Штурмовиками Волдеморта командовал Уолдо Макнейр. В отличие от Авроров, каждый шаг которых регламентировался чертовой прорвой инструкций, людей Министерского палача не беспокоили такие мелочи, как процедура задержания, предел необходимого применения силы и прочее. Они просто убивали тех, кто выглядел подозрительно или пробовал оказать сопротивление. Впрочем, сопротивлявшихся было немного. Воры и бандиты, пресыщенные добычей и азартом грабежа, думали не о драке, а о том, куда бы спрятаться или удрать.

Вот так за одну ночь — которую маги-обыватели шепотом и с оглядкой называли между собой Ночью Железной Метлы — прекратил свое существование главный рассадник преступности волшебного Лондона. Награбленное добро и деньги, так же, как контрабанда и запрещенные артефакты были конфискованы — однако никто из пострадавших не мог похвастать, что ему вернули хотя бы кнат.

Некое подобие жизни вернулось в Сумеречные переулки лишь пару месяцев спустя. Торговля Темными артефактами и зельями была легализована — однако лицензии получили лишь несколько фирм, принадлежащих проверенным чистокровным семействам, способным подтвердить свою родословную как минимум на дюжину поколений назад. Новая власть ясно давала понять, что отныне и навсегда Темные Искусства останутся лишь ее монополией.

Все время недолгого владычества Темного Лорда Сумеречные переулки Косой Аллеи оставались пустынным и мрачным, но, по чести сказать, скучным местом. Уцелевшие после резни "маги в законе" предпочли перенести свой бизнес — и свои драгоценные тела заодно — в Эдинбург, Йорк и Ливерпуль, подальше от опасной для жизни столицы. Память о Ночи Железной Метлы была еще слишком свежа. В опустевшие дома не рисковали соваться даже самые отчаянные мародеры, и теперь в них хозяйничали только докси и крысы, а по ночам стенали фосфорически мерцающие призраки убитых.

В мае девяносто восьмого бывшее "криминальное сердце магической Англии" остановилось окончательно. Лавки, торгующие Темными артефактами, закрылись, их владельцы либо сбежали в Европу, либо переместились в камеры Азкабана. Вплоть до осени Сумеречные переулки видели только Взломщиков Проклятий, обновлявших охранные чары на границе с магловским Лондоном.

Ближе к осени обстановка несколько изменилась. Небольшая строительная фирма со странным названием "Sunrise"s Son & Son" выиграла правительственный тендер на ремонт нескольких заброшенных домов. Работы были выполнены быстро, качественно и удивительно дешево, в результате "Три-Эс", как прозвали за глаза удачливую компанию, немедленно получила подряд на восстановление всех зданий в Сумеречных переулках. Отреставрированная недвижимость продавалась либо сдавалась в аренду по низкой цене, но с большим разбором, так что к началу нового века о прежней дурной славе этого места напоминало только название.

...После утреннего разговора с леди Андромедой на сердце Гарри лежала здоровенная ледяная глыба. Юноша чувствовал себя предателем; стыд, вина, упреки совести нестерпимо жгли его изнутри, и Гарри Поттер, курсант-выпускник Аврорской Академии, сделал единственное, что пришло на ум: попытался забыться в уже привычной для него работе.

Его товарищи, и такие же, как он, курсанты, и действительные авроры, сперва с усмешкой, а потом с беспокойством следили, как Гарри в одиночку пытается выполнить то, что по уставу должна делать целая смена охраны. Словно сдавая какой-то учебный норматив, Гарри собирал детекторные воротца, крепил на них Вредоскопы, заговоренные на поиск ядов, Темных объектов и хладного железа. Затем с еще одним Вредоскопом и палочкой наготове он обследовал все углы, эркеры, ниши, даже складки драпировок в вестибюле, исполняющем сегодня роль зала для приемов. На все попытки предложить помощь он отвечал свирепым рычанием. И только после того, как Гарри, обнаружив под самым потолком гнездо докси, едва не спалил дотла ламбрекен, в котором они поселились, начальник смены Льевеллин наконец вмешался, и со словами: "Вольно, курсант, это не экзамен" отправил излишне ретивого подчиненного сверять списки приглашенных — от греха подальше.

