Воспоминания о неисчислимых мытарствах на Дальнем Востоке

— В Китае, не помню, на какой станции.

Надо сказать, что мы это знали, т.к. перед нашим побегом в лагерь прибыли новые люди, и они рассказали, что у них разбежалось целиком два вагона.

— Так! Мы это слышали. Значит Вы один из бежавших?

— Да!

— Да и великолепно, если желаешь, составляй компанию и будем странствовать вместе.

— Вот и великолепно, — восклицает он, — а то одному скучно, а втроём, великолепно

И всем нам стало веселее.

— А что у тебя тут в мешке?

— А разные вещи: одеяло, мешок есть, тужурка.

— Так! Это нам может понадобиться.

— А у Вас, что нет ничего?

Кроме куска хлеба в тряпке у нас ничего не было.

— Ну так что-же будем делать?

— Идёмте искать место ночевки, а на квартиру проситься не стоит: всё равно не пустят, т.к. документов нет, да и опасно. Чёрт его знает, вдруг ночью карательный отряд, тогда пропали совсем.

Предлагаю идти на ближайшую к деревне Сопку и там устроить шалаш. Пошли, отыскали удобное место и устроили из веток маленький балаган. Так просидели день, а за ним ещё два дня, но ни каких партизан не видели. Решали отправиться в другую по близости деревню "Боголюбовку" и, проклиная судьбу, потащились.

Положение было прямо таки губернаторское, хоть назад иди в лагери, а то жрать нечего, а работать нельзя, нет документов, и ни кто не возьмёт.

— Ничего, ребята, как нибудь устроимся, а в случае чего устроим свой шалаш и будем жить одни своим собственным парт-отрядом. Где нибудь достанем топор да лопату, а хлеба тоже можно будет подстрелить в деревне.

Так разговаривая, подошли к Боголюбовке, выходим к школе, сидят молодёжь: ребята и девки. Спрашиваем: "Вы не видали здесь партизан?" Говорят, что сейчас были здесь, но ушли на Петруши, деревня вёрст 5 отсюда. Вот валяйте прямо по этой тропке и может быть догоните их.

Идём в Петруши, всё равно, пять верст чепуха, а может, нагоним или там увидим. В Петруши пришли, уже начало темнеть. Спрашиваем у какой-то тётки, не знает-ли она, где найдти партизан.

— Не знаю, не знаю, детки, какие тут партизаны, тут японцы всё время ездят, вот сейчас видели их на сопке. Вот тут, — показывает. — Вы бы, милые, шли отсюда куда нибудь, а то лишь гляди, придут, тогда убьют Вас, да и нам попадёт.

Походив ещё по деревне и выпросив краюху хлеба, отправились обратно на Боголюбовку, решив там прожить 2 дня. Но ночная тьма окутала нас, и мы не могли видеть тропы, а попали на какое-то сено, решили забраться под него и обождать до утра. Так и сделали, забрались в сено и уснули.

Утром нашим глазам представилась не совсем приятная для нас картина. Выпал снег. Это навело нас на мысль, что если наш образ жизни в ближайшие дни не изменится, так мы можем замерзнуть. Дрожа и ёжась от холода, пошли дальше. Спросили в Боголюбовке. Нет, ни кто не видел и не знает о партизанах. Тогда решили ввиду холода пойдти в Никольск и обратиться за содействием к рабочим депо ст. Никольск, достать документы и тогда видно будет, что делать дальше. И только что поднялись в гору от Боголюбовки и стали спускаться, нам на встречу попадает человек в матроске высокого роста.

— Чёрт Вас дери, да Вы откуда это тащитесь, как попали сюда, [11об] давно?

И мы рассказали ему всё, что проделали за это время. Этот матрос бежал раньше нас из лагерей, где мы и были знакомы.

— Так вот что, ребята, Вы сейчас идите вот по этой дороге прямо, а там будет китайская фанза и наш часовой, он Вас задержит, скажите ему, что я Вас послал, и там дождётесь меня, а у меня сейчас спешное поручение, но я скоро вернусь.

