— Ах… — вздох полный страха, надежды, паники и ещё десятка менее сильных эмоций вырвался изо рта Селестии, стоило ей увидеть закованную в свою жуткую броню Найтмер Мун, сидящую в пяти шагах от неё и правой передней ногой поглаживающую по гриве тёмно-синюю крылато-рогатую кобылу, связанную словно гусеница и с зажатым намордником ртом. — Луна…
— Жива и почти здорова, — скривила мордочку иссиня-чёрная аликорница, шлем которой был раскрыт, позволяя видеть её мимику и бирюзовые глаза, будто померкшие с их последней встречи, судя по ощущениям, произошедшей не более пары часов назад. — И будет оставаться таковой, если ты пойдёшь на сотрудничество, Селестия.
Со стороны шестерых пони, которых охраняли шесть необычных кобыл, состоящих словно из разноцветных кристаллов, донеслись какие-то возгласы, то ли возмущённые, то ли требовательные, то ли просящие (а может, и всё вместе), но белая аликорница их не слушала, так как её внимание было полностью приковано к сестре и копыту, которое почти нежно гладило вполне материальную гриву, свидетельствующую о магическом истощении хозяйки. Луна боялась: каждое прикосновение к её шее вызывало дрожь, а взгляд таких родных глаз, направленный на неё, буквально резал старшую принцессу без ножа.
— Хочешь, чтобы я согласилась на то условие? — всё же сумела выдавить из себя принцесса дня, умудрившись заставить свой голос звучать ровно.
— Что? — казалось Найтмер удивилась, но тут же поняла, о чём идёт речь и вполне мелодично рассмеялась, остановив свою ногу на плече синей кобылы. — Как-нибудь обойдусь. У меня другое предложение, Селестия… Думаю, оно тебе понравится больше.
— Чего ты хочешь, Найтмер? — слова давались тяжело, но белая аликорница всё же смогла оторвать взгляд от мордочки сестры, чтобы посмотреть в глаза противницы… дабы вздрогнуть от того ощущения глухой тоски и откровенной зависти, которые промелькнули в этих бирюзовых омутах, могущих принадлежать лишь существу, познавшему боль, одиночество и утрату.
Выражение холодного безразличия вернулось на мордочку Мун, уголки губ коей приподнялись в чуть саркастической улыбке. Как-то внезапно Селестия осознала, что не ощущает исходивших от этой кобылы подавляющей мощи и почти материальной угрозы… будто их разделение с Луной тяжело далось не только младшей сестре. Только вот оковы, а также присутствие ещё двенадцати силуэтов в схожих доспехах, сила от которых очень даже исходила, сводили на нет любые надежды на сопротивление.
— Мы начали с тобой не с той ноты, Селестия, — заметила иссиня-чёрная аликорница, снова начав гладить свою пленницу, будто та была большой кошкой. — Тысячу лет назад, когда я только осознала себя, мои помыслы были просты: во всём помогать Луне, круша её врагов и защищая от возможных предателей. Ты была врагом… как я тогда считала, так как стояла на пути моей матери к трону.
— Матери? — удивление не удалось скрыть и глаза принцессы дня выдали её с потрохами, вызвав новый смешок у собеседницы.
— А как ещё я должна называть кобылу, которая дала мне жизнь; дала смысл к существованию; была для меня всем миром… а затем, когда я стала не нужна, бросила меня в одиночестве на луне на долгие семь сотен лет, уснув беспробудным сном? — если во время произнесения первой части фразы голос владычицы кошмаров набирал мощь, без капли магии заставляя воздух дрожать, то вторую половину она произнесла тихо, чтобы лишь находящиеся рядом пони всё услышали. — Я звала её, Селестия… просила не злиться на меня и простить… объяснить, в чём я ошибалась, но в холодной пустоте звуки исчезали даже раньше, чем вырывались из моего рта. Это были тяжёлые годы, когда космическая ночь заставляла тело промерзать от нестерпимого холода, а наступающий день жёг шкуру ещё более нестерпимым пламенем. Ты знала, что на луне нет утра и вечера? Лишь сменяющие друг друга день и ночь, которые без магической защиты превращаются в изощрённую пытку.
