Дальше Олежек долго рассуждал о некоем зерне перемен, которое прорастёт в душах добрых рождественских обывателей, о девяти тайных сокровищах, которые он обретёт в этой самой душе, если хорошенько покопается в ней, о двенадцати гениях, которые будут его сопровождать, а также о многочисленных и грозных опасностях, которые ждут каждого, кто полезет на эту самую лестницу и начнёт раскапывать клондайк души своей. Публика млела.

Дальше заиграла музыка: Толик включил магнитофон с кассетой, купленной Олежеком в Москве. В то время такие кассеты с "астральными гармониями" хорошо расходились, и Олежек не избежал искуса — прикупил себе парочку. Слушать он их, правда, не смог — позвякивания и завывания не трогали его натуру, воспитанную на тяжёлом металле. Как-то раз он пробовал поставить это хозяйство в качестве заглушки для звуков тантры, но это не очень-то помогло, да и тантре, судя по всему, не поспособствовало: девица ушла недовольной, и Олежек вернулся к тяжёлому року. Тем не менее, на сей раз кассета оказалась очень и очень в кассу: мелодичные дзянь-дзянь и турум-турум-турум в сочетании со свистом и потрескиванием, оказали на слушателей самое что ни на есть благоприятное впечатление.

Потом вышли на сцену мы с Пашей. Это был тонкий момент: Олежек настаивал, что мы должны появиться одновременно, и быть одетыми одинаково. Увы, ни я, ни Паша, никогда не отличались хорошим вкусом: задницу Паши украшали линялые джинсы небесно-голубого цвета, а я в ту пору прекрасную носил полосатую майку и штаны из "пьяного вельвета". Настя на полном серьёзе предлагала по-быстрому сшить для нас бесформенные балахоны из каких-нибудь простыней, но Олежек справедливо заявил, что результат будет напоминать известный мультфильм о Малыше и Карлсоне. В конце концов выручил Толик, привёзший из охотхозяйства ворох старых бесформенных рубашек цвета хаки, и таких же затрапезных штанов. На подиум мы с Пашей в этих нарядах вышли бы едва ли, но в полумраке зала всё это выглядело почти пристойно.

Согласно утверждённому нами же сценарию, мы встали по краям сцены, стараясь не очень привлекать к себе внимание. Олежек достал специально заготовленную для этих целей верёвку, по ходу дела объясняя аудитории, что это "тибетский магический шнур друнг-па". Верёвка вообще-то была бельевая (Олежек снял её с собственного балкона — обычно он сушил на ней своё исподнее), но, с другой стороны, к её концам были привязаны красивые резные фигульки, которые в Москве он купил за "настоящие тибетские амулеты", — так что в некотором смысле слова она действительно была тибетской. Мы с Пашей ухватились за эти фигульки и натянули верёвку. Олежек тут же объяснил, что это есть ни что иное, как "магическая завеса", о которую будут разбиваться "духи и лярвы". При произнесении слова "лярва" в зале послышалось бабское хихиканье: видимо, это оккультное понятие было кому-то знакомо не по Папюсу. Олежек утихомирил лярву строгим взглядом исподлобья.

Дальше Толик установил посреди сцены фотографический штатив, на котором была укреплена спиртовка, и зажёг её. Это был опасный момент: Олежек очень опасался неприятностей с пожарниками (понятно как реагирующими на открытое пламя), да и с хозяевами ДК тоже. Толик, однако, за три часа до начала успел "провентилировать вопрос" (в те времена слово "перетереть" ещё не было в ходу) и как-то договориться на сей счёт. Однако, спиртовка была и в самом деле нужна — надо было обо что-то зажигать свечи, а щёлкать зажигалкой было бы смешно и нелепо.

Олежек покрутил ладонями вокруг огонька, и объяснил, что каждый должен будет подняться на сцену, зажечь свою свечу о "пламенник" (так он поименовал спиртовку на штативе), после чего приблизиться к нему и "пережить уготованное".