За поясом у него торчал Екатерининского времени револьвер и кинжал с боку.

Разумеется, мы были рады этой встрече и сейчас же направились туда, куда было указано. У самых крайних домов Боголюбовки мы остановились. Какой-до седой старичёк молотил цепом рожь, мы решили у него ещё спросить, не видел ли он партизан, он говорил по хохлацки: "А хиба я знаю?" Мы мало понимали его. "Идите вон туда, Вам там будет", — сказал он, показывая на самую крайнюю избушку в лесу. Что там будет, мы не знали, но как видно что-то там есть.

— Пойдём, ребята, всё равно.

Пошли, на дворе залаяла собака, из хаты выбежал какой-то низенького роста человек и был похож на священослужителя в каком-то длинно полом халате, волосы кудрявые и длинные.

— Вам кого, откуда Вы?

Мы отрекомендовались. Он стал расспрашивать как-что и, удовлетворившись нашими ответами, повёл нас за собой в хату, где за столом сидели два человека, оба высокого роста и здоровые и косо посмотрели на нас. Наш проводник представил нас и рассказал им всё, что мы ему сказали о себе. Мы подтвердили его слова и как узнали, что за столом ни кто иной, как Начальник парт-отряда тов. ДЁМИН со своим помощником Безпаловым, а наш проводник — сапожник отряда. Мы стали просить их взять нас с собой, так как нам не куда деваться, но Дёмин отвечал отрицательно, говоря, что во первых зима скоро, а обмундирования нет, да и оружия нет. Но мы знали, что это всё увёртки, так как они то-же не могли знать определенно, откуда мы и кто. Потому я напирал на него, но без успеха, и они молча стали собираться в дорогу. Я твёрдо решил не отставать от них и, когда они стали брать мешок с печёным хлебом, я опередил их и мешок взял на свои плечи, сделав вид, что я понял их молчание согласным принять нас в отряд, и мы пошли. Но не отошли и 2 версты, как встали. Дёмин говорит:

— Товарищи, всё-таки я Вас принять не могу, так как я и говорил Вам, а, кроме того, у нас нет помещения.

Но мы оспаривали их и говорили, что всё это ерунда и как нибудь проживём зиму, а там будет тепло, да и положение может измениться. Так потянулись дальше, прошли, наверное, вёрст десять. Тут снова остановились ещё раз. Дёмин хотел от нас отделаться, но я сказал ему, что если они сомневаются в нас, так это вполне понятно, шпионов, верно, много, но чем-же виноваты люди, бегущие из лагерей, ведь нужно же как нибудь узнавать своих-то людей. И мы предложили ему при приходе в отряд взять нас под наблюдение до тех пор, пока не получит о нас сведения из отряда Степаненко, в котором у нас было много знакомых. Мы предлагали ему отвести нас в отряд Степаненко, но оказалось, что отряд далеко в экспедиции и вернётся месяца через два. Подумав немного, Дёмин согласился с условием не выходить ни куда, и что за нами будут наблюдать. И мы пошли. Так трудно было попасть в парт-отряд.

Проходим речку, другую, лес всё гуще и гуще, дорогу оставили давно, вот видна высокая гора, у самого подножья река. Переходим и начинаем взбираться на гору, тяжело, круто, то и дело цепляемся, перебираясь всё выше и выше, за ствол какого либо дерева, а вот и верх горы. Уже вечер и плохо видно. Поворачиваем на право, идём вдоль горы, смотрим, вдали показался огонёк, всё ближе и ближе, вот видно тени у костра. Дёмин подал свистком сигнал, и получился такой-же ответ. Кто-то отделился от костра и пошёл к нам на встречу. Подходит, здоровается со всеми и спрашивает:

— Кто это, новенькие, да?

— Да, — отвечает Дёмин.

