Сын своего отца

— Учитель, Вы учили меня древним истинам: не убий, не укради, не лжесвидетельствуй. Если тебя ударили по левой щеке, подставь правую. Терпение порождает мудрость. Но если я стану рыцарем, защитником, мне придётся и убивать врагов, и красть их вещи, и лгать им, чтобы спасти своих товарищей. Придётся отвечать на их грубость, чтобы не прослыть слабым. Вы сами показали мне приёмы и жизненные точки, используя которые можно не только причинить человеку боль, но и убить его. Как же совместить эти противоречия? Или нужно от чего-то отказаться?

Старый Пит, глаз которого, казалось, никогда не коснётся время, аккуратно пригладил белую бороду, когда-то густую и красивую.

— Какой-нибудь крестьянин или рудокоп назвал бы меня богохульником и отступником. Но тебя я всегда учил думать, прежде чем делать выводы. И твой вопрос говорит, что я добился кое-чего. Значит, ты поймёшь остальное. Один древний мудрец, чья мудрость позволила людям летать среди звёзд, говорил так: 'Нет ничего абсолютного'. И хотя его слова относились к наукам, то же самое можно сказать и о духовных истинах. Одно из твоих предназначений — защищать людей. Но ты не сможешь его исполнить, если древнее учение ослепит твой разум.

Нечастые визиты Эрга к Исповеднику обычно происходили именно так: юноша, терзаемый какой-то мыслью, являлся в крошечную лачугу в полутора километрах от деревни, и седой старик беседовал с ним ночи напролёт. Вот и в этот раз за окном стало сереть, а оба кудесника, молодой и старый, сидели за деревянным столом, даже не собираясь спать.

— Древние учения написаны для нормальной мирной жизни, при которой человеку не грозит смерть. А для того, чтобы обыватели имели условия для соблюдения Заповедей, существуют Защитники, обязанные оберегать людей от беды. Но, для исполнения своего долга перед людьми, а значит, и перед Всевышним, Защитники вынуждены нарушать Заповеди, брать на себя грех, чтобы уберечь от него остальных людей. И это — тяжкий крест Защитников! Беречь тела обывателей от страданий, а души от греха, ибо страдания порождают ненависть, а ненависть, являясь сама по себе грехом, порождает другие грехи, иногда более страшные. Если судить таким образом, то выходит, что грехи Защитников — благо. Но это благо — не абсолютно, ведь спасая одних, приходится нести зло другим. Грань между подобным благом и злом настолько тонка, что, наверное, лишь Всевышний способен её ощутить, лишь Всевышний способен сказать: 'Сей грех Защитника — во благо, а сей — на погибель'.

— Но как же мне, человеку, разобраться, какой грех праведный, а какой — нет?

Пит чуть заметно пожал плечами.

— Всевышний не где-то там, — он указал на потолок. — Всевышний внутри каждого человека, почитающего Его. Слушай Его внутри себя, и ты не ошибёшься. Советуйся с Ним, и Он подскажет тебе, где зло, а где — добро. Ибо зло для одних может быть благом другим и наоборот. Нет абсолютного зла, как нет и абсолютного блага. Будучи Защитником, слушай Его, чтобы принять правильное решение, и если Он тебе говорит: 'Тот прав, а другой не прав', помоги правому и накажи неправого. Тогда принятый на себя грех будет во благо, тогда Он простит тебе его, каким бы тяжким он ни казался. И Он покарает тебя за, казалось бы, благое дело, если оно сотворено во зло людям...

Камни, выпускаемые пращниками, гремели о шлем и панцирь, словно град. Не обращая на них никакого внимания, Эрг выхватил из-за плеча отцовский меч и крутанул его вокруг себя, обрубая верёвку начавшего затягиваться аркана. Конь, которому один из камней угодил в ухо, с визгом взвился на дыбы, и юноше пришлось повозиться, чтобы осадить его. К тому времени маленький отряд почти потонул в половодье нахлынувших оборванных людей, вооружённых кто чем придётся.

