Ночные тени. Книга 1

Фаэ, в честь такой перемены блюд к завтраку, приняла несвойственный ей в последнее время облик античной нимфы. Наподобие тех, что каменными изваяниями украшали сад. Юное и в то же время не имеющее возраста лицо, обрамлённое тёмной зеленью волос, уложенных в сложную причёску. Полупрозрачный хитон, сотканный из дневного света, что проникал сюда сквозь мелкое решето листвы, скреплённый на плечах золотыми солнечными бликами. С глубинной зеленью глаз, белым мрамором кожи... сейчас она ни капли не походила на Дару.

Я вздохнул, отводя взгляд от упругих, небольших грудей, вполне отчётливо видных сквозь волшебно — полупрозрачную ткань.

Прошедшей весной этот облик чуть было не стоил Фаэ жизни, но, впрочем, и спас её. Девушка ехидно улыбнулась, приняв отведённый взгляд за смущение, и закинула ногу на ногу так, чтобы у меня не осталось сомнений, что под хитоном ничего нет.

— Не рискуй, — буркнул я, отворачиваясь к саду с кружкой кофе в руках.

— Чем же, хотелось бы знать? Неужели, между более-менее приемлемым, за последний месяц, завтраком и мною, ты выберешь меня?!

Даже не глядя в её сторону, я прекрасно знал, что сейчас, словно солнечные блики, в глазах у Фаэ дрожит едва сдерживаемый смех.

— Ну уж нет! — я тоже усмехнулся, искоса глянув на фею. — Знаю я все эти хитрые уловки! Без завтрака ты меня не оставишь!

Проверяла ли она меня сейчас, или, как обычно, дурачилась? Возможно, Фаэ и сама не знала. Уже не раз замечал — многие семейства ушедших в Холмы ведут себя если не странно, то порой просто неразумно, или по-ребячески.

Осторожно, так, чтобы удлинившиеся клыки не стукнули о фарфор кружки, я отпил кофе, на мой вкус, всё ещё горячий.

Приезжая осматривать дом, ни одного духа, ни уж тем более кого-либо из фэйри, я не почувствовал. Как и никого из тех странных существ, что заселяют пустующие подолгу жилища.

Дом был неплох: не большой, на достаточном расстоянии от чужих владений, с настолько запущенным садом, что само это слово было тогда к нему неприменимо. Больше всего меня поразили античные колонны и статуи, в беспорядке торчащие из-за сплетений ветвей. Настоящий дом с привидениями! Представив, как это будет смотреться летом, когда всё укроется зеленью, я понял, что, как бы дом не выглядел изнутри — куплю его без раздумий. Так я и приобрёл два этажа непонятного стиля под светлой черепичной крышей. Фасад и правый эркер до самой крыши покрывал плющ, большие окна некогда украшала лепнина, но предыдущий владелец её убрал, над дверью парадного входа красовалась витражная розетка. К самому входу вела лестница с широкими и низкими ступенями, уставленная по перилам каменными вазами, в которых, словно нарочно, разросся чертополох. Не знаю, что подумали обо мне рабочие, приводившие тут всё в порядок, когда я запретил им выкорчёвывать это чудо... В общем-то и сад не претерпел особых изменений. Там убрали мусор и отжившие своё деревья, да закрыли глубокий высохший колодец у северной стены, ну и, конечно, привели в должный вид все статуи.

В самом доме пришлось устраивать капитальный ремонт: менять трубы, как водопроводные, так и каминные, перестилать полы, менять рамы и двери, да и прочее-остальное. В обстановке комнат оригинальностью я не отличился — этого в избытке хватало в городских апартаментах. Только удобное, практичное и долговечное — хватит уже вычурных стульев с подкашивающимися ножками, скрипящих кроватей с пыльными балдахинами и прочего, чему место в музее, но никак не в повседневном пользовании. Порицая себя за самолюбование, я, с самой идиотской улыбкой, повесил на обоих этажах 48 собственноручно написанных картин.

Почти полгода, после приобретения дома, я приезжал сюда лишь для того, чтобы убедиться, что обои для библиотеки не поклеили в гостиную, а цвет штор соответствует обивке кресел, и вообще тому, что было заказано.

