| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— По вашему лицу я заметил, что вы чем-то недовольны? — спросил он.
Ему даже послышалось, как скрипнули зубы.
— Довольным я бы был, если бы этой ночью мою постель согревали сестрички Хёпфнер . Откровенно говоря, мы рассчитывали закончить дела за одни, максимум трое суток. И даже если часть контингента не будет соответствовать установленным критериям, что было ожидаемо — вопрос не закроется. Это как сделать инъекцию в протез. Значит, мне придётся искать гостеприимства в других местах, а ведь мне вас рекомендовали как человека разностороннего и предприимчивого.
Вилли Хорст потянул руку за конвертом.
— Представьте себе, — интригующе прошептал он — со вчерашнего дня в лагере кратно возросло количество естественной убыли моих подопечных. Тиф и эта новая зараза доктора Пастера. Болезнь не щадит ни рядовой ни офицерские составы. Могильщикам даже выдали костюмы химзащиты. А ещё у меня сложились хорошие отношения с начальником филиала села Рождественно, Малая Выра и Дудергоф (дулаг-140). Там тоже тиф и прочие ужасные болезни. Если завтра на станции окажутся вагоны, то я обещаю их забить под самый потолок.
— А если с вашим подвижным составом? — заинтересовался гость.
Где взять подготовленные для перевозки людей старые двуосные вагоны капитан знал и поэтому уверенно дал ответ.
— Гонорар возрастёт на две тысячи.
— Внушительная сумма, — присвистнул собеседник. — До войны за эти деньги можно было купить 'опель кадет' (Opel Kadett ).
— Это проблема? — вновь посмотрев на листок, спросил гауптман.
— Это расходы, мой друг. Две пятьсот военными марками и обеспечить охрану.
— Вы хотели сказать конвой, — поправил доктора Хорст.
— Конвой, охрана, разве есть разница? Я как-то не придавал этому особого значения. Ведь важно выполнение подразделениями своих функций.
Хорст сделал вид, что собирался поправить чернильницу на столе, но вся его поза говорила о том, что упускать пухлый конверт он не собирается. Его рука, как клешня краба готова была заграбастать всё, до чего бы смогла дотянуться. А это не только конверт, побочные основному делу перспективы, так сказать, вырисовывались более чем наглядно.
— Охрана сейчас набирается из добровольных помощников службы порядка (Ordnungsdienst), — дал разъяснение он. — В основном это выходцы из Эстонии и Латвии. Активно идёт пополнение бывшими военнопленными призванных из Галиции. Конвоирование им пока не доверяют. Этим занимаются парни из Имперской службы труда (RAD), но как по мне, эти ублюдки прекрасно справятся и с этой работой.
— Уверены?
— Если вы о событиях 15 сентября, когда со станции Щерпитц сбежали 340 военнопленных, то там групповой просчёт и череда случайных совпадений. Лучшие надзиратели всегда получались из обиженных предателей. Как говорил мой пастор, раскаявшийся еретик вдвое больше поклонов кладёт.
— То есть русские станут охранять русских? Тот, кто это придумал — гений.
— Несомненно.
— В таком случае полностью полагаюсь на ваш профессионализм. Надеюсь, дней через десять мы сможем провернуть эту затею вновь.
— Можете не сомневаться. Чуть не забыл, завтра в фатерлянд отправляется поезд с острабайтерами. Вагоны с заказанным контингентом будут прицеплены к составу. Там присутствуют все необходимые службы. Поэтому в вашем случае нужен конвой до железнодорожной станции в Нарве. Это я обеспечу, но дальше вам придётся позаботиться о своём 'грузе' уже самостоятельно.
— Это не мои заботы, но всё же, почему не в Варшаве?
— Так решили в ведомстве тылового коменданта 18-ой армии.
После эти слов доктор позволил себе улыбнуться.
