это измена — явная или неожиданная.
— Черт! — вскрикнул Эдвин, снова напрягаясь. Он признал, что не очень хорошо знал такого Луиса, в гневе. — Тебе это нравится? — спросил Алонсо, обернувшись через плечо. — Тогда давай еще пару раз... посильнее.
Хочешь сильнее? Да, и мне хочется исполосовать тебе спину. Ты мой, мой, — сознание Луиса поплыло. Он ударил, и еще раз, и еще, пока не сорвался на с десяток ударов, исхлеставших и ноги, и спину Алонсо, а потом вдруг очнулся — с дрожащей рукой и весь мокрый — пот стекал по лбу, губы дрожали от нахлынувших слез.
— Боже! Что я наделал?
Эдвин изо всех сил держался за шнур. Совершенно оглушенный и не понимающий, он до боли сцепил зубы и не произнес ни звука, и только широко, быстро расходившиеся ребра выдавали, что ему нехорошо. Тело, покрытое багряными полосами, едва держалось на ногах. Алонсо почти не слышал голоса Луиса, не разобрал слов. Сейчас, когда все закончилось, он просто пытался отдышаться, чтобы придти в себя.
И Сильвурсонни понял, что пора. Он дернул за веревку, и его любимый буквально рухнул на кровать, как будто все силы вытащили. Гулкий пульс отдавался в висках. Мало. Как мало! Хочется резать вены, хочется, чтобы он кричал! Нельзя... Это Фернандо хочет, не ты... Ты никогда не желал... Или ты обманывал и самого себя.
— Эдвин, — лечь рядом, обнять и впиться ногтями в бедра. Еще... боли и освобождения.
Алонсо услышал свое имя, почувствовал руки на своих бедрах и вдруг сам поддался назад — так просто и незатейливо, словно они с Луисом обо всем договорились заранее.
— Возьми меня, — выдохнул он, поворачивая голову набок, потянувшись за поцелуем, который не надеялся получить. Эдвин дрожал и не смел открыть глаз, боялся. — Луис, — прошептал он нежно, сказав одним именем, как любит, как желает, как принимает его даже таким — злым и жаждущим крови. — Луис...
Он хотел, чтобы было именно так. Хотел его боли, хотел вбиваться в него с отчаянной страстью и видеть, как тело меняется: подчиняется и срывает запреты, а потому резко перевернул Алонсо на живот и заставил упереться головой в покрывало, а сам мазнул слюной по входу. Сегодня будет грубо, жарко, страстно. Сегодня он не станет его жалеть. Член уперся в анус, еще дразня и играя, но потом толкнулся туда с силой и напором, раздвигая жаркое удовольствие сюзерену заново.
Эдвин замычал в подушку, цепляясь руками за покрывало. Это было даже больнее, чем тогда, в лесу. Луис над ним казался Алонсо тяжелей обычного. Он попытался расслабиться, но без смазки проникновения приносили только острую жгучую боль... и все же душе оказалось еще больнее. Эдвину предстояло привыкнуть к подобным пристрастиям короля, и он знал, что когда-нибудь этот момент наступит... Луис не поцеловал его.
Сильвурсонни знал, что Алонсо больно, знал, что следует остановиться себя, но внутри бушевал ураган. И Луис еле сдерживался, чтобы не стать зверем, каким бывали его любовники. Он двигался пока медленно, заставляя Эдвина привыкнуть, и смотрел на его исполосованные красные ягодицы и спину.
Эдвин немного приподнял бедра, чтобы Луису было удобнее проникать в него. Тяжело дыша, Алонсо просунул руку под живот, потом между ног и дотянулся пальцами до мошонки короля, нежно погладил. Эдвин не мог поступать иначе, не должен был злиться на Сильвурсонни, хотел показать в ответ, что хочет его, очень хочет, но из глаз невольно катились слезы, и плакал Алонсо второй раз в жизни и за последнюю неделю. Измена, которой не было... Если Луису нужна была только причина, чтобы причинять боль Эдвину, то неужели нельзя было найти что-то более простое? К боли между ягодиц и в душе добавилась боль в ногах, под едва поджившей обгорелой кожей и Алонсо все-таки застонал.
Сильвурсонни слышал стон, он точно знал, что это боль, что она прожигает Эдвина, что нужно себя остановить, но внутреннему зверю наоборот хотелось получать, обладать и приучать к себе — сделать послушным своим безумствам, заставить гореть вместе с собой. Луис подсунул руку под живот и обхватил член Алонсо, лаская грубо, словно шлюху, которая должна подчиняться, толкался на самую глубину, выходил опять и вбивался, ловя новые стоны.
Все бы ничего, но Алонсо четко понимал и чувствовал, что его наказывают. Возбудиться при таких обстоятельствах оказалась до черта сложно, а потому Эдвин закрыл глаза и стал вспоминать их первую ночь, проведенную вместе, мягкий голос короля: "Поцелуй меня", дрожь его тела, жар огня в камине, серебристые влажные волосы Сильвурсонни, пахнущие травами после купания. Сердце в груди забилось бешено и сильно, в глазах у Эдвина потемнело и он сам толкнулся в руку Луиса, потом назад, на его член, и со стоном чуть пролился на его пальцы.