Эрг описал мечом восьмёрку с обеих сторон от себя. Один из наседавших на него молча свалился с разрубленной головой, но другой попытался спереди попасть дубиной с острыми шипами по голове коня. Косым правым кругом Эрг отсёк ему поднятую вверх кисть с дубиной и на заднем нижнем секторе траектории меча зацепил грудь огромного мужчины, лезущего с топором в гущу свалки. Переведя дыхание, Эрг мгновенно огляделся по сторонам, выбирая себе удобную позицию.

Одним прыжком коня юноша сбил с ног двоих грабителей, пытавшихся добить выдернутого арканом из седла стражника, и довершил дело двумя короткими взмахами, перерубив заодно опутавшую товарища верёвку. Тому ничего не оставалось, кроме как подхватить валявшуюся под ногами пику и отступить за спину Эрга ближе к вьючным животным, пока молодой человек на несколько секунд отвлёк на себя часть бандитов.

Один из разбойников, овладев конём и мечом, попытался напасть сбоку на третьего стражника, оборонявшего правый фланг. Охранника уже теснили двое конных бандитов, один из которых весьма неплохо управлялся с оружием. Эрг бросил коня ближе к дерущимся. Отмахнувшись от длинной жерди с насаженным на неё тяжёлым кованым наконечником, он на секунду перехватил меч левой рукой, а правой метнул в своего противника вынутую из кармашка пояса восьмиконечную метательную звезду. Тот захрипел и медленно повалился на землю, выронив из рук шест.

Ещё не осознавая своих потерь, бандиты с остервенением кидались в бой, падали, отступали на десяток шагов и снова накатывались по одному, по два, по три. Но уже через несколько минут после начала свалки наступил перелом. Почти три десятка искалеченных тел в неправдоподобных позах валялись вокруг восьми всадников, окруживших кольцом вьючных лошадей. Словно огромная круглая пила зубьями мечей кромсала наскакивавших на неё людей, воющих уже не от азарта, а от бессилия чего-либо добиться.

Энтузиазм нападавших иссякал на глазах, несмотря на крики и понукания высокого худого мужчины, гарцующего на добром коне позади живой цепи. Именно он пытался прорваться в щель между стражниками, чтобы добраться до груза, но, получив отпор Эрга, отступил и теперь командовал разбойниками со стороны. Кто-то уже оглядывался по сторонам, выбирая пути отступления, кто-то отползал к спасительным кустам, а кто-то ещё горел желанием добраться-таки до вожделенного богатства, когда прозвучал древний, но во все века одинаково леденящий душу вопль: 'Спасайся, кто может!'

— Мелл, Грант, Эрг и Дормут! Вперёд! — скомандовал в тот же миг Игас, и четвёрка коней метнулась в разные стороны вслед кинувшейся в ужасе, вызванном вечным лозунгом трусов, толпе.

— Через пять минут назад! — полетела вдогонку вторая команда.

Эрг успел проскакать десятка три метров, когда бросившийся было удирать главарь шайки резко осадил коня и попытался при развороте достать юношу. Но тот отбил направленный в грудь меч и, проносясь мимо, на всякий случай защитил спину, сделав отмашку назад. Как оказалось, не зря. Бандит же, понадеявшись на неотразимость финта, не успел развернуться, вынужденный биться боком. По его посадке, уверенности в себе, молодой человек понял, что перед ним опытный боец, много чего умеющий и часто упражняющийся.

Даже в такой неудобной позе он умудрился зацепить шлем Эрга, и тот слетел с головы, обдирая кожу.

— Готовься умереть, щенок, — прорычал грабитель, занося клинок.

Бородатый крестьянин, правивший базоном, пеньком сидел на телеге и, по совиному хлопая глазами, сочно басил себе под нос;

— Ух ты!.. Ничего себе!.. Вот это да!..

Он будто из-под земли возник за поваленным стволом, и картина, открывшаяся перед ним стоила его восхищения. За деревом, как за окном в другой мир, начиналось нечто не вяжущееся с покоем осеннего леса. Его 'тихоход' пугливо фыркал и косился на окровавленные тела, наваленные за бревном. Тяжёлый запах свежей крови, лужами натёкшей из трупов, раскиданных в беспорядке на небольшом клочке земли, стоны раненых и громкие проклятия связываемого пленника тревожили животное.

Мужик успел разглядеть, что побитые — большей частью оборванцы, а победители — воины в справных доспехах.

— Ну, чего уставился? — громко окликнул бородача один из стражников. — Разворачивай оглобли, повезёшь убитых в Кособродку.

— Дык, куда ж мне их всех? — развёл руками погонщик. — Да мне бы и в Энгр попасть тоже...

— Попадёшь в свой Энгр! А всех тебе грузить никто и не собирается. Наших только двое, да один раненый.

— Как-то нехорошо получается: раненый и с покойниками, — покачал головой мужик, соскакивая на землю, чтобы развернуться на узкой дороге.

— Ты покойников везти не хочешь или раненого? — грозно глянул на него воин, как бы невзначай дотрагиваясь до рукояти меча.

— А я чё? Я ничё! — залопотал мужик. — Мне хоть кого. Я и не такое видывал... С этого покойника, что ли, начнём?

Он кивнул на прислонённого к дереву молодого паренька со следами крови на лбу.

Стражник несколько раз сжал и разжал кулак в кольчужной перчатка, перемазанной кровью.

— Чтоб у тебя язык отсох!

— Да что вы, господин хороший?

— Я лучше тебя, как покойника, на твою же телегу погружу. Ты что, идиот, ни разу не видел лекарей, после того, как они раны заживляют?

Мужик оторопело зашлёпал губами.

— В...виноват, Ваше Сиятельство. Но больно уж он молод для лекаря-то...

— На, погляди, — сунул Игас вознице под нос кулак. — Полчаса назад я пошевелить пальцами не мог, после того как мне их камням из пращи перешибли.

— А чё ж он сам-то в крови?

— Ничего страшного. Один прыткий кожу слегка ссадил. На такую мелочь даже дети внимания не обращают.

Кособродка, как и Энгр, была основным пунктом остановки караванов с камнями. И если бы не отдельное здание, в которое никто из посторонних не допускался, стражников наверняка замучили бы посетители, чей интерес к героям дня подогрели рассказы побывавших на месте схватки. Банда Милтона Рейли, племянника бывшего герцога Кло, бывшего рыцаря, бывшего мятежника и бывшего каторжанина, давно обитала в здешних местах, довольствуясь обычно нападениями на одиноких путников. В охоте на неё оказались бесполезными все ухищрения властей: Рейли умело пользовался своим рыцарским опытом лесной войны. И лишь после сегодняшней битвы стала ясна ещё одна причина его неуловимости. Среди убитых оказалось несколько жителей Энгра и Кособродки, видимо, служивших бандиту глазами и ушами.

По приглашению старосты Игас, Грант, Эрг и Тинас, уже начавший приходить в себя после ранения, ужинали в его особняке. Молодой Донито сдержанно хвалил подопечных, скромно умалчивая о своих заслугах. Но, несмотря на все усилия хозяина, гости никак не могли, отвлечься от мыслей о погибших товарищах.

— Мы то что, мы к крови привычные, — вставил слово обычно молчаливый Грант. — А вот Эргу 'повезло'. Первый раз из Гнилого Тупика выбрался и сразу же в такую переделку попал. Подобное, кажется, лет пятнадцать назад было.

— Двенадцать, — поправил Игас. — Тогда нас мой дядя вёл. А подстерегли нас возле самого выхода из Энгра рано-рано утром. Ударили, отбили лошадей и ушли по склону к берегу реки. Тогда мой дядя и погиб. А всего мы тогда пятерых и половину груза недосчитались, хотя толпа тогда куда меньше сегодняшней была. Да, если бы на Эрг, я не знаю, чем бы дело кончилось...

Юноша уже минут десять сидел, как на иголках, ощущая какое-то внутреннее беспокойство. Что-то тревожило его, подмывая уйти. Он чувствовал, что его место не здесь, что если он останется ещё на полчаса, то произойдёт непоправимое. Игас наконец-то увидел написанную на его лице муку.