— Мои наниматели хоть и в добрых отношениях с генерал-майором Хансом Кнутом, но каждый раз просить об одолжении не стоит. В Нарве так в Нарве и мне кажется, в тех местах нужно будет создать что-то вроде малого пересыльного пункта. Не очередной дулаг, а частный концентрационный лагерь, о котором будем знать лишь вы да я. Вам же не составит особого труда направлять туда 'материал' от ваших коллег по цеху?
— Как вы себе это представляете? — поинтересовался Хорст. — Они же разбегутся.
— Вы подали прекрасную идею с охраной. Привлечём добровольцев из Литвы, у которых в том месте разместится тренировочный лагерь, а временные бараки построят сами же русские. Это позволит минимизировать затраты с логистикой. Вы станете отправлять по заявке 'материал' на утилизацию, а когда закончите борьбу с болезнями, сделаете недельный перерыв. Потом снова эпидемия и до тех пор, пока у нас останется интерес к славянским филантропам медицины, а он, замечу — останется. Ставить опыты на мышах и собаках можно десятилетиями. Быстрого результата добьются лишь те, у которых в лабораториях окажутся люди. Особенно дети, не отягощённые хроническими заболеваниями юные создания. Лет через десять многие скажут нам слова благодарности, но большинство осудит и проклянут. Поэтому сохранить всё в тайне первоочередная задача.
Вилли почувствовал, что подобная удача выпадает только раз в жизни, да и то не у каждого. Колотила ли где-то из заброшенного чулана чёрствой души совесть — безусловно, постучалась в закрытую дверь, но недолго и без энтузиазма. Война в известном смысле обесценила человеческую жизнь и обронённая в разговоре доктором фраза, что он в тайне исповедует культ Марса, тому подтверждение. Никакой другой бог не даст им такого богатого материала.
— Страшные вы люди, врачи, — больше оправдывая свой поступок, произнёс Хорст. — Но мне нравится ваше предложение.
— Предлагаю скрепить наш договор. Я хоть и не 'фрау Холле' (Frau Holle ) и за ваше усердие не превращу мундир в золотой, но небольшой аванс компенсирует моё неумение.
Конверт наконец-то оказался в надёжных руках, и гауптман позволил дать совет:
— Так как 'груз' по бумагам не существует, то и не подлежит снабжению. Сутки, может двое они вытерпят, но на вашем месте я бы озаботился хоть каким-то продовольствием и водой.
— Спасибо за напоминание. Три сотни имперских хватит для решения продовольственного вопроса?
— Пять, — опустив глаза, произнёс Хорст.
Доктор криво усмехнулся, всем своим видом порицая жадность.
— Скажите, разве я похож на деревенщину, который метит каждое яйцо ? Я и так завысил сумму в два раза и, судя по тому, что с основным блюдом мы покончили, то можно перейти к десерту. Наш непоседливый кинохроникёр Рассель как раз предложил устроить одно замечательное с идеологической точки зрения представление. Разумеется, оно утверждено в Берлине и от вас потребуется сущий пустяк. Мы проведём акцию по раздаче посылок с продуктами среди военнопленных, а потом среди населения. Всё это будет материалом для кинохроники. Если хотите попасть в историю или кто-нибудь из ваших офицеров... впрочем, я бы рекомендовал вас, героя, с ранением, к тому же такой мужественный тип лица и простите, вы слишком фотогеничны.
— Не возражаю, — поддавшись на лесть, согласился гауптман. — Раздачу можно осуществить на плацу во дворе казарм, либо на центральном проходе в офицерском бараке.
Доктор посмотрел в окно. На стекло падали капли начинающегося дождя.
— Терпеть не могу такую погоду, — пробормотал он. — Лучше в помещении. Тут список лиц для выписки пропусков. Ожидайте их к одиннадцати часам. И ещё, со мной в машине коробка с открытками и ящик с письменными принадлежностями. Вилли, раздайте их военнопленным. К началу мероприятия они обязаны написать письма своим родным. Объясните им, что вся корреспонденция будет отправлена в независимости от адреса получателя, даже в Сибирь. А сами имейте в виду, что эти открытки, возможно, понадобятся доктору Гёббельсу в его работе. Так что никаких перлюстраций и вымарывания. Кому надо — разберутся. Ящик с письмами опечатаете своей печатью, указав в сопроводительном документе только количество, дату и наименование учреждения. Я заберу его с собой в Берлин. И ни какой прокрастинации, не откладывайте на потом.
