| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Тот, охотно меня поддержал:
— А главное — страдающим регулярным выпадением памяти.
Мешик поспешно:
— Я всё понял, товарищи.
«Замылив» глаза радио— взрывателями, хотя этот «ништяк» — тоже не помещал бы хотя бы к середине войны, плавно и незаметно для собеседников возвращаюсь к ядерной теме:
— Нужно взять под плотный колпак американских физиков: Лео Сциларда, Энрико Ферми, Эрнеста Лоуренса… Роберта Оппенгеймера, в первую очередь. Насколько это будет возможно, собрать на них компромат. Лучше это сделать руками местных частных детективов, по заказу положим их… Эээ… Родственников, следящих за их частно-интимной жизни. Типа: «Подозреваю завелась у моего Робертика блядёшка, иначе куда он по вечерам шлындрает и куда семейные деньги из серванта пропадают?».
Пристально глядя на руководителя научно-технической разведки СССР:
— Товарищ Мешик! Вопрос на засыпку: какого рода компромат — является наиболее убойным в Штатах?
Тот, пару секунд подумав, перечисляет:
— Супружеская измена, гомосексуализм… Эээ… Всё же членство в Компартии США, я думаю.
Палец вверх и, торжествующе:
— Правильно! А если таковых фактов нет, то их придётся организовать. И проще всего, конечно же, организовать факт «членства». Например: подбросив с помощью одного «пинкертона» партбилет, а с помощью другого — найдя его и поставив в известность американскую общественность.
— А ещё можно тупо переводить на их счёт крупные суммы денег их советского посольства, а там в ФБР — пускай сами думают-гадают за что. Затратно, конечно… Но очень эффективно!
И обойдётся в конечно итоге несравнимо дешевле, чем самим лихорадочно создавать «ядрён батон» и средства его доставки. Ибо, кто доверит создание секретного оружия тем, кто имеет репутацию «красного»?
Ни один, даже самый клинический идиот в Америке, до такого не додумается!
А возможно, это не только отменит окончательно Манхэттенский проект, но и будет способствовать переезду мнимых коммунистов на Родину победившего «единственно верного учения» и участию в уже советском атомном проекте. Хотя, это навряд ли…
Но попытка не пытка!
Был бы Лаврентий Палыч рядом — он бы подтвердил.
Однако, дальше:
— Кроме этого, Вам надо постараться создать резидентуру в Металлургической лаборатории Чикагского университета, в городке Лос-Аламос штат Нью-Мексико и в местечке Ноксвилле вблизи Клинтона.
В первой, 2 декабря 1942-го года Энрико Ферми создал самую первую успешную цепную реакцию, в которой атомы расщеплялись в контролируемой среде. Это дало руководителям проекта стойкую уверенность в том, что атомная бомба возможна в принципе.
В Лос-Аламосе был позже создан центр работ по Манхэттенскому проекту, известный в «реальной истории» как «Лос-Аламосская лаборатория», или кратко «Проект Y».
В Ноксвилле, что в двадцати пяти километрах от Клинтона, будет построен крупный промышленный центр по обогащению урана, известный как «Ок-Ридж».
— Если Вы сами не догадались, товарищ Мещик, то скажу: сия «резидентура» должна уметь организовывать акции саботажа, акции протеста в виде забастовок и демонстраций в защиту окружающей среды… Для чего спросите?
— Для чего?
— Отвечаю: в своё время узнаете.
И вообще, пора уже в Америке появиться «зеленым» и прочим антиглобалистам!
Видя непонимание на лицах собеседников, решил спрыгнуть с этой темы:
— Ладно, про Америку на сегодня достаточно, возвращаемся в Старый свет…
* * *
Возможность создания ядерного оружия Третьим Рейхом меня пугает в последнюю очередь… Ведь я же знаю, что на это у него тупо нет ресурсов и времени, что и воочию продемонстрировала «реальная история».
Но желание поживиться на чужих бедствиях имелось и причём очень огромное:
— В Германии и оккупированных ею странах проживает большое число учёных, инженеров и просто высококвалифицированных специалистов еврейского происхождения — которым там ничего не светит… Я имею в виду, что ничего хорошего — кроме концлагерей их там не ждёт, пока нацисты во главе с Гитлером у власти. Да и просто противников режима там достаточно, уверен!
— Скооперируйтесь со «Службой внешней разведки» и с Департаментом иностранных дел и организуйте как можно больше массовый их выезд в СССР. Можно и даже нужно идти на обман, обещая в частности возможность свободного выезда в Соединённые Штаты, предварительно отработав в Союзе определённый срок и заработав на переезд.
Если все «предупреждающие» советские резиденты и их «источники» займутся этим — то хоть какой-то толк от них, да будет.
Впрочем, имелась одна тема, которая интересовала меня в Германии прежде всего: первый в мире компьютер. Хоть и релейный, занимающий полкомнаты и по способностям ненамного превосходящий деревянные счёты моей уважаемой бабушки — которые в детстве был моей любимой игрушкой…
Но всё же компьютер!
— Товарищ Мешик! Немецкий учёный Конрад Эрнст Отто Цузе работающий на «Aerodynamische Versuchsanstalt» (Исследовательский институт аэродинамики), построил на основе телефонных реле вычислительную машину «Z2», считывающей исходные данные с перфорированной 35-миллиметровой киноплёнки…
Кржижановский, вдруг ожив:
— Это Вы про компьютер, Иосиф Виссарионович?
Киваю, хотя и неодобрительно:
— Про него про родного… Про кого ж, ещё?
Тот враз забыв про меня, обращается к Мешику и очень требовательно его грузит:
— Делайте что хотите, но чтоб «Научно-технический комитет при Совете Народных Комиссаров СССР» такую машину имел! Даже две, или…
В свою очередь перебив, я:
— …Или, двадцать! Ведь Конрад Цузе уже организовал для производства «Z2» фирму «Zuse Apparatebau», а отношения с Германией у нас пока, самые что ни на есть дружеские.
Мешик озадаченно:
— А почему этот «вычислитель» просто не купить по линии «Внешторга»?
— А вдруг не продадут? Ведь, «Исследовательский институт аэродинамики» работает на Геринга и его Люфтваффе.
«Разве что подогнать толстяку какую-нибудь картину из Третьяковской галереи с голой жирной тёлкой? Он вроде на произведения искусства зело падкий… Или, одним из квадратов Малевича перетопчется, а голая тёлка пера Пикассо и нам сгодится? Подумать надо, с шарящами в теме товарищами посоветоваться…».
* * *
За время болезни, бывал разок у меня и Виктор Николаевич Сорока-Росинский, с докладом об успехах в деле создания специальной школы для детей элиты, где из них будут ковать будущих советских леди и джентльменов. Здание с усадьбой на озере Селигер найдено, педагигический и обслуживающий персонал подбирается, первые сто с лишним «добровольцев» в возрасте от десяти до двенадцати лет, уже записаны родителями…
Затем как бы мимоходом «стуканув» на Заведующего Департаментом образования СССР Потёмкина — втихушку саботирующего мои указания по перестройке общеобразовательной системы (что я тут же взял «на карандаш»), захлёбываясь от восторга, он рассказывал об первых результатах экспериментов по наказанию нашкодивших детишек электротоком. Напомню, эксперименты проводились по моему личному указанию в колонии для малолетних преступников… Всё по науке: методом «научного тыка», нашли оптимальные параметры тока соответственно веса и возраста экзекуцируемого.
Жестоко?
Да, побойтесь Бога!
На цивилизованном Западе в это же время и до самых — как бы не шестидесятых, таким «трудным подросткам» лоботомию делали!
А в британских школах, до сих — порют шкодливых чад и, ещё очень долго будут пороть.
Так что мы вполне на уровне.
Так вот, Виктор Николаевич, захлёбываясь от восторга:
— Контрольную группу пороли розгами, как Вы и велели — так никакого сравнения! ВедиковоШестнадцатилетние оболтусы, мотающие срок за тяжкие преступления — убийства, изнасилования и разбои — просто писцались от ужаса, только при упоминании про «электрический стул»!
Довольный сам собой, ваш покорнейший слуга:
— Ну а я что говорил? На собственном опыте, кстати, такая идея мне пришла в голову: раз в детстве сунул гводик в розетку — меня как следует «протрясло» и, с тех пор я это не делаю.
Тот встав и приложив ладонь к груди, поблёскивая стёклышками очков, торжественно:
— Иосиф Виссарионович! Трудовой коллектив воспитательной колонии, выбрал Вас в почётные педагоги и ходатайствует перед Департаментом образования об присуждении Вам звания «доктор педагогических наук» без защиты диссертации.
«Интересно, был ли Реципиент в «реальной истории», другом не только физкультурников и писателей, но и педагогов? Не помню… По ходу, я его перепрыгнул!».
Конечно, очень приятно было, но вслух я сурово сказал:
— Напомните им, что в СССР диссертации и учёные звания отменены моим же указом.
Тут кое-что вспомнилось из «послезнания» и, я выдвинул следующую идейку, уже не претендуя на авторство:
— В американских школах и университетах (на добровольной основе, конечно) в «моё время» тоже проводились эксперименты с электричеством. За неправильный ответ на уроке, учащийся или студент получает безопасный для жизни и здоровья — но очень болезненный удар током. И Вы знаете, успеваемость сразу резко подскочила по сравнению с контрольными группами — где мерилом были оценки, как обычно!
Задумчиво-заинтересованно кивает:
— Вполне достоверно звучит…
Продолжаю:
— Но Вы знаете, Виктор Николаевич, что меня поразило больше всего?
Тот, склонив голову на бок:
— Нет, не знаю, Иосиф Виссарионович? Что именно?