И вот, в самом начале лета, я сбежал из города. Ничего никому не сказав, не предупредив.

Первую ночь я провёл в гостиной, сидя перед зажжённым камином, в благостной тишине, которая возможна в таком количестве только за городом.

Удобное мягкое кресло, плавно танцующие язычки свечей и в такт им потрескивающие в камине дрова, бутылка ликёра, хорошая книга и трубка — вот что нужно, пускай не истинному джентльмену, но уж мне лично, для счастья.

Сидел я так до самого рассвета, точнее до того часа, когда на улице стало светать и чья-то лёгкая тень легла на пол через раскрытое окно.

Уловив краем глаза лишнее движение, я попытался сосредоточиться на нём — увы, безуспешно, бутылка уже была пуста и тело не желало сразу подчиняться сознанию. В то утро так и не удалось узнать, кто за мной подглядывал. А в том, что в саду обитают не только статуи, я окончательно уверился через неделю, когда обнаружил на кухонном подоконнике сухую веточку и пару молодых дубовых листьев. Дубов в саду не росло. До этого было лишь смутное подозрение, что за мной наблюдают, подсматривают, и даже пытаются забраться в сны.

В тот же вечер, когда нашлось доказательство моим подозрениям, (причём чьего бы то ни было присутствия так и не ощущалось) я устроился на ступенях перед парадным входом, и, чтобы лучше сосредоточиться, закурил трубку. Вскоре небо наполнилось звёздами, выпустило над горизонтом лунную ладью. В саду ветер шуршал травой и листьями, тёрся о призрачные в темноте изваяния.

Я слушал ветер, долго, почти до самой полуночи, пока он не проговорился.

— Фаэ, — негромко приказал я. — Появись.

И тут же воздух наполнился сотнями ночных мотыльков. Они кружились, едва касаясь крыльями галечной дорожки, пролетали предо мной полосами ожившей ткани, складывались во что-то, в кого-то. В женскую фигуру, бледную, невысокую, облачённую в подобие тоги. Волосы зелёного оттенка морской волны, уложенные в сложную причёску, держали диадему из живых листьев. Бледно-серое, с крапинками цвета сосновой коры, одеяние из мотыльков и ночных бабочек трепетало, шуршало крылышками...

Я забыл, что нужно дышать, сердце замерло, сжалось в предчувствии сладкого обмана, а ведь я изначально догадывался, кого вызываю.

Глубокие тёмно-зелёные глаза с золотыми лепестками зрачков широко распахнулись, уставились на меня, завершая эту материализацию испуганным, непонимающим взглядом.

— Фаэ, присядь рядом со мной, — так же негромко приказал я.

Фэйри опустилась на дорожку, шагнула вперёд, не в силах противиться моему слову. Мотыльки перестроились так, чтобы девушка не наступала на живой подол.

— Знающий ваши имена, имеет над вами власть. Это так, Фаэ?

Она вздрогнула, но глаз не отвела, напротив — вцепилась в меня взглядом. Богини! — подумалось мне. Возможно ли, что...?!

— Твоё имя я тоже знаю, — прошептала она. — Даниэл Навь, — голос дрожал крылышками мотыльков, словно силясь улететь, покинуть хозяйку. — Я приказываю тебе: отпусти меня и забудь о моём существовании!

Я усмехнулся.

— Ты можешь узнать моё имя, но власти надо мной это тебе не даст. Кто ты, Фаэ, и что здесь делаешь?

Девушка метнулась в сторону, но, вместо того, чтобы улететь, неожиданно упала на ступени, вскрикнула. Тога её разлетелась с шелковистым шелестом, оставив полностью обнажённой. Диадема из листьев исчезла, и волосы тёмной морской волной всколыхнулись, укрывая ей плечи.

Если прикажу, будет то лицо, которое я пожелаю видеть... Каков её вкус? Будет ли это зависеть от моего желания?..

Фея попыталась отползти, но замерла, глядя на меня немигающими глазами. В расплавленном золоте зрачков плескался ужас.

Богини! Дайте мне сил выстоять перед искушением!!!

Какое-то время я стоял над ней, с приоткрытым ртом, так как клыки уже изменились. Жадно вдыхал аромат её крови и силы, так ярко ощутимый благодаря страху. И всё-таки не выдержал, схватил за плечи, притягивая к себе, так, словно Фаэ могла убежать. Холодная, словно камень, как статуи в саду, несмотря на горячий ток крови под бледной кожей.

— Я не она! — отчаянно забормотала девушка. — Другая, совсем другая...

— Знаю... — едва слышно, ответил я. Глубоко вздохнул, опуская Фаэ на ступени лестницы. — Прими другой облик, — не заговори она, не знаю, что бы я сделал. Столь отчётливо казалось тогда, что некая частичка Дары сокрыта в её крови...

Я зажмурился, смаргивая непрошенную влагу, а когда открыл глаза, передо мной, по-прежнему без одежды, стояла девочка лет пяти, со спутанными волосами цвета древесной коры, из которых торчали дубовые листья.

Несколько секунд мы молчали, глядя друг на друга, затем фэйри не выдержала, опустила глаза с дрожащими лепестками зрачков. Я же, понимая, что не в силах сейчас говорить, вытащил из кармана кисет, опустился на ступени и долго пытался набить трубку — пальцы дрожали и тонкие полоски табака, не желая уминаться, вываливались из чашечки.

— И... что дальше?.. — едва слышно произнесла Фаэ.

Развернувшись к ней, я привалился спиной к перилам лестницы, под прикосновением дрожащих пальцев, в трубке наконец-то затлел табак. Богини!.. Что же я чуть было не натворил! Маленькая фэйри, в крови которой чувствовалась Сила ушедших в Холмы и морского народа, глянула на меня золотыми от дрожащих зрачков глазами.

— Ты живёшь здесь? — спросил я.

— Я — дух этого сада.

— Допустим. Что, в таком разе, ты делала в моём доме?

— Мне было интересно, кто здесь поселился... — взгляд скользнул по моему лицу и вновь опустился вниз. — Что намерен делать теперь, Навь из Ночной Ветви?

Хороший вопрос...

Выпустив клуб белёсого дыма, я прищурился, рассматривая через него Фаэ. Та передёрнула плечиками и закуталась в тонкие полосы тумана, выползшего из-под корней деревьев и кустов, и стала похожа на маленькое привидение.

Что я намерен делать теперь?.. Спокойнее иметь такое существо в подчинении, чем просто в соседстве. Это как раз про них ходят у людей рассказы как про злокозненных и своенравных фэйри. И, надо сказать, небезосновательно. А смогу ли я противиться искушению? Смогу ли не причинить вреда этому странному созданию?

Некоторое время я так и сидел, глядя на Фаэ сквозь табачный дым, затем, наконец решившись, произнёс:

— Госпожа Фаэ, возвращаю тебе твоё Имя. Клянусь Тьмой Изначальной, что более не потревожу тебя приказом явиться, или совершить что-либо.

Несколько секунд фея молча смотрела на меня, затем зрачки её сузились, а голос, которым она заговорила, принадлежал юной леди, но уж никак не маленькой растрёпанной девчушке.

— Господин Даниэл, знаете ли вы, что вы сейчас натворили? Тому, кто по своей воле возвратит нам имя, откажется от власти над нами, мы должны стать верными помощниками.

— Звучит как угроза, — заметил я.

Фэйри присела на пару ступеней выше, обхватила тонкими ручками прижатые к груди коленки. Страха передо мной она больше не испытывала.

— Забавно, — Фаэ чуть склонила голову на бок, как делают это заинтересованные чем-то дети, или кошки. — Никогда раньше не видела вампира с трубкой. Оборотни, они почти все пыхтят, кое-кто из наших этим балуется, а вот чтоб немёртвый из Ночной Ветви курил...

Я усмехнулся, выпуская призрачно-белый в полумраке клуб дыма. Интересно, откуда она выцепила это словечко — "немёртвый"?

— Любишь читать книги? — предположил я.

— У тебя неплохое собрание, — Фэйри покивала головой. В том, что мою библиотеку она посещала при каждом удобном случае, больше сомнений не оставалось. Как и в том, что сдвинутые книги и выпавшие закладки, вовсе не моя забывчивость и неаккуратность. — А ты ведь ещё и колдун? Да? Я видела, как ты нагреваешь воду и вызываешь саламандр для камина. Хочешь, покажу, как я это умею?

Не дожидаясь ответа, Фаэ подскочила с места и тут же оказалась перед раскрытой дверью, в нетерпении теребя тёмный локон волос, переплетённый лентой тумана.

С переменчивым и странным характером фэйри я был знаком не понаслышке, но, даже не смотря на это, поведение Фаэ удивляло. Ведь я только что, чуть было... Я мотнул головой и, вытряхнув дотлевший табак, отправился вслед за феей, прекрасно осознавая, что весь следующий день придётся устранять последствия либо пожара, либо наводнения.

Впрочем, ни того, ни другого тогда не случилось. Как оказалось впоследствии, Фаэ прекрасно общалась не только со стихиями Огня и Воды, но и с Землёй и Воздухом.

— Эн"шэн? — античное наваждение сидело, уперев локти в столешницу, и с хрустом догрызало последний тост, щедро рассыпая крошки. — О чём ты так задумался?

Поставив чашку с недопитым остывшим кофе на стол, я развернулся к Фаэ, откидываясь на ажурное плетение спинки кресла.

— Почти ни о чём, — ответил я. — Некоторое время мне стоит пожить в городе. Ты ведь помнишь, как меня там найти?

Девушка кивнула.

— Вот и славно. Если здесь произойдёт что-то, неважно что, сможешь сообщить об этом?

— Вполне, — Фаэ вновь кивнула, вид у неё был озадаченный. — Я бы, пожалуй, могла прийти.

Девушка вдруг изменилась. Вместо юной Фаэ в хитоне, передо мной очутилась Фаэ лет этак тридцати. С тёмно-каштановыми волосами, собранными на затылке в аккуратный пучок.

Девчонка, девушка и женщина; дочь, возлюбленная и мать... Фаэ не представала передо мной только в образе старухи.

Лицо её тоже стало другим: вместо точёных, завораживающих правильностью черт, что присущи, пожалуй, только сидам да двуликим чистых кровей, остался небрежный набросок ничем не приметной горожанки — кухарки ли, швеи, или гувернантки, вот только... полностью голой.

— Сударыня! — в притворном негодовании воскликнул я, даже не думая отворачиваться. — Мне кажется, вы что-то забыли надеть! Не поймите меня превратно, я ничуть не против исчезновения корсета из женских платьев, но не вместе же с ними!

— Да бросьте вы эти грязные намёки! — Фаэ кокетливо отмахнулась от меня ручкой с золотой полоской простого колечка, блеснувшего на безымянном пальце. — Или, вы хотите сказать, что появление в вашем городском хламовнике обнажённой незнакомки всё ещё может как-то подпортить вам репутацию?!

— Ах, Фаэ! Боюсь что может! Поэтому придётся вам, моя прекрасная госпожа, облачиться во что-то менее откровенное, чем кольцо.

Женщина кокетливо поправила причёску, но достойно ответить не смогла — искорки смеха, роившиеся до того в тёмно-карих глазах, вырвались наружу.

Мы рассмеялись, столь громко, что спугнули стайку воробьёв, склёвывавших с травы рассыпанные золотистые хлебные крошки.

— Спасибо! — отсмеявшись, я протянул ей руку, чуть не уронив при этом свою чашку с кофе.

Фаэ положила тонкую, холодную ручку в мою ладонь, ставшие прежними, тёмно-зелёными с золотом, глаза смотрели с озорной улыбкой.

— Ты такой зануда, когда грустишь! А одежду я достану, не беспокойся!

И фэйри исчезла, оставив меня наедине с грязной посудой, нелепой улыбкой и разбежавшимися мыслями.

Я сидел на террасе, покуривая трубку. Солнечный свет пятнами качался в тёплом воздухе, щекоча кожу прикосновениями. Сонно шуршала старая яблоня, тихий ветерок изредка приносил запах малиновых листьев и запеченных небывало жаркими и солнечными днями самих ягод. Начало клонить в сон, и я, закрыв глаза, откинулся на удобную спинку кресла. Мысли вяло перетекали с одного на другое. Я так бы и уснул, не обратись память к событиям первой августовской ночи.