Непослушная игрушка (общий файл)

Мужики прекрасно всё поняли и помрачнели. А мне их неожиданно стало жалко. Сам ненавидел находиться в роли просителя, особенно когда просил не для себя, а для дела. И все всё понимают, все согласны, а денег нет. То в бюджет не заложили, то уже истратили на что-то другое.

А в этих мужиках за версту чувствовались солдаты, привыкшие тянуть нелёгкую лямку в отдалённых гарнизонах. Может, они и напьются иногда, может и побуянят, но в бою, пока они живы, можно быть спокойным за свою спину.

-Сколько оружия и денег нужно точно?

Верона молча протянула мне листочки докладов. Я пробежал взглядом записки, написанные корявыми почерками. Луки, мечи, щиты, копья и т.д. и т.п. Многовато, конечно, но ведь это на двести человек почти на год. И по деньгам дороговато. Зарплата за три месяца, плюс питание, плюс прочие расходы. Получалось почти двести пятьдесят золотых! Дорогое это удовольствие, содержать собственные войска. Но раз встрял, придётся раскошеливаться.

-Лорд Киксо приготовил приличный запас перед... тем как нас покинул. Думаю, выделить нужное мы можем. И денег у меня хватит, нужно только съездить в город и получить.

Мужики на мгновение оживились, а потом настороженно переглянулись. А, ну да, я ведь теперь пугало местного масштаба. И такая необычная щедрость выглядит как желание загладить свои поступки, подкупить. Но это не мои проблемы. Я не девочка, чтобы всем нравиться.

Уже подойдя к двери, оглянулся на мнущихся мужиков.

-Ну что, будете забирать или передумали?

Те оглянулись на Верону, дождались её утвердительного кивка и тут же двинулись за мной.

Посещение арсенала напоминало поход с детьми в магазин игрушек. Глаза горят, хочется всё потрогать и забрать. Мы ходили между стеллажей, я по списку отмечал что нужно, а солдаты только успевали таскать железяки. Под шумок, разумеется, прихватили и кое-что лишнее, но это было нормально. Армия есть армия, и когда снабжение по нормам, всегда хочется получить чуть побольше. Заметив несколько ножей, почти незаметно перекочевавших в чужие карманы, я только усмехнулся.

Когда мы вышли во двор, куча оружия, сложенная у стены, выглядела весьма внушительно, а возле неё собрались все "пограничники", оживлённо обсуждавшие неожиданную удачу. При моём приближении все сразу смолкли. Я с некоторым удивлением оглядел кучу оружия. По бумагам вроде много, но терпимо, а когда сложено вот так навалом, то производит впечатление.

-Как же вы всё это повезёте? — невольно спросил я.

-Было бы что, а уж как — с этим разберёмся.

С деньгами получилось быстро и просто. В соседнем городке имелся ювелир с вывеской, на которой нарисованы необходимые сцепленные кольца. Ювелир немного растерялся, когда осознал сумму, которую придётся отдать, но отсчитал деньги без разговоров, даже не спросив, что и почему. Я попросил ссыпать деньги в три мешочка. Полторы сотни мне, полторы сотни золотом и сотня, разменянная серебром,— погранцам. Те отнеслись к своей задаче очень ответственно — каждого начальника сопровождало ещё парочка солдат. Когда в зале мастерской, где они ожидали, я выложил на стол только два мешочка, а третий спрятал в карман, все ощутимо напряглись. В воздухе повис вопрос — кто останется без денег, и что я потребую взамен? Я даже улыбнулся.

-Это — я похлопал по карману — остатки от моей заначки. В одном мешке — золото, в другом — серебро. На всех. Сами поделите или мне пересчитать и выдать под расписку?

Мардан невольно охрипшим голосом спросил.

-Сколько здесь?

-Сколько просили в своих записках — у всех, наверное, сразу мелькнула мысль: "Надо было просить больше" — плюс небольшая добавка для круглого счёта. Ну, так что, никто не забыл свои цифры?

Все отрицательно замотали головами.

Деньги поручили самому здоровому из солдат, и как только вышли из мастерской, остальные сразу взяли его в "коробочку", не подпуская никого близко. Разумно, учитывая сумму и её значение для двухсот человек.

А у меня с плеч как будто гора свалилась. Моё первое дело, которое я сделал с пользой для других. Заметив невдалеке таверну, кивнул начальникам.

-Зайдёте?

Те переглянулись, потом согласно кивнули. В таверне мы заняли большой стол. Кассира с деньгами посадили в самом углу, а мы с начальниками сели с краю. Я заказал самого лучшего вина для всех, сам налил вина командирам. Наверное, от меня ждали каких-то слов, но я просто чуть приподнял кружку и молча выпил. Остальные последовали моему примеру. И вторая кружка была выпита молча. Да и о чём говорить? Оправдываться за свои действия? Хвалиться ими? Уговаривать принять присягу, суля золотые горы? Мужики не дураки, всё прекрасно понимают и сделают выводы и без дополнительных доводов в виде золота. Когда я разлил по третьей и взялся за кружку, заговорил Мардан.

-Каким ты бываешь с врагами, мы видели. Как ты платишь за службу, убедились на своём опыте. А как ты будешь платить за верность?

Я покрутил кружку в руках, пытаясь сформулировать ответ на неожиданный вопрос.

-За преданность я могу пожать руку. Наверное, сделаю всё, чтобы помочь в трудную минуту. Но денег не будет. Преданность не покупают.

Под внимательными взглядами я медленно выпил своё вино, поставил кружку, кивнул на прощание и ушёл.

Остальные к вину после моего "тоста" даже не притронулись.

Возращения я немного побаивался — ещё неизвестно, как отнесётся Верона к тому, что я разбазариваю её имущество. При солдатах она промолчала, а вот что меня ждёт наедине? Может уже придумала хорошие слова, чтобы доходчиво объяснить все мои ошибки?

К моему немалому удивлению в замке было почти спокойно. Усиленные посты на воротах и стенах, но солдаты были спокойны. Да и слуги занимались своими обычными делами без всякой нервозности. Ведь если верить рассказам Гусли, в замке в последние годы творилось и не такое, и убийство десятка вспыльчивых, заносчивых, а то и просто несговорчивых гостей было почти невинным развлечением. Но ночь прошла в напряжении. Хендрик провёл ночь на стенах, проверяя посты, а я уже привычно в кресле у открытой двери, тихонечко точа свой нож, вновь впитавший кровь ещё одного врага. Время от времени накатывали сомнения — правильно ли я сделал? Ведь фактически это я заварил эту кашу, спровоцировав людей. Может всё и обошлось бы? Ну злые, ну высокомерные. Но если бы принесли присягу, может и наладилось бы? Теперь этого не узнать. Остальные напуганы, в сомнении. Да и родственники ещё неизвестно на что решатся. Опять же, если на всех оглядываться, то и шагу ступить не получится. Вон, король, только обнаружил заговор, и сразу почистил вокруг себя стальной метлой. А кому не понравится — будут следующими. Поганое это дело — политика. Вроде делается для общего блага, а сколько крови при этом льётся! И ведь часто, когда непонятно, кто прав, говорят: "Потомки рассудят". Ещё неизвестно, сколько мне самому придётся ещё крови пролить, и как меня "Потомки рассудят". Вздохнув, я снова начал точить свой нож.

Утром меня неожиданно вызвали к Вероне. Зайдя к ней, обнаружил там и "пограничников". Верона странно посмотрела на меня.

-Господа хотят принести присягу, но просят сделать это в твоём присутствии.

Я немного удивился, но даже и мысли не возникло ставить подобное себе в заслугу. Скорее уж мужики пораскинули мозгами и решили, что вариантов всё равно не будет, так чего мотаться лишний раз? А уж начальство пускай между собой разбирается, кто из них правее. Я бы тоже так сделал.

Не зная, как здесь положено принимать присягу, просто встал чуть сбоку от Вероны и положил ладонь на рукоять меча. Мужики сразу построжели. Вперёд вышел Мардан и опустился перед Вероной на одно колено.

-Я, сотник Мардан, и мои солдаты присягаем тебе, леди Верона, и клянёмся в верности, пока смерть не разорвёт эту клятву.

Верона в ответ положила руку ему на плечо, и торжественным голосом произнесла:

-Я, леди Верона, принимаю верность твою, сотник Мардан, и твоих солдат. Клянусь заботиться о вас, пока я жива и имею для этого силы.

Мардан поцеловал потянутую руку и вернулся в строй. Контус и Берхам повторили клятву слово в слово.

Интересная процедура. Немного пафосная, но смысл самый понятный. Да и мужики молодцы, вон как Верона облегчённо заулыбалась. Не бог весть что, но начало положено. Я бы с удовольствием пожал мужикам руки, но после вчерашнего разговора это выглядело бы не очень правильно, показушно, что ли. Мы просто переглянулись, и поняли друг друга. В комнате ощутимо стало спокойнее.

Повернувшись к Вероне, я осторожно поинтересовался.

-Леди не будет против, если в качестве подарка в честь такого события господа сами выберут себе оружие в арсенале?

После вчерашнего это можно было расценить как шутку, но положение Вероны существенно изменилось — теперь у неё появились вассалы на новых землях, и желательно было не испортить торжественность момента. А так внешне приличия были соблюдены — я прошу, хозяйка разрешает. Верона прекрасно всё поняла.

-Да, конечно. И проследи, чтобы они не скромничали.

Стараясь не улыбаться, я склонился в поклоне.

Разумеется, я проследил. Отвёл в один закуток, где хранилось не просто хорошее, а ещё и красивое оружие. Надо было видеть, как мужики его выбирали! Наверное, это было как медаль — обычное железо, но его подарили за заслуги. А уж когда вышли во двор и их обступили солдаты, началось обсуждение этой красоты, мне кажется, это стало переломом в отношениях. Разумеется, это можно было расценить и как мелкий подкуп, но тут всё дело в последовательности событий — что будет вперёд — верность или награда.

Во всяком случае, расстались мы уже почти нормально, как люди, находящиеся на общей службе у Вероны.

Ещё дня три прошло в ожидании возможного нападения, но вокруг всё было тихо и постепенно все вернулись к обычной жизни. Солдат пока держали на казарменном положении, запретив выходить за ворота замка. Верона снова целыми днями была занята бумагами и к вечеру смотрела на меня покрасневшими глазами без всякого интереса. Служанки обживались в новом для них доме и усиленно заводили знакомства, тем более, что мужского внимания теперь было даже многовато. Один я, спихнув охрану Вероны на солдат, оказался не у дел. Замок я уже облазил от подвалов до чердаков, и теперь придумал для себя пешие прогулки. Без всякой цели, просто так. Вокруг замка, вокруг городка, по полям, лесам, дорогам. Просто ходить и просто смотреть. Я почему-то стал получать странное удовольствие от таких прогулок, смотрения по сторонам и ничего не значащих фраз со случайно встреченными людьми. Может это был какой-то из видов терапии? Советуют же всем больным побольше гулять. Себя я больным не считал, но какая-то польза наверное была.

На окраине городка мне под ноги неожиданно бросился какой-то чёрный комочек, оказавшийся маленькой собачкой. Немного удивлённый, присмотрелся к ней и у меня подкосились ноги. Опустившись на колени, я протянул к ней руку. Маленький чёрный той-терьер с белой грудкой крутился вокруг меня безостановочно, и непрерывно повизгивал, будто жаловался на что-то. Стоило мне чуть наклониться к нему, и он бросился облизывать мне лицо, продолжая жаловаться.

Наконец я смог выдохнуть.

-Стэфик, неужели эти сволочи и тебя притащили в этот мир?!

