Полцарства за шута

Она слушала. Потом обнимала. Шептала какие-то слова. Утешала. Король стоял в её объятиях и думал, что не имеет на них никакого права. А потом он обнял в ответ, и она спросила, если не на любовь, может ли она рассчитывать, хотя бы на честность. Может ли впредь рассказывать ему все, может ли слушать его рассказы, имеет ли право на полную искренность с его стороны. Он не сразу понял, о чем она просит. Она объяснила. Он сказал — "да". И оставил её одну, как она попросила.

Ушел обратно в зал. Нашел шута. Тот стоял у колонны и отдыхал после трудов на ниве веселья и шутовства. В руке он держал высокий бокал, неспешно взбалтывая его содержимое. Король понял, что хочет пить. Искать кого-то из слуг и требовать себе вина он не стал. Приблизился к шуту и молча, несколькими глотками осушил его бокал.

Ро Ли не собирался это пить. Бокал ему принес Димори. Возвестил, что лично будет прислуживать бывшему учителю и теперешнему коллеге. Ро Ли почуял неладное еще до того, как бокал перекочевал к нему в руки. Пить не стал, но поблагодарил. Местный шут поспешил ретироваться.

Профи-Тролли как раз размышлял, как бы деликатно избавиться от подношения, когда к нему подошел король. Шут не ожидал, что тот вырвет у него бокал и так быстро опустошит. "Там яд..." — хотелось крикнуть ему, но было слишком поздно.

Король пошатнулся и упал. Закатил глаза, забился в судорогах. Первым к нему подоспел шут. Он стоял ближе всех.

Бокал со звоном покатился по полу, оставляя после себя капли красной, быстро темнеющей жидкости.

Яд был полумагического происхождения. Убив, проявил себя. Скорей всего, отравитель об этом не знал. Украл у кого-нибудь или купил, не глядя, не спрашивая, не разбираясь в тонкостях. Ро Ли это было на руку. По почерневшим каплям и характерному запаху, появившемуся только сейчас, он понял, что это за яд.

Поднялся крик. Прибежала стража. И местная, и та, что приехала с Форибальдом из Визарии. Голова короля лежала на коленях шута.

С балкона вернулась принцесса.

Король Эдомен суетился, заламывал руки, причитал, требовал личного лекаря. Но его остановила дочь, лишь единожды встретившись взглядом с глазами шута.

Подошла к начальнику визарской стражи и попросила окружить короля Форибальда и его шута сплошным кольцом и встать к центру круга спинами. Зачем это было нужно, никто не понял. Только Ро Ли был благодарен за это принцессе.

Достал свой жезл, тот самый из-за которого ему дали прозвище Муха-в-Слезе. Прижал янтарную каплю к груди своего короля и закрыл глаза.

Время растворилось в янтаре. Исчезли гости и дворец, исчез весь мир вокруг.

Король лежал в темноте. Висел в ней. Барахтался, погружаясь все глубже и глубже. Он не чувствовал ни рук, ни ног. Но пытался держать голову, чтобы не утонуть во мгле, не захлебнуться ею. Страха не было. Лишь недоумение. Что могло произойти? Где он? Почему в этом жутком, чернильно-черном безмолвии не слышно стука сердца.

Его внимание привлекло мерцание крыльев. Искорки сбегали по ним и каплями расплавленного янтаря падали во мглу, разгоняя её. Сначала он подумал — "муха", и лишь присмотревшись, увидел колибри. И в этот момент вдруг понял, кем на самом деле был его шут.

Ро Ли пришел за ним. Король не видел его. Но смотрел на маленькую птичку, светящуюся изнутри, как фонарь на охранной башне. И пошел за ней, ступая по темноте. И сам не мог потом сказать, сколько шел, и в какой момент тьма расступилась, и глаза открылись.

Над ним склонился бледный шут. Вокруг сгрудились повернутые спинами солдаты. Король поднял руку. Он думал, что все еще мертв, или спит и видит сон. Положил ладонь на затылок шута. Колпак на голове Ро Ли зазвенел бубенцами. Король подумал — "А если не сон?". И все равно заставил шута склониться ниже. Еще ближе, говорили его глаза. Еще немного, еще чуть-чуть. И шут склонялся.