— Почему без защиты? — белая аликорница поймала себя на том, что чутко ловит каждое слово собеседницы, словно наяву видя, о чём она рассказывает.
— Глупая была, — беспечно улыбнулась Найтмер, и от того тона, которым это было сказано, а также кажущейся абсолютно фальшивой улыбки, принцессе дня стало по-настоящему страшно, так что ушки сами собой прижались к затылку, а по спине побежали мурашки. — Я надеялась, что боль физическая поможет заглушить душевную пустоту… Глупо, не так ли? А потом моё тело само приспособилось к экстремальным условиям, начав расходовать магию на свою защиту помимо моей воли. Вот так подсознание оказалось умнее разума!
Последние слова сопровождались взмахом крыльями и указующим жестом правой передней ноги, копытце которой устремилось к потолку. Селестия, поддавшись порыву, на миг даже скосила взгляд, но ожидаемо ничего не увидела.
— Но я рассказываю всё это не для того, чтобы ты меня пожалела, — перешла на деловой тон иссиня-чёрная аликорница, вернувшись к прерванному занятию и сложив крылья. — Просто хочу, чтобы ты понимала: лично я против тебя ничего не имею. Моё же нынешнее нападение было обусловлено тем, что мы с тобой находились в состоянии войны, а потому я ожидала удара с твоей стороны. Жалею ли я об этом? Скорее «нет», чем «да» — ведь если бы я не показала свою силу и не надела на тебя браслеты, ты бы меня и слушать не стала.
— Это не так, — попыталась возразить белая аликорница, но дальнейшие слова застряли в горле, стоило лишь вновь встретить внимательный взгляд бирюзовых глаз. — Мы… вполне могли договориться.
— Хах… — собеседница усмехнулась, демонстрируя восемь пар клыков. — Я прекрасно знаю, как ты стала бы договариваться. В конце концов, жизнь Луны для тебя важнее, нежели жизнь незнакомой тёмной твари, захватившей её тело. Не отвечай: я этот подход полностью разделяю, и на твоём месте вряд ли решила бы поступить иначе. Гхм… О чём это я? Ах да: с моей стороны — наш конфликт исчерпан. Ты согласна с этим?
— Да, — после короткой паузы, твёрдо ответила Селестия. — Но если Луна пострадает…
— Не пострадает, — хмыкнула Найтмер, затем наклонилась, и… поцеловала синюю аликорницу в затылок, вызвав у принцессы дня, как и у её младшей сестры, искренний шок. — Я любила её, как дочь может любить мать; ненавидела, как преданное оружие может ненавидеть бросившее его копыто; презирала, как только можно презирать предательницу, бывшую смыслом существования. Но… пусть она никогда и не считала меня дочерью, да и вообще принимала лишь за инструмент, Луна остаётся той, кто подарила мне жизнь, пусть и наполненную испытаниями. Но как известно, даже металл под ударами молота либо становится сильнее, либо ломается… И я стала сильнее. Как моё тело закалилось в жаре солнца и холоде космоса, так и дух стал крепче… благодаря тем, кто был со мной рядом.
Лёгкий взмах крылом указал на пони в броне и существ из кристаллов, которые будто бы и вовсе не шевелились, ловя каждое слово Мун.
— Так же, как Луна создала меня, я создала их предков, — с гордостью поделилась иссиня-чёрная аликорница, вызвав в душе белой кобылы недоумение, недоверие, удивление… и кучу других эмоций. — Они — моя семья, ради благополучия которой я… готова пойти на маленькие уступки и большой риск.