Подходим к огню, вокруг которого толпится человек 15 разношёрстных по костюмам людей, у кого, за поясом топор, кинжал, у кого револьвер, а кто и просто ни с чем. Глаза всех останавливаются на нас, и каждый из них старается угадать, кто такие и откуда. Присоединившийся к нам в Раковке т. Васильев нашёл знакомого, и разговор завязался. Сейчас же по распоряжению Дёмина нам выдали обмундирование. Я получил, по видимому, Американскую накидку без рукавов, воротника, на спине, как видно, тоже было проделано отверстие для вентиляции. Осмотрев со всех сторон полученное, я нашёл, что в нашем положении это есть хорошая вещь, ей можно одеться и послать под себя. Через полчаса на равных правах со всеми мы ели галушки, а ещё через полчаса улеглись вокруг костра и спали. Дров было навалено много, а толстые брёвна трещали, разбрасывая искры по сторонам.

Так в один прекрасный день приходит Дёмин и говорит: "Ну, товарищи, можете идти куда угодно и приходить сюда обратно, я получил о Вас письмо от Степаненко, если желаете, идёмте с нами. Мы сейчас отправляемся на линию по заданию взорвать в трёх местах ж.д."

Мы с радостью приняли предложение и, разделившись на три группы по пять и шесть человек, пошли каждая к назначенному ей месту. По дороге где-то из кустов вытащили лапу, лом и жел.дор. ключ. Но особого этот поход ни чего не представлял и, поломав линию на расстоянии 15 сажен, мы ушли обратно, и принялись [12] за постройку жилья на зиму.

На вершине горы вырыли яму, срубили сруб, и дом был отстроен на славу, большие нары и русская печь, и даже есть, где прогуляться. Сделали кладовую, всё это замаскировали так, что было заметно лишь небольшую дыру, да и та прикрывалась кустами.

Так сидели мы, забавляясь кроликами и хорьками, которые неимоверно воняли. Был поздний вечер. Слышим шорох, берём в руки берданы и приготовляемся, отворяется дверь, и в казарму вваливается больших размеров корова, смеёмся, но откуда корова? Вот дверь снова отворяется, и появляется Дёмин с помощником. Они ходили в деревню, от туда и пригнали. Живо за дело, и через час корова по всем правилам висела ободранной на дереве.

На-утро к казарме прискакал мужик на худенькой лошадёнке и донёс, что в Боголюбовку сегодня прийдут японцы, так будьте готовы. Это был Боголюбовский крестьянин. Они всегда сообщали нам обо всём. Собираемся, и идём в количестве 12 чел., хотя и нет патрон и бердан у всех, но всё-таки идём.

Зашли на корейские фанзы, оказывается, там уже были японцы, и корейцы показывали наш спины, в кровь изстёганные нагайками, предостерегали нас, чтоб мы не влопались.

Выпив по чашке Корейской сули, мы пошли к Боголюбовке, обождали, пока не стемнялось, а потом, разделившись на три группы по четыре человека, направились в разные стороны, имея ввиду занять с трёх сторон окружающие Боголюбовку высоты. Наша задача была только попугать японцев. Последние расположились на улице вокруг костра. Боголюбовка была в яме, и нам было видно, как они варили что-то на огне и ходили вокруг костров. Раздался условный свист, в другом направлении второй и третий, и разом с трёх сторон раздаётся: "Ура!" — свист, крики, щум. Кричали кто что может. Японцы сразу встрепенулись и забегали. Залаяли собаки, кони начали рваться, поднялась неимоверная суматоха, а мы, сделав своё дело, ввиду малого количества патрон, не стреляя, ушли к себе.

В то время Правительство Колчака об"явило мобилизацию на коней и давало ничтожную сумму за признанную годной к военной службе лошадь. Крестьяне ближайших деревень обратились к нам за помощью, отдавали нам на время лошадей и давали овса с условием сделать это так, , чтоб вышло нечто вроде нашего налёта и насильного отобрания лошадей. Условились, а когда повели лошадей на приёмку, мы внезапно напали на них. Забрали всех лошадей, крестьяне "в испуге" разбежались кто куда, так у нас образовались конные отряды.