— Момент, — произнёс Хорст и тут же вызвал дежурного унтер-офицера.
* * *
Столбик термометра не без основания советовал кутаться в тёплые одежды. Осень в этом году оказалась весьма капризной и всё никак не хотела порадовать Гатчину ясным небом и тёплым солнышком. Словно ориентируясь на людское горе, за несколько пасмурных дней на небосводе не было ни единого просвета. Застывшие, словно приклеенные к тёмно-серому полотну налитые свинцом тучи сбрасывали лишнюю влагу на землю и неспешно шли нескончаемым караваном. Весь вчерашний вечер и до полуночи дул восточный ветер, гоняя их туда-сюда над Красногвардейском, а потом — исчез, затаился между деревьями, и облака повисли, растерянные, лишённые хозяйского посвиста, чтобы с рассветом вновь дать о себе знать. Ветер с севера проносил по улице охапки сырой листвы и мусора, готовившегося переждать под снегом крадущуюся зиму. Под пристальным взглядом стоящего у дверей солдата я тщательным образом вытирал подошвы лакированных ботинок, как будто заходил к себе в санаторий, а не в будущий бордель. На ступенях гостиницы теснились собранные в кучки листья, ещё вчера чудом задержавшиеся на ветвях уцелевших каштанов. Их намел неведомый дворник своей метлой, завывая и охая и можно было с этим смириться, если бы он действовал в одиночку. Холодный ветер принёс переменный дождь, и как следствие промозглую погоду. Солдат попытался втянуть шею, чуть ли не задевая краями каски погон на шинели. Поймав его тоскливый взгляд, я спросил:
— По какому случаю караул?
— Это распоряжение генерала Линдемана, — объявил появившийся в дверях офицер. — Позвольте представиться, Пауль Леттов, адъютант командующего. Мне поручено сопровождать вас, прошу.
Обер-лейтенант любезно оставил дверь открытой, и я воспользовался приглашением. Обычно, адъютант это витрина. Всегда с образцовой выправкой, в безупречной форме с аксельбантом, с обаятельной улыбкой и с лоском, насколько это возможно в текущее время. Всё это было и одновременно отсутствовало, как прилагающийся лишь при дежурстве в штабе аксельбант. Как безупречно выглаженный, но явно поношенный повседневный китель. Как треснувшие на складке вычищенные до зеркального блеска сапоги. Благородная бедность офицера бросалась в глаза лишь при тщательном исследовании, но составить общий портрет уже было под силу, не прибегая к услуге Помощника.
— Стоило ли беспокоиться? — произнёс я, снимая перчатки и посмотрев на часы. — Пауль, вы завтракали? Составьте компанию.
— С удовольствием, — обрадовался офицер. — Только здесь кроме противного желудёвого кофе ничего не предлагают, а в такую погоду спасает лишь коньяк.
Мне пришлось сотворить на лице удивление и, заметив стоящую за стойкой буфета знакомую официантку в кандибуровом платье тридцатых годов с рисунком в крупные цветы, сделал заказ.
— Пауль, судя по фамилии, ваш род из Прусской Мазурии? — утвердительно спросил я.
— Совершенно верно, герр доктор.
Освобождая салфетку из сервировочного кольца и расстилая её на коленях, я ожидал продолжения, но офицер не спешил делиться историей семьи.
— То есть ваши предки несли на щите тевтонский крест? — пришлось задать наводящий вопрос.
— Так глубоко в историю семьи я не заглядывал, — признался Леттов. — Наверно, какой-нибудь пращур служил в Ордене. К сожалению, родового замка или поместья он не оставил. Не хочу показаться бестактным, но вы сейчас так посмотрели на меня, словно с кем-то сравнивали.