В воздухе снова ощутимо запахло напряжением, а принцесса дня поняла, что предварительные разговоры окончены, и пришло время настоящих переговоров. Однако она уже не видела в Найтмер врага, которого нужно одолеть любой ценой… да и если уж быть честной с собой, не всякую цену Селестия была готова заплатить.
— Сейчас я и мои пони уйдём, оставив вас одних: оковы исчезнут сами собой, так что ничто более не будет мешать воссоединению семьи, — иссиня-чёрная аликорница криво усмехнулась. — А через несколько дней в Эквестрию явится посольство с Луны, которое вы примете со всеми почестями и уважением. Ведь это совсем не сложно, правда? А дальше, Селестия, уже тебе предстоит доказать, что ты — не та Королева Дня, которая не знала компромиссов. Если же я в тебе ошиблась… будет война.
— Войны не будет, — решительно ответила белая аликорница, глядя в бирюзовые глаза твёрдо и с благодарностью. — Я не повторю старых ошибок…
— Это угроза? — вскинула одну бровь Мун.
— Чт… — Селестия опешила, замерла на секунду и осознала, что её слова можно было интерпретировать и таким образом. — Я вовсе не то имела в виду!
Последняя фраза прозвучала почти панически.
— Поживём — увидим, — владычица кошмаров поднялась на ноги, и отойдя от пленницы, подозвала к себе своих пони. — Я очень надеюсь, что ты сдержишь своё обещание. И вот ещё…
Бумажная папка с надписью «На память» упала к передним ногам Селестии, заставив опустить взгляд, а когда она подняла глаза вновь, в комнате уже не было ни Найтмер, ни её спутниц. Зато со стороны ученицы и её подруг послышался торопливый цокот копытец, ознаменовавший исчезновение кандалов.
— Принцесса Селестия, вы в порядке? — фиолетовая единорожка оказалась рядом, заглядывая в мордочку наставницы преданным и испуганным взглядом.
— Всё хорошо, моя маленькая пони, — почти неосознанно ответила белая аликорница, поднимаясь на ноги и одаривая подопечную улыбкой. — Все вопросы — потом. Сейчас у меня есть… личное дело.
Обойдя единорожку и не дожидаясь от неё какой-либо реакции, Селестия подошла к сестре и наклонилась, чтобы узнать, почему та даже не пытается встать, пусть и её оковы исчезли. Ответ же был прост: Луна плакала. Горько, тихо, самозабвенно… Слёзы текли по её мордочке, струясь из-под зажмуренных век, ушки прижимались к голове, из прикушенной губы струилась кровь…
— Вуна? — позвала Селестия, садясь рядом, а затем накрывая сестру крылом. — Всё закончилось, Вуна; всё будет хорошо…
— Нет… Тия, — одними губами ответила синяя аликорница, открывая глаза и глядя на старшую сестру со смесью боли, стыда и отчаяния в глазах. — Я — чудовище…
— Глупая, — обняв вяло дёрнувшуюся кобылку, принцесса дня прижала её к груди. — Ты не большее чудовище, чем я… а раз уж так, мы должны держаться вместе.
— Найтмер… — попыталась что-то сказать принцесса ночи.
— У вас ещё будет время поговорить, — пообещала Селестия. — Потом, когда вы обе будете к этому готовы. И я уверена, что всё разрешится хорошо. Ты мне веришь?
Сидя на полу в комнате башни полуразрушенного замка, принцесса дня прижимала к себе младшую сестру, говорила какие-то успокаивающие глупости и гладила её по шее и спине. Впереди их ждало ещё множество испытаний, которые следует преодолеть, а также нелёгких решений, которые требуется принять, но…
«Всё это будет потом», — мысленно констатировала белая аликорница.
Когда-то давно из-за своей гордыни она лишилась любимой сестры на тысячу лет; много позже из-за собственного страха лишила себя счастья быть рядом со своим жеребёнком… Теперь же, когда судьба подарила возможность исправить хотя бы часть ошибок, Селестия собиралась уцепиться за неё всеми копытами, крыльями и зубами…
И она поможет сестре воссоединиться с её дочерью, ведь они — семья.
