Aзазеловка

Я много думал об этом, но ответа не нашел. Проблема, думается, в том, что мы рабы наших внутренних размышлений, но при этом неспособны увидеть и понять базовые основы нашего существования. По религиозным текстам получается, что Бог даже не прячется от нас, а наоборот всячески старается себя выпятить. Но мы не способны его увидеть. Мы и он слишком разные, хотя есть и иная точка зрения. Поэтому нельзя найти ответ на вопрос о существовании воздаяния, но можно его придумать.

Независимо от того, что мы придумаем и от наших личных биографий, добро в истории народов отсутствует, как бы мы не определяли или как бы мы не объясняли сущность зла. Независимо от избранных нами моральных ценностей, этической системы координат, коллективная историческая воля — всегда воплощение зла. Нет борьбы добра и зла, а есть борьба зла и зла. Словно бы Дьявол реализует свое деструктивное качество в истории. И без него истории словно бы и нет. А без истории человечество — не человечество. Приведу исторические примеры, чтобы было понятно, о чем я говорю. Подумайте кто прав в борьбе крестоносцев и асассинов, в борьбе анархистов и монархистов, в борьбе коммунистов и нацистов и так далее? Как их можно судить? Подсчитать, кто меньше убил? То есть, вы, разумеется, можете возразить, что я все упрощаю, особенно если у вас какие-то свои иные концепции. Но невозможно в беседе развернуто все обосновать. Займитесь обдумыванием этого на досуге.

Все это, конечно, отвлеченные теории. Все-таки, я думаю, что демоны нам помогли. Хотя население села и уменьшилось на две трети, но евреи пострадали много больше. Да и убивали мы с темной восторженной радостью, получая от этого удовольствие.

Когда рассказ отзвучал, повисла напряженная тишина. Я и Олег пытались задавать вопросы, но все невпопад. Нечего уточнять, когда не способен осознать основное, понять его в смысле принять. Это как спрашивать о каких-то незначительных грамматических тонкостях языка, который никогда не приходилось учить. Меркурий Максимилианович не ушел сразу лишь из вежливости. Но, покряхтев где-то пол часа, он раскланялся, ссылаясь на сильную занятость. Мы с Олегом пытались слушать Лед Зеппелин и болтать на разные темы, но было ясно, что это шелуха. Каждый из нас был всецело поглощен обдумыванием услышанной истории. И прорвало. Олег все высмеял. Ему была безразлична правдоподобность и моральность услышанного, а как филолог он посмеялся над безвкусностью рассказа, его сбивчивостью и отсутствием стиля, с неказистым неправильным употреблением слов, в котором можно было бы при других обстоятельствах усмотреть шутку. Все какое-то напыщенное, надуманное, неоднородно-рыхлое, с вкраплением каких-то глупых рассуждений в чисто историческое повествование. А чего стоит грубая асимметрия: подробностям в начале рассказа противостоит краткость и невежество в конце! Я пробовал было возражать (сам ведь пишу плохо!): чего ждать от пьяного крестьянина, и начало всегда важнее, чем развитие, так как все проблемы в зачаточном виде присутствуют в самом факте возникновения, и им то и обуславливается будущее. Олег лишь посмеялся над парадоксальностью моего мнения. И мы еще побеседовали о факте существования двух книг об Азазеловке: одна написана Исмаилом Нортатемом, а другая Меркурием Максимильяновичем. Я предположил, что первая — от Бога и излагает она истину, а вторая от Дьявола и в ней насмешка над истинностью. Поэтому первая — раритет, как сама правда, а вторая вовсе утеряна, так как Бог обязался стирать о грешниках саму память. Делает он это, впрочем, как-то неуверенно. Стирает не все, долго сохраняет что-то в Recycle Bin. И память о богоотступниках, теряя в деталях, приобретает романтическую идеализированную притягательность. Олег признал, что такой дискурс забавен, и мы расстались.

