Год ворона, книга первая

...Ще не вмерлаУкраина, если мы гуляем так!...

Везет мне на музыкусегодня, мать ее. Из базарных динамиковна всю округу вопит евролицо державы -неугомонный трансвестит Верка Сердючка.Ох, не договариваете вы, товарищ эстрадныйисполнитель! С одной стороны, конечно,не вмерла. Но с другой, были мы все, какговорится, на волоске…

Долго грустить неполучается. Алкоголь оказал целительноевоздействие. Взглядом человека, достигшеговрат нирваны, окидываю торговые ряды.Они теперь напоминают не провинциальныйфилиал ада, а вполне себе пасторальнуюкартину. За прилавками токуют улыбчивыеи радушные продавцы, а меж ними, будтопчелы от цветка к цветку, снуют деловитыепокупатели…

Чувствую, каккто-то мягко, но настойчиво пытаетсяотобрать у меня опустевшую емкость.Недоуменно опускаю глаза. Фу, блин, вотэто приход поймал! Надо же Явдохе стаканвернуть.

На самом-то деле,эту народную алкоцелительницу, внешнимобликом напоминающую Сову из мультикапро Медведя со Свином, зовут, конечноже, не Явдоха. Но вот прицепилось как-то,и все. Ее настоящего имени толком никтои не знает. Большей части поселковых ипрактически всем нам, должникам-отселенцам,недавно прибывшим в Русу на постоянное,а для очень многих и последнее местожительства, она известна именно какЯвдоха. И, как говорил один мой хорошознакомый полковник: “Не ипёт!”. Бабкавсегда является на базар одной из первых.Занимает свое место и до полудня восседаетна раскладном брезентовом стульчике.По бокам у нее две огромные мечтыоккупанта. С этими неподъемными сумкамисправляется сама, притаскивая безчьей-то помощи. К обеду Явдоха обычноуспешно расторговывается и пропадает.

Бабулька очень иочень непростая. Только на моей памяти,а работаю я тут всего полгода, она успешноотбила пару десятков рейдерских атаки прочих недружественных поглощений.Выжить пытались не только конкурирующиесверстницы и семейство местной цыганвы,но и высшие чины, по местным меркам,заоблачного милицейского райотдела. Ивсе бесполезно.

Помимо собственносамогона, у Явдохи в сумках еще и товары,составляющие основу большинства местныхблагосостояний — паленая водка и левыесигареты. Так что, вместо арендной платы,по устаканившейся давным-давно традиции,получаю от народной целительницы двепачки “ЛМ”.

Смяв фольгу, швыряюее в грязь. Мусорных бачков тут непредусмотрено в принципе. Вытягиваюсигарету, чиркаю зажигалкой... Нашласьв кармане, и, как ни странно, даже почтиполная. Несколько глубоких затяжекокончательно приводят организм в чувствои в норму. Вот теперь можно и приступатьк выполнению прямых служебных обязанностей!

Льются песни,льются вина,

И стучат, стучат,стучат бокалы в такт.

Будэ жити Украина,если мы гуляем так!

Этот подзабытыйшлягер снова набрал популярности впозапрошлом году. Россия достроилагазопроводы в обход Украины, миллиардныйдолг заморозила, и новые поставки началаделать исключительно по предоплате ипо новой цене. Зима была веселая! Половинакиевлян коммунистам свечки готова быластавить за то, что в новых районах печкине на газу, а на электричестве. Толькотем и спасались. А шустрый Андрей Данилкооперативно добавил к древней песне парустрочек про газ. Говорят, на римейкечуть ли не мильён заработал. Еще бы,песня едва новым гимном Украины нестала…

Пока Неля, крашеннаяпод блондинку каланча: “Чай-кофе-капучино!”,разбалтывает для меня растворимый“Якобс” в пластиковом стаканчике, ясмотрю по сторонам. Как раз началосьсамое рабочее время. Запоздавшие продавцызанимают места за свежевыкрашеннымиприлавками. Слева — деревенские скартошкой, зеленью и овощами. Напротив— местные поселковые. У последних ассортимент разнообразнее, от магазинныхпродуктов и шмоток до сантехники.

Здоровенный амбализ Яблоневки, тот, что по вечерам меняету рабочих с колбасного за водку ворованнуюсвинину, предпринимает наглую попыткузанять позицию на земле, рядом сприлавками. Натолкнувшись на мойвнимательный взгляд, молча подхватываетсвои баулы и топает в сторону стекляшкипод вывеской “Мясо. Птица”. Знает,сучонок, что с кем-кем, а с ним я церемонитьсяне буду. Напинаю под зад, еще и все печенкиотобью. Вот и молодец, что свалил. Впавильончике пусть о цене за место сАрсланом договаривается. Арслан тамцарь, бог и воинский начальник, а не я.Моя сфера влияния — уличные прилавки.

Допиваю подостывшийкофе, бросаю смятый стаканчик в услужливопротянутый мусорный пакет. В особоеотделение кошелька ложится десятка отНели, и я выдвигаюсь в сторону недлинных,крытых древним шифером рядов, где уженачал понемногу раскручиваться маховикутренней торговли.

Чтобы собратьарендную плату со всех торгашей, ктозанял место за прилавком и рядом, наземле, и сдать директору кассу, у меняобычно уходит не более получаса. А потомприсматривай себе за порядком, поплевываяв потолок. В общем, работа — не бейлежачего.

Пока без спешкиобхожу подведомственную территорию,как меня только не называют! И Виктором,и Витьком, и Витюнчиком, прости господи!Некоторые даже Виктор Сергеичем кличут.И откуда отчество знают, сволочи, еслия сам его не ко всякому вечеру вспомнитьмогу?

Мне протягиваетпятерку старушка, пытающаяся торговатькнигами. Библиотеку распродает. Женабывшего комполка, что взлетал с местногоаэродрома, грозя далеким Штатам. Прохожумимо. Знаю, что торговля у нее никакая,а пятерка — буханка хлеба… Вот все-такичеловек старой закалки, каждый разденежку пытается дать. А я каждый раз"не замечаю". Традиция уже, однако!Начальство поначалу косилось, да исейчас временами неодобрительные рожикорчит. Но мирится, поскольку на кармансебе лишнего не кладу.

К завершению обходакошелек набивается разнокалибернымибумажками, а в желудке поверх кофеболтается поднесенный от чистого сердцабеляш. Отхожу в сторонку и, прислонившиськ стене, пересчитываю выручку, параллельносортируя купюры. Наши власти — те ещезатейники! Выпустили каждой бумажки подва вида, а десяток, если мне не впарилифальшак, и вовсе, оказывается, три! Тушисвет, товарищи! Как прикажете ориентироватьсяв этом нумизматическом беспределе,буйстве цветов и красок тем, у когоплохое зрение? Хотя нет, нумизматика -это, кажется, монеты… Но все равно тяжко.А если выпил человек? Хотя, пальцы свежейкраской не мажутся, да и отшлепанных нацветном принтере тоже не оказалось.

Все, теперьпо-быстрому сдаем наличку и расслабляемся.Можно будет присесть на лавочку в глубинебазара, рядом с Серегой, что банчиттравкой, и до самого обеда балдеть. Послепервых же драк меня в городке сталипочему-то считать бывшим десантникоми связываться не рискуют. Поэтому, чтобыпресечь в зародыше большинство конфликтов,достаточно поднять голову. Даже щуритьсягрозно, и то не надо.

Снова начинаетныть разбитая рука. Точно! Я же про задачу“нумер раз” позабыл со всеми этимиопохмелками. Сегодня надо выведать уЯвдохи подробности, кто и как ночьюлапти отбросил. Только осторожно,старушенция хитрая и умная. Она точновсе знает, вплоть до того, какие труселябыли на покойном. Но это уже потом. Ибо,как говорится, бизнес превыше всего! Находу зацепив жменю семечек из мешка уближайшей тетки, иду к обитой цинкомдвери, рядом с которой синеет прикрученнаяк стене солидная табличка с серебристойнадписью “Администрация”.