Правильно же?..
Примечание к части
Всем добра и здоровья.
Заря новой эры
В тёмной-тёмной комнате на верхнем этаже тёмной-тёмной башни в самое тёмное-тёмное время суток тёмная-тёмная аликорница сидела на белой-белой простыне, которой была застелена круглая постель, и смотрела в хрустальный шар, встроенный в устройство в виде двенадцатигранной пирамиды. Немигающим взглядом она изучала стремительно мелькающие образы, негромко приговаривая:
— Не он; не она; не она; не она; не он… Какой жеребец, а как двигается… но — не он…
Поёрзав на кровати, Найтмер вернулась к прерванному на десяток секунд занятию (не подглядывания для, а расширения образованности в половой жизни ради), вновь заставляя лунный телескоп, способный видеть сквозь твёрдые объекты, да ещё не только тела, но и ауры, переключаться с одного жителя Эквуса на другого. Слова Гены о том, что он должен переродиться, разом отсекали всех уже взрослых кандидатов и разумных, достигших возраста как минимум в три дня, так что оставалось проверить только новорожденных… как пони, минотавров, грифонов, лошадей и яков, так и зебр, драконов и прочих разумных. В конце концов, узнает она его в любом случае, но вот оттягивать момент новой встречи сколь-нибудь долго совершенно не хотелось.
Краткие мгновения воссоединения, позволившие вновь почувствовать себя не Великой Прародительницей или жутким Лунным Кошмаром, а обычной запутавшейся кобылкой, которая нуждается в общении и поддержке, отчётливо показали Мун, чего ей все эти годы действительно не хватало, и к чему следует стремиться. Последующий разговор с Селестией, во время которого она слегка подразнила принцессу дня, показав ей свои притязания на Луну и параллельно пройдясь по самой принцессе ночи, косвенно высказав всё то, что успело наболеть, только подтвердил сделанные выводы. Ведь пусть у неё есть кристаллопони, как и у белой аликорницы есть её эквестрийцы (хотя… сравнение несколько некорректное), им обеим нужны те, с кем можно разделить свои самые смелые надежды, безумные идеи, яркие мечты…
«А кто может быть ближе существа, с которым делила тело сотню лет своей жизни… Существа, вытянувшего из пучины отчаяния и безумия… Существа, пришедшего на помощь тогда, когда это было больше всего нужно?» — воспоминания о Луне, которая должна была быть гораздо ближе чужака из совершенно иного мира, болезненно резанули по сердцу, но этот момент слабости был проигнорирован.
Иссиня-чёрная аликорница любила свою родительницу, давшую ей жизнь… и не собиралась её бить или калечить; Найтмер Мун ненавидела принцессу ночи за предательство и почти презирала за слабохарактерность, за что была готова мстить со всей возможной изощрённостью и жёсткостью. Нет, никаких покушений на родных и близких — это слишком глупо, пошло и вульгарно; никаких подстав или распусканий слухов — это грубо и неэффективно. Да и не заслуживала она занимать в жизни и разуме владычицы кошмаров столько места, сколько необходимо для построения мало-мальски сложных интриг.
Найтмер собиралась действовать куда тоньше, вместе с тем добиваясь своих собственных целей, за которыми даже правительница с более чем тысячелетним опытом не должна увидеть злого умысла. Ведь Луна, фактически, оказалась совершенно одна в новом и незнакомом мире, да ещё и в рефлексии свои (опять?!) ударилась. Старшая сестра не сможет постоянно быть рядом, а это означает лишь то, что внешний мир начнёт колоть и кусать, обжигать и ошпаривать растерянную кобылку… которая будет видеть более сильную, успешную, уверенную в себе иссиня-чёрную аликорницу.