Даже теперь любовник сюзерена сумел успокоить затянувшееся помутнение рассудка, сжимая член мышцами и сам толкаясь назад. Луис не ожидал, что гнев сойдет с него волной наслаждения, что он рухнет на кровать рядом с Алонсо и будет лежать там тихо кляня себя за то, что только что сделал.
— Прости, — шепнул, сжимая ладонями виски. — Я ревную тебя... Лучше бы ты сказал мне правду.
Эдвин смотрел на Луиса спокойно и внимательно, темные волосы спутанным шелком прилипли к его влажному лбу, и синь глаз казалась пронзительной, дыхание тяжелыми хрипами слетало с губ. И все же Алонсо нашел сейчас в себе немного сил, чтобы протянуть руку к лицу Луиса и очень ласково провести пальцами по щеке.
— Знаешь, — тихо сказал Эдвин, и в его словах звучала улыбка, — а мне понравилось... — Алонсо вздохнул и уже серьезнее добавил: — Ты тоже прости меня, но... я не знаю правды. Я помню, что я был с тобой... Дурацкая ситуация — дальше некуда.
— Да, дурацкая, — невесело отозвался Луис, оглядываясь, а потом заставил Эдвина перевернуться на живот и принялся смазывать его кожу специальным раствором, осторожно и бережно прошелся по ягодицам, набрал из серебряной шкатулки мази, обрабатывая анус, затем осмотрел ноги и достал новое лекарство. — Только я виноват, что себя не сдержал. Ты и так болен...
Эдвин покорно и с благодарностью принимал его помощь, прикрыв глаза.
— Давай поговорим об этом? — предложил он. — Не о том, кто виноват, а о ситуации в целом.
— Баронство Райсаро, наверняка, имеет людей, которые будут мстить мне, Эдвин. А вот я должен уметь держать себя в руках, — пальцы осторожно вмазывали травяную смесь в ожоги. — Ты и сам знаешь, что есть те, кто отомстит за отца.
— Это я знаю, — вздохнул Алонсо, поворачиваясь, чтобы увидеть лицо Луиса. — Меня не это беспокоит, а ты. Если бы я был на твоем месте, я бы подумал, что мне нагло лгут в глаза. У тебя есть такие мысли?
— Да, есть, — честно признался Сильвурсонни. — Ты хочешь, чтобы я забыл? Я не могу даже мыслить о том, что ты спал с другим. Мне от этого больно, — мужчина продолжал смазывать раны и про себя молился — злость медленно возвращалась.
— Мне нечего сказать в свое оправдание, — ответил Алонсо, прикрыв глаза от боли, возникшей в сердце. Он десять лет любил Луиса, он всю свою жизнь жил один и ему никто больше не был нужен... только Луис. Королем, нищим, слепым, хромым, брошенным всеми — любым, а теперь он думает, что Эдвин солгал ему — и это пятно позора и грязи никогда не сойдет с репутации Алонсо. О какой любви может идти речь, если тебя считают шлюхой. Но даже не поэтому Эдвину было больно сейчас: тот, кто его поимел, причинил боль Луису, а Алонсо дал себе слово, что никогда не причинит любимому боль, тем более так. Его любовь осквернили и бросили в грязь, на потеху врагам, и оправдаться теперь невозможно. Эдвин сжал руки в кулаки. — Ты немного неточен, когда говоришь, что я спал с другим. Это не я спал с другим, это кто-то другой спал со мной, опоив меня чем-то. Если бы я хотел изменить тебе, я не стал бы подставлять шею под укусы, чтобы ты потом на следы любовался и отхаживал меня ремнем. Я никогда и ни с кем не был, кроме тебя, потому что мне никто, кроме тебя не нужен, и от этого совсем паршиво... я ведь даже свою невиновность доказать не могу. Хочу, но нечем. И мне остается надеяться, что этот мерзавец найдется и правда откроется.
— Ты прав, во всем прав. — Луис вернулся к Эдвину и бережно его повернул на бок, чтобы видеть его глаза и постепенно вновь приходить себя. — Послушай меня, я тоже всего лишь человек, тоже совершаю ошибки. Я понимаю головой, что ты не виноват. Я люблю тебя, хочу тебе верить, хочу, чтобы ты был счастлив со мной, а я с тобой. Но я оказался у власти, со мной опасно, со мной нельзя никому доверять рядом. Многие желают мне зла... Прости меня.
— Глупо просить прощения за то, что ты есть, за то, что я люблю тебя. — Эдвин приподнялся и поцеловал Луиса в губы, словно повторяя: "Я не виноват, поверь мне, умоляю!" Рука легла на затылок, привлекая ближе, глаза заглянули в глаза. — Должна быть фраза... или слово, о котором будем знать только мы, которое станет нашим паролем, и если наш враг снова явится, чтобы соблазнить меня, и не скажет этого слова, я узнаю его и пойму, что это не ты.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