— Но имейте в виду: каждое посвящение требует тончайшей настройки на эфирное телочеловека, — предупредил он зашевелившуюся аудиторию. — У каждого мага свои ограничения на этот счёт. Я, например, не смогу работать одновременно и с мужчинами и с женщинами. У них разная энергетика. Поэтому сначала пойдут женщины, — добавил маг, и почему-то ухмыльнулся.

Бабоньки заохали, поднимаясь с мест, и через некоторое время образовали из себя элементарную ячейку советского общества, то есть очередь.

После недолгой толкотни (кажется, какая-то цыгановатого вида тётенька пыталась пробраться к Олежеку со стороны, чтобы посвятиться вне очереди, но её выпихнули товарки — молча и ожесточённо, как это умеют делать только озлобленные тётки с богатым советским опытом стояния в очередях) действо, наконец, началось.

Первой "пережить уготованное" вышла дебелая толстуха в красной кофте. Вид у неё был мизерабельный — зато свечку она держала умело, так что мы сразу поняли, что она захаживает в церковь. Предположение подтвердилось неожиданно быстро: подвалив к Олежеку, тётка неожиданно прогнулась перед ним (со свечкой в руках это выглядело несколько странно), а выпрямившись — меленько перекрестилась.

Мне этот жест показался несколько неуместным, однако отцу-основателю "Чёрного Тарота" это наивное идолопоклонство явно польстило. Благосклонно кивнув тётке, он указал пальцем на расстеленный перед собой коврик.

Тётка всё поняла правильно, и послушно опустилась на колени, продолжая держать обеими руками свечу. Олежек присел на корточки (при этом мантия забавно свесилась с оттопырившегося зада мага) и задул пламя. У него это получилось с первой попытки — видимо, помогла пресловутая воля.

— Имя, назови своё имя! — возгласил он.

— Евгения Фёдоровна... — представилась посвящаемая. — Голикова, — добавила она несколько более уверенным голосом. Видимо, она решила, что от неё требуют анкетные данные.

Олежеку, однако, было неинтересно, была ли она судима и имеет ли родственников за границей: от этого страдала торжественность мероприятия.

— Только имя! — объявил он свою политику. — Имя!

— Э-э... Женечка... — растерявшись, пискнула посвящаемая, и тихонечко икнула.

Я не выдержал и скорчил рожу. Олежек, каким-то чудом (видимо, при помощи астрального зрения) это заметил, и одарил меня гневным взором. Воля мага в нём так и пузырилась, так что взор я ощутил чуть ли не кожей, и веселиться перестал.

Всё дальнейшее происходило более или менее чинно.

После краткого обмена репликами типа: "Скажи, ученица моя, ищешь ли ты мудрости?" (Женечка пролепетала "да" таким тоном, которым это произносится в загсе) и нескольких напутственных слов, началось собственно посвящение. Сначала публике была представлена озвучка: Олежек встал в позу, и негромко, но довольно отчётливо забормотал себе под нос какую-то чепуху. Кажется, это были заклинания из Папюса, перемешанные с собственными измышлениями. Для усиления эффекта он ещё как-то особенным образом подвывал и поскуливал.

К тому моменту я понял, что мне и в самом деле не смешно. Дурацкие заклинания, отдающиеся эхом в бывших церковных сводах, звучали довольно-таки зловеще. Да и имена Олежек поминал всё больше серьёзные — Асмодея, Астарота, Баала, Бела, Баалзебуба, и даже какого-то Тиумиэля. Насколько мне было известно из оккультистской литературы, это были погонялова самых авторитетных Князей Тьмы. Мне пришла в голову невесёлая мысль: если эта распальцовка привлечёт внимание хоть одного уважающего себя духа или призрака, то, скорее всего, живыми мы оттуда не выйдем. Во всяком случае, я на месте обитателя астрала устроил бы всему этому сборищу идиотов хорошую взбутетень, чтобы не выёживались внаглянку.

Духи, однако, побрезговали столь жалкой добычей. Поэтому, набормотавшись, Олежек начал совершать над тётенькой пассы, потрясать мантией, и так далее. Потрудившись над ней минуты две, он взял её за руки, подержал, после чего звякнул колокольчиком.

