Непослушная игрушка (общий файл)

— Гордан, я понимаю и ценю ваши чувства и ваше горе по погибшим товарищам. Но это жизнь, и мужчины, выбравшие путь воина, должны быть готовы к этому. Вы вели себя достойно и вам не в чем упрекнуть себя. Я надеюсь, что вы найдёте в себе силы и сможете вернуться к нормальной жизни. Как бы вы не корили себя, но вашей вины нет. И у меня никогда не было даже тени сомнения в вашей смелости и мужестве. Вы спасли мне жизнь дважды, и я не задумываясь доверю её вам снова!

В голосе Вероны неожиданно послышались слёзы, она отвернулась и быстро ушла. Старший, до этого стоявший сбоку, долго смотрел ей след, потом уже укоризненно поглядел на меня.

-Святая женщина. А ты не ценишь! — помолчал немного — Через пять минут выезжаем. Решайся — едешь с нами или остаёшься — и ушёл.

А у меня не было слов. Не знаю про святость, но эта зараза нескольким фразами придумала оправдание для всех моих поступков. И про мою тоску, и нежелание общаться, и про рубище и нежелание жить как прежде. А если она ещё где-нибудь ляпнет, что я временами ещё и заговариваюсь, то практически любой мой поступок получит оправдание. А меня ещё и пожалеют. И для местных это будет выглядеть как слезливый сериал о несчастном рыцаре, который ходит и стонет о погибших товарищах, потерянной любви и об ударах судьбы. И концовка будет ожидаться соответствующей — любовь, богатство, свадьба. И все мои выкрутасы с грязной одеждой, непривычным оружием для киношников будут выглядеть как особо хитрый план по внедрению в местную жизнь. Делай что хочешь, всё спишут на особо изощрённый план.

Не, похоже, я зря её спас от бандитов. Наоборот, надо найти "хороших" бандитов и продать её в рабство, а то ведь задолбает свое жалостью и добрыми словами! А может и не надо никого искать? Сам украду, сам письмо напишу, сам и выкуп потребую. Только надо делать это по возможности незаметно и ненавязчиво, чтобы киношники раньше времени не догадались.

На лице невольно появилась улыбка. "Что бы такого сделать плохого?". Когда у меня будет собственный герб, обязательно прикажу вырезать этот девиз! Зря они для съёмок выбрали именно меня — у меня аж на душе полегчало в предвкушении будущих гадостей. Уже улыбаясь, я забрался на коня и поскакал вслед за коляской Вероны.

Насладиться предвкушением будущих подлостей помешала проза жизни. Как только выбрались за околицу, наш отрядик ускорил движение, а я обнаружил, что совершенно не умею ездить на лошади. Некоторый опыт у меня всё-таки был, но выяснилось, что конь наёмника — это совершенно не то же самое, что флегматичная кобыла на конной прогулке. Мой всё время пытался обогнать остальных, а когда я его осаживал, начинал злиться и пытался укусить меня за ногу. Следующей проблемой стало седло. То ли его так и проектировали, то ли длина стремян была неподходящей, но вместо комфорта кресла я фактически оказался в стоячем положении. Ноги нараскоряку, никакой амортизации, и при каждом толчке довольно чувствительный удар между ног. Я попытался поджать ноги и усесться поудобней, но, лишённый поддержки стремян, теперь при каждом толчке или резкой смене направления движения с трудом удерживался от того, чтобы не свалиться. Яркая иллюстрация в духе: "Как мешок с ...". Так я и ехал, то опуская ноги, то поджимая их, и с завистью поглядывая на остальных, которые двигались как настоящие кентавры. Ещё одной неожиданной проблемой стал собственный посох. Вроде мелочь, но весил он килограмм 5-7. Всё время держать в руке — надоедает. Никакого упора для копья на стремени я не нашёл. Ничего, напоминающего крепление для меча, тоже не было. Попробовал просто положить горизонтально на собственные бёдра, но при каждом толчке палкой по ногам... Вроде и удары не очень сильные, но минута за минутой, час за часом, по одним и тем же местам...

