Донор

— В банке крови обычно, — поморщился он, эта тема ему, очевидно, была неприятна.

— Ты не пьешь кровь из живых людей?

— Пил когда-то, но больше предпочитаю этого не делать.

— А как ты нашел меня? Почему я? — спросила я, не скрывая своего любопытства.

— Потому что ты особенная, — снова сказал он.

— В чем особенная? — допытывалась я.

— В своем происхождении, — ответил он, — я не знаю, кто именно был твоим отцом, но это был не человек, Катя. И ты не совсем человек.

Я едва не вскочила с кровати.

— Как это я — не человек? А кто? Вампир?

— Ляг обратно, — он лениво потянул меня за руку и снова повалил на постель, — и не кричи так. В твоей крови есть примесь крови бессмертных, и это просто сводит с ума.

— В банке, — наконец дошло до меня, — ты сказал, ты питаешься в банке! Ты пробовал мою кровь, и потому нашел меня!

— Верно, — не стал отрицать он. — Но я рад тому, что нашел.

— И что это за кровь бессмертных во мне, если это не вампиры?

— Не знаю, — пожал он плечами, — я не настолько сведущ во всех этих вопросах, но знаю, что это не обыкновенная человеческая кровь.

— То есть я — твоя любимая еда. Теперь понятно, почему ты не намерен меня убивать. — Мои глаза потемнели.

— Нет, непонятно, ни черта тебе непонятно. — Он повалил меня на спину и навис надо мной. — Я здесь, потому что ты нравишься мне. — И он запустил свою руку мне между ног, сорвав с моих губ новый стон.

* * *

Был обыкновенный выходной, и Нина с Димой предварительно договорились созвониться и встретиться со мной, но почему-то когда пришел этот самый день, мне никуда не хотелось идти. С утра было пасмурно, а днем небо прорвало, и пошел бесконечный дождь. Временами он лил, как из ведра, временами затихал, но наша улица превратилась в мутную реку, и желание куда-то выходить испарилось окончательно. Я поднялась к себе наверх, и смотрела сквозь открытое окно, как дождь поливает мою любимую липу, как гнется под порывами ветра шелковица в стороне, и как мутные ручьи сливаются в реки. Во всей этой окружающей пасмурности вдруг остро и отчетливо поняла, насколько мне не хватает его рук, и его усмехающегося взгляда, — я отчаянно скучала по Андрею.

Почему-то именно в такие дни, я заметила, мысли принимали философское направление, и мир казался особенно хрупким и незащищенным, стоящим на грани дня и ночи. Я закрывала глаза, и мне казалось, что руки Андрея обнимают меня, или его пальцы осторожно скользят по моему плечу, переходя на спину. Мне достаточно было бы лежать с ним рядом, смотреть в его глаза, чтобы мой мир стал полным. Если я могла мысленно кричать, в этот момент я звала его, так громко, как только могла. И забрасывала картинами в моем воображении, когда он лежит на кровати возле меня, с вытянутой во всю длину ногой, вторую согнув в колене и прикрывая свою наготу. Но я знала, что он не может прийти днем, и ни разу не приходил. Все мои выходные проходили в одиночестве и размышлениях, тогда как ночи восполняли все недостатки жизни. Иногда, после особенно богатых недель, я спала половину субботы и воскресенья, и бабушка только ворчала, что так я просплю всю свою жизнь. Но это был счастливый сон, часто со сновидениями о нем.

Я опустилась на кровать и потянулась на ней сладко, закрывая глаза. И не поверила им, когда открыла и увидела его, идущего от окна.

— Андрей, — я бросилась к нему с кровати и обняла его, приникая головой к груди.

— Ждала меня? — усмехнулся он.

— Но сейчас ведь день, — потрясенно произнесла я, глядя в окно, словно для того, чтобы лишний раз удостовериться, что я ничего не напутала.

— Да, но ты видишь где-нибудь солнце? — спросил он, и я вынуждена была покачать головой. — Бывают такие дни, которые мы называем сумерками — в эти дни мы можем спокойно разгуливать по поверхности.

Я улыбнулась и снова прильнула к нему.

— Больше так не делай, — попросил он.

— Как? — удивилась я и отстранилась.

— Образы, которые ты посылала, они могут свести с ума в таком количестве и с такой частотой, я полностью был дезориентирован, — объяснил он, и я невольно покраснела:

— Ты видел все мои фантазии?

— Я не сказал, что мне не нравится, — он поднял мое лицо за подбородок, — просто я теряю связь с реальностью. — Затем он нежно улыбнулся и, наклонив свою голову, осторожно поцеловал меня в губы. — Я готов реализовать их, если хочешь.

Какая-то странная волна прошла по моему телу, когда он произнес последние слова, словно он ласкал меня. Я хотела, в этом не было никаких сомнений, я ждала его прикосновений, как ждет цветок солнца.

— Да, — тихо произнесла я.

— Что да? — он явно забавлялся, ощущая все оттенки моего настроения.

— Хочу, — прошептала я.

Он подхватил меня на руки и упал вместе со мной на кровать, при этом локти его амортизировали наше совместное падение, и я по-прежнему оставалась в его объятиях.

— Ты бы, наверное, и летать со мной мог, — заметила я.

— Я не летаю, — улыбнулся он.

— А как же тогда попадаешь в мое окно?

— Просто очень хорошо передвигаюсь.

— Как в паркуре?

— Лучше, — он снова смеялся, наблюдая за мной. — Ты хотела поговорить или помолчать?