Увы, бумажная работа ожидаемого успокоения не принесла. Помимо основных списков — Министерства, Визенгамота и непосредственно организаторов бала, компании "Sunrise"s Son & Son", теперь пышно именовавшей себя "неправительственным благотворительным фондом", свои списки предоставили и спонсоры рангом поменьше, так что монументальный письменный стол в комнатке консьержа был буквально погребен под грудой свитков, конторских папок, конвертов и прочих документов, официальных, полуофициальных, и, наконец, просто мятых клочков пергамента, судя по сгибам, еще недавно порхавшим в виде "журавликов" по коридорам Министерства Магии.

Гарри, потеряв счет времени, перекладывал бумаги из стопки в стопку, ставил "птички" напротив совпадающих фамилий и тихо зверел от явной бессмысленности занятия. Мало того — коллеги по бумажной работе, лощеный клерк из Министерства, осанкой и напыщенной физиономией напоминавший Перси Уизли в его лучшие годы, и серенький размытый типчик с серебряным вензелем из трех "S" на нагрудном значке, то и дело косились на Гарри, перемигиваясь с многозначительными ухмылками. С таким же точно злорадным торжеством в свое время ухмылялся Драко Малфой, готовясь уязвить своего главного школьного недруга очередной пакостью или отвратительной сплетней. Оба мерзавца что-то знали, но проговариваться не спешили, и это злило.

Улучив момент, когда в комнатку заглянул проктор в потертой синей мантии и поманил за собой обоих бумагомарак, Гарри, воровато оглянувшись, притянул к себе ворох готовых списков и проставил свое имя, вернее, титул герцога Певерелл-Блэк, во всех подряд. Он знал, что нарушает этим с полдюжины служебных инструкций, — или охранник, или гость, третьего не дано, — но ему было плевать. К тому же интуиция подсказывала ему, что он делает правильную вещь, а своей интуиции Гарри привык доверять.

Когда коллеги по перекладыванию бумажек вернулись, Гарри как раз ставил при помощи палочки свое факсимиле в последнем документе — регистрационном списке участников благотворительного аукциона. Типчик из "ТриЭса" дернулся было вырвать бумагу из рук курсанта, но, встретив ледяной взгляд знаменитых на всю магическую Европу зеленых глаз, отшатнулся и плюхнулся на стул. Лицо типчика на миг исказила гримаса панического ужаса, сменившись затем выражением покорной обреченности.

Остаток бумаг Гарри разбирал, уже изрядно приободрившись.

...И вот теперь Гарри с непроницаемым — как он надеялся — лицом стоял возле воротцев детектора, замаскированных гирляндами цветов под праздничную арку, окидывая каждого входящего острым цепким взглядом, так, как будто снаружи был Сумеречный переулок времен детства Мальчика-Который-Выжил, жуткая дыра, где в любую минуту можно было стать жертвой ограбления, похищения, получить нож в спину или какое-нибудь зловредное заклятье из-за угла.

Всяческие официальные мероприятия Гарри Поттер, мягко выражаясь, не любил. Это если очень мягко, и почти не выражаясь. Он не любил их, начиная с первого в своей жизни Святочного Бала во время памятного Турнира Трех Волшебников, а непрерывная череда торжеств летом девяносто восьмого превратила обычную нелюбовь в стойкую жгучую ненависть. Он даже не мог решить, что ненавидел больше: официальную часть, когда нужно было стоять столбом в парадных, чертовски неудобных одеждах под пристальными давящими взглядами тысячной толпы, перерезать ленточки, принимать какие-то бессмысленные побрякушки, произносить заученные заранее слова, столь же бессмысленные и напыщенные, — или то, что следовало затем, броуновское движение групп, пар и одиночек, косые взгляды и шепотки за спиной, беседы как бы ни о чем, напоминающие утонченные аристократические дуэли на отравленных рапирах... Нигде и никогда — разве что в детстве, в чулане под лестницей в доме Дурслей — Гарри не чувствовал себя столь же бессмысленным и одиноким.