— Свершилось! — воскликнул он, и, легонько взяв тётку за руки, поднял её с пола.

— Всё, что-ли? — поинтересовалась свежеобработанная мадам. — Вы ж ещё диплом обещали!

Олежек тихонько шепнул ей что-то неразборчивое. Тётка сгрузилась со сцены и шлёпнула зад на свободное место в первом ряду: отходить далеко от прилавка, где "товар дают", она явно не собиралась.

Вторая посвящаемая оказалась милой черноволосой девушкой в белой блузке. В отличие от церковно-опытной предшественницы, она держала свою свечечку в кулачке, как... ну, скажем, как палку. Перекреститься на мага она тоже побоялась — то ли от избытка благочестия, то ли от нетвёрдого знания того, как оно делается. Стоять на коленях ей тоже явно не хотелось, но нашему магу всё-таки удалось её повергнуть к стопам, заглушив возмущённый писк завыванием типа "О, великие духи, Лаэх, Оэх, Ламех..." или чем-то в этом роде. После чего поинтересовался её именем (барышня представилась Жанной), и быстренько задул торчащий огарок.

Затягивать со звуковым сопровождением он на сей раз не стал: быстренько пробормотав что-то относительно безобидное (я про себя решил, что по оккультным меркам это тянет в худшем случае на понос с золотухой), Олежек приступил к самому посвятительному акту. На этот раз пассов и жестов было больше, причём по большей части они почему-то проделывались в непосредственной близости от самых интересных частей тела посвящаемой. Темнота отчасти покрывала характер действа, но мне — поскольку я пребывал в непосредственной близости к месту совершения таинства — показалось, что Олежек слишком уж откровенно лапает свою ученицу. Девушка, однако, вела себя смирно, хотя и ёжилась — особенно когда пассы переместились куда-то ниже талии. Впрочем, девушка умудрилась так отклячить круп, что удержаться — особенно для тантролюбивого Олежека — было и в самом деле сложно. Как мне показалось, отпустил он барышню не без некоторого сожаления.

Дальше процесс пошёл веселее. Третья и четвёртая посвящаемые оказались опытными тётками, с которыми долго возиться не пришлось — настолько бодро и справно они всё делали. Дальше опять попалась молодуха: та самая малохольная девица, что брала у Олежека уроки тантры. Над ней он много трудиться не пожелал: поблекотав минуты две, он слегка погладил её по головке, помахал руками возле ушей, да и отпустил с миром. Дальше опять попалась хорошенькая, и опять началось неприличие, именем Ваала и Сатанаила.

Конвейер застопорило почти к самому концу, когда три четверти слушательниц были посвящены: красивые облапаны, некрасивые обмаханы мантией. Неприятность случилась, когда на сцену выползла та самая бабка, которая уже доставила нам хлопот, некстати приставши с дурацким вопросом насчёт белой и чёрной редьки.

Сначала всё шло нормально. Бабка ловко зажгла свечку, резво предстала перед Олежеком, представилась — и вдруг со всей дури бухнулась перед ним на колени. Да так, что деревянный пол загудел.

При этом она слегка не рассчитала траекторию, и поэтому приземлилась чрезмерно близко от Олежека. В результате ей не оставалось ничего другого, как обвить руками его ноги, а физиономию уткнуть куда-то в область причинного места.

Образовавшаяся живая картина была, признаться, препохабной.

Олежек, однако, среагировал блестяще. Сообразив, что вырываться бессмысленно (глупая бабка, похоже, вцепилась ему в ноги крепко), он взмахнул мантией, и завыл что-то настолько непотребное, что внимание аудитории на миг рассеялось. Этого времени ему хватило, чтобы осторожно высвободить одну ногу. На следующем взмахе он вырвался из захвата. Бабка, потеряв равновесие, шлёпнулась на ладони. Олежеку пришлось помогать ей подняться — точнее, оторвать руки от пола и встать на колени. Свечечка, разумеется, погасла (хорошо хоть, не сломалась и не закатилась куда-нибудь). Бабка рыпнулась было её цапнуть, но Олежек лично затеплил её от "пламенника", и вручил старухе с такой миной, как будто он одаряет даму букетиком ландышей.

Однако, после всех переживаний Олежек решил схалтурить: вместо того, чтобы как следует провыть гимн злым духам и помахать мантией, он промычал что-то неразборчивое и кратенько покрутил руками над бабкиной бедовой головой. После чего вознамерился отправить её восвояси.

Бабке это не понравилось.

— Ты чё это меня не посвящаиссь? — громко и сварливо возмутилась она. — Ты меня намана посвящай, намана, как дефок ентих, (тут она сказала нехорошее слово), тьфу! Ты над этими (то же самое слово) вон как крутился, да за сисяры их бесстыжие...

Неизвестно, что ещё сказала бы бабуся, если бы Олежек совершенно ледяным голосом не потребовал тишины.

Бабка заткнулась. Зашевелившийся и развеселившийся зал немедленно никшнул.

— Ещё немного, и посвящение будет сорвано! — прорычал маг. — Вы все подвергнетесь опасности от духов! Вы что, хотите астральной катастрофы?! Немедленно уведите её!

Кстати появившийся Толик нежно, но твёрдо взял старушку за костлявую верхнюю конечность и буквально стащил со сцены.

Наскоро посвятив оставшихся тётенек (и даже не обратив специального внимания на весьма привлекательные формы затесавшейся среди них юной блонди), маг, кипятясь, заявил, что мужчин он будет посвящать в следующий раз — из-за огромных потерь магической энергии. Выдачу дипломов он тоже перенёс на следующий раз.

Обиженные мужички ещё немного посидели, и начали хмуро разбредаться, всем своим видом демонстрируя разочарование.

— С-сука старая, — всё никак не мог успокоиться Олежек вечером за водкой, — всё испортила. А так торжественно было... Теперь вот ещё мужиков отдельно посвящать надо.

Маг замолчал, прожёвывая маринованный опёнок.

— А может, и хорошо, что отдельно, — неожиданно закончил он. — В следующий раз сделаем что-то особенное. Ну, чтоб запомнилось... Ты как, готов? — обратился он ко мне с риторическим вопросом.

Я тяжело вздохнул, и плеснул себе ещё сто.

История седьмая. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

Кровь, надо знать, совсем особый сок.

Гёте, "Фауст"

Второе посвящение — для мужеского пола — мы готовили в спешке. Главной проблемой было, конечно, придумывание какого-нибудь ритуала, который помог бы Олежеку пронять суровых рождественских мужичков. Проклятая бабка с редькой всё не шла из головы, и изрядно отравляла нам настроение.

Отдельной проблемой оказались дипломы. Дело в том, что у нас было какое-то количество красиво отпечатанных бумажек, сделанных то ли Олежеком в Москве, то ли вездесущим Толиком где-то в областной типографии. Вероятнее, первое — бумажки были и в самом деле ничего, особенно по тем диким временам. Ужас ситуации состоял в том, что их явно не хватало.

Некоторое количество дипломов было уже вручено. Во-первых, тем, кто не смог присутствовать при посвящении, но бумажку о прослушивании магического курса получить желал. Аргумент был один — "я деньги заплатил, извольте выдать". С другой стороны, Олежек настаивал на том, что магами люди становятся только после посвящения. В конце концов, он выкрутился из щекотливой ситуации, заявив, что бумажки будут выданы всем заплатившим, но только у прошедших посвящение они будут надлежащим образом освящены и заколдованы. Кажется, возражавших не нашлось... Ещё сколько-то дипломов пришлось раздать посвящённым бабонькам.

За день до действа Толик уехал в неизвестном направлении, пообещав решить вопрос. Оттуда, из неизвестности, он позвонил глубокой ночью (Олежек дежурил на телефоне, склонив буйну голову на кулак) и сообщил, что ничего не получилось. "Придётся потом раздавать" — озабоченно констатировал маг. Соответственно, нужда в красочной церемонии только возросла.