— Не знаю, — я смотрела в его глаза, которые стали для меня такими необходимыми, и на самом деле не знала, чего я хочу. Я уже была счастлива тем, что он рядом, все остальное было неважно.

Он перекатился на бок, и подпер голову рукой, глядя на меня, и мне было так уютно, как никогда, словно я грелась в лучах его взгляда. Только одежда казалась лишней, чтобы он мог скользить по моему телу беспрепятственно. Его же рубашка и брюки меня возбуждали, мне нравилось, когда он лежал одетый на моей постели, будто все еще было только впереди. Он всегда носил хорошо выглаженные рубашки без галстука, и несколько верхних пуговиц были расстегнуты. Сегодня он пришел в белой рубашке в тонкую голубую полоску, и я любовалась контрастом его каштановых волос, тела и ткани. Меня не пугал его шрам ни на ноге, ни на груди, сейчас можно было даже сказать, что я им была благодарна: не будь их — его бы никогда не было рядом со мной. А даже, если бы и случилось чудо, и он был в моей жизни, это был бы вовсе не он, а кто-то вроде его брата. Дима был милым, симпатичным, и даже в чем-то привлекательным, если забыть о том, что он встречался с моей подругой, но в Андрее была сила и скрытая угроза, которая заставляла меня содрогаться от предвкушения его ласк. В нем была опасность, которая возбуждала и притягивала, острота, которой не хватало в окружающей пресности жизни.

Он потянул мою футболку вверх, и я приподнялась, чтобы ему легче было перетащить ее через голову. Он снял ее с моей головы, но оставил на руках, закрутив назад так, что я осталась беспомощной. Потом начал осыпать поцелуями грудь, затем спустился к животу и ниже. Я постанывала, ворочаясь и пытаясь выпрыгнуть из своих шорт, чтобы его губы спустились ниже, но он нарочно испытывал мое терпение и проводил языком по верхней линии шорт, спуская их вниз миллиметр за миллиметром.

— Андрюша, — взмолилась я, — пожалуйста.

— Что пожалуйста? — его дразнящие глаза взглянули на меня снизу.

— Сними их.

— Сними их сама, — предложил он.

— Но как, ты же лишил меня рук.

— Без рук.

Я стала извиваться на кровати, пытаясь таким образом стащить шорты, а он смотрел и улыбался. Ему явно нравилось то, что он видел. Нравилось наблюдать за тем, как я стараюсь для того, чтобы он мог меня взять. Мои движения были куда больше, чем словесное признание того, что я его хочу, это был целый танец желания на грани жажды, и он любовался им, потому что я танцевала для него одного. Наконец, проклятая одежда сдалась, и они сползли вниз, открыв ему самое заветное. Он еще раз улыбнулся и склонился надо мной. Как были желанны его губы, его движения, я невольно подавалась ему навстречу, откликаясь на его движения. Затем он резко, не терпя возражений, развел мои ноги и начал ласкать меня языком. Я стала извиваться в его руках, постанывая и тяжело дыша. Мои руки, наконец, освободились от футболки, и я зарылась пальцами в его волосы. Он зарычал, и, оторвавшись от меня, расстегнул ширинку и затем вошел в меня резким толчком, от которого я вообще потеряла связь с реальностью, а глаза мои закатились.

— Андрюша, — я вцепилась руками в его плечи, сминая их пальцами, сходя с ума, а он продолжал двигаться во мне, неистово и сильно.

— Я не хочу сдерживаться сегодня, — прорычал он.

— Не сдерживайся, — разрешила я, и он стал входить еще глубже, еще сильнее, и что-то внутри теплой волной стало накатывать на меня, окутывать со всех сторон, а когда я поняла, что происходит, меня уже накрыло полностью, и я забилась в его руках, как безумная, ничего не понимая, только наслаждаясь, корчась, теряя и обретая себя заново. Он вскоре догнал меня, и мы кончили вместе, потом повалились друг на друга без сил.

— Теперь мне кажется, что вышло солнце, и весь день сияет от света, — прошептала я. Он уже откатился с меня и лежал рядом.

— Я хочу, чтобы ты принадлежала мне, — сказал он, глядя в потолок.

— Я и принадлежу, — удивленно посмотрела я на него, повернув голову. — Неужели ты не ощущаешь, насколько я тебе принадлежу? — Я взяла его за руку и прижала к низу моего живота.

— А что насчет этого? — он переместил свою руку к моему сердцу.

— И это тоже, — ответила я, хотя в моем голосе появились нотки грусти. Я не могла проводить с ним все время, не могла познакомить его со своими друзьями, не могла завести семью — это была тайная связь, которую необходимо было скрывать ото всех, как с женатым любовником. По этой причине я ощущала себя воровкой, как ощущают все женщины, которые крадут у чего-то или кого-то своего мужчину. Я похищала его у ночи, у самой смерти. Я спала с человеком, который умер десять лет назад.

Видимо, что-то такое скользнуло в моем взгляде, потому что он произнес:

— Я для тебя слишком мертвый.

— Это не так, — горячо возразила я, боясь, что он встанет и уйдет, и не представляя, как я тогда переживу остаток дня. — Умоляю, останься со мной, сегодня ты можешь провести со мной целый день и всю ночь. — Я встала перед ним на колени в постели, боясь услышать неправильный ответ.

— Ты так дрожишь, — он потянул меня за руку на себя, и я повалилась на него сверху. — Я не уйду, успокойся. Я останусь с тобой столько, сколько ты захочешь.

Эти слова бальзамом ложились на мою душу, ведь я хотела, чтобы он оставался всегда. И я прижалась к нему крепче, пряча свое лицо в его рубашке.