Когда остановились на днёвку, я с трудом слез с коня. Небрежно бросил поводья одному из наёмников. Тот с удивлением посмотрел на меня, потом, как бы спрашивая совета, на старшего. Тот чуть кивнул.

Уже не обращая на них внимания, я отошёл в сторонку и улёгся на землю, пытаясь выпрямить ноги. Это удалось, но ощущение бочки, привязанной между ног, осталось.

Остальные выглядели гораздо лучше. Шустро запалили костерок, сварили похлёбку. Наёмники держались дружелюбно, но субординация прослеживалась чётко. Сначала накормили Верону, потом налили себе, а остатки поделили между мной и возничим с коляски Вероны. Можно было возмутиться — приравняли будущего героя к извозчику — но это было бы как-то по-детски. Поев и немного передохнув, я первым делом направился к своему коню. Немного покумекав, разобрался с регулировкой стремян и настроил под себя. Потом сделал ревизию сумок и очень обрадовался, найдя моток верёвки. Сделав петли на верх и низ посоха, забросил его за спину на манер ружья. Тоже не фонтан — верёвка была узкая, но хотя бы по ногам не будет бить.

Вечером ситуация повторилась с небольшими отличиями. Я снова барским жестом бросил поводья наёмнику, Вероне поставили небольшую палатку, и она после ужина почти сразу легла спать. Остальные уселись у костра и просто глядели на огонь.

-Гордан, — вдруг заговорил старший — леди Верона не прогнала тебя, а ты не сбежал. Так что давай знакомиться. Меня зовут Текло. Остальных — Инбис, Олаф, Карто и Шунс. Возницу — Унчу.

Я пожал плечами — ни с кем дружить я не собирался, так что и имена мне были не очень-то и нужны.

-Я заметил, — продолжил Текло — что ты не стал сам заниматься конём, а просто передаёшь поводья нашим. Возможно, твоё имя и род дают тебе право так поступать в обычной обстановке, но у нас принято, чтобы каждый сам ухаживал за своим конём.

-Всё правильно, но из "своего" у меня только то, что на мне.

-Пока ты едешь с нами — конь твой, так что изволь ухаживать за ним сам!

-Ты хочешь мне приказать? — мне даже стало смешно, что так быстро появился повод расстаться.

Текло насупился.

-От того, насколько ты подружишься с конём, может зависеть твоя жизнь в бою.

Какой-то резон в его словах был, и я вынужден был признаться.

-Я не против ухаживать, но я просто... не знаю как это делается.

-Ты настолько высокороден, что за тебя это делали другие?!

-Я не знаю и не помню. Но если мне покажут, то я могу попробовать.

-Если дело только в этом, то мы тебе поможем -Текло немного помолчал — После утреннего разговора у меня возникли вопросы.

Я молча ждал продолжения.

-Я не очень верю в приметы, но нас позвали для сопровождения, и для нас не очень приятным открытием стали слова о том, что на леди Верону уже нападали.

-А что в этом такого особенного? Нападения на дорогах такая редкость?

-К сожалению нет. Редкостью являются требования выкупа. И ещё большей редкостью является самостоятельное освобождение таких пленников, да ещё и с уничтожением банды.

-Раз вы всё знаете, какие могут быть вопросы?

-К сожалению, у местных мы узнали в общих чертах, очень поздно и не успели связать эту историю, больше похожую на сказку, с тобой и леди Вероной. Может, поделишься подробностями?

-Да рассказывать особо нечего. Видимо, меня хорошенько стукнули по голове, поэтому я помню себя только с того момента, когда очнулся на поляне, заваленной трупами. Потом меня захватили в плен, ещё раз дали по голове, а затем напоили каким-то снадобьем, которое что-то делает с памятью и сознанием. После этого я начал заговариваться и меня сочли неопасным. Когда удалось освободиться от кандалов, я всех убил, привёл Верону в ближайшую деревню, а сам ушёл. Собирался отправиться путешествовать, а тут вы позвали меня "для численности". Вот собственно и всё.

-Сколько их было?

-Кого?

-Бандитов.

-Живыми я видел десятерых. Нет, двенадцать. Двоих я потом отпустил.

-Почему?

-Опасности они уже не представляли.

Наступила тишина. Меня внимательно разглядывали

-Если верить твоему рассказу, то ты великий воин. Однако непонятно, почему ты решил оставить леди Верону, почему вырядился как бродяга и почему ты остался жив.

-Про воина не знаю, дерусь как умею. Почему решил уйти — об этом я не хочу говорить — это только моё. И в чём моя вина, если я остался жив?

-Обычно солдат и наёмников убивают сразу. Может посчитали, что за тебя можно получить выкуп, а может... — взгляд Текло стал нехорошим — ты был одним из них, а потом вы что-то не поделили, вот ты их и... Чтобы замести следы.

Разговор начал приобретать странно знакомые интонации.

-Может, ты ещё скажешь, что пленных у вас не бывает, а есть только предатели? — невольно вспомнились сталинские времена и лозунги.

-У нас, у наёмников, пленных не бывает. Выкупать нас некому, лечить незачем. Раненых, если удача отвернулась, добивают сразу. Вот и странно, почему тебя оставили в живых. Выкуп хотели получить за леди Верону, а тебя оставили просто так, за компанию. Вывод напрашивается сам.

-Вы поди ещё захотите меня арестовать и отправить на допрос с пристрастием?

-Зачем рисковать? Проще сразу убить. А то мало ли, нас ведь всего пятеро.

Я с трудом удержался, чтобы не схватиться за нож. А может этого от меня и ждали?

-Я к вам не напрашивался. Леди Верона меня вообще не интересует ни как женщина, ни как человек, за которого можно получить выкуп. Если у вас возникли подозрения, то нам проще расстаться, чем ожидать удара в спину. А можно решить все вопросы прямо сейчас — я не против.

Я старался говорить спокойно, но по телу пробежала волна, как перед дракой. До сумки с оружием мне не дотянуться, так что надо постараться увернуться от первых ударов, а дальше... видно будет.

Но бросаться на меня не стали. Смотрели внимательно, но за оружием никто не потянулся. Ответил снова Текло.

-Решение уже приняла леди Верона, доверив тебе жизнь. Возможно, она обманывается, возможно, и нет. И я тоже сам позвал тебя. Сделаем так. Ты по-прежнему у нас для количества. Если хочешь — можешь уйти в любой момент. Но если я получу хоть малейшее подтверждение своим подозрениям, то ты умрёшь сразу, без разговоров и выслушивания твоих оправданий.

-А если я чихну, а ты посчитаешь это условным сигналом моим предполагаемым сообщникам?

Текло отвечать не стал.

-Дежурят Шунс, Олаф, Карто — и, отвернувшись, стал готовить себе лежанку.

Остальные тоже стали укладываться, стараясь не смотреть на меня.

Я отошёл немного в сторону, а в голове никак не укладывался наш разговор. Нихрена себе пожелали "спокойной ночи"! Вот так сразу и первый герой и первый подозреваемый! Что теперь крутится в этих дубовых головах? Это у них такая проверка на мою вшивость или они и в самом деле готовы меня прирезать при первом удобном случае?

А я ещё собирал воровать Верону, требовать за неё выкуп! Да с такой охраной меня самого на кусочки порежут при малейшем подозрении! Наверное, я смогу с ними справиться, если нападу первым, но надо ли мне это? Ведь потом надо Верону где-то прятать, отправлять сообщника, которого у меня нет, за деньгами. Ждать неизвестно сколько. А если здесь все такие мнительные и в любом поступке видят только корысть? Да меня через пару дней уже придут арестовывать, а то и убивать.

Так нужна ли мне Верона? Скорее всего — нет. Жил я без неё, и дальше проживу. А деньги заработаю как-нибудь попроще. Но только не в этом сумасшедшем отряде. Уходить прямо сейчас — только лишние подозрения. Да и дорогу я не знаю. Придётся ночку не поспать, а потом ехать с ними только до ближайшей деревни. А дальше — пошли они...

Вечернюю тишину неожиданно прервал непривычный звук. Скосил глаза и тихо заматерился. Шунс уселся поближе к костру, достал нож и принялся его точить. Неторопливо так, вдумчиво. Вжик, вжик, оглядел нож, как в первый раз, и снова вжик, вжик. У них что, устав караульной службы не учат или он у них совсем другой? "Часовому запрещается есть, пить, курить, справлять естественные надобности... " ну и так далее. А этот уселся, точит нож и ноль внимания вокруг. Что он услышит, случись что? Да и это вжиканье... Сам не спит и другим не даёт. Или это не просто так? Может на меня и рассчитано? После неприятного разговора слышать такие звуки — поневоле не уснёшь, подозревая всех и вся и гадая, что же означает наступившая тишина — то ли нож закончили точить, то ли к тебе уже крадутся, чтобы прирезать? Но зачем же так откровенно? Сидел бы тихонечко — я бы быстрее уснул. Или это специально, чтобы я занервничал и быстрее себя раскрыл? Больше похоже на второе. Внутри сразу колыхнулось раздражение. Ну, козлы! Сейчас и проверим, у кого нервы крепче.

Стараясь, чтобы не шелохнулась ни травинка, не треснула ни одна веточка, я плавно перетёк к костру. Как ни странно, но у меня получилось — Шунс среагировал только когда я уже сидел у костра. Замер, посмотрел на меня.

-Не спится?

Я кивнул головой. Подтянул к себе стоявший неподалёку котелок с водой, напился, а остатки тонкой струйкой вылил на камни, которыми наёмники, как примерные туристы, обложили костёр. Раздалось резкое шипение, а один из камней даже треснул и распался на половинки. Стараясь сам не зашипеть от боли, взял одну из половинок, провёл пальцем по расколу — то, что надо — ровная бархатистая поверхность. Боль в руке становилась нестерпимой и, стараясь сохранить равнодушное выражение лица, промыл камень (вроде как чтобы был почище). Шунс смотрел на всё это дело спокойно, как будто это было в порядке вещей. Но вот когда я плавно потянул свой нож, напрягся уже ощутимо. Это было приятно. Осмотрев нож, принялся его точить, но звук получился совершенно другой, не как у Шунса. У того — звонкий, жёсткий, а у меня — тихий, шуршащий. Я снова оглядел нож и камень. На ноже — ни малейшей царапинки, а камень больше напоминал чуть шершавую кожу. Мда, точить таким, всё равно что по ... ладошкой гладить. Но не бросать же так удачно начатую вредность. На всякий случай я провёл по лезвию кончиками пальцев и почти обрадовался, когда вновь проскочили искорки, а на лезвии появилось несколько крошечных синеватых точек. Ну хоть что-то. Почему и как разберусь потом, а сейчас нужен хоть какой-то результат, чтобы не чувствовать себя идиотом, шоркающим нож бесполезным камнем. Так и пошло. Несколько движений камнем, внимательно осмотреть лезвие, коснуться несколько раз пальцами, полюбоваться на точки, и всё по кругу. Нож, будто откликаясь на ласку, потеплел и стал как будто льнуть к руке. А может просто руки начали к нему привыкать, но больше он из рук не выпадал, а будто скользил, стараясь найти наиболее удобное положение.

Так мы с Шунсом и просидели несколько часов, настороженно ловя движения друг -друга и точа ножи. Шунса сменил Олаф, но этот просто сидел, наблюдая за мной. Так же повёл себя и Карто.

К утру я чувствовал себя как выжатый лимон. Спину ломило от долгого сидения на одном месте, обожженная рука болела. Но когда я увидел помятые лица наёмников, это всё окупило — спокойно спавшие всю ночь люди с такими рожами не встают! Ну и правильно. Обвинить человека в предательстве, а потом слушать всю ночь, как он у тебя над ухом точит нож, и спокойно спать?! А нефиг было! Может они учтут ошибки и прирежут меня уже сегодня втихую, но немножко я им всё-таки отомстил.