Король решил, что все же сон. И улыбнулся так, как не улыбался ни одной из своих фавориток, даже Смолентине.

А потом шут шепнул: — "Вокруг люди...". И распрямился, не дав королю себя поцеловать.

— Я знаю, кто ты, — сказал король, когда их, наконец, оставили одних в его покоях.

Шут сидел у окна на подлокотнике кресла и пустым взглядом наблюдал за звездами. Форибальд лежал, как настоятельно рекомендовал личный лекарь короля Эдомена. Но чувствовал себя живее всех живых. Даже настроение у него, как не странно, было приподнятым, и совсем не хотелось спать.

— Эдомен сказал, что казнит его, — невпопад отозвался шут, — но ему не хочется этого делать. После смерти своего старого шута, он восемь лет приезжал на торги, и всякий раз уходил ни с чем. Но не отчаивался. Хотел шута только с торгов, а не какого-нибудь простого. Так глупо.

— Почему? — Откликнулся с кровати король, которому хотелось обсудить совсем иное.

Но какое-то время он был готов послушать и про шута-отравителя, признавшегося в зависти и в затаенной обиде. Димори кричал, что должен был стать шутом Форибальда, что Профи-Тролли все испортил, выставившись на торги. Обычная зависть, тихо сказал тогда Ро Ли, и позволил королям самим решать, как быть с несостоявшимся убийцей. Эдомен завтра же обещал казнить злоумышленника. Форибальд на его решение ничего не сказал. Скандал удалось замять, но все понимали, что его отголоски еще долго будут бередить умы и души в обоих королевствах.

— Шут с торгов — всегда престижнее, чем шут — выбранный из остального большинства. — Произнес король, повернувшись на бок и подперев голову ладонью. Он смотрел на шута. Того интересовали только звезды.

— Это самая жестокая шутка на свете, — вдруг сказал Профи-Тролли и отвлекся от звезд.

Король неосознанно провел по простыням рядом с собой раскрытой ладонью. У него и в мыслях не было ничего такого, но тело распорядилось само. Шут ничего на этот жест не сказал. Никак не ответил. Проигнорировал.

— Что за шутка? — Спросил король.

— Её придумал еще самый первый директор школы. Он по каким-то своим причинам терпеть не мог королей. — Шут вздохнул. — Вы все думаете, что это великое достижение — иметь право выбрать шута на особых торгах, устраиваемых специально для вас. Но на самом деле на них выставляют самых худших из них. Бракованный товар.

— Нет, — король не поверил, покачал головой, — Это не...

— Они все шуты. Их хорошо учат. Они веселы, остроумны, умеют играть и острить. Но в каждом из них есть какая-то маленькая, но червоточинка. В Димори — это завистливость и поверхностность. В шуте твоего отца — вороватость. Я знал, что он выбрал его на торгах. Знал. Но все равно, даже когда узнал про это шутку, думал, что он не такой, что он исключение.

— Не хочу о нем, — жестко бросил король и похлопал рядом с собой по кровати. — Иди сюда.

Шут покачал головой, ничего не сказав.

Король откинулся на подушки. Снова отказ. Похоже, это уже традиция.

— Значит, — протянул он, глядя в потолок, — я могу утверждать, что мне повезло. Мой шут выбрал меня сам.

Скосил глаза на Профи-Тролли и увидел, как тот улыбнулся. Немного грустно, но светло. Попробовал снова, зная, что ответ опять будет — "нет". Но, похоже, ему на роду написано, биться головой об стену снова и снова.

— Останешься со мной?

— Я и так здесь, — откликнулся Ро Ли, не улыбаясь.

— Не до конца.

— Конца не будет.

— Почему? Я знаю, читал, что ваш народ не может без пары. Если ты один...

— Она умерла. Я ушел. И думал, что нашел новую пару.

— Ты снова о нем...

— Третьей я не переживу.

— От чего умерла твоя первая пара?

— От лихорадки. Болезнь принесли в Ивовый Лог вы, люди.

— Но я ведь здесь не причем, правда? Я даже не знаю, где этот ваш Ивовый Лог находиться. И, если бы не увидел, твою ивовую колибри, которую все принимают за муху, не понял бы, кто ты есть на самом деле.

— Я тебя не виню. Я просто говорю, что не могу, — прошептал шут и снова стал смотреть на звезды.

Король закрыл глаза и решил, что просит в последний раз. Если ответом снова будет отказ, больше он к этому разговору никогда не вернется.

— Только эту ночь... побудь со мной.

— Я тут и никуда не ухожу, — откликнулся шут и поднялся.

Король смотрел, как он приблизился. Как опустился рядом с ним на кровать. Сначала сел. Потом, помедлив, лег. Опустил голову на соседнюю подушку. Форибальд не успел обрадоваться. Даже осознать своей искренней радости не успел.

— Обещай мне, — шепотом попросил шут, — что не прикоснешься.

Не обдумывая ответ, король откликнулся. — Обещаю. — И тоже лег.

Они лежали рядом. Их разделяла тонкая полоска одеяла и воздух, нагретый перемешанным дыханием. Они смотрели друг на друга.

— Ты ивовый тролль, — прошептал король. Он хотел бы придвинуться. Прижаться. Обнять, стиснуть в объятиях. Шептать не в лицо, а на ухо. Скользить руками по спине. Гибкой, словно ветка ивы. Он хотел...

— Это вы нас так называете. Еще ивняками или ивтянниками.

— Говорят, вы совсем не похожи на людей.

— Я и не похож. Просто ты и остальные видят меня таким.

— Морок?

— Магия Ивы.

— Сколько тебе лет?

— Я старше тебя.

— Но в хрониках было записано, что колпак шута стащил мальчишка лет тринадцати на вид. Я прочитал о том дне все, что смог найти, когда узнал о твоей истории.

— Я и сейчас выгляжу немногим старше. Просто наш возраст трудно соотнести с вашим.

— Но твой шут...

— Он не знал. Я... — Ро Ли запнулся, закрыл глаза на миг, вздохнул, — не успел сказать ему.

— Боялся?

— Ему нравилось именно то, что я такой юный. Но на самом деле, во чреве моей пары, вместе с ней, умер наш ребенок. И уже тогда я был достаточно взрослым по меркам своего народа.

— Ты скажешь мне её имя? А то странно звучит — "пара".

— Не скажу. Мы верим, что первыми умирают не тела, а имена. Она умерла, и её имя было первым.

— Мне не понять, — честно признался король.

— Просто не спрашивай больше, — отозвался на это шут, — мне, как и человеку, больно вспоминать об этом.

— Прости, — пробормотал король и протянул руку, но не коснулся.

Провел ладонью над щекой. Скользнул по воздуху. Над шеей задержался. Потом повел рукой дальше, к плечу. Над предплечьем. Спустился к талии и замер, не коснувшись.

Шут молчал. Смотрел ему в глаза и ничего не говорил на это.

Король убрал руку.

— Я хочу тебя увидеть.

— Нет.

— Тогда понять.

— Ты не сумеешь.

— Я могу попытаться.

— Не сможешь.

— Ты ведь не собираешься уйти? — Король похолодел и поспешил напомнить. — У нас контракт.

— Я не уйду, — ответил шут. — Я просто прошу тебя, меня не трогать.

— И пальцем не коснулся.

— Не сейчас. Вообще.

— И что это значит?

— Ты все прекрасно понял, королек, не притворяйся.

— Почему королек? Мне не нравится. Но это ведь что-то значит? Вы — Дети Ивы — имена просто так не даете, я прав?

— Это не имя, — шут попытался скрыть правду. Король это понял.

Хмыкнул. Придвинулся. Не коснулся рукой, но задел дыханием.

Шут отодвинулся. Зажмурился. Открылся.

— Королек — красивая, ветреная птаха. Слишком яркая, чтобы не хотеть её поймать. Но слишком юркая, чтобы так просто попасться.

— Ты поймал.

— Нет, — шут открыл глаза. — Я попался.

В полдень следующего дня они выехали обратно в Визарию. Когда король Эдомен спросил Форибальда, почему он так спешит, тот честно ответил, что дает ему возможность избежать казни Димори. Тот был ему благодарен. Он на самом деле не хотел лишаться шута, пусть тот и гордец, и завистник, и убийца. Они расстались с отцом принцессы по-дружески. С ней самой полюбовно. Она все поняла и сказала, что готова принять. Король не поверил. Но шут сказал, что она не лгала. Форибальд постарался об этом не думать. Его мучила совесть. Но шут, который скакал рядом с ним, притягивал взгляд, и вспоминать о свадьбе, назначенной на следующее лето, не хотелось.

Шут молчал. Много думал.

Король надеялся. Пусть ничего так и не было сказано, но в последний раз отказ не прозвучал. Значит, все еще будет, нужно просто дождаться.

8. Ночь слепа

Бабье лето — пора любви...

Шут не любил зеркала. Всегда считал, что они слишком часто лгут. И только глупец им верит. Но сейчас он стоял перед высоким зеркалом, которое с легкостью отражало всю его фигуру в полный рост, и изучал себя. Пристально. С пристрастием.

По человеческим меркам его нельзя было назвать красивым. Он со своей подлинной внешностью в общепринятые у людей рамки красивого и безобразного явно не вписывался. Ему в них было тесно. И, как сказал король, ивовый тролль на самом деле лишь весьма отдаленно напоминал человека. Только внешним строением: две руки, две ноги, одна голова. Различия начинались с цвета кожи и заканчивались муравьиными усиками на макушке, каждый из которых на конце имел белую, мохнатую пуховку. Если на нее подуть, нарочно или нечаянно, в воздух поднимались песчинки, больше всего напоминающие пыльцу. При этом тролль испытывал нечто сродни человеческой щекотке.

Шут смотрел на себя и думал о том, что таким он никогда не сможет понравиться королю, даже если решиться прийти в его покои ночью при неверном свете факелов и свечей, когда различия в цвете кожи сотрут ночные тени и танцы всполохов неверного огня.

И все-таки он пришел. Из одежды накинул на себя только плащ. Темно-синий, плотный. В нем он встретил когда-то своего короля в таверне, притворяясь пожилой госпожой. Встретил и заинтриговал. Сделал все, чтобы тот не сумел отказаться от тайны, что скрывалась за именем самого грустного шута на свете.

Почему он пришел? Будь король из народа Ивы, Ро Ли просто сказал бы, что его потянуло к нему сердцем. Но Форибальд Аритур Олежский был человеком. Люди редко когда искренне способны верить в магию сердец. Шут вообще не был уверен, что потребуется что-то объяснять. Зато точно знал, что, если и в третьей паре его постигнет участь прошлых двух, он умрет. Не раздумывая, не сожалея.

Король был прав, где бы он ни вычитал про ивовых троллей, каждому из них необходима пара. Даже больше чем воздух. Иначе, незачем жить. Поэтому, если кто-то из пары умирает, тролль покидает родные края. Нельзя найти новую пару среди своих. У Детей Ивы она изначально только одна. Но если тролль все еще способен жить, он уходит. Куда угодно. Чаще, к людям. Их в этом мире больше, чем гномов, эльфов и представителей других малых рас. И уже среди них пытается найти себе новую пару. И находит. Правда, пара не всегда принимает его. Но это уже не важно. Если она просто есть, если ходит где-то рядом, это уже счастья. Значит, тролль может жить.

Почему он так долго отвергал его? Потому что трус, сказал себе Ро Ли, и замер у двери в королевскую спальню. Так и не постучал.

Он не знал, что сказать. Вошел без стука. Король стоял к двери спиной. Не обернулся, зная, что так к нему может войти только шут.

Слова сами сорвались с языка и врезались в королевскую спину когтями.

— Я думаю, они были любовниками. Твой отец и...