Тойчик, будто поняв, о чём я говорю, вдруг прижался ко мне и замер под моей рукой. У меня вообще чуть сердце не остановилось. Завёл я себе собаку года три назад, и с тех пор эта бестия с ушами больше головы не раз спасала меня от тоски своей детской непосредственностью. Потом случился этот перенос, съёмки, и я заставил себя забыть о прошлой жизни. И вдруг такое! Кому и зачем потребовалось тащить собаку? Решили меня уколоть и ударить побольнее? Хорошо, что собака не осталась одна в пустой квартире, есть кому позаботиться, но почему её притащили сюда?! И как он мог узнать меня, ведь у меня теперь другое тело?!

В задумчивости я погладил собачку по бархатной шкурке и тойчик сразу зарычал, показывая, что дружба дружбой, но фамильярности он не потерпит. Умилившись, я снова погладил его, и рык стал гораздо громче. Отскочив в сторонку, тойчик встал на задние лапки и, растопырив передние, геройски бросился на мою ладонь. Я чуть шевелил пальцами, а Стэфик, яростно рыча, пытался побороть их, загрызть. Силёнок было маловато, да и рычал он больше для проформы. Стоило отвести руку, и он тут же начинал крутить обрубком хвоста, преданно глядя на меня и ожидая продолжения игры.

Мы ещё немного "поборолись", и вскоре он, устав, улёгся рядом со мной. В задумчивости я стал поглаживать тойчика, и тот, совсем разомлев, улёгся на спину и растопырил лапки, подставляя животик для почёсывания. Глядя на него, я и сам сомлел, наслаждаясь тишиной и покоем. И ещё, пусть и маленькой, но близкой живой душой. Но счастье длилось недолго. За несколько домов от нас раздался звонкий девчоночий голос.

-Гримча, ты куда делся, маленький паршивец?

Тойчик вскочил, настороженно прислушиваясь. Оглянулся на меня, будто проверяя, не послышалось ли ему. Голос снова позвал, и Стефик посмотрел на меня, будто не зная на что решиться. Потом дёрнулся в сторону голоса, снова оглянулся, несколько раз мотнул головой, чихнул (или фыркнул), будто сердился, что я не тороплюсь бежать вместе с ним и не слушаюсь такой простой команды. Голос снова позвал, И "мой" Стефик, враз забыв и про меня, и про мои ласки, как угорелый бросился к своей настоящей хозяйке.

Не знаю, был ли это мой Стефик или просто невероятное совпадение собачьих мордашек, но для меня эта встреча стала ударом. Последней каплей, соломинкой, переломившей хребёт верблюду.

Я вдруг с нестерпимой ясностью понял, что я здесь один. Что я здесь навсегда, и обратно на Землю я уже никогда не попаду. Что у меня отобрали всё — собственное тело, родную планету, привычный мир. Всё, даже радость ощутить преданность маленькой собачки. У меня больше ничего нет.

Случайная встреча? Не верю. И намёк киношников очень прозрачный — вот видишь, даже твоя собака забыла родной мир и преданно служит своей новой хозяйке. И тебе пора. Сидеть рядышком, бросаться на тех, кого она укажет. И совершать подвиги во славу. Плевать на тебя, на твои чувства и желания. Ты — даже не актёр, ты — реквизит, который можно в любой момент переставить, заменить, а то и просто выкинуть за ненадобностью.

День, только что солнечный и тёплый, будто разом превратился в грозовые сумерки. С трудом встав, поплёлся куда глаза глядят. Мысли были такими тягостными, что хотелось только одного — напиться. Очень быстро и очень сильно. Через несколько улиц как раз была подходящая забегаловка, и я поплёлся туда. Бросив хозяину золотой, потребовал лучшего вина, и, усевшись в одиночестве за стол в углу, начал заливать в себя это глупое лекарство. Ни вкуса, ни крепости я не чувствовал. Я вообще ничего не чувствовал, кроме невыносимой тоски. Вид собачонки, стремительно убегающей от меня, стал для меня символом, что меня бросили. ВСЕ! И у меня больше ничего нет. НИЧЕГО! Я снова и снова пытался избавиться от этого воспоминания, заливая в себя вино, но картинка снова и снова возвращалась, наполняя меня тоской и болью. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать, и голоса посетителей, случайно зашедших в таверну по каким-то своим делам, стали неприятным раздражающим уколом.