А я все думал, что мне было трудно поверить в правдивость рассказанного Меркурием Максимилиановичем. Ведь этого просто не может быть! То есть черт с этими чертями, их существование, в конце концов, не противоречит здравому смыслу. Мой духовный опыт, равно как и духовный опыт всего человечества, был вполне на их стороне. Сознание отказывалось принять иное: безысходность, отсутствие вселенской справедливости. Мы противопоставляем добро и зло, благо и отсутствие блага. Но что это как не самообман? Просто в потоке горя и бед мы выдумываем надежду, которая предохраняет нас от отчаянья, но стоит ли какая-то реальность за нашей выдумкой? Ведь выдумки эти со всей очевидностью имеют свое собственное существование помимо реальных событий. Это как, описанное Эрихом Фромом желание спастись в "животном", "естественном" состоянии. Но человек осознает себя отличным от природы и потому возможность слиться с ней для него закрыта. Это ясно и без всяких никому в наше время ненужных философских рассуждений. Это как традиция в римской риторике описывать "естественные" варварские народы, обладающие простотой нравов, не знающие что такое деньги и подневольный труд. Но эти сочинения придумывались, когда эти самые варвары вторгались в пределы Империи, чтобы захватить золото, серебро и рабов. Но не обязательно постулировать свое природное или сверхприродное положение. Мы ищем справедливые страны, утопии, далекий Город Солнца, справедливого устройства на Луне, в конце концов, цепляемся за политические движения и мессий, обещающих справедливость и воздаяние. Все — обман ради сохранения веры в справедливость. Придуманную справедливость. Но если мы ее утрачиваем или начинаем сомневаться в ее нерушимости, создаем идею новой справедливости, принципиально отличной от старой, то наша ситуация резко ухудшается. Горя и бед становится больше. Интересно, а есть ли Бог?

Я вышел на улицу. Внезапно обнаружилось, что надо мной небо, а под ногами асфальт. Сверкали фонари, а солнце скрылось. В воздухе пахло сумраком. Но от этого возникало щемящее чувство тоски. Хотелось искать и найти. Вдруг я столкнулся с человеком, который мне рассказывал когда-то поразительные вещи о книге Исмаила Нортатема в библиотеке им. Горького. Мы поздоровались, и спешно обменялись несколькими ничего незначащими фразами и этот совершенно незнакомый мне человек вдруг торопливо, словно боясь не успеть, затараторил: "Я долго думал о противоположностях, и теперь должен это сказать. Хотя объяснить это и нельзя. Ведь мы не видим истину, но блуждаем во тьме словно слепцы. Мы слепцы и есть. Вы должны это понять. Но если не поймете, вам же лучше. Я совсем запутался. Но суть в том, что мы мыслим словами. Поэтому нам не нужна истина. Мы познаем лишь ее словесное выражение, которое не может быть истинной. Хотя бы и потому, что истина вечна, а значение слов нет. То есть, то что мы формулируем сегодня, уже ложно завтра. Истина неизменна, но словесная шелуха отлетает от нее. Ведь значение слов очень быстро меняется. Почему так? Стоики подняли вопрос о том, соответствуют ли слова сути предметов. В плену этого спора человечество пребывало долгие годы. Но сама постановка вопроса в данном случае ошибочна. Так как слова временно соотносимы с объектами, но происхождение слов есть иное. Слова происходят из ожиданий, возлагаемых на предмет. Так множество столов объединяет не внешнее сходство или сродство, а общая функция, выполнение, соответствие которой является основанием для вычленения вида. Или. Мы не знаем окружающего мира, нам не дано понять его. Нам довольно правдоподобного мифа. А то, чего мы не знаем, нельзя зафиксировать в виде нерушимой формулы, словно отсечь косой ноги Меркурию. То, что нам реально дано — это упования. Сюда относятся и общие функции. Так мы ожидаем, что предмет будет нам служить подобающим образом. Из таких упований мы и выстраиваем наш язык, нашу речь. Поэтому даже если мы реставрируем прошлое, мы апеллируем к будущему. Таким образом, мы не познаем окружающий мир, но занимаемся выработкой словесных формул или ищем решения в рамках этих формул. И нет мира вокруг нас. Он существует для нас, лишь соприкасаясь с нами, находя отображение в нашей душе. То есть я хочу сказать, что если Бог с вами, то у вас еще есть надежда".