Живи!

Госпожа мелко задрожала. От неё резко запахло дымом — и я, наклонившись, шепнул ей на ухо:

— Сосредоточьтесь, Ваше Высочество. Разве вы хотите обернуться сейчас?

Она беспомощно посмотрела на меня — в глубине вертикальных зрачков мелькали красные искры, точно далёкое пламя.

— Я тоже вас люблю, госпожа.

Это подействовало. Она всё ещё дрожала, но теперь от смеха. И повернулась к королеве, улыбаясь.

— С удовольствием, Ваше Величество. Отец, вы не против?

Позже, стоя на коленях у её кресла, я слушал, как Его Величество лениво отчитывает своих женщин за неподобающее поведение. Подарок королевы — молоденький рей-на, совсем ещё ребёнок — сидел рядом и то и дело бросал на меня изумлённые косые взгляды. Королева время от времени протягивала ему кусочек того или иного блюда со стола. Я наблюдал, как он их ест и думал, сколько времени прошло, что он уже стал таким покорным? А потом, поймав ещё один удивлённый взгляд, вдруг представил: что если мальчишка родился в неволе? Лет двадцать ему точно было.

От этих мыслей свело живот — я мысленно радовался, что госпожа не кормит меня, как её мачеха. Боюсь, сегодня меня бы стошнило.

— Я вела себя, как дурочка? — выдохнула госпожа ночью, когда я снимал с неё платье, готовя ко сну. — Знала же, она будет меня провоцировать. Спасибо что не дал мне... совершить непоправимое. Не хочу, чтобы она знала, что я умею летать. Она найдёт способ посадить меня в настоящую клетку...

Я перенёс её на кровать и укрыл одеялом.

— Спите сладко, госпожа.

Она сонно посмотрела на меня.

— Раздевайся.

Не могу сказать, что это было неожиданно, просто странно — её отца в спальне не было. Некого удивлять.

— Что желает моя госпожа?

Она подняла край одеяла и похлопала по подушке рядом с собой.

— Ложись. Давай сделаем вид, что мы любовники?

— Госпожа, боюсь, я не понимаю...

Она вздохнула.

— Ллир, меня правда скоро выдадут замуж. Понятия не имею, почему отец тянет, но это не может продолжаться вечно. И я... я не хочу, чтобы мой первый раз был с кем-то из этих... Ну, ты понимаешь. Муж не будет со мной нежным, точно не будет. Я же уродина. Поэтому... я бы хотела, чтобы первый раз был, — её голос упал до еле слышного шёпота, — с тобой.

Я сел рядом, она накрыла меня одеялом.

— Сейчас, госпожа?

Она вздрогнула и поймала мой взгляд.

— Нет! Я тебя боюсь. П-потом. Я привыкну. Наверное. Давай сегодня ты меня просто обнимешь? Получится, что мы действительно провели вместе ночь, — она несмело улыбнулась. — Хорошо?

— Конечно, госпожа.

В такие моменты, как этот, я отчаивался её понять.

— Госпожа, — позвал я, когда она отвернулась, вжавшись в меня, позволяя себя обнять. — Почему вы меня боитесь?

— Потому что ты странный.

— Я вас снова не понимаю.

Она усмехнулась.

— Ну согласись, это же странно: то ты весь такой примерный раб, то ты обзываешь меня девчонкой и начинаешь приказным тоном давать советы, — на самом деле я перестал это делать почти сразу, всё равно не действовало. Впрочем, её внимание я тогда привлечь смог. — А ещё, — продолжала она, — ты правда очень красивый, а я уродина. А... а ещё ты можешь сколько угодно целовать мне пальцы, но я же вижу, что тебе неприятно. Тебе неприятно, когда тебя касаются. А что делает мужчина, когда ему неприятно? Нет, я знаю, я могу приказать, чтобы ты был нежным. Но всё равно ведь будет больно. Ведь будет же?

— Нет, госпожа, — снова вспоминая Вечный лес, ответил я. — Не будет. Только неприятно немного. Но недолго. И уверен, вам понравится.

Она опять усмехнулась.

— Ты это уже делал? С людьми.

— Нет, госпожа, — честно ответил я.

— Вот видишь. Как ты можешь знать? Будет больно, я знаю. Я не этого боюсь. Просто... ты же раб. И ты меня ненавидишь, — она грустно улыбнулась. — Так и так в постели с чужаком... Я, когда маленькой была, представляла, как в меня влюбится сногсшибательный красавец, такой, что даже отец его одобрит. Он будет носить меня на руках, будет нежным, будет заботливым. Я представляла, как с ним это, ну... будет. Нестрашно. Но это же невозможно? Отец говорит, что я женщина, и у меня долг. Я должна родить мужу сына, должна быть покорной... А все сказки про большую и вечную любовь следовало оставить в детстве.

Я осторожно погладил её плечо.

— Госпожа, нежность и любовь не всегда идут рука об руку. И, простите, но это неправда, что я вас ненавижу.

— Мы оба знаем, что правда. Я человек.

— Вы демон наполовину...

Она тихо рассмеялась.

— Как будто это что-то меняет. Я человек, я дочь человека, который спалил половину вашего Вечного леса. Ты меня ненавидишь. Я привыкла, Ллир. Конечно, мне будет неприятно, когда ты будешь меня касаться — потому что тебе будет неприятно. Но это лучше, чем пьяный мерзавец, дорвавшийся до моего приданного. Всё, теперь давай спать. Я устала.

— Спокойной ночи, госпожа.

— И ты сладко спи, Ллир.

Она заснула быстро, обняв мою руку. Сероватые в сумраке волосы рассыпались по подушке — от них пахло дымом и цветами. Я лежал с открытыми глазами, смотрел на неё и думал, когда её запах стал мне нравиться? Не просто привычный, а приятный. Обнимать её тоже было неожиданно приятно. Не как голую, скользкую змею или облысевшую гигантскую крысу из подземелий Кайне-ри. Как маленького котёнка — когда они ещё несмышлёныши и не умеют кусаться. Забавно, что с котёнком сравнивала меня она.

Утром следующего дня — буквально на рассвете — в спальню госпожи ворвался капитан стражи и, отдав честь, с постной миной объявил:

— Король мёртв. Да здравствует королева.

Госпожа, прикрывшись одеялом до шеи, махнула ему, а когда дверь в спальню закрылась, и мы снова остались одни, повернулась ко мне. Вцепилась в подушку коготками.

— Ллир, чт-то он сейчас сказал?

Зазвенели хрустальные бокалы на прикроватном столике. Я быстро поднялся, убрал их. И, глянув на госпожу, стал поскорее заваривать успокоительное.

— Ллир, он что-то сказал про моего отца, я не расслышала. Что он сказал?

Зелью требовалось настояться, а мне уже жгло клеймо. Бокалы звенели у окна, прикроватный столик шатался, точно готов был пуститься в пляс.

— Отвечай мне, раб, что он сказал?!

Кинжал лежал рядом со мной на столе. Я быстро вынул его из ножен, рассёк руку. Госпожа машинально принюхалась, но даже не посмотрела на кровь, когда я сел рядом с ней.

— Да здравствует королева, госпожа.

Её глаза расширились — так сильно, как будто она хотела, чтобы они вытекли. Столик последний раз дёрнулся и затих. Звякнули, разбиваясь, бокалы.

Госпожа закричала. Это было только эхом криков моего народа в Вечном лесу, когда он горел, но у меня волосы встали дыбом. Я поскорее прижал раненую руку к её рту.

Госпожа всё ещё стонала, пока пила мою кровь. И выпила на этот раз намного больше, чем обычно, прежде чем провалиться в сон — мне пришлось готовить тоник для себя. Должен кто-то быть с ней рядом в такой момент.

Странно, что это вообще меня волновало.

Когда она пришла в себя, растрёпанная, растерянная, я напоил её успокоительным. Госпожа тихо плакала, пока я надевал на неё тёмно-синее — цвет траура у людей — платье, пока вплетал сапфировые и опаловые украшения в причёску, пока предлагал ей завтрак. Есть она не хотела.

Потом тот же капитан королевской стражи проводил нас в королевские покои. Госпожа упала рядом с кроватью, где, накрытый прозрачной синей тканью, лежал Его Величество. Я встал на колени у входа, поэтому видел, как один за другим выходили из спальни царедворцы: очевидно, новая правительница держала совет. Её вчерашнего подарка, молодого рей-на, в комнате не было. На мгновение мне стало интересно, смог ли он сам сегодня встать?

— Ну хватит, для убитой горем дочери ты слишком много рыдаешь, — холодно заметила королева, подходя к госпоже и резко (и наверняка больно) хватая её за руку. — Мне не нужен этот спектакль, устраивай представления для двора, ты же это любишь.

Госпожа подняла на неё покрасневшие глаза и всхлипнула:

— Вы убили его. От-тец отказался оставлять завещание в в-вашу пользу, и вы его убили!

Королева усмехнулась и с силой отвесила госпоже пощёчину.

— Твои слова — государственная измена. Скажешь такое где-нибудь ещё, и я, не задумываясь, устрою тебе встречу с палачом.

Госпожа промолчала и, когда королева отпустила её, снова упала рядом с кроватью.

— Ты выходишь замуж, — продолжала новая правительница империи. — За герцога Ноэти. Я не намерена держать тебя во дворце. Пусть тобой займётся герцог. Он знает, как обращаться с чудовищами.

Да, это правда. Я знал герцога — он точно не будет нежным. Скорее наоборот: боль ему нравится. Есть среди людей такие — больные, как считали рей-на. "Умеющие обращаться с чудовищами", — говорят люди.

— Ты меня слышала?

— Да, Ваше Величество.

— Тогда это всё. Иди, — госпожа поднялась — бледная, глаза опухшие, взгляд неживой — и направилась к выходу. Я тоже встал, собираясь открыть ей дверь.

— Ах да. Твой рей-на — я по-прежнему его хочу.

Госпожа резко обернулась.

— Вы не смеете.

— Я? Я королева, девочка. Единственная правительница.., — она не договорила — хвост госпожи, неестественно длинный, обвился вокруг её шеи.

— Делай со мной всё, что хочешь, шлюха, — прошипела госпожа, давя ей горло и заглядывая в глаза. — Но Ллира трогать не смей. Иначе я лично встречусь тебе вечером — и ты знаешь, что от меня не спасут ни стены, ни маги, ни твои наёмники.

Королева надрывно кашляла, стоя на четвереньках, когда мы уходили. Госпожа шла впереди, надменно вскинув голову. Её рога сверкали в тон траурным опалам причёски.

Стража возле покоев госпожи сменилась, а, когда мы вошли, кто-то закрыл дверь изнутри на ключ. Госпожа не заметила.

— Спасибо, — пробормотал я, помогая ей снять украшения.

Она только молча покачала головой и, выпив ещё один бокал успокоительного, заснула.

Вечером я смог уговорить её поесть и привести себя в порядок.

— Ты прав, Ллир, — убитым голосом говорила она, отправляя в рот кусочек мяса с кровью. — Мне нужны силы. У меня долг. Отец... отец хотел бы, чтобы я вышла замуж, — из её глаз снова потекли слёзы — спокойно, без припадка истерики. Не как у человека — как у женщины рей-на.

— Не за герцога Ноэти.

— Ты его тоже знаешь, — госпожа улыбнулась. — Он мерзавец... Всегда на меня так смотрел... Он спит с королевой, как я слышала. Она правда шлюха. Я не понимаю, что отец в ней нашёл, — госпожа тяжело вздохнула, качая головой. — Я не должна была это говорить.

А что её отец мог найти в демонице? Я не знал короля людей, но любому — даже человеку — было бы очевидно, что ему нравились властолюбивые жестокие женщины. Иногда людям не хватает врагов, и они готовы завести змею в спальне, лишь бы иметь возможность сражаться с ней ночь от ночи.

Что бы ни говорила Жрица, человеческий род болен. Сколько времени пройдёт, прежде чем он начнёт разлагаться, но всё ещё будет жить?

Я раскладывал травы — для тоника, успокоительного и от головной боли — когда госпожа подошла ко мне со спины и обняла. Прижалась, как котёнок — сколько раз я видел, как такие вот меховые комочки прижимаются к человеческим леди, а те их гладят и шепчут то, что шепчут на ухо любовникам...

— Ллир, — она дрожала, а шёпот получился томным, жарким. — Я п-приказываю...

Я обернулся и осторожно поцеловал её щёки.

— Только не говори, что любишь меня, — попросила она, скидывая сорочку. — И что я красивая. И...

Я закрыл ей рот губами и, не прерывая поцелуй, поднял и перенёс на кровать. В лунном свете её чешуя сверкала, как драгоценные камни, и на вкус госпожа была — как слёзы, которые всё текли и текли из её глаз, точно ручьи Вечного леса. Как ни старался, я не мог их осушить.

Так тяжело и тоскливо мне не было даже с нашими женщинами.

— Вам было больно, госпожа? — шепнул я, лаская поцелуями её шею. Отчего-то чешуя совсем не напоминала мне змей, с которыми я привык сравнивать человеческий род.

Она сжалась в моих руках, маленькая, хрупкая. И разревелась в голос.

Весь следующий день она спала. В комнате крутились горничные — приносили праздничное платье и украшения; рабы — с подарками от герцога. У последних я спросил, где сейчас лорд Ноэти. Во дворце, ответили мне. Готовится к свадьбе. Слуги шептались, что траур по королю ещё не прошёл, а свадьба в день похорон — дурной вкус, плохое предзнаменование.

Вечером, когда госпожа проснулась и поела, я снял рубашку и встал перед ней на колени, подставляя спину.

— Ллир, ты что? Я сегодня спать хочу... Ты не думай, мне... вчера.., — её голос сломался, и я перебил:

— Госпожа, прошу, нарисуйте на спине вот этот знак, — я показал ей рисунок в воздухе.

— Заче...

— Пожалуйста, госпожа.

— Х-хорошо. Покажи ещё раз. Д-да, я поняла. Чем рисовать?

— Когтём. Над клеймом, госпожа.

Она шумно выдохнула.

— Я тебя пораню.

— Я знаю, госпожа. Мне это нужно. Прошу вас.

Она помедлила ещё немного, потом я почувствовал резкую боль и привычно отмахнулся от неё.

— Это какой-то ваш ритуал?

— Да, госпожа, — я позволил ей промокнуть кровь влажным полотенцем и надел рубашку. — Спасибо.

— Обращайся, — устало отозвалась она. — Если это всё, подай, мне, пожалуйста, снотворное.

Когда она заснула, я подождал ещё час, а потом, раздевшись и сменив ошейник на старый — госпожа бросила его к своим украшениям, когда надела на меня лёгкий, серебряный, — выскочил в окно. Стража меня не заметила среди теней — очень удобная ночь была, облачная. Да и людей больше интересовали симпатичные женщины — кто-то из стражников довольно громко описывал прелести своей подруги или жены, я не вслушивался. До крадущегося в тени раба им не было дела.

Во дворце всегда кто-то крадётся. И всегда кто-то за этим наблюдает. Несколько раз меня остановили: я лгал, что спешу к господину Ноэти — моему хозяину. У герцога было много рабов рей-на, а для людей мы все на одно лицо.

К нему в спальню я пробрался так же. Мне довольно долго пришлось ждать, пока он наиграется с юной рабыней — южанкой, если я правильно разглядел в сумраке. Всё это время я примерно стоял на коленях у двери и, когда девчонка ушла, а герцог грубо, но не зло (южанка доставила ему удовольствие — и не раз) поинтересовался, что мне нужно, попутно пытаясь вспомнить, звал ли он меня (и кто я такой), я пополз к нему по ковру, лепеча какую-то чушь.

Он сам поднял меня — за уши — и сам впился мне в губы, не давая договорить. Пьяный — я чувствовал и запах, и вкус. А когда, поглаживая его шею хвостом, опустился на ковёр, герцог навалился на меня всем весом. Он был тяжёлый, тяжелее госпожи. И шея у него была массивная. Если бы я его душил, пришлось бы тяжко. Зато найти нужные точки оказалось совсем просто. Теперь даже опытный врач решит, что у господина Ноэти остановилось сердце. Бывает — у людей с его привычками.

Об одном я жалел, когда выползал из-под него — умер он слишком быстро и слишком легко. Но у меня просто не было возможности — клеймо жгло, я боялся не дойти до комнат принцессы. Хорошо, что за эти годы я привык терпеть боль, даже невыносимую.