Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

В волнах гражданской войны. С 1919 года по 1922 год


Жанр:
Мемуары
Опубликован:
27.06.2023 — 02.07.2023
Аннотация:
Воспоминания туринца Серкова Ефима Григорьевича. Вопреки названию автор принимал участие не в гражданской, а в Советско-Польской войне 1920 года, где попал в плен под Варшавой, сидел в польских лагерях и бежал оттуда. Приводится в орфографии, близкой к оригинальной
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
  Следующая глава
 
 

Пробыв в таком положении ещё дня три, четыре, нас разбили на три группы и повели в прилегающие деревни. Наша группа перешла реку Буг и зашли мы в пустую деревню, где жители убежали ещё с Империалистической войны, было из тридцати домов занятых три-четыре. Загнали нас в пять пустых халуп по десять человек, натащили на пол соломы, и было очень тепло и уютно по сравнению с пережитым. На утро разбудили с восходом солнца, выдали хлеба по триста грамм, кипяток, попили чаю, команда: "Собираться". Вышли, дали каждому по маленькому топорику и повели в прилегающий сосновый лес. Прошли версты две, зашли в лес, где нам раз"яснили нашу работу — оказывается, мы должны были рубить сосновые колышки для проволочного заграждения. Так мы стали ежедневно ходить в этот лес, но не прошло и недели, как товарищи уже огляделись и стали бежать. Мы тоже опять стали строить планы на побег. Проработав неделю, воскресенье день отдыха, погода благоприятствует, мы группами сошлись побалагурить и насладиться свежим воздухом. Но а мы в этот свободный день окончательно опять решаем, что должны бежать. План построен. Сегодня с наступлением ночи бежим.

Вот уже наступил вечер. Мы все забрались в свои халупы. Намеченный со дня план выполнять время наступает. Как только наступают сумерки, окна, имеющиеся в халупе, закрывались снаружи ставнями и завёртывались простой деревянной вертушкой. Наша первая задача была — это незаметным образом вертушку отвернуть, не навлекая на это внимание часового. Приступаю к выполнению: прошу часового, чтобы выпустил для оправки; вышел, сходил по своим надобностям, иду мимо закрытых окон и незаметным образом отвёртываю намеченную со дня вертушку. Всё вышло удачно, нельзя лучше. Вхожу, сообщаю товарищам: "Сделано". Остаётся ждать ночи, часов в 12-ть можно бежать. Так и решили, все умолкли. Только тянется время. Но вот примерно уже полночь. Мы трое готовы. Встали, попрощались с товарищами, тихо-тихо, как будто даже всё замерло, даже кажется слышно, как бьётся собственное сердце. Открываем створку, а за ней медленно открывается ставень. Открыв немного, посмотрел — часовой спит на пороге хаты. Ну решено, окно открыто. Тихо, стараясь меньше делать шума, мы один за одним все трое вылезли и прямо не замеченные спящим часовым покинули свою халупу. Сначала как-то страшно. Ночь была изменчива, ибо луна, выйдя из-за облаков, делала на земле всё видимым. Но раз пошли, то медлить нечего. Мы всё скорее-скорее бежали по на правлению на восток. Бежали всё лесом. Прошло с час. Остановились передохнуть. Сейчас уже не так было страшно, ибо до утра возможно не хватятся. Пошли дальше и так шли всю ночь. На дорогу выходить не представлялось возможности, т.к. могли попасть встречные, а к тому же ещё наша обувь, заключающаяся из деревянных колодок, не давала возможности идти по вымощенному шоссе, т.к. получался сильный стук, что мы старались по возможности не делать. Но вот рассветало, идти днём нельзя. Нарыли из попавшейся ямы картошки, набрав порядочное количество, забираемся по глубже в лес и день в нашем распоряжении; разводим огонь и печём картошку.

