— Получается так. И что удивительно — особо острых конфликтов нет. Как-то научились балансировать интересы. Мусульмане, правда, не дают спокойно жить, но они раздроблены, а как нефть кончилась, так у них и денег не стало — сейчас в основном беднее Африки живут.

— Вот кстати насчёт нефти. И холодного синтеза этого вашего...

— А что нефть? К середине 21-го века истощились все крупные месторождения, новых не могли найти, начали бурить вглубь, искать варианты... Кризис тогда серьёзный был, газ подорожал, даже уголь — начали из него бензин гнать. И вдруг бах — холодный синтез!

— Как он хоть работает?

— А пошли покажу!

Мы к этому времени уже допили пиво и наслаждались склоняющимся к закату июльским днём. Игорь поднялся, мы за ним. Он открыл дверь гаража, подвёл нас к автомобилю, поднял капот. Я совершенно не автомобилист, деталей "в лицо" не знаю, — увидел я там лишь нечто, что было, видимо, двигателем, а рядом — металлический продолговатый ящик, которого в современных мне автомобилях точно нет. Игорь указал именно на него:

— Вот энергетическая установка холодного синтеза в варианте для автомобиля, мощность от 1 до 100 киловатт — вполне достаточно. При интенсивном пробеге без обслуживания работает года три, но я езжу мало — у меня он уже 10 лет, и ещё года два протянет. Потом ящик вынимается на станции техобслуживания и передаётся в фирму, она передаёт новый. Ящик неразборный, выдерживает очень сильные удары — вплоть до падений с километровой высоты, взрыв килограммов тротила на поверхности и переезд танком. Вскрыть автогеном теоретически, наверное, можно, но при этом может произойти взрыв, радиоактивное заражение и прочее, так что случаи вскрытий общественности неизвестны. Вот здесь сверху подсоединяется управляющий кабель от бортового компьютера, вот здесь снизу идёт съём энергии на электродвигатель.

— Нда. Ну а работает-то он как? — не удовлетворился я.

— Деталей я не знаю, но в общих чертах так: берётся некоторый объём вещества из пиков распространённости — ну, те элементы, которые являются конечными в термоядерных реакциях — водород, гелий, углерод, кислород и железо. Всё это сжимается единым полем...

— Что, единую теорию поля таки создали? — не преминул я блеснуть своей эрудированностью.

— Конечно, уж лет 70 как. После этого, собственно, и холодный синтез открыли... В общем, сжимают это вещество до плотности не то 100 тонн на кубометр, не то тысячу — в общем, значительно больше, чем в недрах Солнца. А потом добавляют в этот "орешек" тяжелые радиоактивные элементы (плутоний или ещё что-то более тяжелое), распад которых становится катализатором синтеза. Эти элементы добавляются буквально поатомно, интенсивность их поступления определяет мощность установки. Но есть у неё и пара недостатков: во-первых, её нельзя совсем отключить, можно только включить на минимум — приходится климат-контроль в фоновом режиме оставлять. Из-за этого те, кто ездит нерегулярно, предпочитают обычные электробатареи — за сутки-двое её исчерпал, на заправку заехал, заменил на заряженную — и езжай дальше. Но по тайге, по плохим дорогам лучше на холосинтезе — если в глуши застрял, можно климат-контроль на полную мощь включить, и даже в минус 40 неделю не замерзнешь, пока спасетели не найдут... А второй недостаток — если оторвутся провода подачи напряжения, из неё энергия начинает вылетать в виде шаровых молний, и от них вполне можно пострадать, так что при аварии обычный электромобиль безопаснее.

— Ясно, — сказал я; мне действительно стало более-менее понятно в общих чертах, а на проникновение в техническую суть я и не претендовал. — А что же самолёты? Почему на них нельзя такую штуку поставить?

— Слишком плохое соотношение веса установки к развиваемой мощности. Чтобы самолёт в воздух поднять, нужна такая мощность двигателя, что установка весит больше половины самого самолета в лучшем случае, а то и до трёх четвертей. Специальные аэроэкспрессы делают, но там получается слишком дорого — используют только для срочных грузов, где цена не столь важна.

А когда эту проблему пытались решить — вдруг вспомнили про дирижабли. Они же поднимаются за счёт меньшей плотности газа, двигатель только двигает, а не удерживает в воздухе, поэтому мощность для того же груза требуется гораздо меньше. Единственный минус — скорость, но и тут прогресс не стоит на месте, 200 километров в час дирижабли спокойно делают, так что до Иркутска за 5 часов долетают. Зато себестоимость перевозок раз в 10 дешевле... Кстати, не хотите прокатиться на дирижабле?

Мы были совсем не прочь, но я осторожно спросил:

— А что, это так легко?

— Да у нас стоит в порту прогулочный, совсем маленький, желающих катает. Стандартная поездка вчетвером полчаса сущие копейки... Поехали, я угощаю!

Я посмотрел на Лёху. Он был готов. Хотя от 22-го века он, похоже, совсем обалдел, но он был молод, а значит, более восприимчив ко всему новому.

Игорь открыл ворота, вывел машину, я сел вперёд, Игорь включил бортовой компьютер, поводил пальцами по экрану, сообщил, что поставил маршрут в аэропорт в режиме "Прогулочный", самый спокойный — и откинулся на спинку кресла. Машина сама плавно развернулась на дорогу, сама набрала скорость, сама останавливалась пару раз на светофорах, сама один раз остановилась на нерегулируемом перекрёстке при помехе справа... Да, это явно было будущее.

Игорь пояснил, что есть 4 режима скорости: "Экспресс", "Деловой", "Оптимальный" и "Прогулочный" — их функции были ясны из названий. Я взглянул на покрытие дороги: внешне напоминало асфальт, но какой-то слишком уж ровный. Я повернулся к Игорю.

— Нанобитум, — отреагировал он. — Выдерживает температуры плюс-минус сто градусов, не повреждается даже танком. Срок службы 20 лет, но и после них требуется лишь чуть-чуть подлатать. Стоит, правда, немало. Но окупается с лихвой.

Через несколько минут неспешной поездки мы приехали в аэропорт. Выйдя из машины, сразу увидели маленький дирижаблик, подошли к нему. Игорь протянул пилоту деньги и пригласил нас в кабину.

Она была четырехместной. Водитель сидел впереди и чуть выше, почти не закрывая вида. Игорь усадил нас с Алексеем впереди, чтобы мы лучше видели. Едва слышно заработал электромотор, и дирижабль двинулся вперёд, одновременно быстро набирая высоту, так что похолодело в животе.

Но поднялся он невысоко, метров едва ли на 200, и не торопясь летел над городом с востока на запад. Лёха был в восторге — он первый раз в жизни поднялся в воздух, в своём 2012 я ему подобной прогулки предложить не мог.

Слева внизу я заметил мост через Витим, показав на него, спросил Игоря:

— Давно построили?

— Ещё в 20-м. Как золотой рубль окончательно набрал силу, так Сухой Лог построили, и мост и ГЭС вместе с ним.

Я понимающе кивнул, и только потом до меня дошло:

— Золотой рубль?!

— Ну да. Почти сразу после метеорита, как доллар рухнул, установили золотое обезпечение рубля. Сначала по биржевому курсу золота, а потом провели деноминацию, и уже почти сотню лет курс неизменный — унция золота 200 рублей.

Я прикинул в уме, вспомнил:

— Это как номинал золотых Победоносцев был, 50 рублей четверть унции.

— Почему был? Их до сих пор выпускают, с некоторым изменением дизайна. Несколько лет назад столетие выпуска отметили.

Я вспомнил, что первые Победоносцы были выпущены в 2006 году. Тут у меня возникла мысль:

— И дорого они сейчас стоят, те первые Победоносцы?

— Если в хорошем состоянии, то номиналов пять, не меньше, а 2006 — и все десять.

— А царские золотые?

— Николаевские примерно так же, 5-10 номиналов, а более ранние вроде намного дороже. Но я точно не знаю, надо в сети посмотреть.