— О да, простите моё любопытство. Сегодня необыкновенный день. Много лет назад в Руфиджи я познакомился с вашим тёзкой. Да вы его наверняка знаете, Пауль Эмиль Леттов-Форбек. В те времена мир был другой: офицеры не стеснялись своего титула, дружба была настоящей, любовь — верной, а честь незапятнанной.
Я выставил на стол фляжку в кожаном футляре с двумя тонкостенными серебряными рюмочками и наполнил их коньяком. Вот есть люди, взглянешь на которых, и их хочется накормить. При этом невозможно отказать себе в удовольствии наблюдать за процессом, с каким наслаждением и аппетитом они едят. А есть люди, которым хочется предложить выпить. Пауль был из той категории людей, коих непременно позовут за стол. Он не казался душой компании, он был стержнем любого застолья, который не пропустит ни единого тоста.
— Прозит, — произнёс я и закончил мысль: — Его сыновья Рюдигер и Арнд славные парни и мне кажется, у Рюди, названного в честь дяди, есть сын вашего возраста. Но самое любопытное заключается в том, что отправляясь в командировку, я приготовил скромный подарок для Георга, вашего генерала. Редкое Лейпцигское издание двадцатого года с авторской подписью, а именно 'Мои воспоминания о Восточной Африке' и встретил внука, автора этих мемуаров. Невероятная череда совпадений.
Обер-лейтенант опрокинул в себя алкоголь словно воду, и пожал плечами, мол, невозможно предвидеть все повороты судьбы.
— И всё же, Пауль, солдат у двери, офицер штаба в роли няньки. Не чересчур ли? Или я чего-то не знаю?
Офицер не спешил с ответом, когда ему было надо, он не хуже глухонемого мог 'не понимать' что от него хотят. Словно раздумывая говорить или нет, он крутил кольцо на пальце и наконец, выдал:
— Вчера, около двадцати часов вечера, на дороге к Смоленску расстреляли автомобиль с кинооператорами. Погиб личный фотограф Геринга. За час до этого прискорбного события, в Пскове взорвалась гостиница с артистами, где должна была остановиться Кристина Зёдербаум для съёмок нового фильма. По предварительным данным здание было заминировано радиоуправляемой бомбой. И последняя капля в чашу — слетевший с роликов оберштурмфюрер устраивающий стрельбу на съёмочной площадке под самым носом у Линдемана. Думаю, наш корпус чудом не угодил в эту траурную сводку с мэтрами кинематографа.
— Это объясняет выставленный пост, но ни ваше приятное общество.
В ответ Пауль усмехнулся.
— Как правило, самое простое объяснение является верным. Просто я крепче остальных стою на ногах. Мне поручено споить вас и не допустить вылазок на окраины и уж тем более к линии фронта.
В этот момент из приоткрывшейся двери кухни подул лёгкий ветерок приятных для голодного человека ароматов: свежеиспечённого хлеба, дымка только что обжаренного кофе и горячего оливкового масла. Официантка принесла поднос с гренками, сыр, варёные яйца и кофейник. В желудке Пауля предательски заурчало, но муки голода пришлось проигнорировать, так как стаканчик вновь оказался наполненным.
— Крепко стоите на ногах, Пауль? А я не против вашего предложения. Но сначала нужно покончить с делами. Вы уже познакомились с Куртом Расселем?
— Ещё не успел. Он присоединится?
— Даже не сомневаюсь. Вот его вы точно не сможете остановить. Без съёмок стреляющих орудий, самолётов и марширующих колон он никуда не уедет. У Курта в номере несгораемый шкаф. Как вы думаете, что он там хранит?
— Неужели коньяк?
— С вами не интересно, Пауль. Вы не оставляете места для интриги. Тем не менее, раз уж судьба свела нас, я хотел бы отыграться за проигранное пари вашему деду. Ставлю в заклад дюжину бутылок 'Камю' (Camuc) на то, что Курт перепьёт вас.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