Присутствие рядом младших Уизли не помогало, даже наоборот. И Рон, и Джинни радостно окунулись с головой в прежде недоступную им жизнь. Джинни увлеченно играла светскую львицу, в меру своего понимания. Рон, по старой, еще школьных времен, привычке на каждом торжестве сразу пробивался к фуршетным столам и, несколько порций Огневиски спустя, начинал шумно разглагольствовать о квиддиче или о своих военных подвигах. Их терпели; скандальные репортеры, коллеги и ученики знаменитой Риты Скитер, вились вокруг них, как мухи, а Гарри только стискивал зубы, бессильный что-либо изменить. Слава оказалась ловушкой, похуже Арагоговой паутины.

Гарри был даже благодарен своей бывшей подруге, когда после ее знаменитого интервью в "Пророке" он стал в высшем свете волшебной Британии персоной нон-грата.

Мирская слава — и добрая, и дурная — проходит быстро, и когда ранней весной двухтысячного года был объявлено об инаугурации нового члена "золотых скамей" Визенгамота, главы Единого Благородного Дома, Первого герцога Певерелл-Блэк, мало кто связал этот пышный титул с давным-давно скомпрометированным и почти забытым "Мальчиком-Который-Выжил".

Учеба в Академии и должность инструктора по рукопашному бою не оставляли Гарри ни минуты для общественных обязанностей. Молодой лорд Певерелл-Блэк, даже на сессии Визенгамота отправлявший своего представителя, прослыл анахоретом, что Гарри вполне устраивало.

Однако год спустя великосветская жизнь напомнила Гарри о себе самым неожиданным образом.

По давней традиции, курсанты-выпускники Академии Аврората назначались на охрану и обеспечение порядка во время "массовых собраний, торжественных, равно как увеселительных и иных", выражаясь казенным языком. Получив первое подобное назначение, первого мая, в Хогсмид на празднование третьего Дня Победы, Гарри тут же отправился к ректору Академии с твердым намерением отказаться. Однако ни логика, ни эмоции, ни ссылки на должность инструктора, которая, по идее, должна была освобождать от участия в подобной "полевой практике", не помогли — не родился еще человек, способный переупрямить Аластора Грюма. Старый экс-Мракоборец выслушал кипятящегося курсанта, затем тяжело вздохнул и прохрипел: "Дерьмовый из тебя Аврор, Поттер, если ты сплетен боишься. Я ведь мог бы просто приказать, и ты бы подчинился — но не буду. Это для дураков, а ты парень умный, и все поймешь сам. Собака лает — ветер носит, слышал такое? И запомни вот еще что. Если нет шума — публике на нас плевать. Мы для них всех вроде мебели. Они для нас тоже. Все понял? Тогда завтра в девять ноль-ноль на инструктаж. Вольно, курсант. Кругом, марш!"

Старый вояка, зубы съевший на службе, оказался прав. Алая форменная мантия скрывала Гарри от досужих сплетников не хуже плаща-невидимки. А еще через несколько дежурств Гарри с удивлением обнаружил, что к нему, лорду и главе Дома, пренебрегающему светской жизнью в пользу службы, относятся с изрядной долей уважения.

...Гости, в одиночку и парами, проходили в воротца с замаскированными Вредоскопами. Некоторые обменивались с Гарри приветствиями, большинство же скользило по молодому курсанту равнодушным взглядом, торопясь пройти дальше.

Вот под аркой неторопливо прошествовал коммерсант Чоу Лунтан, грузный, важный, похожий на вставшую на дыбы черепаху, в традиционном просторном халате из темно-шоколадной парчи с золотой вышивкой и в смешной плоской шелковой шапочке, вроде хоккейной шайбы. Вредоскопы зажужжали, перемигиваясь голубыми огоньками. Все тем же неспешным шагом Чоу прошествовал к столику возле арки, снял с запястья массивный веер на шелковом темляке с пышной кистью и с поклоном протянул Гарри. Веер оказался неожиданно тяжелым, а по краю расписных пластинок опасно поблескивали бритвенно-острые режущие кромки. Гарри поклонился в ответ:

— Благодарю за понимание, шеньши Чоу. По окончании вечера тэссэн(1) вам вернут в целости и сохранности.

— Учитель Кун сказал: "Приезжая в чужую страну, я не спрашиваю, хороши или плохи в ней законы. Я спрашиваю, как исполняются они!" — ответил Чоу задыхающимся высоким голосом, важно подняв палец, затем еще раз поклонился и двинулся дальше.

Леди Забини, в пышном старинном наряде, точно сошедшую с картины Тициана, воротца встретили зеленоватыми тревожными вспышками.

— Леди Лаура, прошу вас!..

— Гарри? Приятная неожиданность, — лучезарно улыбнулась знаменитая на всю магическую Британию "Черная Вдова". — Угадай, в какой руке?

Гарри тяжело вздохнул:

— На левом мизинце, леди Лаура. Вам еще не надоели эти игры?

— Эти игры мне никогда не надоедают, Гарри. Особенно с таким партнером, как ты. И что теперь?

— Закон вы знаете. Поэтому будьте любезны...

— Какой галантный кавалер! А если я не буду любезна?

— Тогда я на некоторое время перестану быть галантным кавалером.

— Фу, Гарри, какой ты скучный! — леди Забини стянула с мизинца перстень с крупным синим камнем и опустила в наколдованную тут же бархатную коробочку. Коробочку Гарри запер в небольшом сейфе под столом, леди Забини снисходительно кивнула и прошла в зал.

— Слушай, Поттер, а чего это Черная Вдова так с тобой любезничает? — спросил вполголоса напарник Гарри, Эрни Макмиллан, подтолкнув его локтем.

— В свое время у меня с ней вышла забавная история, — ответил Гарри также вполголоса, не прекращая бдительно следить за поведением Вредоскопов. — Помнишь прошлогодний летний практикум по криминалистике?

— А, это когда Грюм затребовал из архива Аврората кучу тупиковых дел?

— Ну да. Мне досталось дело о смерти очередного мужа леди Лауры — то ли восьмого, то ли девятого... неважно. Эксперты обнаружили, что его тело насыщено мышьяком, словно хорошая крысиная приманка. Чтобы так пропитаться отравой, надо годами ежедневно принимать акватофану. Мышьяк был везде, даже в ногтях и волосах — но не в желудке. В желудке было только несколько унций миндального крем-ликера, безо всяких посторонних примесей. А поскольку лорд Артемиус Эшер — так звали покойника — познакомился с вдовой Забини месяца за два до свадьбы, а после свадьбы не протянул и недели... В общем, ее оправдали за недоказанностью. А я как раз читал о похожем случае в магловской истории — примерно так же избавились от императора Наполеона на острове Святой Елены. Как и всякий тиран, он боялся отравления и приучал себя к ядам. Как и лорд Эшер, под конец жизни он пропитался мышьяком насквозь. И когда его сторонники организовали заговор с целью его освободить, императора убрали — очень хитрым способом. Нашелся умный человек, который просто-напросто напоил Наполеона оршадом.

— Оршадом? Это что такое? Какое-то зелье?

— Это миндальное молоко. Вкуснейшая и безобиднейшая штука, мой крестник обожает. Но тут вот в чем дело: сочетание миндаля и молока резко повышает восприимчивость человека к минеральным ядам. В том числе и к мышьяку.

— То есть крем-ликер...

— Вот именно.

— И ты не сообщил?..

— За кого ты меня принимаешь? Разумеется, сообщил — мы же Авроры, в конце концов! Однако Долиш завернул мое эссе, как говорится, "с наддранием" — за ссылку на "примитивные уловки тупых маглов", как он выразился. После этого я — сам не знаю, что на меня нашло — отправил вдове Забини копию своего эссе и вырезку с соответствующей статьей из магловского научного журнала. Через пару дней она навестила нас с тетей Энди на Гриммо-Плейс, мы очень мило пообщались, и с тех пор между нами установились такие вот отношения — приятельство не приятельство, долг не долг... взаимоповязанность, что ли, если есть такое слово в английском языке. Она знает, что я знаю, что мы оба знаем... и молчим!