Между тем мы уже пролетели мост, и теперь дирижабль плавно разворачивался к югу. Была хорошо видна дорога на Таксимо, чернеющая "нанобитумом". Я вдруг вспомнил:

— Давай Лёхе Мамаканскую ГЭС покажем! Можно?

— Конечно. Заодно и Тельмамскую. — Игорь связался с пилотом по внутренней связи (пассажирская кабина была звукоизолирована), и дирижабль снова развернулся к западу.

Через несколько минут показалась плотина. Я показал на неё Лёхе:

— Построена в 1960-м году, первая в России на вечной мерзлоте! Мощность 100 мегаватт, до моего времени хватало летом на весь район, зимой правда мощность снижалась из-за слишком маленького водохранилища.

Сброса с плотины не было, но всё равно вид впечатлял. Лёха изумлённо покачивал головой, а дирижабль, развернувшись на юг, пошел над водохранилищем на максимальной скорости, и минут через десять перед нами предстала ещё одна, гораздо большая плотина, которой в моё время ещё не было — хотя начали строить её ещё в 1986 году, но из-за краха СССР забросили...

Эта плотина и меня поразила. Была она раза в три выше, и за ней открывалось целое море.

— А эта ГЭС — 400 мегаватт, — пояснял я Лёхе, — и водохранилище у неё гораздо больше, так что теперь и Мамаканская ГЭС выдаёт стабильные 100 круглый год. Правильно? — обратился я к Игорю.

Он кивнул: ГЭС построили в соответствии со старым проектом.

Мы повернули на восток над рукавом, когда-то бывшим рекой Тельмамой, а затем пошли над таксиминской дорогой. Она не пустовала, то и дело шли фуры, а между ними — легковые.

— На Сухой Лог грузы везут? — спросил я Игоря, показывая на фуры.

— Не, Сухой Лог давно исчерпали. Теперь на комбинат руду с Волчьего возят. Но и оно скоро кончится, придётся километров за 50 возить... Да и вообще с этой стороны длиннее. На комбинат и в Дальнюю Тайгу с Тарыннаха возят, а с Таксимо — не дальше Артёма.

— Тарыннах? — переспросил я, что-то смутно припоминая.

— Железорудный комбинат на границе с Якутией. Точнее, в Якутии на границе с нами. До него от БАМа железку дотянули, а оттуда до Перевоза недалеко, сделали шоссе, а затем и от Перевоза до Кропоткина битумом покрыли, там и возят основные груза.

— И много ещё дорог проложили в районе? — поинтересовался я, вспомнив, что в моё время их было совсем мало.

— Хорошая ещё только одна — от Кропоткина до Чёртова Корыта и дальше до Ленска. Якуты иногда по ней грузы из Таксимо в Мирный и дальше гоняют, хотя чаще от Усть-Кута по дороге вдоль ВСТО. Наша чуть короче, но та всё-таки получше. Да, и до Мамы дорога неплохая. И всё.

— А кстати, по ВСТО-то что гонят, если нефть кончилась?

— Воду.

— Чего?!

— Воду, питьевую. В Китае полтора миллиарда жителей, воды чистой не хватает. Вот как нефть кончилась, так трубу промыли — и ленскую водичку по ней гонят. Вторую трубу, побольше, построили от Байкала. Вода нынче в мире ценится...

— Да-а... — я, конечно, читал и в нашем времени прогнозы о том, что через сто лет вода станет на вес золота, но всё равно мне это показалось несколько странным. Привык я в Восточной Сибири к полноводным рекам, ничего не могу с собой поделать.

Между тем полчаса уже истекали, дирижабль, уйдя на восток от таксиминской дороги и снижаясь, прошел над новыми кварталами левого берега Витима, над обустроенным пляжем Первого острова (там были видны отдыхающие), пересёк реку и наконец причалил к своему месту стоянки. Мы вышли, разминаясь, глубоко вдыхая уже начавший свежеть вечерний июльский воздух, напоенный растительными ароматами, постояли немного, переваривая впечатления, пока Игорь брал в ларьке ещё пива, сели в машину и быстро доехали до дома.