Все решаем, что в первые дни никуда заходить в деревни не будем, а также всячески избегать всякой возможной встречи, второе твёрдое условие — что больше в плен не вернёмся, что бы нам не угрожало, хотя жертвуя собою, но назад не вернёмся. Вот с этими основными лозунгами мы с наступлением ночи опять двинулись вперёд. Ничего особенного не случилось. Вот уже прошло шесть суток, по нашему определению мы уже подходим к знаменитым в истории "Пинским болотам". Да, на седьмые сутки стали перебираться через них. Вот здесь-то мы и чуть не погибли от холода и голода. Пройдя порядочное расстояние, мы дошли до проволочного заграждения, а оно в 12-ть рядов. Конечно, с пустыми руками нечего и мыслить о проходе. Но надеясь, что где-нибудь есть порвано, решили пойти подле него. Вот прошли версты четыре-пять, действительно наша надежда оправдалась. Ах, как мы были рады. Без всяких препятствий прошли. Пошли дальше, но вот к нашему великому несчастию мы снова оказываемся перед препятствием: опять заграждение, но это нам принесло много страданий. Мы, томимые холодом и голодом, бродили в средине этих двух заграждений, как в клетке, трое суток. Спать приходилось сидя на попавшейся кочке. Но вот, всё-таки видимо не суждено помереть в этих Пинских топях. Нашли, в одном месте заграждение было разорвано, хотя и не всё. Видимо снаряд в империалистическую войну попал в этом месте, т.к. тут была воронка. Но что бы там не было, но это обстоятельство помогло нам выбраться из столь неприятного положения. Уставшие, голодные мы сразу постарались выбраться и на следующий день мы уже спокойно, в полном благополучии, сидели у костра и ели картошку. Всего с момента ухода прошло 12 суток. Нас сейчас разделяло уже порядочное расстояние, главное это "Пинские топи". И вот, находясь в таком положении, мы решаем зайти в деревушку. Нам было очень интересно всё-таки более точно узнать, где мы находимся, а к тому же эти деревянные колодки сильно набили за эти дни наши ноги. В этот день мы вечером решили зайти в халупу. Подойдя ближе к деревне, на день залегли, выжидая вечера и в тоже время определяя месторасположения и план в случае, если мы попадём в неприятное для нас обстоятельство. День прошёл. С наступлением сумерек выдвинулись и прямо направились в близь стоящую с краю маленькую хату. Подошли, оглянулись кругом, как будто никто не видит, мигом шмыгнули в сенцы и там в помещение. Это была простая изба и больше ничего. Нас удивленными глазами [68] встретила. что-то хлопотавшая у печки молодая женщина. Думать было некогда, и мы сразу заговорили, хозяйка оказалась солдаткой, и муж в польской армии. Узнав о том, что мы бежим из плена, она сразу почувствовала наше тяжёлое положение, начала готовить "повечерять", достала нам лапти. Мы, пока готовился ужин, сняли свои колодки и одели данные нам лапти. Но вот готов и ужин: сварила картофельный борщ, а главное на столе мы увидали большие ломти чёрного хлеба, что мы уже давно не видали, как ушли из рук поляков. Сели за стол и с аппетитом стали уничтожать столь вкусный, как показался нам, картофельный суп. Но вот вдруг за дверями раздался голос, останавливающий лошадь: "Тпрру". Хозяйка, испугавшись, отступает от окна, в которое она смотрела. Быстрыми шагами входит в хату польский жандарм. Глаза его так и сверкают. Увидя нас, он сразу видимо что-то почувствовал. Ничего не говоря, прошёл к хозяйке, которая стояла, прижавшись в углу около печки. Что-то поговорили на польском языке, конечно, разговор шёл о нас. Вот видимо наш лозунг, что назад ни шагу. Приходится выполнять. Молча переглянулись, быстро встаём и в один миг все трое набрасываемся на пана, чего он конечно не ожидал. Сваливаем с ног, стараемся заткнуть рот, чтоб не кричал. Не успел он взяться за имеющийся у него револьвер, как мы его обезоружили и его оружием двумя выстрелами убили на-повал. Всё это продолжалось не более пяти минут. Покончивши с ним, мы обратили внимание на хозяйку. Она сразу же, видимо от испуга, упала в обморок и все ещё оставалась в таком положении. Но что мы можем сделать. Время не ждёт, мешкать нельзя. Оставшись опять свободными, но боясь за свою судьбу, мы так и решили оставить хозяйку в обморочном состоянии и лежащего мёртвого пана. Может быть, рассматривая этот момент, посторонний скажет, что мы поступили, как негодяи, но в тот момент иного выхода мы не видели, ибо малейшее промедление — и мы бы снова могли оказаться в руках поляков, а там опять кошмар, что было в прошлом. И так расправившись с панской шляхтой, мы покинули наш первый уютный уголок с его милой, так ласково принявшей нас хозяйкой.