— Простите, господа, но, кажется, наш герой слишком переутомился сегодня, залечивая наши раны. С позволения хозяина я отпущу его отдохнуть.

Уже за спиной он услышал чей-то хрипловатый голос.

— Не мудрено. Когда я первого бандита убил, я неделю есть не мог. А этот сегодня больше десятка положил.

Эрг спешил по тёмной улице, подгоняемый каким-то внутренним чутьём. Ноги сами несли его через всю деревушку, на дальнюю окраину. Быстрым шагом он промчался под лай собак по закоулкам и выскочил к убогому домишке, возле которого толпились несколько стариков с лампадкой.

— Что-то случилось? Моя помощь не нужна?

— Нет, сынок. Ты вряд ли поможешь... Здесь Исповедник нужен.

— Если кто-то болен, я смогу оказать помощь.

— Не то слово — болен... Племянники человека в лесу подобрали: топтун его помял. Похоже, уже помирает... Но если хочешь, — старик тяжело вздохнул. — То попробуй...

В душной комнатёнке рядом с кроватью больного на табурете чадила тусклая масляная коптилка, освещая его измождённое лицо. Колеблющийся свет отбрасывал неровные тени, ещё больше уродуя и без того ободранную когтистой лапой физиономию. Даже сквозь кровавые тряпки, заменяющие бинты, было видно, что у человека прокушена, смята огромной пастью часть бока. Правая рука, сломанная в предплечье, лежала плетью вдоль туловища.

На вид Эрг определил, что мужчине лет шестьдесят. Хотя многодневная седая щетина и ввалившиеся щёки сильно старили его, но крепкие мускулистые руки выдавали, что на кровати лежит отнюдь не дряхлый старик.

Услышав шаги, человек открыл глаза. По их лихорадочному блеску и судорожному дыханию юноша сразу понял, что раненый вот-вот умрёт. Эрг присел на краешек кровати, и лампа осветила и его лицо.

— Я хочу вам чем-нибудь помочь...

Умирающий ещё шире раскрыл глаза.

— Не может... быть... Его лицо, его... голос... его доспехи... Я знал... что... всё же увижу... тебя...

Половину слов Эрг едва разобрал из-за хрипов и клокотания в груди больного.

— Ска... скажи, тебя зовут... Э... Эрг?

Молодой человек удивлённо кивнул.

— Да, но откуда...

— Ты... ты должен... — перебил его старик. — Восстановить... доброе имя... своего... о... отца...

Юноша вздрогнул всем телом и, едва не крича, торопливо выпалил:

— Но кто, кто мой...

Мужчина конвульсивно дёрнулся и обмяк, глядя в потолок ничего не видящим взглядом. Несколько капель тёмной, почти чёрной крови тонкой струйкой стекли из уголка рта на грубую замусоленную подушку.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Караван прибыл в Расс к концу восьмого дня с момента выхода из Гнилого Тупика. Город, выросший вокруг замка, насчитывал около пятидесяти тысяч жителей, уступая по численности населения Крону, Верку, Парну и Артуру. Разбойница и её правый приток Свистун, у слияния которых высился замок, делили Расс на три неравных части. Самая маленькая, восточная, расположенная по левому берегу Разбойницы, служила началом Восточной дороги, по которой уходили обживать дикие леса первопроходцы. В город по ней доставляли дичь, древесный уголь, шкуры и продовольствие.

Между берегами рек на огромном треугольнике, вытянутом с юга на север, шумела богатая торговая и ремесленная слобода с замком герцога и торговой площадью у его стен. С этой площади уходила на север Энгрская дорога. С неё же через единственные подъёмные ворота можно было попасть в замок, одолев по опущенному мосту глубокий ров. Два каменных моста соединяли площадь с Восточной и Западной частями города, узкие улочки, расходящиеся тремя лучами от торжища, заселяли рыцари, торговцы, ювелиры, кузнецы, портные, оружейники, булочники, сапожники. Нередко их дома служили одновременно и жильём, и мастерскими, и лавками, так что рынок отнюдь не ограничивался пределами площади.