— Какие планы на ближайшее будущее? — спросил Игорь, потягивая пиво. Солнце уже зашло, но было ещё тепло, и жизнь казалась такой прекрасной...

— Давай и здесь сделаем тамбур с замком, — предложил Лёха.

— Давай, — согласился я. — Завтра заходишь ко мне с инструментом, и сразу сюда. Ты ничем завтра не занят? — обратился я к Игорю.

— Нет, я на дотации, — ответил он. — Все дни совершенно свободен.

— На дотации? — переспросил я. — В смысле, на пособии по безработице?

— У нас это называется дотация и платится всем гражданам с рождения до смерти. Когда автоматизация производства достигла таких размеров, что безработных стало процентов 20, и полезных занятий для них совершенно не просматривалось, решили в корне поменять всю социальную систему. Начали выплачивать всем прожиточный минимум, назвав это дотацией, с единственным условием — быть примерным гражданином. При совершении преступления нахождение на дотации считается отягчающим фактором, и карается строже. При этом ты можешь вообще не работать в жизни ни дня...

— Наплодили тунеядцев? — спросил я и, вспомнив судьбу США, добавил: — В Америке нечто подобное было, и, как ты говоришь, плохо кончилось.

— Нет, у нас это не так. Дотация положена только гражданам. Мигрант, чтобы получить гражданство, должен не меньше 10 лет официально проработать в России, нелегальная миграция жестко пресекается. В Европе, кстати, тоже после метеорита всех нелегалов быстро повыдворяли, когда они бузить начали. А у нас тем более.

Многие дотационники, кстати, занимаются творчеством и раздают свои труды безплатно или за символическую плату. Люди стали легче менять место работы, делать перерывы на пару лет. Стрессов стало гораздо меньше. Работают не из-за необходимости, а по интересу, ради достижения места в обществе. Ну, иногда, конечно, и из-за денег, но гораздо меньше.

— А бюджета страны на это как хватает? Это же огромные деньжищи нужны...

— Не такие уж большие. Да и я же говорил: автоматизация производства. 10% населения создают 90% ВВП страны. Их дохода хватает на всех. Да и к тому же дотационники покупают вполне определённый круг товаров — питание, коммунальные услуги, одежда. Это всё покупается в основном у отечественных производителей, т.е. повышает ВВП. Если бы эти люди не имели дохода — они бы не покупали товары, ВВП бы сократился, что лишь уменьшило бы количество рабочих мест в стране.

Вообще постоянно не работают сейчас порядка 10% населения. А ещё порядка 20-30% работают на полставки или треть ставки. Вот это было, пожалуй, самой большой неожиданностью реформы — оказалось, что очень много людей, получив прожиточный минимум, гарантировав себя от нищеты — всё равно хотят работать, но меньше, чтобы и из общества не выпадать, и семье больше внимания уделять. Такая возможность была законодательно закреплена; работодатели сначала не очень хотели, поскольку им стало больше возни, но им дали небольшие льготы, и всё завертелось. И сейчас уже такой способ организации жизни — работа часа 4 в день, остальное время в семье — признаётся как самый оптимальный, наиболее соответствующий раскрытию человеческого потенциала.

— А ты сейчас вообще не работаешь?

— Да, уже почти год отдыхаю. Хотя уже начало надоедать, стал подумывать над вариантами. Но тут вы — пожалуй, повременю.

— Я просто подумал, что можно было бы подзаработать денег. Тебе деньги нужны?

— Честно говоря, на необходимое мне хватает, дорогого ничего вроде не нужно... Хотя, конечно, лишними не будут — если всё законно, — подозрительно посмотрел он на меня.

— Совершенно законно! — успокоил я его. — Нумизматика и бонистика. Ты говорил, что ранние победоносцы и николаевские золотые идут от 5 раз к номиналу, в смысле к весу золота. А у нас их можно взять чуть больше номинала, и продать здесь. А боны, я думаю, должны быть ещё дороже... Можешь посмотреть ваши цены на банкноты столетней давности?