Получив распоряжение свести все отряды вместе, мы собрались вблизи деревни Раковка в количестве трёх сот человек. Ожидали прихода японцев. Засели на вершинах гор, между которыми по узкой долине шла дорога. По ней-то и должны были пройти японцы, и наше дело было сделать по ним залпа два и все по своим местам. Как только показались японцы (а они тогда ещё ходили колоннами) с пулемётом и орудием, по данному сигналу мы быстро сделали два залпа по первым колоннам. Шум и крики поднялись внизу на дороге. Ввиду экономии патрон по данному сигналу мы разошлись кто куда, а место сбора своего отряда знал каждый. Когда мы были уже далеко, слышали, как японцы палили из своего орудия по неизвестному на сопках неприятелю.

Так играли в мышки и кошки, пока не было оружия и патрон. Как было слышно потом, у японцев было убито 74 человека.

Крестьяне окрестных деревень любили нас и охотно делились с нами хлебом и другими продуктами. Были и такие, которые ездили с доносом к японцам и просили их оставить в деревнях отряд. У тех мы сами брали в роде налогов. Вредный донос — берём больше, мало-вредный меньше, это всё были зажиточные деревенские мужички.

В это время слышно было, Колчак на фронте отступал, и к нам стали стекаться, подобно страждущих и жаждущих, из полков Колчака одиночками, по трое и больше со всем оружие, и мы принимали их.

Так тянулась жизнь в сопках. Скучно было с непривычки. Кругом одна грубость, нет ни одного печатного листка, совершенно нечего читать, и по неволе тупели, в разговорах и в жизни становились грубее. Конечно, для многих это было не заметно, но если присмотреться и подумать, так что не давно считали за невежество, а частью — за хулиганство, теперь было в порядке вещей, незаметно каждый день в этом отношении прогрессировали.

В один из многих особенно скучных дней я решил сходить в Боголюбовку, в школу, в надежде там найти какие либо книги. Не помню, какая была на мне хламида, но помню, что из под заплат выглядывали более старые заплаты, и каждая из них говорила: "Пришей меня". Являюсь во время перерыва между уроками, извиняюсь и говорю о цели моего посещения. "Хороших книг нет, но есть не большие рассказы, и если не покается скучными, так пожалуйста", — говорила мне учительница школы и вежливо пригласила меня к себе в комнату, предложила мне сесть. Надо сказать, что она тут и жила. Предлагает выбирать: "Вот всё, что имею, пожалуйста". Выбрав три небольших книги, я сказал, что если вы ничего не имеете [против], я их возьму и аккуратно возращу, но определённо сказать когда, я не мог. Как видно, ей было скучно сидеть в глухой деревне, и она ничего не имела против, если б я посидел ещё. Так и случилось. Сначала я [12об] рассказал ей свои похождения, а затем выслушал её биографию, и мы, сказав друг другу имя, расстались. Так я познакомился среди лесной глуши с Надеждой Исааковной Насенниковой, а впоследствии она доставала книги для всего отряда, и мы с жадностью читали и проводили время в вполне разумных разговорах, разбирая и филосовствуя на тему прочитанного.

Так шло время, пока, не помню откуда, где-то в дупле нашли Берданы и патроны, и были вооружены все, патрон было много.

В конце Декабря 19 года получаем сообщение, что Шкотовский гарнизон ушёл в сопки, забрав с собой оружие и припасы, и направляется к нам. Быстро оседлали лошадей, и конница во главе с Дёминым едет в Петруши на встречу Шкотовцам, дабы скорее выяснить происшедшее. Пешие отправились в Боголюбовку и там ждали. Я должен был ехать для передачи полученных сведений отряду Степаненко.

Встретив Шкотовцев, Дёмин условился с ними, прежде чем запустить их в Петруши, они должны были сдать нам три своих пулемёта. Они на это согласились, и пулемёты были в наших руках, не было сомнения, что они действительно совсем перешли к нам. Мы ликовали при виде пулемётов и 300-400 человек, вооружённых с ног до головы, в новом обмундировании. Чёрт возьми, да это целая Армия! Они были рады то-же не меньше нашего, так как мы в сопках чувствовали себя, как дома, а они не знали, что тут делать, имея с собой запасы с"естных припасов и снаряжения.