За дверью сидитЛюся. Она приходит как бы не раньшеЯвдохи. “Бывшая правая рука комэска”,как любит она себя называть — бессменныйдиректор рынка и депутат поселковогосовета. Принимает выручку, тщательнопересчитывая несколько раз стопку мятыхкупюр.

Стопка перекочевываетв огромный сейф с гравированной надписью“1895”. Сейф этот базарные хозяева украли с сахарного завода еще до моего прихода.Представляю, как матерились мужики,когда тащили гробину! Скрипит, закрываясь,дореволюционная дверь. Хрустит замок.Люся отворачивается от сейфа и начинаетстучать по клавиатуре. “Социализм естьучет!” У нас, конечно, дикий капитализм,но деньги все равно считать надо.

Дурацких вопросовв стиле дешевой пародии на “папашуМюллера”, как любит Гена-Примус, типа:“Точно все? Может, пара гривен где покарманам завалялась?” — Люся не задает.Она умнее хозяина. За полгода меняпроверила много раз, и знает, что некопейничаю.

Покончив сбухгалтерией, гражданка начальницаоткидывается на спинку удобного кожаногокресла.

— Виктор! — командныйголос, что поставлен в те легендарныевремена, когда Люся возглавляла местный”Военторг”, не предполагает малейшийвозможности возразить. — Сегодня израйцентра, из морга, привезут трехпокойников. Они за нашим поселкомчислятся. Мэр лично просил, чтобы мыоказали помощь в захоронении. Сам знаешь,не маленький, что у городской администрациилимитов и на живых в обрез. Так что,находишь напарника и к четырем часамна кладбище, чтобы как штык!

Вот только насчетлимитов, Любовь Ивановна, это вы оченьзря! Оно, конечно, не мое собачье дело,но особняк нашего мэра растет как надрожжах. Бывший страховой агент,всенародно избранный в позапрошломгоду на столь ответственный пост, решилвыстроить себе “фазенду” в четыреэтажа. Так что с лимитами у него всеотлично. Совести нет, это да. Вот же сукатакая, решил на покойниках сэкономить.

Хотя, чего это я?Доискался уже правды... Надо, что ли,больше всех? Нет, не надо!

— И чё мне будет засверхурочные? — интересуюсь как бывалыйшабашник. Хотя шабашник-ловчила из меня,честно сказать, что из дерьма пуля ...

Люба вздыхает:

— Справишься доконца рабочего дня, зайдешь ко мне,получишь две по ноль семь. И не паленкис аэродрома, а настоящей. Сегодня невернешься — жду утром. Пока тебя не будет,за порядком Арслан присмотрит. Вопросы?

Вопрос у меня есть.Точнее даже не вопрос, а предложение.Рационализаторское.

— Водку вперед! -говорю, стараясь, чтобы голос налилсясуровым металлом.

С металлом выходитплохо. Люба ухмыляется.

— Ну да. Тебе сейчасдать два пузыря, а потом собирай почастям. Нет уж. Как говорится: утроммогилы — вечером водка. Можно и наоборот,но могилы все равно вперед.

— А с напарникамимне чем рассчитываться прикажешь,натурой?

При упоминании онатуре Любовь Иванна вскидывает глаза,в которых проглядывает червовый интерес.Баба в самом соку, почему бы и нет? Будуздесь жить как Потемкин при императрицеЕкатерине … Однако начальница тут жеберет себя в руки.

— Одну авансом, вторую после работы, — отрезает она. Вотуж, у кого металл так металл...

Спорить и торговатьсядалее бесполезно. Принимаю аванс. Тысмотри, “Хортица”! Взбалтываю емкостьи с удовольствием наблюдаю змейку измаленьких пузырьков — точно не палево!Засовываю бутылку в карман спортивныхштанов. Смотрится похабно, но большенекуда — не в кульке же нести.

С гордо поднятойголовой покидаю кабинет суровойдиректорши. Потусуюсь до обеда здесьна базаре, шаурмой у Додика закушу, ачасикам трем двину к “Ласточке”. Тамалкашня постоянно трется. Кто на шабашкунадеется, кто на халявное бухло. Вот тамодного или двух и мобилизую на саперныеработы. Не контролерское это дело, бомжаммогилы копать!

6.Практика заговора

Новоездание штаб-квартиры ЦРУ было единственнымнебоскребом в окрестностях, так что спятьдесят шестого этажа, который целикомзанимал директор со своим бюрократическимаппаратом, небольшой, но густой лес заокном казался мягким покрывалом, небрежнонаброшенным на пологие холмы. Чутьдальше, по ту сторону реки Потомак, досамого горизонта виднелись бесчисленныекоттеджи с поблескивающими в утреннемсолнце овалами и прямоугольникаминепременных бассейнов. Солнце поднималосьнад землей, тихонько подкрадываласьполуденная жара, и автоматика в залесовещаний включила климат-контроль.

За круглымконференц-столом сидели двое. Ближе кокну, откинувшись на спинку массивногокресла, утвердился человек лет пятидесятис грузноватым корпусом и добрым открытымвзглядом. Мягкие кошачьи движения всочетании с обширной комплекцией делалиего неуловимо похожим на Джона Траволту.Собеседником "Джона" был невысокий,добродушный, чуть суетливый итало-американецс редкими зачесанными назад волосами.Он также походил на кинозвезду, тольконе на Траволту, а скорее на Денни деВито. На самом деле, разумеется, ни тот,ни другой, не были актерами. "Траволта",хозяин кабинета, являлся директоромЦРУ, а его гость “де Вито” — советникомПрезидента США по национальнойбезопасности.

Человеку, несведущемув американской паутине государственнойвласти, сложно оценить в полной мересуть должности советника президента.Это очень яркое проявление гибкостизвездно-полосатой системы правления,где демократическая ширма выборных(или утвержденных выборными органами) должностей в случае необходимостиспособна за считанные часы трансформироватьсяв жесточайшую властную вертикаль, вплотьдо прямой диктатуры. Советник назначаетсянепосредственно президентом. Его кабинетнаходится в западном крыле Белого дома,неподалеку от овального офиса шефа, аполномочия определяются исключительноволей главы государства.

Официально егозадача — “подавать советы по вопросам,касающимся национальной безопасности”,на деле же, он руководит отдельнымсекретариатом, на который замкнуты всесиловые структуры. Главы всесильныхминистерств и ведомств могут попастьна прием к президенту лишь после того,как на это дал согласие его советник.Также большинство текущих документовготовит аппарат советника, президентих только подписывает...

А вот директор ЦРУ— давно уже не та всесильная и политическизначимая фигура, какой он был во временаХолодной войны. Подчиненный директоруНациональной разведки США, которая, всвою очередь, замыкает на себя шестнадцатьразных разведывательных организаций,он не имеет прав на прямой доклад вБелый дом. Потому утренний визит вштаб-квартиру ЦРУ советника президента,к тому же обставленный с максимальнойсекретностью, был в сложившейся системедалеко не ординарным событием.

— Насколько можноверить этой пьяной болтовне? — с мягкой,добродушной улыбкой осведомилсясоветник.

— Мой аналитикутверждает, что все сказанное являетсяправдой с высокой степенью вероятности,— хорошо поставленным голосом отозвалсядиректор. — Действительно в августевосемьдесят седьмого русские производилисоответствующие испытания и, понеуточненным данным, потеряли какой-тоспециальный заряд. Этот Сербин былштурманом самолета, который осуществлялсброс. Также некоторые техническиеподробности, которые штурман упомянул,свидетельствуют о том, что он виделбомбу вблизи. В обычной ситуации этогоне могло произойти. Советы были помешанына секретности, и экипаж не мог увидетьобъект.

— Возможен липовторный допрос этого… Сербина? -деловито уточнил советник, тщательновыговаривая русскую фамилию.

— К сожалению, нет.Он скоропостижно скончался. Агент,молодой идиот, передозировал соответствующиемедикаменты, — директор чуть развелладонями, выражая этим скупым жестомодновременно и печаль относительногибели ценного информатора, и сожалениеот того, что в его ведомстве нашелсястоль непрофессиональный сотрудник.