— Ещё большей успеваемости удалось достичь, когда разряд тока получал — не тот, кто ответил неправильно — а совсем другой человек. Часто совершенно незнакомый экзаменуемому.
Подняв палец вверх:
— А это значит, уважаемый Виктор Николаевич, что на человечестве в целом — крест ставить ещё рановато.
После непродолжительного молчания, тот спросил:
— И чем всё закончилось?
Махнул рукой:
— Закончилось всё тем, что после наступления века «политкорректности» и «толлестерии», на Западе разрешили детям самим определять свой пол.
Тот был явно шокирован, аж очки на лоб полезли:
— Вот, как?!
Морщусь брезгливо:
— «Подробностей не ждите»: ибо мне неприятно вспоминать, а Вы можете потерять мотивацию жить дальше.
Ещё с полминуты подумав, Сорока-Росинский смотрит на меня сквозь очки взглядом заправского маньячилы:
— Иосиф Виссарионович! Вы — от просто так, про тот «эксперимент» вспомнили? Или…
— «Или», — грожу пальцем, — только смотрите мне без фанатизма! В стране ещё не преодолён дефицит электроэнергии…
* * *
Лев Захарович Мехлис — Председатель «Информбюро при СНК СССР», меня не посетил ни разу, разве что регулярно звонил Виноградову интересуясь не сдох ли… Хм, гкхм…
Шутка!
Интересуясь здоровьем.
Но почитывая советскую прессу, я знал что трудится он не покладая рук.
В центральной советской прессе — в газетах «Правда», «Известия», «Труд» и так далее шёл процесс так называемой «демонизации» польской военщины. Свидетелей её военных преступлений 1919-1922 годов оказалось на удивление много, вот например:
«…В сопровождении упирающейся сестры со сбитой набок косынкой и в разорванном халате в палату, гремя саблями, входят, слегка покачиваясь, два щеголеватых, свежевыбритых офицера.
— Кто здесь коммунисты?
Сестра тихо, но настойчиво отвечает, что все коммунисты вчера выписаны и отступили вместе с воинскими частями.
— Врешь… — и тут последовало длинное оскорбительное ругательство, подкрепленное ударом в лицо.
Началось поголовное избиение больных.
— Встать, скурве сыне!.. Защелю зараз, холеро!.. — прерывало стоны избиваемых и плач сестры…
…— Вставать, вшисцы! Вставать скорее, холеры! — раздается на всю палату зычный голос сержанта.
Больные испуганно подымаются с коек, на ходу запахивая халаты.
Я не могу этого сделать. Сестра дрожащими руками накидывает на меня больничное одеяние и помогает встать на ноги. Я падаю на пол и на четвереньках доползаю к дверям.
На дворе всё началось сызнова:
— Кто здесь коммунисты — два шага вперед!
Молчание.
— А, холера, пся крев! Не хотите признаваться, так мы вас заставим заговорить. По двадцать шомполов каждому! — отрывисто подает команду сержант.
Солдаты набрасываются на больных.
— Кладнись!
Страшная экзекуция начинается. Бьют остервенело шомполами, прикладами, мнут сапогами бока до тех пор, пока жертва перестает подавать признаки жизни. На каждого палача приходится по два истязаемых. Кончившие свое дело помогают товарищам…
…Тогда один из офицеров, владеющий русским языком, меняет тактику и начинает проникновенным голосом увещевать совращенного большевиками отказаться от своих заблуждений и выдать коммунистов. Он не скупится на обещания и, лишь убедившись в тщетности своих попыток, отрывисто бросает:
— Защелить!
Жертва оттискивается в сторону, раздаётся выстрел или два и начинается преподавание польской политграмоты со следующей жертвой.
Я и поддерживающие меня товарищи входим вместе. Свои показания мне приходится давать лежа.
Быстро пропустив всю нашу группу, повторив те же вопросы, судьи, раздраженные нашим упорством, стремительно покидают комнату, отдав старшему по команде какие-то распоряжения.
Итак — расстрел.
После перенесенных пыток смерть не представляется страшной…11».
Думаю, где-то к маю общественное мнение будет готово и можно будет со спокойной душой расстрелять пленных польских генералов и офицеров. Уверен от великого ума, Геббельс с удовольствием оповестит свою целевую аудиторию — кого большевики расстреляли и, за что — ведь он даже замыслов Гитлера ещё не знает, не токмо моих. И сильно надеюсь, что зная судьбу польских военных преступников, германские вояки — сто раз задумаются, прежде чем беспредельничать на Востоке.
Особенно если с первых же дней, у них пойдёт «что-то не так» с их «Драх нах Остен», а мы их будем осыпать листовками, типа:
«Солдат Вермахта!
Прежде чем убить русского старика, женщину, ребёнка или военнопленного — подумай об своём отце, матери, жене, сыне, дочери и самом себе…
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