Мы в эту ночь чувствовали себя не весьма приятно, ибо перед нами стояла эта кошмарная картина, а самое главное — мы опасались за то, что за нами может быть погоня. Что было хорошего, так это то, что столь надоедливые колодки были сменены на лапти. Дальнейшее бегство не имело много приключений. Но вот мы уже подходим к границе — к фронту, а в это время на этой территории оперировал Булат-Балахович. Мы оказывается уже находились в его сфере. В одной деревушке, зайдя ночевать, мы в эту ночь встретились с его солдатами и оказывается, что это бывшие красноармейцы, пошедшие добровольцами в его армию. Здесь мы с ними по душам поговорили, как и что у них за армия, и какую они цель преследуют. Много кошмарного они рассказали из подвигов и прелестей войск Булат-Балаховича. Лозунг "Бей жидов". Ребята нам советовали пойти с ними в армию, а там, по возможности перейти к красным. Но мы, если уж отказались там, где были, что в могиле, то теперь где уже находились слишком близко к желанной цели. Решили нет, не пойдём, а станем добиваться своего. Пошли дальше. Здесь пришлось идти очень осторожно. Нужно было скрываться по возможности от армии Балаховича. Но вот и сам фронт. Нам сказали жители, что Красные здесь были третьего дня. Сердце так и забилось от радости, что вот-вот мы опять у своих. Но видимо отступили, и мы всё находимся в прифронтовой полосе. Так здесь днём мы уже не могли совершенно показаться. Выберешь местечко так, чтобы тебе видно было, а тебя нет. Но вот уже 18 сутки, как мы ушли из-под ига польского пленения. Имеем точные сведения, что здесь уже приблизительно верстах в двух последние заставы Балаховича, а деревня, что вёрст пять, занята Красными войсками. Этот день был нам слишком мучительным, ибо мысль озаряла, что завтра мы уже должны оказаться среди своих товарищей. Всё это нас так радовало, что от радости не знали, что и делать. Вот вечером мы из своего наблюдательного пункта увидали человек 30 всадников — это видимо разъезд Балаховича. Конечно нас они не заметили, быстро удалились в противоположную от нас сторону. Но вот уже стемнело, наступает время, и нам выступать в поход и на этот раз уже не обыкновенный, а последний, решительный. Может быть придётся быть застреленными, как зайцы, находящимися заставами-секретами, а может и сегодня в эту ночь удастся миновать всё, встретить своих так желанных Красных орлов.

Выходим и пошли по направлению с расчётом, что в эту ночь проберёмся к своим. Но вот не успели отойти версты две, как раздался окрик: "Стой". Но конечно, где уж там стоять. Мы бросились во все стороны и под оружейными выстрелами рассыпались по лесу. Долго или коротко, но я очувствовался от испуга только тогда, когда уже от быстрого бега совершенно задохся и дальше бежать уже был не в состоянии. Остановился, упал на землю и долго лежал, не двигаясь и ничего не соображая. Но вот усталость начала проходить, и я только тут почувствовал своё одиночество. Оказывается, что при первых же выстрелах мы растерялись и разбежались в разные стороны. Оказавшись сейчас одиноким в лесу, ночью и совершенно не зная где, меня страшно охватил страх, тоска. Но мешкать некогда, надо что-то предпринимать. Будь, что будет; и с этими мыслями я решил двигаться вперёд. Отойдя версты полторы, выхожу на опушку леса, а там мелькнул огонёк. Что делать: пойти на угад или пойти сначала на этот огонек. Решился пойти к светящемуся [69] огоньку, и вот осторожно, уже принимая всё возможное, я подхожу к этому хутору. Но вот задача, что может дать мне хутор, если я не побеседую с его обитателями, решаюсь и на это. Тихонько подошёл к окну халупы, заглянул во внутрь — ничего особенного нет, спят. Решаюсь постучать. Встал старик. Долго проситься не пришлось. Войдя в хату, я сразу стал говорить, что мне нужно поесть. Дали кусочек хлеба и картошки, стал есть. Между тем завёл разговор, что как тут дело с войной, красными и т.п. Дед стал рассказывать, что я нахожусь в нейтральной зоне. Этот хутор днём посетили и Балаховцы, а вечером была разведка Красных. Старик сказал, что впереди версты четыре деревня, так там наверное красные. Ну, думаю, всё кончено, сейчас я уже выберусь. Отдохнув немного, с рассветом по указанному стариком направлению я пошёл дальше. Вот уже становится вовсе светло. Вдали я увидал действительно среди растущих берёз разбросанные халупы. Но как войти в эту деревню, что меня там ожидает — это меня страшило, пугало, волновало. Но ведь что-то делать надо — решился заходить в самую крайнюю халупу с соблюдением осторожности. Вхожу в хату, хозяйка что-то испугалась моего появления, но что она сделает. Посмотрев на меня с ног до головы (вероятно мой вид произвел на ней не особенно хорошее впечатление) она бросилась на улицу и побежала в глубь деревни. Думаю, что делать, сейчас уже попал. Но сидеть и ждать, что пусть возьмут, конечно, нет никакой необходимости. Я сразу же выскакиваю из халупы и быстро стал скрываться из деревни. Но далеко убежать не пришлось, за мной уже гнался всадник, размахивая шашкой. Пришлось остановиться. Нагнав меня, кавалерист приказал мне следовать за ним. Заходим в деревню, смотрю, с другого конца раздаются красноармейские знакомые песни. Вот только тут я понял, что я попал к так долго желанной цели. Опять у своих. Привёл мой спутник меня в халупу, здесь я сразу узнал, что находился командир этой части. После некоторых опросов оставили меня в покое, отведя в другую халупу. Дали строгий наказ, чтоб я никуда не смел отлучиться из отведённой мне хаты. Да до этого ли мне, после такой ужасной ночи, давшей столько переживаний, я прикурнулся на лавку и быстро заснул мертвецким сном в полной безопасности, что я нахожусь уже в лагере не врага, а своих — Красных.

Вот на этом и кончился мой плен, принёсший мне много страданий и отнявший много здоровья.

ГЛАВА 19-я

Спал я до утра следующего дня. Проснулся рано. Стал обдумывать свои последние переживания. Вспомнился мне последний момент, как мы разбежались в разные стороны. Да, может быть мои товарищи поплатились на пороге к своим жизнью, а лучше — так попались снова в руки врага. Грустно мне стало за постигшую их участь. Но опять входит красноармеец, и что же я вижу: с ним мой товарищ по несчастью. Мне стало радостно видеть его совершенно здоровым. Но вот он мне сообщил очень печальную весть: бежав они вместе, третьему видимо пуля попала в ногу, и он, как сноп, упал и дальше уже следовать не мог. Так кончилось наше длинное путешествие с результатом, что один поплатился жизнью. В этот же день нас отправили с конвоиром на этап. Придя туда, мы уже оказались не двое, а человек 30-ть. Что с нами будут делать — не знаем. Пробыв сутки, нас опять направляют дальше, в тыл. Оказывается, здесь так легко мы не могли доказать себя, что действительно беглецы из панского плена. Причина всему этому явились следующие обстоятельства: когда мы летом вели наступление, то крестьянство этой местности, кои были мобилизованы, не сознавая целей и задач Советской Власти, придя на фронт очень многие дизертировали, а летний период давал им возможность скрываться в лесах. Но вот окончили бойню с поляками, армия стала демобилизоваться, из плена масса побежали красноармейцы, как мы. Вот эти лесные товарищи, видя, что опасность миновала, тоже стали являться, заявляя, что перебежчики из польского плена. Положение получилось ненормальное, ибо из-за действительных перебежчиков стали пролезать и лесные товарищи. Вот тут-то и ко всем являющимся стали проявлять большую осторожность, т. е. всякого прибывающего стали направлять в штаб армии, где держали до тех пор, пока точно не устанавливали действительной личности, кто он явялется; действительно ли перебежчик или лесной товарищ. Вот в такое положение попали и мы с товарищем. Положение действительно не из важных, ибо придя к своим мы надеялись встретить то же отношение, что мы видели, будучи в рядах Армии до Плена, а получилось, что нас здесь также держали под конвоем и питание было только Ў фунта хлеба. Но пришлось сознать, что это условие вызвано необходимостью и пришлось смириться. Собралась нас тут партия человек в 70 на этапе N120. Но вот комендант "этапа", видимо нуждаясь в технических работниках, спросил: "Кто работал раньше в канцелярии или штабе?" Конечно я, пользуясь этим положением заявил, что я работал и знаю эту работу. Точно познакомившись с моей биографией, он меня оставил в своем этапе для работы. И так с сего момента я опять снова зачисляюсь в ряды Красной Армии, опять её верный сын, страж завоеваний Октября. Здесь я пишу на родину весточку, что из мёртвых воскрес. Да оно в действительности так, что я на [70] время был погребён. Оставшись, я начал работать, ничего не подозревая, и жизнь потекла своим чередом. Но вот проходил медицинский осмотр. Я заявил, что страдаю кажется зрением; врач определить конечно был не в состоянии и назначил меня на экспертизу к специалисту в город Гомель. В этот момент я переживал много радости, что вот подвезут и мне дадут отпуск домой. А после таких сильных переживаний страшно хотелось побыть на родине и взглянуть на всё родное, что я оставил, так прекрасно-мило, уезжая на фронт. Отправились на экспертизу три человека. Вот уже в Гомеле являемся к врачу. Долго он смотрел, водил куда-то в темную комнату, пускал электричество и много приёмов, всё стараясь определить наше зрение. Окончил, ждём результатов. Результат не из важных: никакого отпуска. Признан могущим выполнять административно-хозяйственные должности. Являемся обратно в свою часть. Уставшие от своей поездки мы в этот день не пошли на занятие. Но вот на завтра только что заявился в канцелярию этапа, как комендант вызывает меня в свой кабинет. Сердце так и стукнуло, что-то кажется недоброе обрушивается на меня. Вхожу. Он, ничего не говоря, подаёт мне распоряжение из штаба армии. Там писалось: "Срочно препроводить в распоряжение штаба Армии оставшегося в вверенном Вам этапе Серкова Е.Г." Меня это страшно расстроило, и я чувствовал опять, что придётся перенести те мучения, о которых я как будто стал забывать. Но делать нечего. Комендант говорит, что сделать, видимо, надо собираться. Я вот на завтра утром я явился в канцелярию уже совсем. Дали мне пакет с моей личностью, и я последовал до следующего этапа. Здесь я чувствовал себя ещё ничего, т.к. никакого конвоя и т.п. за мной не следовало. Придя на следующий этап, здесь меня, т.к. не знают, что за личность, сразу заключили под стражу, и я с этого момента опять начал находиться под Советским конвоем. Ох, что тут я пережил. Сердце кипит от злости, негодую, но что сделать. Закон и порядки, и действительно они не знают, что я за личность. И вот с этого этапа так я и следовал с другими также следующими по этапам до штаба армии в г. Могилёв. Путешествовали примерно с неделю. Много опять пришлось переживать морально, т.к. следуемые вместе со мною кой-кто были действительны контр-революционеры, заслуживающие мушки. Вот находясь в такой среде, мне было жаль, за что я мучаюсь, что я сделал. То, что убежал из плена, но одумавшись удерживал себя, что придёт время, всё разберётся и меня, конечно, отделят по правую врагов революции. Вот и Могилёв. Пригоняют нас в какое-то большое каменное здание во дворе. Нары, там уже оказалась публика, но что делать — остаёмся также в неизвестности. Жду, что будет. Настанет день, придут, то того, то другого вызывают. Но вот вызвали меня. Приводят. В комнате сидит человек, наган на столе. Сел я против него и жду, что будет дальше. Человек, что сидел за столом, грозно взглянул на меня, осмотрел, что называется с ног до головы, взял лист бумаги; подробно стал писать мои показания: кто я, откуда, как попал, в какой части служил в Красной Армии, где эта часть была и когда разбита и т.п. В общем этой анкетой он точно выяснил мою биографию. Звонок, входит тот же, что привёл. Опрос окончен, выхожу и думаю, что всё кончено. Но оказывается он повёл меня дальше. Снова примерно такая же комнатка, но человек сидит другой. Здесь меня опять допросили тоже почти самое, но конечно совершенно в обратную сторону. Всё окончено. Провожатый опять повёл в своё местонахождение. На третий день опять повторилось, что было, и так меня допрашивали четыре раза. Сначала я волновался и начинал нервничать, что дескать значит, но в последствии, поняв, что это они добиваются своей цели, т.е. этим им представляется возможность выявлять действительную физиономию. После всех этих ужасно нервирующих пыток я страшно волновался. Да неужели нет правды на свете? За что я страдаю? И действительно приходилось пережить очень много, ибо сидеть пришлось среди лиц, которых расстреливали по выяснении. А поэтому, вероятно, понятно читателю, какой был режим обстановки. Вот уже и 6-е января 1921 года. Время идёт. Зима, вьюга бушует, сквозняк так и шумит в дырявые окна. Моё одеяние было не по сезону. Время шло очень томительно. Питание было также недостаточное, а самое главное — это давило чувство обиды и неизвестности.

123 ... 5678910
Предыдущая глава  
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
  Следующая глава



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх