Зимний крокус

Он вышел — а я так и осталась стоять посреди комнаты. Хотя больше всего мне хотелось бежать следом. Только я даже сейчас понимала, что это было бы неимоверно глупо, и я только помешаю...

Что сказал он?! Он вернется — ко мне... Не просто вернется, а ко мне! Боги, если бы так!

Но ведь это... это похоже...

Это похоже на мою мечту. Но этого просто не может быть.... это слишком хорошо, чтобы быть правдой...

Я сама сказала ему "я дождусь тебя, откуда угодно". И он ответил! Может, я вынудила Айдесса так сказать? Заставила... неужели заставила?

Я прижала кулаки к щекам — они, наверное, пылали...

Айдесс... Каково ему там сейчас?! Это же хуже, чем в бурю на корабле... Он один — против неба и ветра. Против урагана. Тёрнед... чем он может помочь! Не знаю...

Почему-то я не боялась за двоюродного брата. Он один, и я ничего не могу сделать! Только ждать...Он хотел, чтобы я ждала... Но ведь здесь и нету больше никого! Не старенькая же Миррэ!

И всё-таки — неужели правда? Я боялась думать. Случайно или намеренно его слова, и особенно жест напомнили мне старинную Клятву моряков — она до сих пор входит в брачный обряд жителей Островов.

— Олэ, девонька, что с тобой? — сухая и теплая ладонь Миррэ тихонько легла мне на руку. — Кто это был?

— Это?

Против воли у меня вырвался нервный смешок. Моя нянюшка не видела наследника престола, хотя, безусловно, слышала о нем. Да ей и незачем было...

— Это, Мири, его высочество Айдесс Йэгге Дах Фёрэ, кеорфюрст и наследник Северного престола, — произнесла я то ли со смехом, то ли со всхлипом... И обнаружила, что меня трясет. Руки дрожали...

— Ох ты ж! А с виду такой... простой совсем, — няня погладила меня по голове и сказала, — а ведь он тебе пообещался сейчас... Неужто замуж пойдешь скоро, а, Олэ?

— Замуж! — прошептала я и обняла руками плечи. Озноб не проходил. Может, это из-за урагана?

— Мири, ты видела его, — умоляюще проговорила я. — скажи мне, ради светлой Богини... Что это значит? Это... я вынудила его, да?

— Да чем же ты могла его вынудить, девочка моя? — мягко, успокаивающе произнесла Миррэ и потянула меня к скамье. — Садись вот, чаю попей... Чего ты боишься? Что он посватается потом? Так ведь не заставят же тебя, коли не люб. Или... люб все-таки?

— Я боюсь... что не посватается, — еле слышно призналась я. — Или... что я подтолкнула его к этому, а он... не хотел. Я боюсь... что этого всего не было... что мне послышалось.

— Нет, Олэ, не послышалось. И не толкала ты его, сам он к тебе потянулся... как к избавлению. Видать, нужна ты ему шибко, коли ему плевать было, что другие это тоже слышат. Так-то морячки такое только на ушко своим женщинам говорят, на людях стесняются... Ну, не куксись, дочери твоих родителей не пристало так себя вести. Все хорошо у тебя будет, у вас обоих. Я-то вижу!

— Почему, Мири?

Я обеими руками сжала ее маленькую худую ладонь. Она была такая горячая! А мои руки, наверное, ледяные. — Почему ты так думаешь?

— Ох, девочка, да наверное, потому, что годков-то мне поболе, чем тебе. Поживешь столько-то — и сама научишься видеть подобное в людях.

С надеждой я всмотрелась в выцветшие, серо-голубые глаза. Такие добрые... и мудрые. И прижала ее руки к моим щекам, уткнувшись в них лицом.

— Я люблю его, нянюшка, — сказала я. Первый раз я говорила это вслух! — Давно уже... Не помню, сколько.

— Как же ты молчала столько? Ни мне не сказала, ни другому кому... не сказала ведь, да? Бедная ты моя... гордая моя девочка! Столько терпеть — и ни словечка! Ну да ничего, теперь-то уж все хорошо будет. Твой он — сам же сказал, что на поиски твои в море вышел. Кто б еще на такое пошел, если не свой мужчина?

Ее речь была тихой и уверенной, от нее становилось спокойнее...

Старушка помолчала и вдруг сказала:

— Странно только, что Тёр наш с ним объявился. Да еще словно били его... К чему бы, а?

— Да... Странно... Но он мог захотеть... приключений, — неуверенно сказала я. — Упал, наверное?

— Да следы-то не те, девонька... Что ж я, побоев не видала, что ли? Видала, и не раз... в селах чего только не наглядишься. Уж сумею отличить от падения-то... Хотя насчет приключений ты права, падок на них паренек наш. Моя бы воля была, а не матушки его, так давно бы уже учителя ему нашли. Чтоб дури-то поменьше в голове было...

Тут она замолчала настороженно и неожиданно сказала:

— Послушай-ка, Олэ, милая, а ведь стихла непогода-то! Или кажется мне?

Вой, сопровождавшийся иногда ударами в ставни и в стены дома (мне даже не хотелось представлять, ЧТО же это летает по воздуху по прихоти урагана?!) — заметно стих. Нет, его просто не было! Кажется, свистел ветер... так, обычно... как бывает зимою в ветреный день...

Сколько продолжалась эта буря, я даже и не знаю. У меня билось в голове: "Сейчас... сейчас он придет... Как он посмотрит на меня?! Ох, я дура... только бы всё было хорошо... как же Тёрнед?! Но если бы ему грозила настоящая опасность, Айдесс не позволил бы ему... ну почему я женщина?! Почему не могу встать рядом?!"

Я метнулась к окну — прислушаться... Еще, бесцельно и нервно, как слепая — по комнате... А потом стала натягивать плащ.

— Олэ, не ходи туда, — неуверенно сказала Миррэ. — Они ж и сами сейчас придут... А вдруг это только затишье?

Я хотела ответить ей "не могу я больше ждать!", но в это время послышался какой-то тихий звук из сеней.

Я бросилась туда и распахнула дверь... и увидела Тёрнеда. Он стоял на коленях, держась окровавленными руками за ручку двери и, кажется, не мог пошевелиться.

— Пожалуйста... — пробормотал он. — Там... он... ему плохо... Я не могу...

— Что случилось, Тёр? — охнула няня. — Почему — плохо?

— Он... — бормотал мальчишка. — Он остановил ураган... Отдал ему свою кровь... И теперь лежит. И не может встать!

Миррэ изумленно охнула и посмотрела на меня.

— Пойдем, девонька. Поглядим, что там да как... Кровь урагану отдать... Надо же! А ведь и впрямь говорят, что кёорфюрст наш — сильный маг и ветры ему — друзья наипервейшие! А я думала, преувеличивают...

Кажется, Тёрнед не слышал мою няню. Он переводил взгляд с нее на меня и не сопротивлялся, когда я подняла его — вздернула на ноги, взяв подмышками. Сам он, похоже, уже не мог стоять. А может быть, был слишком потрясен.

— Олэ, помоги, пожалуйста, — жалобно сказал он. — Это я виноват...

— Мири, не ходи! Я сама! — решилась я. — Возьми его... проводи.

И кинулась в направлении, которое слабым движением руки указал Тёр.

— Олэ, фонарь! — крикнула мне вслед Миррэ. — Фонарь возьми! Что ж ты в темень-то...

Темень... Да нету темени! Светила луна и разгоралось Ночное Сияние. Но этого было всё-таки мало, да...

— Дура! Истеричка! — зло ругала себя я и, судя по удивленному лицу нянюшки, делала это вслух.

Пришлось вернуться. Мири подала мне фонарь — уже готовый, когда только она успела?

И сразу выясниось, что не очень-то он и помогает... Нет — в непосредственной близост от фонаря видно хорошо! Но темнота чуть в стороне от него становится ещё более непроглядной.

— Айдесс... — тихо позвала я и жестоко закусила губы. Он упал и он, наверное, без сознания — так кто же мне тут отвечать должен?! Я же знаю того, кого люблю. Мне ли не знать! Он и раненый будет идти, пока не упадет... значит, ему совсем плохо... совсем... А ведь он нас спасал — меня и Мири, Тёра... всех тех, кто остался тут, на острове — спасал от урагана. Наверное, я недооценивала мощь стихии, и опасность была ещё сильнее, чем казалось!

И он заслонил собой — меня и остальных... Хотя с какой стати я ставлю себя на первое место?!

Боги, спасите его, прошу... возьмите лучше мою кровь... всё, что угодно... пожалуйста...

Я долго искала его. Неизмеримо долго. Хотя, возможно, мне так казалось — Мири и Тёр потом отрицали, что я очень долго отсутствовала...

Айдесс лежал на спине, раскинув руки; и снег возле каждой руки казался черным. А ещё возле головы... и это было тем более страшно.

Я упала на колени, здорово ударившись — под снегом были камни. Хорошо хоть, что снег всё-таки был... а то не встать бы мне.

— Айдесс! — вскрикнула я и отвела с его лба упавшие волосы — на них блестел лед. — Айдесс... милый...

Я уже почти уверилась, что увижу сейчас мертвые, остановившиеся глаза. И как я после этого смогу жить?!

Но они были живые, эти глаза... Живые!

И губы его шевельнулись в ответ почти сразу, и даже голос никуда не делся!

— Олэ... замерзнешь же... зачем выскочила?! Ты ведь не любишь зиму... я помню...

Как будто то, что я не люблю зиму, сейчас было самым важным!

— Я не замерзну, — тихо проговорила я, чувствуя, что мои пальцы и подбородок мелко-мелко дрожат, а глаза не могут оторваться от искалеченных рук Айдесса. У него были красивые руки! Что сделалось с ними?! Сплошное кровавое пятно, клочья мяса, а не руки, и испятнанный снег. — Мне хорошо... теперь всё хорошо, правда? Ведь ты остановил ураган... больше никто не смог бы этого сделать. Никто, кроме тебя!

С трудом оторвав взгляд от его рук, я стала смотреть в глаза, силясь улыбнуться, вот только губы дрожали.

— Главное, чтобы... не поздно, — выдохнул он и на мгновение закусил губу, словно от боли. Впрочем... больно ему, несомненно, было. — Олэ... ты... Ты не волнуйся, ладно? Ты такая красивая... и... теплая! И... все хорошо теперь. Даже почти не больно.

Даже почти не больно! Да если ты вообще о боли упомянул, значит, она просто нестерпимая...

Как же быть? Его надо скорее притащить в дом... да хотя бы потому, что он кровью истечет! А я нести его не смогу, — Айдесс намного выше меня, и мне его не поднять. А если вот так...

Я вспомнила рассказ нянюшки. Как бабушка ее, или мама, несли раненого мужа, пострадавшего на охоте. Там, кажется, фигурировал плащ... но ведь и на мне плащ! Я что, хуже? Разве я меньше люблю Айдесса, который обещал вернуться — вернуться КО МНЕ?!

— Всё хорошо, — повторила я его слова. — Ты рядом... сейчас домой пойдем... ты только подожди немножко...

И легко, осторожно прикоснулась к его щеке и лбу... наклонилась... как мне хотелось его поцеловать! Но я боялась. Боялась — чего? Недоумения, наверное... досады... да и не время.

Я скинула плащ. Под ним было теплое шерстяное платье, так что мне пока хватит тепла. Как же лучше всего переложить Айдесса на плащ? Я придвинула ткань вплотную, закусив губы при мысли о том, что теперь на моем плаще будет его кровь — Айдесса Йэгге, самого лучшего, единственного на этой земле. И свят для меня будет этот старый плащ... и никто не узнает об этом, скорее всего.

— Пойдем... там тепло, — пошептал он. — Мне встать, да? надо встать...

Кажется, мысль о том, что нужно привести себя в вертикальное положение, его огорчила.

— Нет! Не надо, — испугалась я. — Не вставай. Ты только помоги мне... чуть-чуть. Чтобы я не сделала тебе больно...

Тут мне подумалось, что я ведь не знаю — а вдруг при падении, или в процессе магической борьбы с ураганом он получил ещё какие-то повреждения, которых я не вижу. Например, сломанные ребра... боги!

— Ты только подвинься сюда, на плащ, а я подсуну его сюда... Пожалуйста... — попросила я.

Айдесс чуть шире открыл глаза, разглядывая меня... Потом медленно, опираясь на локоть, приподнялся и тут же зашипел, задев поврежденную кисть. Но тут же замолчал и сел.

— Олэ... Давай лучше встану... Ноги-то целы же... Негоже тебе таскать тут всяких... Помоги просто... опереться... А в доме тепло. Я быстро очухаюсь.

— Всяких я и не собираюсь таскать! — попыталась пошутить я. — А только тебя одного.

Но он явно был расположен встать — из остатков тех последних сил, которые ещё оставались... или которых уже не было. Но я же знала, какой он упрямый! Негоже мужчине терпеть, чтобы женщина его тащила, тем более, если, видишь ли, ноги целы.

— Но если ты хочешь, — начала я, осторожно беря его руку за предплечье, — то обопрись на меня... у меня крепкие плечи, поверь! Я много могу вынести. Обними меня... хорошо?

— Верю. Сейчас...

Айдесс тяжело поднялся, сначала попытавшись ухватиться за меня пальцами, но тут же отдернув их. Кажется, он испугался, что испачкает мне платье кровью.

— Обниматься с девушкой, чтобы устоять на ногах — это ужасно, — вздохнул он, на мгновение навалившись на меня чуть ли не всем весом, но тут же выправившись, насколько смог. — Стыдно. Вот если бы просто так... чтобы с поцелуями и как полагается!

Может быть, он и шутил. Просто бравировал, ненавидя свою слабость, совсем ему не присущую — Айдесс всегда был сильным, веселым — неутомимым и поддерживающим других. Может, и шутил... Но меня уже несло, как листик — тем самым ураганом!

— Ну почему же... не как полагается? — произнесла я каким-то незнакомым мне самой голосом. А потом, осторожно закрепив руку принца на своем плече (только бы не дотронуться до израненной кисти!) — встала на цыпочки и поцеловала его. Сама.

Это было не очень-то ловко, и скорее всего неумело. Мои губы скользнули по слегка небритой щеке, по уголку губ... но странным образом от этого легкого прикосновения меня обдало жаром, как будто я покраснела вся — от макушки до кончиков пальцев. И даже в спине что-то болезненно сжалось.

Видимо, раны не очень ему мешали... и боль отступила... и несколько счастливых мгновений не было вообще ничего! Только он и я. Я закрыла глаза, и мне казалось, что мы летим где-то в облаке из тумана и звезд...

Он застыл рядом со мной, и только губы... губы его, обветренные, шершавые — двигались. Целовали меня в ответ. Тихонько, ласково... но почему-то и жадно тоже. Просто жадность эту Айдесс скрутил, связал, на цепь посадил... Зачем? Зачем, пусть бы... Хотя ласково — тоже хорошо. Значит, он боится меня обидеть?

А когда я открыла глаза, он вдруг чуток отстранился... и очень серьезно посмотрел на меня.

— Пойдешь за меня замуж, Олэ?

— И ты спрашиваешь?! — хотела воскликнуть я, но воспитание всё-таки вбивали в меня долго, и поэтому я просто ответила:

— Пойду. Я ведь ждала... тебя.

Столько лет! Столько одиноких месяцев...

— Тогда... тогда сразу, как только я выздоровею, да? — в голосе его настойчивость мешается с неуверенностью. То ли он не уверен в своем предложении — но с чего вдруг тогда настойчивость? То ли... считает, что я могу передумать, и пытается взять с меня слово... — Сыграем свадьбу сразу, зимой? Или... ты хочешь весной, да?

— Я хочу... с тобой, — ответила я, осторожно прижимая к себе его руку. Так приятно было ощущать ее плечом! Так непривычно...

— А когда — неважно. Может быть, я больше полюблю зиму... если всё будет зимой? — улыбнулась я ему.

— Интересный подход, — усмехнулся Айдесс. — Это не приходило мне в голову... Надо обдумать — вдруг у меня тоже получится ее полюбить? А с другой стороны... с какой стати мне любить зиму, когда у меня есть ты, Олэ. Верно?

Мы довольно прытко доковыляли до дома, ноги-то действительно были целы... Но тут он вдруг дернулся и всполошился: