Зимний крокус

Айдесс Йэгге Дах Фёрэ, кеорфюрст и наследник трона Северного Предела

Безмолвие прозрачного выстуженного воздуха... Огромные сосны-великаны, нахлобучившие на свои верхушки пушистые снеговые шапки... Синий лед, вспыхивающий холодным огнем в ответ на поцелуи низкого и столь редкого солнца...

Звениль в Северном Пределе устрашающе красив и невыносимо прекрасен. И холоден, конечно.

Йэг никогда не любил звениль. Правда, белий и лютий он тоже не любил. Зимой, как он считал, можно восхищаться исключительно на расстоянии. Дядя презрительно называл его "южным детенышем", с завидным постоянством отказывая в гордом имени Сына Снегов. Ну и пусть его, упрямый старый хрен все равно когда-нибудь сдастся. А если и нет...

Йэг вздохнул. Если "хрен" не сдастся, будет трудно. Имена — не пустой звук все-таки, и не все можно сделать без оглядки на них. Ведь будь он все-таки Сын Снегов, то мог бы вообще не обращаться к чужаку, а сделать все самостоятельно. Укротить, уговорить Ледяную Монашку... Чтобы земля приняла людей, чтобы не отказала, чтобы... не убивала. Если бы он и в самом деле был Сыном Снегов, он бы сам возглавил разработку прииска и сделал бы всё что надо... Если дядя не назовет его как надо до самой смерти своей, то потом придется подтверждать свое Право. Кровь — такая штука... одной лишь крови недостаточно. Придется помучиться... померзнуть.

Вдох. Ветер пахнет чужими реками, чужими лесами... и отцветающими хризантемами. Скоро зима. Здесь, в Гезонге, зимы мягче, не такие суровые, как дома. Йэг хотел бы провести ее тут. Когда еще доведется? Но нет, нужно возвращаться. Нужно ехать в Белое Безмолвие и выбирать строевой лес — как раз его Имена там сгодятся куда лучше, чем чьи бы то ни было. Даже дядя туда старается не соваться, в свое время он так и не сумел подтвердить Право на Имя Брата Сосен... А Йэг туда с четырнадцати лет мотается. Именно поэтому после его пятнадцатого дня рождения в Северном Пределе резко повысилось качество обшивки и рангоута судов. В основном, боевых, конечно, но и остальным иногда перепадали досочки от Молчаливых... На экспорт такой лес не шел никогда, Молчаливые сосны делились древесиной исключительно с северянами. Впрочем, Гезонгу они и не нужны особенно — разве что он вдруг захочет испробовать на зуб северные крепости и бросить свои корабли в мясорубку войны.

Йэг машинально погладил гладко отполированную деревянную "монетку", подаренную ему в Белом Безмолвии, когда он появился там впервые. Талисман всегда был холодным, даже если долго держать его в руке.

И сейчас тоже. Холодный, гладкий, легкий, он напоминал, успокаивал, сдерживал... Особенно, кстати, помог в тот день, когда Владыка Шеннерти сказал Йэгу про мони Заргель. И он, кёорфюрст Айдесс Йэгге Дах Фёрэ, принужден был слушать и молчать. Проглотить все это... всю эту несправедливость, а потом улыбаться и оставаться спокойным... "Монетка" помогла перенести удар, а убить герцога сразу же не дало простое соображение — устранением соперника девушку не завоюешь. И все. Чувства на цепь и под замок. В самую дальнюю и глубокую темницу, какая только сыскалась в его душе. Сокрушительный проигрыш. Убийственный. Йэг тогда дал волю своему Ветру, всего на пару секунд, и стало полегче. Правда, пришлось менять стекла, но это такая ерунда по сравнению с разбитым сердцем.

Как больно было потом видеться с этой красавицей снова, как ни в чем не бывало танцевать с ней и прикасаться рукой к ее тонким пальцам... слышать ее мягкий голос, становившийся неуловимо нежным при одном лишь произнесении имени Элиана Алвиантеля. Больно, даже немножко страшно — вдруг он не справится? Вдруг сорвутся с поводка его горе и страсть, зависть и ярость? В таком-то сочетании... да от Герешенча воронка одна осталась бы! Ураган, смерч... смерть. Нет, он должен был справиться — и справился. Не зря его учили владеть собой. Жестоко учили, долго, без жалости... а иначе с магом-стихийником и нельзя.

Итак, женщина его отвергла. Он впервые в жизни готов был сделать ей предложение — а ведь не только бы сердце свое предложил, не просто женой бы ему она была, а ведь и фюрстэйе могла бы стать (легко бы, наверное, доказала в положенное время, что способна не только рожать наследников, но и править) — впервые понял, что именно эту женщину хотел бы видеть рядом с собой до самой смерти... И... и ничего. Впрочем, он несправедлив. Она его не отвергала. Как она могла отвергнуть его, если он ей так ничего и не предложил? Это герцог... Владыка Шеннерти сказал ему, что она... что ее сердце занято. И он, глупый, глупый кёорфюрст, поверил. Не спросил ее сам, не попытал счастья...

А чего ж было не поверить, когда ветер холодно и безжалостно сказал ему, что герцог Элиан не лжет ни на вот столечко? Когда одно лишь дыхание юной красавицы, этой очаровательной и сдержанной девы, этого Южного Цветка яснее ясного подтвердило ему, что она и впрямь любит другого? Дыхание — это тоже ветер... в какой-то степени... Йэг и поверил. Люди лгут, но ветры... ветры никогда не обманывали его.

И кстати, называть случившееся несправедливостью с его стороны просто таки вопиюще... несправедливо. Да, так. Ибо — разве же он заслужил такую женщину? Ничем, ничем...

Да и, когда в деле замешана любовь, справедливости всякой тут точно не место.

Йэг понял, что по тысячному разу гоняет внутри себя одни и те же мысли, и вздохнул. не получается у него чувства на цепь посадить. На замок запереть — да. Снаружи глянешь — и не поймешь, что сердце Посланника заходится от боли всякий раз, как он вспоминает возлюбленную свою. Внешне — какой был отмороженный ледышка, такой и остался. А вот изнутри... изнутри все паршиво получается. Не держат цепи, соскальзывают...

Наверное, пора в море. Взойти, как раньше, на "Тень полуночи", и пусть все идет к черту... А там... там будет он, "Тень", море и ветры. Свобода, бескрайняя, редкая, в последнее время почти недоступная... и иллюзорная насквозь, когда даешь себе труд задуматься поглубже. Даже там, наедине с кораблем и стихиями, он — на привязи. Был бы он Золотым герцогом, может, ощущал бы себя иначе. Но он — кёорфюрст, наследный принц... будь он проклят...

Какая уж тут может быть свобода...

Зато, по крайней мере, он может сам выбирать себе женщину. Он знал, в Гезонге короли не имеют такой возможности. Так же как и в Пайжаре. А он вот может. И выбрал, черт бы его побрал с его выбором! Ее свадьба назначена на конец зимы. Его даже пригласили. Они вдвоем и пригласили. А ему только и остается, что поздравить, подарить подарок и... порадоваться за нее. Вот это самое забавное и есть. Он ведь и впрямь рад за Варьену Заргель. И эта радость ничуть не мешает ему мучиться всеми остальными, не столь достойными чувствами. А, ладно...

По крайней мере, с концессией он все решил. Дядя будет недоволен, но это его право. Взвалил все на наследника, пусть пеняет на себя. Во всяком случае, менять его решение и вмешиваться он не станет. При всей своей взбалмошности он — очень рассудительный человек, его Дядя. Человек, которого он уже давно привык именовать отцом. Фюрст-мой-отец звучит привычно и уверенно...

Холлэ Линдергрэд из герцогства Линдари. Некоторое время спустя

Я стояла у окна и невидящими глазами смотрела в небо.

Какое оно светлое и радостное!

Осенний день был разноцветным и ярким. Пахло ветром, опавшими листьями... и счастьем. Детским, нерассуждающим счастьем, оставшимся в прошлом.

Сколько прошло? Десять лет? Одиннадцать?

Иногда мне кажется, что минул всего год... а вот сейчас почудилось, что та беззаботная пора ушла в небытие давным-давно. Да и была ли?

Тогда мы все были молодые... до смеха, до безобразия молодые и счастливые... и безоблачные, как вот это небо сейчас. Ни проблем, ни обязательств, ни тревог... нет, были, конечно, обязательства, а как же! Выполнить работу, сделать лучше всех... отличиться перед сверстниками, ягод собрать больше всех... вкуснее всех закоптить рыбу... И тревоги были детскими — хотя уже тогда меня занимало, а где же стоит он? Видит ли? В толпе сверстников, разноголосой, шумной, смеющейся — непременно надо было отыскать взглядом — его. Ни в коем случае не посмотреть, не дать понять, что смотрю, что жду... любого знака внимания, хотя бы взгляда.

Айдесс Йэгге Дах Фёрэ.

Его имя — как заклинание. Я не произносила его вслух, как будто, прозвучав, оно могло разбудить неведомые прежде силы. И эти силы нас разлучат...

Не позволят видеться даже вот так, в компании сверстников, на празднике Леса или на приеме во дворце... Не очень-то и много, и всегда в чьем-то присутствии, но если не будет этих встреч, то... к чему же стремиться? Чего ждать? Жизнь потеряет смысл. Тот тайный смысл, о котором никто не знает, ведь никто не догадывается, как дорог мне самый звук его имени, как я люблю непослушную прядь серебристо-платиновых волос, веселые серые глаза...

Это болезнь моя, горькое моё счастье! Просыпаться и думать, сколько же придется ждать новой встречи? Засыпать — и думать о нем, вспоминать... только вот во сне почему же ты не приходишь? Почти никогда... А если и приходишь — то ещё более далекий, чем наяву, совсем чужой и холодный.

Как вздрагиваю я при звуке твоего голоса — молясь лишь о том, чтобы это было незаметно окружающим.

Ранняя осень с ее щедрыми дарами — была для меня всегда лучшим временем года, потому что молодежь Северного предела помогала взрослым, дворяне — арендаторам, рыбакам и охотникам: суровый климат диктовал свои условия. Нельзя было пренебрегать возможностью сделать запасы на зиму, наловить и закоптить рыбу, насолить грибов и наварить варенья, закоптить дичь... Сословная спесь, должно быть, не позволила бы гезонгским дворянам наравне с крестьянами трудиться дотемна, собирая ягоды, обрабатывая грибы или ловя рыбу. Но здесь это было немыслимо. Наоборот, девушки и юноши из самых знатных семей соревновались, кто быстрее и лучше сделает эти простые и нужные для всех дела...

И я тоже старалась. Очень. Конечно, у юношей были другие обязанности, но порою, например, когда погода не благоприятствовала рыбной ловле, случалось, что и они выходили в лес. Кроме того, охота... но тут уж, конечно же, каждый охотился в одиночку.

А лучше всего были вечера — дым коптилен и костры, запах трав и жареной рыбы, и руки по локоть в чешуе, и... стройная фигура Айдесса где-то рядом. Я про себя звала его Айдесс, не Йэгге — потому что Айдесс было как вздох, как шепот ветра в камышах. Это имя можно было иногда, очень редко, произнести вслух. Когда рядом не было никого...

Как же я любила эти вечера и эту пору — конец месяца зарий, начало осени, а потом ветриль с его заморозками и утренним инеем на траве!

Сбор урожая, праздник Леса и совместный труд каждый день... Маленькие победы — а потом, вечерами, песни и разговоры у костра...

А потом это кончилось. Совсем. И теперь только стало мне ясно, как же была я счастлива в ту пору, какой полной жизнью жила, и каждое мгновенье той осенней поры казалось драгоценным. Как однажды, улучив момент, я бросила букетик цветов в ту лодку, на которой Айдесс должен был утром выйти в море... К сожалению, он был там не один — но всё равно, я до сих пор думаю иногда: догадался ли он, что букет предназначался именно ему?

О том, КТО принес букет, он и не мог знать. Только вот сейчас подумалось: а может быть, зря я так боялась открыться, даже намекнуть?

Почему была такой ледяной, такой вежливой и насмешливой, и никогда не позволяла себе тех воркующих ноток в голосе и тех взглядов, которыми привлекали парней девушки рядом со мной?!

Будь проклято моё безупречное поведение... Что принесло оно? Как же жалею я о несбывшемся... Если бы можно было всё вернуть! А ведь Айдесс, я видела однажды, не был монахом и гордецом... однажды вечером он вошел в палатку девушки, которую я с тех пор и ненавижу. Если уж говорить правду... Та, веселая, уже давно вышла замуж, но сам вид и имя ее противны мне с тех пор...

Ну и что же, что моя семья только немногим ниже кеорфюрста? Кому стало лучше из-за того, что никто тогда не дождался ласки от Холлэ Линдергрэд, не дождался ничего, кроме звенящих льдинок смеха? Поздно. Всё поздно.

Одна моя подруга подружилась там, на празднике Леса, со своим будущим мужем — и уже три года как замужем. А мне остаются только балы и приемы. И я считаю дни до них — а потом приезжаю домой разочарованная и опустошенная. Мне двадцать четыре — а сейчас я чувствую себя уже немолодой женщиной. И счастье осталось в прошлом — когда я ещё ездила вместе с другими подростками на работы в месяце зарий.

Как же больно сейчас слышать запахи приближающейся осени! Ведь пахнет совсем как тогда. Небо и листья, и ягоды, как капли крови на белоснежном мху... всё такое же. Только вот никто не ждет меня у костра, и Айдесс далеко. Кончилась та пора. Кажется, руку бы отдала, чтобы всё вернуть... Вдруг, будь я посмелее, он обратил бы на меня внимание? Понял бы, что никто никогда не сможет любить его так?

Не узнать. Не вернуть...

Горло сдавило, и как же глазам стало горячо... Нет! Я не буду плакать!

Пока мы живы — остается надежда... Кто-то сказал эту старую фразу, — конечно, она касалась чего-то другого. Войны или выздоровления от болезни... Но, кажется, я предпочла бы болезнь.

...Сейчас я в подробностях вспоминала последний прием во дворце — Айдесс Йэгге приехал ненадолго, на День рождения дяди, из Гезонга. Приехал и уехал. И я вспоминала, как он выглядел — кажется, кеорфюрст стал ещё красивее, вот только смотреть на него было больно... сначала мне казалось, что это привычная боль — недостижимое желание прикоснуться, взглянуть в глаза... провести рукой по волосам... Детская любовь не проходила и болела, как незаживающая рана. Но потом я поняла: что-то не так с самим Айдессом.

Веселые и шальные глаза потухли и стали, казалось, ещё больше. А может быть, это виделось потому, что они были обведены кругами, как будто Фёрэ не спал несколько ночей или долго болел... Я пыталась наблюдать за ним, когда это было возможно — но Айдесс неизменно улыбался и говорил то, что от него ждали... комплименты и участливые слова, и деловые советы... и был так же далек, как всегда.

Хотя нет! Один-единственный раз, когда праздник уже подходил к концу, я увидела, что он стоит у окна — вот так же, как и я сама сейчас. Такой усталый.... Почему же мне подумалось так? Его поза была непринужденной, движения легкими, но — взгляд. Он был усталым и горьким. Или это моё не в меру развитое воображение? Конечно же, Айдесс устал... он и приехал-то, говорят, всего лишь вчера...

И я всё-таки набралась смелости и тихо окликнула:

— Айдесс... Чистого неба тебе...

Фёрэ обернулся, и я поразилась ещё одному, совершенно неуместному, сравнению. Глаза были больными. И... какими-то понимающими, что ли. Этот отблеск чужого страдания, постоянного и почти привычного, я уже видела — на дальнем хуторе, откуда родом была нянюшка, жила старая горбатая знахарка Рёдль. Старушка с детства была сгорблена и мучилась болями в спине. Так вот, ее глаза смотрели похоже...

Нет. Не может быть. Хватит глупостей! Мне чудится... А вот жалость такой, как Айдесс, может и не простить! Даже если он и вправду не совсем здоров. Боги, как бы я счастлива была поухаживать... ведь я многому научилась у старой травницы...

— Спасибо, Олэ, — улыбнулся кеорфюрст. — Рад тебя видеть.

Он мог меня видеть и раньше — как наследница древнего рода, я присутствовала на балу с самого начала, — но говорить об этом было бы ещё большей глупостью. Потому что и вправду к Айдессу в начале вечера было не подобраться. Впрочем... я и не пыталась...

— Какой день хороший, — сказала я искренне — любой день, когда я могла видеть Фёрэ, был драгоценен. А тот день ещё и лучился солнцем, радовал красками, обещал урожай... хорошим был тот день, да. Хотя получилось, что я имела в виду день рождения... Но, признаться, верноподданнические чувства тогда совсем не пришли мне в голову!

— Хороший, конечно, — глаза его чуть потеплели. — Он же поднял тебе настроение — значит, имеет право называться хорошим. Хочешь потанцевать?

— Хочу! — вырвалось у меня, но я тут же безжалостно себя одернула:

— Ты и так устал, должно быть, от этих танцев... Хочешь, просто постоим на балконе?

Ну зачем я... такой шанс был прикоснуться, ощутить его руки на плечах, его дыхание рядом! Дура я, наверное... но мне вдруг показалось, что приглашение — это была дань вежливости и хорошему, дружескому отношению ко мне. Ну как же, третья (или, как считает мой дед, вторая) по значимости семья в северном Пределе, отчего уважение не выказать?

Будь они прокляты, церемонии эти.

— Если мы просто будем стоять на балконе, я не смогу поднять тебе настроения, — улыбка его стала чуть шире. — И тогда про меня нельзя будет сказать, что я — такой хороший... как этот день. Пойдем, Олэ, честное слово, я умею танцевать.

— Я знаю! — ответила я, не противясь больше. И посмотрела прямо в глаза — такие большие, чуть насмешливые, радуясь, что вижу тень прежней упрямой улыбки. Я бы просто стояла тут и смотрела... и не надо танца, не надо пируэтов и чужих любопытных, порою недобрых взглядов...

— Конечно, умеешь. И ещё как!

Это была неуклюжая попытка кокетства — не умею я кокетничать... Не люблю. Но сейчас мне хотелось сказать правду, а правда была в том, что прирожденному воину действительно прекрасно давались любые танцы, и танец с мечом — не исключение. Может, ему и всё равно, что я думаю о его умениях, но...

Айдесс танцевал... бережно. Словно и впрямь старался доставить мне удовольствие и поднять настроение. Легко скользил, — я даже нарочно кинула взгляд: что у него на ногах? Нет, обычная обувь... но стремительный танцующий шаг казался мягким и стелющимся. Кошачьим. Бесшумным и изящным... Горный барс, такой же хищный, свободный и красивый. И — раненый. Да что такое! О чем я думаю?

Рука моя была, наверное, ледяной — во всяком случае, ладонь Айдесса казалась почти лихорадочно горячей.

— Ты любишь зиму, Олэ? — спросил он меня, провожая после танца к широкой скамье у колонн.

— Нет! — честно ответила я. А потом спохватилась: а вдруг это любимое его время? Хорошо бы это было не так...

— Мне больше нравится лето, — робко попыталась оправдаться я. И ранняя осень...

— Зима очень красивая, особенно у нас, — Айдесс смотрел на меня. — Почти как ты, Олэ. Но... холодно мне дома зимой. Дядя вот считает меня южанином. Детенышем тепла. Здорово, что ты тоже больше лето любишь!

— И ты... вырвалось у меня. — Я боялась, что ты любишь зиму. Но ведь летом... запахи. Цветы. Ягоды...

— Летом тепло... — вздохнул он. — Скажи... а ты любишь рисовать? Умеешь?

— Нет, — вздохнула я, боясь, что навсегда ставлю крест на наших отношениях. — Не умею. Я только... вышивать...

Боги, помогите мне! Опять я что-то не то говорю... Какая ему разница? Не будешь же сейчас рассказывать Айдессу, как люблю я изучать звезды осенними ночами, как сравниваю их положение на небе со старинными трактатами и пытаюсь вышивать орнамент, в котором зашифровано что-то вроде гороскопа... Женские штучки. Разве что предсказание погоды — но и здесь я весьма посредственный маг. Про то, как растут в нашем имении ягоды и цветы, рассказать? Айдесс... что же мучит тебя, о чем ты думаешь?!

— А ещё я рыбачить люблю, — почти прошептала я. — И стрелять из лука... любила. В детстве...

— Не помню тебя с луком, — нахмурился он, скорее, озадаченно и задумчиво, чем сердито. — С удочкой помню, а с луком — нет. Но вот рыба копченая у тебя получалась вкуснее всех, это помню хорошо, — тут Айдесс вдруг усмехнулся, чуть смущенно, и почти весело признался, — я каждый раз засылал друзей за новым кусочком, потому что сам подойти боялся — еще обжорой обзовешь и не дашь.

— Как жаль! — почти серьезно воскликнула я, думая, сколько же я потеряла возможностей увидеть его рядом лишний раз! Что бы мне догадаться. И вдруг осознала: это ведь он про то время, о котором и я вспоминаю так часто. Осенние работы перед Праздником Леса — а ведь я их целый год ждала, едва возвращаясь домой...

Айдесс, присылающий друзей за моей рыбой! Кто бы мог подумать... Боялся подойти. Неужели такое может быть?

— Если ты... — начала я и поскорее поправилась, — когда ты... сможешь приехать к нам в имение — тебя будет ждать самая лучшая рыба. Всегда. Я сама приготовлю.

В светлых глазах мелькнуло удивление, быстро сменившееся весельем.

— А если я нагряну неожиданно? — со смехом спросил он. — Как же она может меня ждать? К тому же опасность обзывания обжорой все равно остается — ты даже не представляешь, сколько я могу съесть вкусной рыбы! А когда узнаешь, придешь в ужас. Вот разве что если бы ты всегда знала, когда я появлюсь... и привыкла бы к обжорству... Тогда конечно. Но такое возможно только после свадьбы. Пошла бы ты за меня замуж, а, Олэ?

— Айдесс... — прошептала я не сразу.

"Не об этом ли ты мечтала?! И ты ещё молчишь?!" — вспыхнуло в голове, кровь прилила к щекам, а сердце застучало так, что я испугалась: он услышит... Но в следующий момент я поняла — да это же просто разговор такой... мы же друзья. И рыба ему нравится опять же.

— Конечно, — ответила я, стараясь изо всех сил, чтобы голос не дрожал и был весел. — Вот съел бы ты хотя бы три порции моей рыбки... да не посылая за ней никого... тут же и пошла бы.

— Да, тут я промахнулся, — неожиданно серьезно пробормотал он. — За трусов замуж не идут. Прекрасным женщинам нужны настоящие мужчины, верно? — кривоватая улыбка, сродни моему "веселому" голосу, смотрелась на его лице неестественно. — Хотя бы такие, которые не побоятся подойти за угощением... Я, кажется, огорчил тебя, Олэ... прости.

Что он говорит? Какую-то ерунду... Кто посмел назвать его трусом? Или он сам так считает — но это же невозможное, немыслимое оскорбление... самооговор какой-то. И в нем виновата я... понять бы ещё, что я сказала не так... я же задохнусь сейчас, больно-то как... а ведь разрыдаться-то и нельзя. Тогда он точно, да, решит, что огорчил меня... Знал бы ты, сколько раз я буду вспоминать наш разговор! Каждое движение твое, каждое слово...

— Огорчил? Нет... — прошептала я, робко касаясь пальцами его плеча, как в танце. Потому что показалось мне, что он сейчас может исчезнуть — и исчезнет навсегда. И такого разговора тоже больше не будет. А я что-то испортила, и это надо исправить, немедленно, я, кажется, сделала ему больно...

— Ты не понял меня просто, — сказала я медленно, стараясь, чтобы в голосе моем прозвучала хотя бы часть того тепла, что хотелось ему передать. — Я же не про прошлое. Я сейчас... зову тебя в гости. И мечтаю угостить как следует. И тебя ждут... будут ждать... твои три порции. Не говори о себе плохо, — попросила я, словно ныряя в прорубь. — Это... неправда. Я не могу этого слышать.

Во взгляде его было удивление. Серьезное такое, глубокое удивление.

— Хорошо, — не очень уверенно произнес он, — при тебе постараюсь не говорить... И в гости приеду. Когда вот только? Мне ведь уезжать скоро... а мельком, по-быстрому, я не хочу.

— Когда угодно... — не раздумывая, ответила я. — Хоть сейчас!

Кажется, мне удалось отвести беду. В его глазах стало меньше боли.

— И... — я нервно улыбнулась, решив, что раз начала, я должна закончить эту тему, — прошу тебя... не обижай человека, которого я глубоко уважаю. Даже наедине с собой... когда я не вижу... не обижай, он этого не заслужил.

— А я так делал разве? Кого из твоих близких я успел обидеть?

— Его зовут Айдесс, — ответила я, — и... он не заслуживает ни одного худого слова. А ещё я слышала, что он отважен и умен, — постаралась я сказать более-менее безразлично, но тут же сорвалась, — и очень любит рыбу... а может быть, ему понравятся и грибы... и что-нибудь ещё, что растет в наших краях.

Глаза его улыбались. Почти ласково.

— Пусть только попробует предъявить мне претензии, я ему еще и не то устрою! — с облегчением рассмеялся Айдесс. — Я, конечно, обижать его не стану, но зато выдам тебе его страшную тайну. Этот паршивец грибы тоже любит. Только тссс! Я тебе этого не говорил!

— Конечно, не говорил. Но я запомню! — улыбнулась и я. — Грибы... его тоже будут ждать. Тем более в погребах им ничего не сделается... И я. Тоже буду ждать. Вы передадите ему, ваше высочество?

— Передам, — спокойно кивнул он в ответ.

— Ваше Высочество! — богач Хондро спешил к нам, разрушая все очарование вечера. — Ваше Высочество, Фюрст хочет Вас видеть. Очень просил Вас найти.

Дах Фёрэ сверкнул улыбкой, светской, веселой и равнодушной.

— Уже спешу, Дек, уже спешу. Чувствую, сейчас мне снова выскажут все, что накипело.

— Он не выглядит сердитым, просто посоветоваться хочет, наверное...

— Тогда тем более, промедление будет некстати, — вздохнул Айдесс. — Госпожа моя Холлэ, прошу прощения, но я вынужден Вас оставить. С превеликим сожалением!

Я церемонно поклонилась, не зная, что ответить — я только посмотрела на Айдесса долгим взглядом, прощаясь. Я старалась запомнить каждую его черточку. Хоть и родным всё было, а каждый раз он был всё-таки чем-то другой... Главное, что, кажется, та скорбная тень, что увиделаь мне, исчезла. Может, и не вся и не навсегда, — хотя, видят боги, что бы я только не отдала за то, чтобы услышать опять его беззаботный смех! Но всё же теперь он выглядел чуть-чуть лучше.

Скоро я ушла — мне хотелось исчезнуть сразу, но нельзя, это было бы слишком заметно и демонстративно!

Айдесс Йэгге. Линдари. Море. Ветер.

Поездка в Белое Безмолвие удалась на славу. Йэг чувствовал себя выжатым и высушенным — сосны напились его силы на несколько лет вперед. Зато и благодарность этих хвойных "хищников" в этот раз была более чем весомой. Изможденный кёорфюрст ехал в экипаже, решив не рисковать и привязав свою умницу Вьюгу сзади, а ему навстречу налегке катился обоз за самой лучшей древесиной на этом континенте. Из тех, что доступны для кораблестроения, разумеется. Флот будет доволен. "Тень полуночи" — тоже, часть будущих досок пойдет на новую обшивку его старушки.

Сам Йэг тоже, в общем, был доволен. В конце концов, силы он наберет, на то ему фюрст и время даст — отдохнуть и побыть одному там, где ему самому захочется. Зато дело сделано на отлично.

На очередном перекрестке он вдруг велел вознице остановить экипаж и, после некоторых размышлений, приказал повернуть на запад. Там указатель был, на том перекрестке. А на западе, согласно его уверениям, располагалась Линдари. Холлэ ведь приглашала его в гости, верно? Вдруг да угостит рыбкой? Опять же грибы...

Принц улыбнулся. Вольно ж ему валять дурака... рыбка, грибы... Просто там, в Линдари, живет человек, который, оказывается, очень его, Айдесса, уважает. Может быть, даже чуть-чуть скучает. Приятно же приехать в гости туда, где тебя ждут... И в этот раз отдыхать он будет не в замке Одиночества, куда всегда ездил после посещения Белого Безмолвия. А будет он отдыхать у семейства герцогов Линдергрэд, слегка чопорного, величавого, как и положено древнему северному роду. И коротать вечера в обществе умницы Холлэ, ледяной красавицы, не смотревшей в сторону мужчин так давно, что... это стало привычным ее атрибутом. Не интересны ей были мужчины.

"Да и на кой мы ей, если подумать?" — лениво размышлял он, прикрыв слезящиеся глаза. — "Одна морока..."

На балу, посвященном дню рождения фюрста, она показалась Айдессу неожиданно теплой. Девушка, о которой мечтали кавалеры всего Севера (и некоторые южане тоже), и к которой даже свататься не решались, ибо и так понятно, что она на это ответит... эта девушка, которую он помнил в том числе и по ее холодным взглядам, заговорила с ним сама. Словно почувствовала, в каком раздрае он тогда пребывал. Вот и скажи после этого, что прекрасная Холлэ Линдергрэд, наследница рода, холоднее ледяных полей...

На мгновение ему тогда даже показалось, что есть в ней что-то сродни Той... из Гезонга. Но... нет. Холлэ была сама по себе. Ничего общего с Варьеной Заргель, ничего. Она совсем другая, сотканная из света и звона... Просто совершенно неожиданно оказалось, что она еще и... теплая. А Йэгу катастрофически не хватало тепла.

Сейчас вот — в особенности. Наверное, поэтому он и подумал о Холлэ.

К вечеру вдали показались башни Линдари-доу. Высоченная центральная, с темным силуэтом флюгера... кряжистая северная, самая мрачная и холодная сейчас... стройная, увитая ползучим плющом, южная... Кёорфюрст был здесь всего пару раз и очень давно. Один раз с Хондрэ, на переговорах о малом лодочном порте для рыбаков. И один раз, когда ему было лет семь, с дядей... Про тот визит он вообще почти ничего не помнил, кроме этих вот башен...

Спустя почти два часа Линдари-доу вырос в огромный замок, и копыта лошадей простучали по гулкому мосту. Впрочем, проехав весь замок от ворот до ворот, экипаж вывез Айдесса к живописному и совершенно чудесному поселку. Зелень маленьких елочек в палисадниках, увядшие осенние цветы под снежными шапочками, аккуратная желто-зеленая черепица... И господский дом, большое трехэтажное здание с очаровательными деревянными птичками на карнизах. Обиталище грозных герцогов Линдергрэд. Дом Холлэ, такой же теплый, как она сама.

Йэг вышел (или скорее вывалился) из экипажа, неуклюже потоптался на месте, поджидая, когда к нему подбегут люди герцога. Примут коней, проводят возницу на кухню, доложат хозяину... Сам Айдесс честно остался ждать — этикет в таких случаях он предпочитал соблюдать до самой распоследней запятой. В конце концов, он свалился на головы хозяев без предупреждения, значит, должен... соответствовать.

Герцог Линдергрэд появился даже раньше, чем можно было ожидать — не иначе, он сам или кто-то из домашних увидели прибывших в окно.

Пожилой мужчина с гордой осанкой и до сих пор стройной фигурой, герцог торопился встретить гостя, но тем не менее его движения не казались суетливыми.

— Ваше высочество кеорфюрст! — приветливо улыбнулся хозяин дома и церемонно поклонился. Впрочем, улыбка его не поблекла, когда он выпрямился:

— Рады видеть в наших краях... Сейчас прикажу, закусите с дороги... и всё что полагается... Очень рады! Жаль, что не знали заранее...

Искреннее радушие соседствовало с некоторым удивлением.

— Извините, — Айдесс вдруг подумал, что, наверное, зря он так, действительно... внезапно-то... — Я без предупреждения, конечно, но совсем не хочу вас стеснять, Ваша Светлость. Если я опоздал к ужину, то вполне могу удовольствоваться камином и чашкой горячего лито.

— Ну что вы, ваше высочество, — герцог как будто даже обиделся, — как можно! Чтобы мы не приняли гостя как полагается?! Просто баня и жаркое будут не сразу. А что касается закусок, лито и всего прочего — это дело нескольких минут. Прошу в дом!

Айдесс двинулся следом за ним, попутно сокрушаясь о созданной его решением неловкости.

— Все ваши домочадцы находятся в здравии, Ваша Светлость? — помедлив, спросил он.

— О да, хвала богам, благодарю, Ваше Высочество! — с энтузиазмом отозвался герцог. — Осмелюсь спросить Вас о том же... о здоровье Его Величества. Удачна ли была поездка, легка ли дорога? Адаис, дорогая моя!

Навстречу им спешила герцогиня — несмотря на неожиданность визита, вся глаженая и в невероятной красоты кружевном воротнике ручной работы. Ну и в домашнем переднике, украшенном вышивкой.

"Что это он о поездке? Откуда знает? Впрочем, ладно... лишь бы вслух не особо обсуждал, сосны этого не любят... А может, он вообще так просто..."

— Благодарю, все в порядке. Поездка удалась. Фюрст-мой-отец благополучен, насколько мне известно. Госпожа Адаис, Вы, как всегда, блистательны!

— Спасибо, Йэгге... извините, ваше Высочество, я вдруг так хорошо вспомнила Вас совсем ещё мальчишкой, — улыбнулась герцогиня. — Простите, у пожилых женщин это бывает!

— Не называйте меня по имени, Ваша Светлость, иначе Ваш супруг со мной что-нибудь сделает! — негромко рассмеялся Айдесс. — Приревнует и сделает. И будет прав, между прочим! Вы слишком молоды для пожилой женщины, вдруг я Вас у него уведу?

"Ох, ветры северные, что я болтаю?! Нееет, спать! Срочно спать!"

Но, похоже, супруги не рассердились — герцог добродушно хмыкнул, а госпожа Адаис произнесла:

— Приятно слышать. Я даже почти поверила, что мне всего лет двадцать пять. Сейчас я вас буду кормить, Ваше высочество... Йэгге.

— Только меня? — грустно переспросил Йэг. — Или мне кто-нибудь составит компанию? Может быть, вы хотя бы посидите со мной? Или... может быть, ваша дочь Холлэ согласится скрасить мне вечер, если вы слишком утомлены?

— Мы оба с радостью посидим за столом с вашим высочеством! — радушно сказала герцогиня. — И не просто посидим, а и покушаем! Но кормить по-настоящему я буду только вас — вы с дороги и молоды, вам надо есть больше. А вот Холлэ, к сожалению, сейчас не дома... Она уехала навестить свою няню.

"Ну вот... я же к ней по большей части и ехал... Впрочем, гостить я тут собирался дня три, не меньше, может, она ненадолго..."

— Надеюсь, она скоро вернется, и я успею с ней повидаться, — улыбнулся Йэг. — Что же касается еды, то боюсь Вас разочаровать, Ваша светлость — едок из меня сейчас совершенно невразумительный. Если честно, куда больше, нежели о мясе и хлебе, я мечтаю о тепле и сне. В общем, — добавил он весело и непринужденно, — я приехал к вам отсыпаться, Ваши светлости! Вот такой вот у вас несуразный гость...

— Я лично прикажу погладить белье и одеяла, — заверила герцогиня. — А пока... с вашего позволения, есть горячая вода. Не так много, как хотелось бы, но с дороги ополоснуться хватит.

— Вы — богиня, госпожа Адаис, — благодарно склонил голову кёорфюрст. — Причем явно из добрых богов. Горячая вода — это то, что нужно!

— И как только вы освободитесь, вас будет ждать накрытый стол! — ласково улыбнулась Адаис Линдергрэд.

Ополаскивание он растянул настолько, насколько позволяло чувство приличия. Так трудно было расстаться с остывающей, но все еще такой теплой водой! Потом он переоделся, благо, его камердинер позаботился о своем подопечном и снабдил кёорфюрста всем необходимым. И уже в таком виде, заметно облагороженный и повеселевший, он спустился к ужину. Оленина, запеченная с травами и клюквой. Козий сыр. Брусничная настойка, крепкая, как лед на озере в середине зимы. Пресные лепешки с соленым творогом. Паштет из печени диких уток с укропом и перцем... Просто, сытно, вкусно. Совершенно не дворцовое угощение. Йэг повеселел окончательно. Нет, определенно стоило сюда заехать! А он им потом просто так заслон на побережье поставит, месяца на четыре — зимние шторма не будут беспокоить. Надо же отблагодарить за гостеприимство, в конце концов.

О, еще блюда! Он же без свиты, зачем так обильно-то... тут же пол-роты накормить можно до отвала.

"А вот и рыбка..." — мысленно хмыкнул он, заметив тарель с возлежавшим на ней здоровенным карпом. Запах от тарели шел умопомрачительный, и Айдесс очень быстро понял, кто над этой рыбкой поработал.

"Мастерица Холлэ! Нигде я такой рыбки не встречал, только ты умеешь так с ней обращаться... я даже и не знаю, как!"

Вспомнил, как признался ей на приеме в страсти к рыбе ее приготовления и недостойных уловках, к которым когда-то прибегал, дабы получить вожделенный кусочек, и покраснел. Ну не идиот ли? Нашел, чем девушку развлечь... а еще принц...

Впрочем, даже былая неловкость не помешала ему коварно напасть на карпа и отщипнуть от него кусочек.

— Госпожа Адаис, — почти промурлыкал Йэг, довольный, как дорвавшийся до мяса кот. — Сие божественное кушанье приготовлено Вами?

— Нет, Ваше высочество, это наша Холлэ. У нее получается лучше, чем у меня! Что-то она добавляет во время копчения...

— Представляю, сколько сердец ею уже разбито вдребезги, — улыбнулся он. — При такой красоте еще и это... волшебство!

— Очень рада, что вам нравится! Холлэ было бы приятно... А насчет сердец — достоверно мне ничего неизвестно. Вот соседи наши — те любят заезжать на угощение! — рассмеялась герцогиня и ловко своею рукой положила Йэгу ещё рыбы.

А ее муж, с завидной скоростью уничтожающий по очереди оленину, соленые грибы и пресловутого карпа вкупе с картошкой (что совершенно не сказывалось на его фигуре) согласно кивнул и добавил, что вот может быть, теперь... Его высочество... будет заезжать немного почаще... и что вот сейчас не сезон, а вот весной — какая в Линдари рыбалка!

— Вы меня искушаете, Ваша Светлость, — усмехнулся Йэг. — К тому же из меня рыбак не очень, разве что лодочкой порулить пустите. В любом случае, благодарю за приглашение. Буду рад навестить еще и весной.

— Порулить — это в очередь с Холлэ! — улыбнулся ее отец с плохо скрытой гордостью. — Любит она это дело. И грести умеет даже... только вот кто ж ей даст теперь, баловство это!

— Почему? — немного удивился Айдесс, дотягиваясь до настойки. — То есть, это, разумеется, не мое дело, но... ей нездоровится? Может быть, попробовать обратиться к гезонгским целителям? У меня там есть знакомые, и, думаю, мне не откажут в подобной просьбе...

"Хотя, может, она просто в тягости... тогда, конечно, нельзя... А я тут лезу... с целителями своими... то есть гезонгскими..."

— Она здорова! — отозвался герцог. — Вон, своевольничает... Уехала на остров Голый, на шлюпке. Там старая Мирри заболела, няня ее...

— Оо, вот как... Ну... я рад, что она в здравии. Надеюсь, она скоро вернется, и я смогу засвидетельствовать ей свою благодарность и восхищение.

Настойка разлилась по сомлевшему телу горячей расслабляющей волной, и Йэг вдруг понял, что... все. Он, что называется, готов. Подперев рукой ставшую вдруг очень тяжелой голову в попытке скрыть от собеседников свою усталость, он позволил себе на мгновение помечтать о льняной простыне и тяжелом одеяле. И можно даже без подушки.

— Да, конечно! — вступила герцогиня. — Признаться, я ждала Холлэ уже сегодня... Но, думаю, завтра она точно должна приехать.

"Задержалась... Ну ничего. Всякое бывает. Если она отправилась к своей няньке сама, значит, неравнодушна к старушке. А раз так, то и задержка понятна — мало ли, о чем двум любящим друг дружку женщинам найдется поболтать... Как раз, может быть, завтра я буду более приличным собеседником. А то гость называется... приехал, все сожрал и спать завалился. Налетчик какой-то... Правда, я с приглашением..."

С такими мыслями Йэг и отправился спать. Он шел за служанкой, любуясь ладной девичьей фигурой, загадочно обрисованной свечным сиянием. Шел, еле-еле поднимая ноги над ступеньками, — и наслаждался собственным предвкушением. Вот он сейчас сядет на постель, потрогает ладонями белье, потом заберется под одеяло и закутается хорошенько, чтобы побыстрее стало тепло. Он всегда так делал, если не считать тех месяцев, что он провел в Гезонге (там в этом просто не было необходимости). А после того, как согреется, он вытянет ноги. И уснет. И мысль об одиночестве в постели на этот раз его почему-то не особенно беспокоила. Сказать по правде, она вообще не пришла ему в голову — впервые за последние несколько недель.

Дах Фёрэ сел на кровать, даже не сняв штанов — так не терпелось ему поскорее ощутить близость сна. А в следующее мгновение спать ему резко расхотелось. Он подскочил к окну, разом забыв, что в гостях, а не дома, распахнул его и, теряя драгоценное накопленное тепло, чуть не по пояс выпростался наружу.

А там... там выл ветер. В этом вое звучало отнюдь не привычное яростное веселье. Гнев и бешенство, и даже какая-то сердитая обида слышались в воздухе столь явственно, что догадаться о происходящем не составило кёорфюрсту никакого труда.

Мага проморгали. Маленького (пока еще) мага воздуха, бестолкового и очень гордого своим открытием. Ну как же — он может приказывать ветру! То, что на самом-то деле совсем даже не может, он еще не понял. Еще чуть-чуть, и голос ветра станет злым, и тогда...

"Мальчишке конец!" — лихорадочно думал Йэг, вихрем слетая по лестнице, которую только что с таким трудом преодолел. — "Кровавое пятно! Месиво! Черт бы побрал засранца! Ну почему? Почему ты — не девка, неведомый мажонок?!"

Девушки, как правило, таких ошибок не совершали, это — чистейший мальчишеский провал. У девчонок другие какие-то трудности, он не знал, какие именно.

Принц задыхался, больше от волнения, нежели от усталости, сорванной с него ужасом, словно небрежно закрепленный плащ. Объяснять встревоженным хозяевам обстоятельства он не стал — вдруг еще есть шанс успеть и спасти этого обормота?! Негоже время тратить, потом объяснит...

Эпицентр волшбы он определил очень быстро. Не очень далеко. Даже, пожалуй, совсем близко! И коня не надо! Удача, однако! Вон там, в замке! Да вон же он, этот паршивец, маг этот недоделанный! Гордится стоит!

Страх окрылял. Йэг взлетел на стену — словно и не было вокруг буйствующей стихии! — к наслаждающемуся бурей ребенку и... со всего размаху закатил тому затрещину. Всю свою злость в удар вложил, как еще не покалечил... Потом дождался, пока тот очухается, осторожно перехватил грубую нить управления ("Всего одну!!! Пастушка, как этот идиот мелкий вообще хотел управлять ветром?!") и еще более осторожно отпустил ветер на свободу. Теперь стихия решит, что это он, Айдесс Дах Фёрэ вместе с этим недорослем сейчас пытался привести ее к повиновению. Чем это ему вскорости аукнется, он предпочел не думать. Сейчас — не важно. Важен вот этот испуганный ребенок, который сейчас чуть было сам себя не убил. А о том, что вот этот вот первый самый раз настоящего "прикосновения стихии" может навсегда убить его будущее как мага (даже если бы жив остался), мальчишка и вообще не знал. Ну что ж... когда-то Йэг испытал все это на себе. Его самонадеянность в детстве тоже могла стоить ему жизни. Или будущего. Все прошло, но... он помнит. И знает, как надо сейчас поступить. Вряд ли, конечно, парень скажет ему спасибо. Но... ветер уже разозлился, значит, времени уже нет.

— Буре приказывать захотел?! — рыкнул Йэг, вздергивая парня на ноги. Ветер немного стих, словно прислушиваясь. — Сопляк! Себе сначала приказывать научись! Стихия слабых в лепешку раскатывает!

И Айдесс ударил снова. И еще раз. И еще. Он никогда никого не избивал. И ему стоило сейчас очень больших усилий не сорваться ни в сторону отчаянного плача ("Не хочу!!! Я не хочу этого делать!!!"), ни в сторону проснувшегося внутреннего зверя ("Рррразорвать! В кррровь!!")

Когда мальчишка потерял сознание от боли, Йэг с трудом остановил свою руку, готовую бить дальше. Дело было сделано, и оставалось лишь надеяться, что... что мальчик не рехнулся от происходящего... что ветры теперь не станут мстить незадачливому магу... что стихия забудет о неудачной попытке подчинить ее... что призванный мальчишкой ветер никого не убьет в этот раз. Потому что буря разыгралась не на шутку, и пострадать могли многие. А усмирить ее он бы сейчас не смог.

Когда мальчишка потерял сознание от боли, Йэг с трудом остановил свою руку, готовую бить дальше. Дело было сделано, и оставалось лишь надеяться, что... что мальчик не рехнулся от происходящего... что ветры теперь не станут мстить незадачливому магу... что стихия забудет о неудачной попытке подчинить ее... что призванный мальчишкой ветер никого не убьет в этот раз. Потому что буря разыгралась не на шутку, и пострадать могли многие. А усмирить ее он бы сейчас не смог.

В следующее мгновение он вдруг услышал рыдающий всхлип, что-то метнулось перед его глазами неясным пятном, и вот уже герцогиня Линдергрэд прижимает к себе измочаленного паренька, с ужасом и ненавистью глядя снизу вверх на кёорфюрста.

— Вы хуже зверя, Ваше Высочество! — крикнула она, стараясь перекрыть голосом вой ветра.

Презрение и горестное непонимание плескались в ее прекрасных очах, и он вдруг подумал, что ее глаза очень похожи на глаза Холлэ. И Холлэ тоже будет так на него смотреть. Потому что она вернется, и мать ей все расскажет, конечно же. Она ведь видела эту... экзекуцию. И, разумеется, ничего не поняла.

И неожиданно в голове вспыхнула молнией короткая мысль: "Холлэ!!! А вдруг она сейчас в море?!"

И он, вместо того, чтобы попытаться объяснить свое поведение, бросился назад, к герцогскому дому. Там очень быстро выяснил у ошарашенных слуг, где находится остров Голый и на чем можно до него добраться.

Драгоценные минуты утекали, как вода из дырявой лохани — ему всё-таки нужно было как-то переодеться, найти лодку и весла, взять самое необходимое... Скорей!

Скоро он уже отчаливал на тяжеловатом для одного ботике. Провожать его было некому. Да никто и не стремился, если уж честно...

Единственное, что было удачей в эту злосчастную ночь — несмотря на непогоду, упрямо светила луна. Так было плыть всё же удобней. Ну и ещё — как-то легче было верить, что всё обойдется.

Странно, он не брал с собою столько тряпья... что там за куча под кормовым сиденьем?

Йэг всмотрелся — но было всё же темно. Хотя какая разница! И когда он уже выбрал себе точку на берегу, чтобы придерживаться нужного направления, куча тряпья зашевелилась, издав стонущий вздох.

— Вылезай, — резко приказал он. — Выбирайся оттуда! Не бойся. Сейчас я вернусь к берегу и высажу тебя.

— Ни за что! — зло ответила куча и кое-как распрямилась, оказавшись малолетним недо-магом. — Я тогда сам поплыву!

Йэг последний раз был столь близок к убийству, когда вю Шеннерт поведал ему о своей помолвке с мони Заргель. Сейчас только оторопь не дала ему снова поднять руку на этого... этого...

— Твою ж мать, — выдохнул кёорфюрст. — Только этого мне и не хватало для полного счастья... Какого черта ты тут делаешь?

— Плыву, — достаточно логично огрызнулось это недоразумение.

— Куда?

— Туда же, куда и ты. Судя по направлению — на Голый... тут вроде бы больше и некуда.

— Так... Ладно. Ты решил подразнить свою судьбу — бывает. Почему-то за мой счет... но тоже ладно. Значит, будешь штурманом — должен же от тебя хоть какой-то прок быть. И последнее... Как твое имя, деточка?

Последнее слово Йэг выцедил сквозь зубы настолько презрительно, что даже самому кисло стало.

— Я не деточка, — ожидаемо возразил мальчишка, — мне уже тринадцать! И с кормовиком я обращаться умею, между прочим, — сказал он, доставая кормовое весло и опуская его в воду под нужным углом. — А зовут меня Тёрнед. А тебя?

Принц вздохнул. Вот и спасай потом таких вот... А они потом огрызаются, и им тринадцать. Аж!

— Зови меня Йэгге... и правь к Голому, я попробую уговорить ветер...

— А я... смогу тебе хоть как-то помочь? — хмуро, не сразу проговорил парнишка. Он долго молчал, прежде чем произнести эту короткую фразу.

Йэг ощерился чуть ли не по-волчьи.

— Я же назначил тебя штурманом. Или ты насчет ветра? Так тебе сейчас надо незаметнее комара быть... для него.

— А если... — не унимался Тёрнед, — может быть... мне ему... свою кровь подарить... задобрить...

Йэг с неожиданным интересом уставился на мальчишку.

— Ты что, дурак? — безо всякой злости спросил он. — Кровь ему... Задобрил я его уже. Кровью твоей. Если ты еще доброй волей хлебнуть ему дашь, он ее из тебя всю высосет. На радостях.

И неожиданно добавил:

— Вообще так делают, и довольно часто. Возможно, что и мне придется, хотя обычно я обходился своими силами. Но тебе... тебе нельзя. И так внимание ненужное привлек. Мал ты еще, мальчик. Не годами мал, а... умением. Готовностью своей. Ты думаешь, он на тебя рассердился за попытку обуздать? Нет. Оскорбился он просто, обиделся, что с такими силами ты полез туда, куда не следует. Тебя почему в обучение не отдали, маг ты бестолковый?

— Потому что... "деточка", — передразнил кого-то мажонок. — Потом да потом... Только книги и разрешали...

— Ничего. Живы останемся, будет тебе учитель. Ты правь давай крепче... "деточка", — Йэг саркастически ухмыльнулся и сел на банку. Усталость снова начала давать о себе знать.

Мальчишка нахмурился и вправду ухватил весло так, словно у него его отбирали. Выпрямился и невольно поежился. Но не охнул и не застонал, хотя мог, наверное... А потом невыразительно и глухо произнес:

— Лет пятьдесят назад ураган был... На Голом прошел. Вот с тех пор там деревьев почитай и нет... так, мелочь.

— Жаль, что ты не вспомнил этот ураган, когда решил развлечься с ветром на замковой стене, — бесстрастно ответил Йэг. Парус он решил не ставить, и так обойдется... Принц нагнулся, раскинув руки в стороны и ухватившись за борта лодки.

"Ветер мой! Дыхание Земли нашей! Радость и веселие морское! Я — твой, Ветер! Я твой..."

В носу стало мокро, и капля крови неохотно шлепнулась на дно их ботика. В кончиках пальцев словно застряли снежинки и теперь усиленно кололись острыми и холодными кончиками. Ветер завыл в ушах, срывая второпях натянутую шапку и швыряя ее в море...

Йэгге прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Мальчишки больше не существовало рядом. И в то же время Йэг как-то помнил о нем, бесстрастно удерживая в голове знание об имеющемся в лодке неопытном штурмане. Как неизвестную величину в уравнении...

Аккуратно, как на экзамене, принц поставил над лодкой призрачный парус, накрепко связал его с лодкой в единое целое и, почти не дыша, произнес формулу овеществления. Пару минут спустя над лодкой замерцала радужная дымка — словно тончайшая паутина, в которой вместо бабочек запуталась звездная пыль. Такой парус он мог держать часа три. Так... Теперь — приглашение.

— Иди сюда, мой хороший! Смотри, какая штука вышла тут у нас... Смотри, ведь красиво получилось, правда? Как бриллиантовая сеточка. Я тебе ее подарю. Но попозже. Сначала ее надо оживить. Ты помнишь, как?

Ветер согласно вздохнул, ткнулся в парус, заставляя его выгнуться и вспыхнуть искрами. Рядом кто-то тихо охнул... штурман, наверное... Только молчи, мальчик! Только не вмешивайся!

— Ты — умница! Хороший ветер! Славный мой! Я — твой друг, помнишь меня? Побудешь со мной? А я сделаю тебе еще пару звездочек потом... Хорошо?

У каждого свой стиль общения со стихией. У Йэгге — вот такой. Как с малышом, своевольным, немного бестолковым, но легко отзывающимся как на ласку, так и на строгость. И падким на подарки, к слову, как бы ни было это странно. Что может предложить человек — Ветру?! Практически ничего. Но Айдесс иногда делал что-то подобное. И всегда отдавал Ветру, если тому нравилось. Даже просто так иной раз, не прося и не ожидая взамен ничего. Доверие и радость. А сейчас просил и ожидал. И Ветер отозвался, легко, играючи потащил ботик туда, к острову.

Айдесс совершенно неаристократично шмыгнул носом. Тщетно. Все равно капает. Тогда он запрокинул голову — а то эдак лодку кровью зальет. Ботик резво прыгал по волнам, его юный штурман — молчалив и тих... Все сложности впереди, в общем-то. Вон там, где разгулялась магическая пурга, где ветер, обиженный мальчишкой, яростно бросался на островок, засыпая его мелкой снежной крошкой — там вот будет тяжело.

Погружение в бурю, в шторм трудно пропустить. Как бы ты не отстранялся, как бы не пытался отгородиться — нет, не заметить такое очень сложно.

Дыхание перехватывает, уши закладывает от рева — это воздух с грохотом крутится вокруг тебя и падает, падает... Падает он в море, и от этого еще шумнее. Море отмахивается от неба волнами, швыряется вслепую ошалелой от такой круговерти рыбой, той, что не успела уйти на глубину... В глазах твоих мельтешение, и кровь, шедшая из носа, кажется, с удовольствием бы спряталась уже обратно, но кто ж ей даст... От ужаса и вопля спасает дело, но это если знать об этом твердо и твердо же применять. Впрочем, мальчишка держится весьма неплохо, надо признать. То есть ужас в глаза плещется, но руки за кормовик держатся твердо. Вот и славно.

Если бы кто-то посмотрел со стороны, то удивился бы, как сквозь этот мокрый и холодный кошмар магической свистопляски может так ровно и прямо (как по лучу) двигаться столь легкая посудина. Но Йэг со стороны не смотрел, а изнутри ему казалось, что бедный ботик с пассажирами швыряет из стороны в сторону совершенно хаотично. Если бы он не знал твердо, что дружок-ветерок толкает их к острову по прямой, он бы уже пришел в отчаяние, наверное... Потом они вошли в Средостение. По сравнению с тем, что они только что преодолели, здесь царила практически тишина. В этом магически созданный вихрь мало чем отличался от своих природных собратьев. Ветер, приглашенный Айдессом, временно удрал поиграть куда-то за облака, а Йэг, получив вынужденную передышку, посмотрел на Тёрнеда. Парнишка сидел у кормовика, встрепанный, замерзший, с остановившимся взглядом...

— Ты совсем промок, Тёрнед, — выстуженным от усталости и напряжения голосом произнес он. — Закутайся в парус, а то замерзнешь совсем.

— Мне не холодно! — ответил мальчишка не сразу. Голос у него, правда, был какой-то хриплый, но были заметны старания сделать его твердым. Тем более тихого ответа Йэг и не услышал бы, наверное.

— Правда, не холодно... я не обманываю. Да и... не хочу я двигаться. Посижу... — добавил Тёрнед.

Айдесс покачала головой. Заболеет ведь... или нет? но болезнь парня в его планы не входила... Черт, в его планы и сам парень не входил! Он ведь всего лишь хотел хорошо выспаться! Как столь незамысловатое намерение смогло вылиться в такое... такое... ?!

Кстати, а ему самому не нужно ли замотаться в парус? Йэг прислушался к себе и понял, что нужно. И еще как. он и впрямь стал замерзать. А ведь раньше такой вот заплыв, пусть даже и в бурю, ничего бы ему не сделал...

Не успел он замотаться в парусину. Ничего не успел. Его Ветер вернулся и с размаху ударился в парус, ботик скакнул вперед норовистой лошадкой, отчего мальчишка чуть не рухнул в воду.

— Держись! — хрипло, чуть не срывая голос, заорал Йэг. — Держись крепче! Держи направление!!!

И чуть погодя добавил упрямо:

— Прорвемся, парень! Прорвемся...

— Я знаю! — почти зло крикнул парень. — Я смогу... я уже был...

Где он был, Йэг не понял. Но парень уцепился за своё весло всерьез, уперся ногами в шпангоут и, кажется, вываливаться из лодки не собирался.

Остров неумолимо приближался. При этом Айдесс его не видел совершенно, только чувствовал, как меняется рельеф дна, как приближаются скалы и меняется голос воды за бортом...

— Тёрнед! — крикнул он, зная, что юный штурман его услышит. — Здесь есть где причалить?!

— Есть... в стороне... Там залив маленький... надо бы туда! — не очень уверенно ответил парнишка.

— Правь туда!!! Правь, я придержу ветер!

— Я... попытаюсь...

Тернед покрепче ухватился за борт, наваливаясь на кормовик не только рукой, но и плечом и боком. На мгновение Айдессу послышался стон... или просто резкий выдох... но дальше мальчишка не издавал ни звука.

А даже если и издал...

Залив действительно обнаружился, и даже почти там, куда парень и указывал. Только вот попасть в него... хм...

В последствии Йэг совершенно искренне считал, что это был самый виртуозный его маневр на море — из всех, которые он когда-либо исполнял с помощью магии. Правда, получилось только с третьего раза — в первые два ботик едва не разнесло. И даже не об скалы, а о водяную стену, поднятую враждебной бурей. Но в третий раз он все-таки проскользнул. И тут же был атакован здоровенным куском скалы, который разъяренный воздух швырнул прямо в ботик. Чудом увернувшись, Йэг повел лодку к берегу. Куртка не спасала — он был мокрый уже насквозь, мальчишка, по-видимому, тоже. Ничего. Сейчас они заберут Холлэ и ее няню, отвезут на материк, и там... Нет. Там ему сейчас ничего не светит. Он же злодей. Избил ребенка, еще и в море уволок, мерзавец! То есть приют ему предоставят, конечно, но... А, да пошло оно все! Как получится, так и получится. Пусть вон этот паршивец сам объясняет, как он в лодке очутился. И про магию свою недоделанную пусть расскажет... Это ведь из-за него Холлэ сейчас подвергается опасности!

Его Ветер был недоволен. Айдесс непростительно задумался и стал меньше внимания уделять стихии. Йэг быстро исправился и вклинил ботик между двумя здоровенными валами, удачно миновав зарождавшийся смерчик...

Еще спустя пару вдохов он схватил весла, быстрым движением вставил их в уключины, молясь про себя, чтобы вышло сразу, и... в то же мгновение Ветер его исчез. Вокруг ревела крайне рассерженная, взбешенная стихия, которую он мог обмануть, обойти, не пустить... но обуздать которую здесь и сейчас, в таком состоянии, в каком он был, он не мог.

Весла выскальзывали из рук, словно их смазали салом. Йэгге знал, что это, конечно, не так — просто проклятая слабость не позволяла уже достаточно крепко держать весло в руках. Несчастный ялик он швартовал невыносимо долго и только потом подумал, сколь смешон должен был быть в глазах мальчишки — взрослый дядька, не могущий привязать лодку... Стыдоба...

А ведь здесь, в бухточке, было почти тихо. Да, ветер выл и исступленно рвал с них одежду (точнее, ее остатки), но по крайней мере не валил с ног.

"Надо собраться с силами... Надо увезти отсюда Холлэ и ее старушку, и мальчишку этого, чтоб его..."

Только сейчас осознав, что на обратный путь сил осталось маловато, Айдесс мрачно хмыкнул. И вспомнил герцога вю Шеннерта. Все то, что о нем рассказывали. Человек-легенда... и совершенно не маг ведь! А насовершал куда больше, чем маг Йэгге...

"Он достоин Той женщины. А я? Если я сейчас сдамся... если не смогу помочь... То все тогда совершенно правильно. Разве только плохо, что она сама мне не отказала тогда. Для пущей убедительности. Что ж... попробуем посмотреть, чего мы стоим... и сколь далека наша цена от сейна Элиана...!"

Йэг вздохнул, подавился обжигающе холодным воздухом и повернулся к дрожащему на ветру мальчишке.

— Где они могут быть, Тёрнед? Где госпожа Холлэ? Куда тут дальше идти, ты знаешь?

— Вот туда... — мальчик протянул руку, сначала не очень уверенно, а потом замахал обеими:

— Я вижу! Туда, точно! Я помню! Там свет!

Айдесс болезненно сощурился, вглядываясь во мглу. Свет? Свет... да... Кажется, действительно есть. И это хорошо.

— Пойдем. Держись за меня, чтобы не потеряться. Сейчас мы их заберем и спустимся назад...

— А ты думаешь, — промолвил Тёрнед не сразу, — мы сейчас... должны плыть обратно?

В его немного дрожащем голосе звучало неприкрытое желание никуда больше не ехать. Вообще. А дойти до манящего светлячка в чьем-то окне, забиться в тепло...

Ах, до чего родное желание! Знакомое такое! Свет и тепло. Или даже просто тепло... не помешало бы сейчас...

— А ты хотел бы принести себя в жертву собственному урагану? — ядовито спросил Йэг, упрямо гоня прочь манящий соблазн остаться там, наверху... где свет... — Так я вынужден тебя разочаровать, толку с этой жертвы — никакого! Разве что место в лодке освободится...

— А почему в жертву? — пробурчал парень, впрочем, продолжавший идти рядом.

— Если мы не уйдем с острова как можно быстрее, то кончится все для нас весьма печально, — очень серьезно пояснил Айдесс. — Я-то, может быть, и выживу, а вот насчет тебя сомневаюсь. Поэтому я так и выразился. Оставаться на острове сейчас — самоубийство.

— А как же... все? Тут люди...

Мажонку не хотелось верить, что из-за него могут пострадать все те, кто имел несчастье тут поселиться.

Айдесс резко остановился и повернулся лицом к Тёрнеду — так было легче разговаривать.

— Ты сказал — люди? Сколько их... сколько тут людей?! Кроме госпожи Холлэ и ее няни? Отвечай!

— Я не знаю, — растерялся парень, — кто уехал... Летом здесь...человек двадцать, наверное... или тридцать... А сейчас человек десять. Я не знаю!

В его голосе наконец-то послышались слезы.

— Десять... Десять человек. А вывезти мы сможем только троих, максимум четверых... — устало выдохнул Йэг. — Ладно, пойдем. Не падай духом, парень, что-нибудь придумаем. Люди мы или кто?

— А что... неужели они все могут... но почему? — упрямо допытывался парнишка, ковыляя по берегу.

— Эта штука, — Йэг непочтительно ткнул пальцем в шторм, — к утру схлопнется. Это тебе не Огонь — тот, пока все не пожрет, не успокоится. А Ветры непостоянны и даже гневаться долго не умеют. Но к утру остров станет не просто Голым. Он станет Лысым. Если бы тут были пещеры... есть тут пещеры, а? хотя это тоже не лучший вариант... завалит еще... да и до пещер еще добраться же надо как-то...

— Нету тут пещер, — угрюмо произнес подросток. — Я бы знал. Скажи... — добавил он не сразу, как будто слова с трудом выталкивались у него изо рта, — а если... отдать ветру мою кровь... это не поможет?

— Ты уже спрашивал, — напомнил Айдесс. — Нет, не поможет. Ты просто умрешь, и все. А это не то, что... это не то, к чему следует стремиться. Если бы ты был уже магом... тогда да. Тогда кровь могла бы сработать. Контроль процесса, умение управлять потоками... всего этого у тебя нет. Зато это есть у меня, так что... я и займусь.

"Лишь бы сил хватило. Ну, поваляюсь потом дольше обычного, что ж делать..."

Мысль о том, что валяться придется уже трупу, Йэгге уверенно отогнал от себя подальше. Не дал просочиться внутрь — такие мысли слишком быстро подавляют волю...

Он помолчал и вдруг сказал, хотя меньше всего был расположен сейчас к заботе о душевном равновесии мальчишки.

— Вообще-то то, что ты рядом с ураганом, в каком-то смысле даже хорошо. Он чует тебя и свивается поближе... Так что мы можем быть уверены, что буря эта не раскинулась на сотни верст вокруг и не треплет нашу Вторую эскадру.

"А то, что сила ветра тоже напрямую зависит от твоей близости, я тебе не скажу. Вредно это для тебя. Вон уже... кровью разбрасываться собираешься. Конечно, ты виноват, но... наказание уже свершилось. И дальше мучить тебя я не хочу..."

— И я не могу даже никак помочь? — спросил парень. — Ты не можешь меня научить? Или показать...

— Разрешаю стоять рядом и смотреть, — чуть усмехнулся Айдесс, забираясь на каменный уступ и втаскивая туда же Тёрнеда. — Может, и научишься чему-нибудь. А что касается помощи... да, можешь. Ты будешь стоять рядом, мальчик. И не бояться. Этого будет достаточно. Ты как, сможешь стоять и не бояться?

— Не бояться? — усмехнулся мальчик как-то очень по-взрослому. — Здесь, на острове... сейчас... да, кажется я смогу. Я не боюсь за себя... почему-то, — тихо проговорил он. — Но я не хочу, чтобы ты... отдавал кровь из-за меня.

— Почему? — недоуменно спросил Йэг. — Это же только кровь, не жизнь же... Между прочим, я тебя избил не так давно... Как всякий избитый ты бы не должен был так трепетно относиться к моей крови.

— Я вспомнил, — ответил Тёрнед не сразу. — Мне говорили... Ты ведь не просто так меня бил. Ты хотел показать ветру, что наказываешь меня. А то... могло быть хуже, да?

— Могло, — пропыхтел кёорфюрст, одолев очередной валун. Сверху слышался противный свист, видимо, очень узкая щель и очень сильный поток воздуха... Да уж, конечно, он сильный! Вон там, за следующим камушком, поговорить уже не получится. И сейчас-то это было не очень удобно... — Вот нет чтобы вспомнить об этом раньше... как бы мне сейчас хорошо спалось!

— Ты можешь побить меня ещё раз, — уныло предложил виновник бури.

— Как будто это что-то изменит... Все, молчи. А то снега наглотаешься...

Они поднялись на плато, и ветер тут же постарался затолкать в них как можно больше снега. За шиворот, в уши, в рот и в нос, в отвороты сапог и в рукава... Вился он и впрямь больше возле мальчишки, чем рядом с Айдессом. Хотя вряд ли парень это заметил... Вот новый порыв, куда сильнее предыдущего, сбил Тёнреда с ног и поволок обратно к краю. Йэг схватил парня за плечо, швырнул вперед, сам скакнул следом, чуть не упав... Вздернув мальчишку на ноги и с трудом отплевавшись от очередной пригоршни мокрого снега, он рыкнул:

— Вперед! На свет! Шевелись же!

— Аа... ааю... — простонал парень — звуки срывало с губ и уносило вдаль, перекрутив и разорвав их по дороге. Кажется, "я стараюсь..."

Минуту спустя Йэг понял, что если он сейчас же ничего не предпримет, то до света они просто не доберутся. Прослойка из ледяной крошки... сформировать "киль" из нее и обернуть его воздухом... И так... да, так можно двигаться. Медленно, конечно.

Тёнред вскрикнул — мимо них с воем прогромыхало что-то темное, показавшееся Айдессу крышей. Значит, уже и крыши срывать начало... Вот черт! Крыша (если это была она) с грохотом разбилась о темное (видимо, хозяйственное) строение, обдав все вокруг осколками черепицы.

Под защитой "ледяного киля" они худо-бедно, но смогли добраться до дома, столь призывно светившего им щелями между старыми ставнями. Йэгге, почти зажав уставшего и обессилевшего ребенка под мышкой, побухал кулаком в дверь. Подумал и на всякий случай позвал:

— Есть кто живой там? Госпожа Холлэ, вы там?

В окружающем мире ничего не изменилось, только ветер взвыл еще ожесточеннее и свирепо швырнул в них целым снежным комом. Чертыхнувшись, Йэг поглубже запихал своего измученного штурмана в образовавшийся на крыльце сугроб и на ощупь, вдоль стены двинулся к ближайшему окну. Кричать в ставни он не стал, голос почти сел, а он ему еще будет нужен... Просто помолотил кулаками — вдруг все-таки услышат? Вдруг там есть кому его услышать? Иначе придется ломать дверь...

— Кто там?

Ему чудится или там действительно спросили? Йэг подождал, привалившись к стене... и опять, о радость:

— Кто тут? Есть здесь кто-нибудь?

— Есть... — шепотом, просто так, произнес он в ответ. Естественно, обитатели дома его не услышали, и тогда он еще пару раз грохнул кулаком в ставню.

Он добрался обратно до крыльца как раз в тот момент, когда Тёрнед вместе с сугробом ввалился в сени. И сам закрыл за собой дверь, потому что своим появлением совершенно выбил Холлэ из колеи. Бедная девушка стояла и смотрела на него, и он почему-то вместо того, чтобы толком объяснить происходящее, совершенно смутился и не смог поначалу ничего сказать вообще. Хорошо еще, няня у Холлэ оказалась очень сообразительной женщиной. И горячего дала, и молчание это мучительное разрушила. От горячего чая в животе потеплело и слегка заурчало, и вообще он начал оттаивать. Вон, целая лужа с волос и одежды натекла, как с морского котика... Хорошо еще, Олэ дала ему одеяло.

Девушка явно нервничала, но почему-то ему казалось, что совсем не из-за урагана. Скорее, это его визит причиной послужил... ну да, пришел тут, братика притащил избитого, сам весь всклокоченный, мокрый и в сосульках, и глупости всякие говорит, вон, в глазах ровно тень мелькнула... Напугал, поди... И еще еды потребовал, кёорфюрст, мать его... образец для подражания, хха! Видели бы его придворные... Видел бы его дядюшка!

За собственными переживаниями Йэгге чуть было не забыл, зачем он вообще сюда заявился, но тут буря решила напомнить о себе. Жалобно тренькнуло стекло, ставни глухо охнули, и стихия с ворчанием заглянула в окно. Йэг стремительно (куда только делась давящая усталость?) вскочил и, недолго думая, стряхнул заклинание. Старая еще почти детская заготовка. Слабенькая — потому что детская. Наивная, но выполненная на удивление добротно. Впрочем, с его наставником мэтром Лигго иначе и быть не могло. Под его присмотром добротно делалось вообще все. В общем, пригодилась поделочка. Делалась-то как раз для таких вот случаев — в помещениях, находящихся под напором ветра, применять самое оно. Жаль только, силы в этом заклинании маловато, надолго не хватит...

Похоже, эта демонстрация силы со стороны бури напугала Холлэ. Во всяком случае взгляд ее стал... да, именно испуганный. Йэг надеялся только, что это не он этот испуг вызвал. А потом... потом она спросила, чем может помочь... как будто того, что она уже сделала, было мало...

"Жди меня..."

Как, чем объяснить эти слова, сорвавшиеся с его языка? Он не знал. Он только подумал, что как было бы здорово, если вот такая женщина ждала его... где-нибудь... Но он не собирался, не хотел говорить этого вслух!!!

А она в ответ сказала... что же она сказала? Что-то такое... что-то...

Он смотрел на нее потрясенно и мысленно повторял, как последний идиот: "Не может быть... Не. Может. Быть. Она меня ждала? Она?! Нет... не может такого быть..."

Сокровище, упавшее в руки... Тепло неожиданно встреченного костра... Горячий эль после нескольких дней мерзлого одиночества... С чем еще можно сравнить такое?! Пайжарцы бы сравнили с глотком воды, подаренным в пустыне умирающему от жажды путнику... А Золотой герцог из Шеннерти — с ветром, наполнившим паруса в беспросветный штиль...

"Мне не повезло с одной женщиной... Но почему я решил, что она — единственная, о ком можно мечтать? Почему не увидел другую, ту, что много ближе и роднее? Вывод один, принц Йэгге, ты — круглый дурак!"

И он дал ей обет моряка. Может, он ей нужен, как рыбе седло, этот обет, может, она сама уже пожалела, что призналась... Не важно. Она будет ждать. А он будет к ней возвращаться. Вот это важно. Если, конечно, они выживут...

Он вздрогнул и поторопил Тёрнеда, одевавшегося слишком медленно. Вряд ли мальчишка жаждал выходить обратно в буйство стихии. Скорее всего, он с большим удовольствием остался бы тут, в тепле, с женщинами. Но... чувствуется стержень в парне, он все-таки хочет помочь разобраться с тем, что сам же и породил. Молодец. Из него выйдет хороший маг — если, опять же, останется в живых.

Все. Пора. Медлить дальше нельзя, просто преступно. Может быть, он уже стал виной гибели людей — из-за того, что потерял время...

И Йэгге, уже не думая о том, следует ли мальчишка за ним или нет, бросился во двор. Чтобы тут же задохнуться ветром и снегом, и рухнуть на колени, чтобы не снесло к скалам. К скалам ему не нужно совершенно, ему и тут...

Плюнув на внешний вид — кого он тут волнует вообще, внешний вид кёорфюрста? — Йэг пополз на четвереньках к относительно открытому месту и подальше от зданий. Как бы еще не ошибиться с этим местом... а то зашибет какой-нибудь сарай... Хотя... черт с ним, с сараем... Лишь бы не пострадал никто...

Решив, что вот этот сугроб ничем не хуже остальных, Айдесс медленно встал, зачем-то отряхнулся и нащупал рядом Тёрнеда. Тот точно так же полз за ним и сейчас очумело мотал головой, потеряв ориентацию в пространстве.

Теперь они стояли рядом. Йэг отвернулся от парня, моментально забыв о нем. Тряхнул головой и вытянул руки вперед, с силой сжав кулаки на... снежинках. Секунду спустя вверх и вниз из его сжатых пальцев стали расти две ледяные жерди. Росли они очень быстро и уже через пару минут достигли длиной его роста. Он тяжело, с надрывом ххекнул и вонзил обе жерди в снег. Ветер взвыл в предвкушении, бросился к принцу — и с размаху налетел на блестящие палки. Айдесс закусил губу, слизнул кровь, снова потекшую из носа. В руках поселилась боль. Он делал так однажды, давно... года четыре назад. Тогда в его распоряжении была вся его сила, он был сытым и выспавшимся, и за его плечами стоял наставник, который мог вмешаться в любую минуту. Сейчас... все было иначе. Совсем иначе.

Пальцы, казалось, сломаются сейчас, как сосульки. В ушах звенит, и барабанные перепонки наверняка лопнут к тому моменту, как он закончит. А на ледяных палках, которые он держал, свился гигантским змеем магический ураган. Хорошо, что Тёрнед рядом — его ветер чует мальчишку и сам тянется сейчас к нему, не приходится прикладывать для этого дополнительных усилий. Стихия стягивается сюда вся — и это значит, что не рушатся сейчас камни в остальных частях острова, и люди не гибнут нигде по вине урагана. Он весь здесь, этот ветер. И нужно просто продержаться... удержать на палках эту бурю, пока не утихнет она сама по себе...

Йэг стоял и держал. Жерди дрожали все сильнее, рвались из окоченевших пальцев, глубже и глубже уходя вниз, в снег, в землю, в камни... Истаивали под бушующим воздухом и становились короче и короче... Когда от жердей остались одни огрызки, и упирать их в землю стало бессмысленно, Йэг собрался с духом и очень мягко, почти нежно произнес:

— Успокойся. Вот тебе кровь Йэгге Айдесса, и именем моим прошу тебя — уймись.

Ему не было нужды вскрывать себе вены или рвать запястья зубами — ветер и сам все прекрасно сделал. Руки его, державшие огрызки от ледяных палок, были истерзаны, и кровь с ошметками кожи разлеталась во все стороны уже минуты три как...

"Эдак он мне до костей все обметет", — отрешенно подумалось Айдессу.

А в следующий миг все вдруг стихло. Ураган исчез, словно его и не было вовсе, только остаточный ветерок ласково и чуть виновато погладил принца по щеке. И — все.

Йэг моргнул и зачем-то прохрипел вслух:

— Получилось, однако... Надо же!

Мир закружился в глазах, мелькнуло бледное лицо юного штурмана, потом в затылке взорвалась боль — это он с размаху соприкоснулся с камнем... Сознания, однако, Йэгге не потерял, просто двигаться уже не получалось и думать тоже не очень.

Холлэ Линдергрэд. Голый Остров

Я сидела у постели моей старой доброй Миррэ. Нянюшка то и дело старалась улыбнуться, и чем чаще она старалась, тем больше екало сердце: она как будто заранее утешала меня перед неизбежным... И в улыбке мне чудилась глубоко запрятанная спокойная, мудрая печаль. Но я не желала ее видеть, и старалась лечить, и поить, и кормить, и даже рассказывать какую-нибудь ерунду — только бы эта улыбка из ласковой и почти страдальческой сделалась веселой. Ну хоть немножко!

Мне удалось... не сразу. Боль в ее сердце отступила, дыхание и сон стали спокойнее. Мне уже пора было домой, но... а что меня там ждет, ради чего мне торопиться?

Вот именно. Ничего срочного и ничего такого, чтобы стоило покидать милую мою Миррэ. Тем более сегодня она, хвала Доброй Матери, совсем хорошо спала. И — о радость! — в голосе ее появились ворчливые нотки. Совсем как когда-то.

Она уже не хотела лечиться, она прогоняла меня обратно в Линдари, в замок, она считала, что я и так слишком долго тут загостилась.

Ну, быть может, и долго. Но ей следовало ещё пару дней попить трав, тех, что я привезла... а у меня совершенно не было уверенности, что Миррэ будет это делать. Наоборот, я почти уверена была, что все привезенные мною лекарства тут же будут уложены в шкафчик с мысленным напутствием "вот и хранитесь тут до тех пор, пока совсем худо не будет..." И даже если ей и вправду станет плохо, нянюшка не сочтет это достаточным основанием, чтобы трогать драгоценные капли, травы и настойки. Они же стоят здесь, чтобы смотреть да Олэ вспоминать! Вот так. А она переживет, ничего страшного, всякое бывало... Я почти слышу ее всегдашние объяснения. Так что побуду тут ещё...

Она задремала — тихим и легким, но спокойным сном. А я подошла к окну и стала смотреть ...

Свет из нашего окна освещал калину, что пышно разрослась возле дома. Кое -где ещё оставались ягоды... Кустов здесь было много. Миррэ любила цветы, а кроме того, сажала и любовно ухаживала за всеми возможными ягодами, которые только можно было вырастить. Это она меня научила варить варенье.

Ветка калины стукнула в окно, словно просясь в тепло и уют. Днем была хорошая, довольно теплая погода, напомнившая о недавней тихой осени, а вот сейчас на душе у меня стало тревожно — так на меня действовал ветер. Всегда.

То, над чем не властен, не может не тревожить... Хотя чего мне бояться? Дом крепок, крыша прочная, даже и ливень нам тут не страшен... А последний ураган проносился здесь давным-давно, кажется, ещё до рождения моих родителей.

Всё стихло, и в комнате слышалось лишь тихое посапывание Миррэ и потрескивание фитиля масляной лампы.

Но вдруг засвистел ветер, неприютная ветка опять стукнула в окно — да сильно так! А вслед за этим в толстое оконное стекло, специально привезенное мною для нянюшки и з столицы, кто-то словно швырнул горсть снежной крупы. Со всей силы швырнул. И тут я услышала вой ветра. Всё изменилось буквально за несколько мгновений.

— Олэ, девочка моя, что там? — тихо спросила Миррэ, открыв глаза.

— Ветер усилился, — ответила я. — Не знаю, с чего бы... И снег, кажется.

— Для зимних штормов рановато, — озабоченно пробормотала она. — Боюсь, как бы не занесло нас тут... Зря ты приехала, славная, не пропасть бы тебе тут со старухой...

— Ну как это зря! — возмутилась я. — Когда это я боялась ветра! Я так соскучилась по тебе, а ты говоришь — зря? А пропадать будем вместе. И вообще пропадать я не собираюсь. Дом крепкий, дрова есть... чего ещё надо?

Сказала я это... и в тот же момент поняла, что вру.

ЭТОГО ветра — я боялась. Мне очень не хотелось признаться себе в этом, но хотя магом я была слабым, магическую природу бури я чувствовала безошибочно!

Тоска и ком в горле, желание всхлипнуть, а ещё лучше — кинуть в окно, в стену что-нибудь тяжелое... Мерзкий ком под ложечкой, словно я съела что-то несвежее. Ветер — это была не моя стихия. Вот если бы земля или даже огонь...

Айдесс! Мой любимый, мечта моя далекая... Вот он бы заткнул этот ветер и эту пургу, словно нашкодившего мальчишку.

— Страшно-то как воет... ровно зло срывает, — задумчиво произнесла Миррэ. — Такого я на своем веку и не слыхала. Дай-кось я ставни проверю. На всякий случай.

И принялась медленно вставать, оперевшись на локоть.

— Нет! Подожди, — всполошилась я, — я сама проверю! Ты лежи пока...

И, надевая старый, но крепкий плащ, добавила строго:

— Ещё чего не хватало!

Сапоги тоже пришлось натянуть — под ногами вместо вчерашней инеистой травы была ледяная слякоть. Но самое главное творилось в небе!

Туча, приближающаяся к острову, казалась зловещей даже сейчас, ночью, и чем-то неуловимо отличалась от обычных дождевых и грозовых туч. Я бы не смогла сказать, чем именно, но...

Раздумывать было некогда — воздух был настолько напоен мокрым снегом, что в первое мгновение мне показалось, что мне в лицо швырнули — да с силой! — целую лопату этого снега. Снег сразу набился под плащ, сорвал капюшон, он был всюду — а ветер ещё только набирал силу.

Ничего. Не растаю же я, в самом деле...

Держась за перила крылечка, а потом за стену дома — так мне казалось надежней, как будто отпусти — и унесет, — я закрыла ставнями окна. Простое вроде бы дело — но дерево было холодным и скользким, ставни казались тяжелыми, как будто то были не ставни, а целые ворота! Я несколько раз прищемила пальцы, сломала пару ногтей и, когда поняла, что стала вся мокрая, до пояса, неожиданно успокоилась. А возможно, тому причиной была вышедшая из-за облака луна, которая равнодушно взирала на это безобразие.

Это само по себе было странно — лунный свет и снежные вихри, не дающие вздохнуть как следует, ледяные и колкие... Как будто они существовали отдельно — луна и эта буря.

Впрочем, что же это я! Конечно... Это же не настоящая буря. Ещё и поэтому мне не по себе, и сердце сжимается от какого-то нехорошего предчувствия...

Наконец последнее окно было закрыто, и я, ежась и начиная трястись от озноба, впала в сени, а затем в теплую комнату. Засов на двери я закрыла изнутри, будто буря могла начать ломиться в дом... так было спокойней.

Миррэ, пока я была на улице, уже встала и даже оделась. Хорошо, что я вернулась! Промедли я дольше, старушка пошла бы туда, в бурю...

— Быстро ты, Олэ, — одобрительно улыбнулась мне Мири. — Но, раз уж я встала, давай я хоть земляничного листа заварю, вроде осталось. Попьем с тобой горяченького-то...

— Нет-нет! Я сама! — воскликнула я. — Садись, я всё сделаю!

И не удержалась от упрека:

— И вот куда ты, спрашивается, собралась идти? На улицу? Неужели я бы не справилась..

Мири только улыбнулась — да я и знала, что разговоры наши на эту тему будут всегда. Старушка не желала мириться с тем, что сил у нее становилось меньше, и очень часто ставила перед собой трудновыполнимые задачи... Ещё и поэтому я старалась приезжать к ней чаще.

Горячий травяной чай с вареньем почти заставил меня забыть о том, что творилось кругом, но вот снаружи раздался грохот, как будто в ледоход столкнулись две огромные льдины. Так что я даже вскочила и бросилась к окну... а потом только вспомнила, что ставни сама же и закрыла!

И как же я потом радовалась, что подбежала к окну. Потому что только это позволило мне различить, что кто-то стучит. Не в то окно, у которого я стояла, в дальнее — но это несомненно был стук.

— Кто тут? — вскинулась я, а Мири засомневалась:

— Да боги с тобой, деточка... Почудилось, наверное... Кто там может быть, подумай!

Я оглянулась на нее, и меня вдруг зазнобило... Что-то необъяснимое вызвало сильнейшую тревогу, и я почти закричала:

— Кто тут? Есть здесь кто-нибудь?

И кинулась в сени. Что толку спрашивать, не в окно же впускать путника!

— Плащ накинь, Олэ! — полетел мне в спину страдальческий голос Миррэ, прекрасно понимавшей, что тратить время на плащ я не стану. — Застудишься же, девонька!

Авось не застужусь, чай, не в Пайжаре выросла!

Засов выскальзывал из рук. А руки почему-то дрожали. Уже в сенях было холодно, как в самый разгар зимы! Снаружи ревело и выло...

В раскрытую мною дверь внесло огромный сугроб — когда только он успел образоваться?! Я даже отшатнулась, тем более колкие снежинки заткнули мне рот и попали в глаза... И не сразу поняла, что кроме снега, в сени впал ещё и человек.

Кто-то не очень большой и не слишком высокий завозился, пытаясь высвободиться из снежного одеяла, и пару секунд спустя на меня смотрели голубые глаза Тёнреда. Изрядно, надо сказать, потрепанного, словно на него разбойники напали.

— П-привет, — стуча зубами, выдохнул он.

— Олэ, кто там? — встрепенулась в комнате нянюшка.

— Это Тёр! — крикнула я, щурясь и не веря. Откуда ему тут взяться?! И почему он мокрый, в крови и ссадинах?! Сорвался со скалы?

— Тёр, братишка...

Я прижала его голову к плечу, другой рукой пытаясь закрыть дверь.

Он дернулся, словно бы протестуя... И тут же хорошо знакомый голос из снежного бурана хрипло спросил:

— Можно, я тоже войду?

По-моему, я вскрикнула... или пискнула... Первая мысль была: мне это чудится. Магическая буря, в воздухе творится боги знают что... И если всё время думать о человеке, неустанно представлять его себе... вот он и почудится.

— Олэ, я не призрак, честное слово... И ужасно замерз. А ты, между прочим, звала меня в гости. Не рада, что ли?

— Ай — десс... проговорила я чуть ли не так же хрипло, как и он. Не сдержавшись, положила руку на плечо — о боги! Мокрое, ледяное...И не сразу я почувствовала живое тепло его тела. Мне бы обнять, согреть его! Прижать к себе, отдавая даже самую мельчайшую частичку тепла...

Он вздохнул, неуклюже развернулся и захлопнул дверь. Сразу стало тихо, отчетливо теперь слышалось тяжелое сиплое дыхание Тёрнеда. Айдесс стоял передо мной без шапки, в каком-то подобии куртки на волчьем меху (куртка выглядела примерно так же, как мой братишка), волосы свисали сосульками... По сути они и были сейчас сосульками. И глаза — запавшие, усталые и... смешливые.

— Так что, хозяйка, горячего есть чего хлебнуть? На рыбке не настаиваю, знаю, что без предупреждения явился.

— Айдесс... — повторила я как заклинание. — Это действительно ты?!

И — да пусть оно всё пропадет! Сегодня буря! Я не дома, и мне всё можно! — положила вторую руку ему на плечи, забыв на какое-то время о Тёрнеде, о Мири и вообще обо всём. Я так мечтала стоять и смотреть в его глаза... такие родные, необыкновенные глаза... Отважные и насмешливые, а ещё огромные, в пол-лица... И я стояла и пила этот взгляд, как погибающий от жажды человек пьет воду.

Айдесс не шевелился. Тоже смотрел мне в глаза, молчал и даже, кажется, не моргал. Только чуть улыбнулся, нетерпеливо и почему-то смущенно.

Молчание, воцарившееся на несколько бесконечных мгновений, разрушила Миррэ. Она степенно (куда делась ее болезненность и скованность движений?) поднесла замершему кёорфюрсту чашу с горячим чаем, окутанную терпким ароматом лета и ягод. Мягкий и добрый голос няни, забавный говор выходцев с острова Солнца, иногда прорывавшийся у нее последнее время...

— Отпей с метели, молодец. Дозволишь ли попотчевать тебя? Припасов в достатке, и мы всегда рады гостям.

Улыбка Айдесса стала чуть шире, и он благодарно поклонился:

— Благодарю тебя, добрая хозяюшка! Горячий чай — то, что надо в такую погодку. Да и от снеди какой не откажусь — но только то, что можно быстро съесть. Время уходит. Вон, крыши уже летают вовсю...

Тут только я начала приходить в себя и, наверное, страшно покраснела. Оторвавшись от Айдесса, я зачем-то поклонилась (хотя какой уж тут теперь этикет!), обняла за плечи Тёра, который, кажется, готов был прилечь прямо тут, в сенях, но каким-то чудом еще держался...

— Прошу прощения, — пробормотала я, метнулась в дальнюю комнату и, схватив одеяла, вручила одно Айдессу, а во второе завернула дрожащего Тёрнеда. И стала хлопотать, с трудом заставляя себя отводить глаза от кёорфюрста.

Подбросить дров... Открыть пошире печную дверцу... Чугунок, сковородку, кувшинчик — на огонь! Хлеб, сыр и колбасу — на стол... Привычные, необходимые движения давали возможность придти в себя и успокоиться. Я даже вдруг поймала себя на том, что каким-то чудом успеваю двигаться так, чтобы это выглядело не суетливо, а изящно... Хотя кому это сейчас нужно, кто на меня глядит?! Уж конечно, не мокрым, иззябшим путникам... что с ними вообще случилось? Откуда здесь взялся Айдесс? Но я не задала ни одного вопроса — всё потом. Если бы было что-то, что я должна знать немедленно, Айдесс сказал бы... наверное.

— Я в гости приехал, — ответил вдруг на мои мысли кёорфюрст. — А тебя нет. Пришлось, видишь, отправиться на поиски... Этот вот юноша помог мне... отправиться в плавание. Сейчас он чуть-чуть отдохнет, и мы займемся погодой.

— В гости? — улыбнулась я Йэгге, почти не веря, что он тут — из-за меня. Наверняка какие-то дела были у него с родителями! Но как же хорошо... как хорошо было бы... если бы он просто приехал ко мне! Я даже на миг забыла о буре. Что буря! Она уйдет... И эти минуты, когда он так рядом, они тоже уйдут бесследно. А он, кажется, собирается что-то делать с этим ураганом?!

— Ты хочешь остановить ураган?! — спросила я, вздрогнув, когда что-то с размахом ударилось в стену дома возле окна.

— Не то чтобы я жаждал, — проворчал Айдесс и почему-то покосился на подозрительно тихого Тёрнеда, — но — да, собираюсь предпринять что-нибудь насчет него... Но честное слово, Олэ, я просто заехал в гости. Поболтать и выспаться. Ты бы показала мне что-нибудь замечательное, мы бы половили вместе рыбу, и ты же обещала угостить меня тремя порциями! Помнишь?

— Помню... — прошептала я, подавляя желание снова и снова повторять его имя. Неужели правда? И он приехал просто ко мне, просто поболтать? И выспаться... я-то не буду мешать его сну, да...

Маленький укол — но по сравнению со всем остальным почти и не больно.

— Ты получишь три порции, — сказала я, со страхом осознавая, что говорю это таким тоном, словно руку свою отдаю в храме, а не угощаю... кстати говоря, рыбой, которой тут нет и до которой нужно ещё добраться. — Или четыре. Или пять. Пять видов я точно найду, и они будут разными! Но, к сожалению, это только там... на материке. Всё равно — добро пожаловать, Айдесс... и я...

Я хотела сказать, что готова благодарить ураган, что принес их сюда, но что-то меня удержало. Его усталые, больные глаза? Или мне почудилось?

— ... и я угощу тебя хотя бы этим, — тихо добавила я и поставила на стол пирожки.

— Хотя бы! — воскликнул Айдесс. — Да ты мастерица преуменьшения! У меня иногда тоже получается, но не так хорошо. И вообще, почтенные хозяйки, присядьте-ка за стол тоже А то я, выходит, вас на ногах держу, будто невежа какой из Пайжары...

— Нет. Ты не похож, — робко пошутила я, садясь напротив. Знойный черноволосый пайжарец с глазами, как сливы, в ярких шелках, с брюзгливой физиономией... Не знаю, насколько верно было моё представление — я же видела только тех, что жили у нас в столице. Дипломаты. Но более яркого контраста невозможно было бы найти, как ни старайся!

Как же он хорош был сейчас, Северный Принц, Айдесс Йэгге! И неважно, что волосы спутались и кое-где ещё слиплись от влаги, а местами распушились, что на руках были пятна от смолы, а на щеке царапина... Он был — настоящий. И совсем рядом!

Тем временем Айдесс мигом сжевал два пирожка и выхлебал весь чай, как самый что ни на есть деревенщина. И строго посмотрел на Тёрнеда:

— Ешь давай. Если ты хочешь... постоять рядом, то для этого нужны силы.

— Я ем, — послушно отозвался мой братик и зажевал с удвоенной силой. Что же они собираются делать? Это же опасно, наконец! И кстати... откуда вообще этот ураган? Он же не совсем естественный...

— Айдесс, — начала я нерешительно, — это ведь.. не совсем обычная буря?

Он не успел ответить, как дзинькнуло стекло в окне — треснуло? Вроде нет... а в следующий момент, несмотря на закрытые окна и ставни, я услышала рев, как будто сотню или тысячу голодных медведей кто-то поднял из берлоги.

Айдесс мгновенно оказался на ногах, встряхнул рукой, словно разворачивая невидимый свиток, и шум слегка утих. Он взглянул на брата.

— Идем, Тёрнед. Если ты не передумал, конечно. Только не вздумай влезать со свей кровью, размажет в лепешку. Понял?

Я тоже вскочила. Не раздумывая. Мне бы удержать его — но ведь не получится! Я сняла со стены плащ — толстый, старый, теплый, для рыбалки зимой или поздней осенью:

— Возьми... Тёр... он должен тебе помочь? А я не могу... ничем помочь?

Айдесс вскинул на меня почему-то потяжелевший взгляд и тихо-тихо сказал:

— Можешь. Жди меня, ладно? Очень хочется, чтобы кто-то ждал.

Я перевела дух... потому что сердце, кажется, остановилось на мгновение. Мне стало страшно. Вот только сейчас.

И я поняла: то, что он собирается сделать — очень опасно. Он может погибнуть. А сейчас, перед самым расставанием, перед тем, как идти в ураган, Айдесс приоткрыл мне душу...

Я ещё буду перебирать каждое его слово, как драгоценность... но сейчас я заговорила, не думая:

— Я буду ждать... Я всегда тебя ждала. Всегда. И теперь... я дождусь тебя... что бы ни случилось... откуда угодно... так и знай.

Мой принц — ах, как чудесно звучит это "мой принц"!, даже если и не соответствует действительности — посмотрел на меня так, словно я сейчас ему вторую жизнь пообещала.

— Всегда? — прошептал он чуть слышно, не отрывая от меня завороженного взгляда. — Меня?..

Шальная улыбка вспыхнула на его обветренном лице. Он медленно прижал ладонь к груди — там, за ладонью сейчас билось его сердце.

— Тогда я вернусь, — все тем же шепотом сказал Айдесс, и в простых этих словах его послышалось торжественное обещание, если не Клятва. — К тебе — вернусь. Откуда угодно.

И тут же в полный голос, обернувшись к моему потрепанному брату:

— Тёрнед, готов? Идем. Ждать больше нельзя, ветер сходит с ума...

Он вышел — а я так и осталась стоять посреди комнаты. Хотя больше всего мне хотелось бежать следом. Только я даже сейчас понимала, что это было бы неимоверно глупо, и я только помешаю...

Что сказал он?! Он вернется — ко мне... Не просто вернется, а ко мне! Боги, если бы так!

Но ведь это... это похоже...

Это похоже на мою мечту. Но этого просто не может быть.... это слишком хорошо, чтобы быть правдой...

Я сама сказала ему "я дождусь тебя, откуда угодно". И он ответил! Может, я вынудила Айдесса так сказать? Заставила... неужели заставила?

Я прижала кулаки к щекам — они, наверное, пылали...

Айдесс... Каково ему там сейчас?! Это же хуже, чем в бурю на корабле... Он один — против неба и ветра. Против урагана. Тёрнед... чем он может помочь! Не знаю...

Почему-то я не боялась за двоюродного брата. Он один, и я ничего не могу сделать! Только ждать...Он хотел, чтобы я ждала... Но ведь здесь и нету больше никого! Не старенькая же Миррэ!

И всё-таки — неужели правда? Я боялась думать. Случайно или намеренно его слова, и особенно жест напомнили мне старинную Клятву моряков — она до сих пор входит в брачный обряд жителей Островов.

— Олэ, девонька, что с тобой? — сухая и теплая ладонь Миррэ тихонько легла мне на руку. — Кто это был?

— Это?

Против воли у меня вырвался нервный смешок. Моя нянюшка не видела наследника престола, хотя, безусловно, слышала о нем. Да ей и незачем было...

— Это, Мири, его высочество Айдесс Йэгге Дах Фёрэ, кеорфюрст и наследник Северного престола, — произнесла я то ли со смехом, то ли со всхлипом... И обнаружила, что меня трясет. Руки дрожали...

— Ох ты ж! А с виду такой... простой совсем, — няня погладила меня по голове и сказала, — а ведь он тебе пообещался сейчас... Неужто замуж пойдешь скоро, а, Олэ?

— Замуж! — прошептала я и обняла руками плечи. Озноб не проходил. Может, это из-за урагана?

— Мири, ты видела его, — умоляюще проговорила я. — скажи мне, ради светлой Богини... Что это значит? Это... я вынудила его, да?

— Да чем же ты могла его вынудить, девочка моя? — мягко, успокаивающе произнесла Миррэ и потянула меня к скамье. — Садись вот, чаю попей... Чего ты боишься? Что он посватается потом? Так ведь не заставят же тебя, коли не люб. Или... люб все-таки?

— Я боюсь... что не посватается, — еле слышно призналась я. — Или... что я подтолкнула его к этому, а он... не хотел. Я боюсь... что этого всего не было... что мне послышалось.

— Нет, Олэ, не послышалось. И не толкала ты его, сам он к тебе потянулся... как к избавлению. Видать, нужна ты ему шибко, коли ему плевать было, что другие это тоже слышат. Так-то морячки такое только на ушко своим женщинам говорят, на людях стесняются... Ну, не куксись, дочери твоих родителей не пристало так себя вести. Все хорошо у тебя будет, у вас обоих. Я-то вижу!

— Почему, Мири?

Я обеими руками сжала ее маленькую худую ладонь. Она была такая горячая! А мои руки, наверное, ледяные. — Почему ты так думаешь?

— Ох, девочка, да наверное, потому, что годков-то мне поболе, чем тебе. Поживешь столько-то — и сама научишься видеть подобное в людях.

С надеждой я всмотрелась в выцветшие, серо-голубые глаза. Такие добрые... и мудрые. И прижала ее руки к моим щекам, уткнувшись в них лицом.

— Я люблю его, нянюшка, — сказала я. Первый раз я говорила это вслух! — Давно уже... Не помню, сколько.

— Как же ты молчала столько? Ни мне не сказала, ни другому кому... не сказала ведь, да? Бедная ты моя... гордая моя девочка! Столько терпеть — и ни словечка! Ну да ничего, теперь-то уж все хорошо будет. Твой он — сам же сказал, что на поиски твои в море вышел. Кто б еще на такое пошел, если не свой мужчина?

Ее речь была тихой и уверенной, от нее становилось спокойнее...

Старушка помолчала и вдруг сказала:

— Странно только, что Тёр наш с ним объявился. Да еще словно били его... К чему бы, а?

— Да... Странно... Но он мог захотеть... приключений, — неуверенно сказала я. — Упал, наверное?

— Да следы-то не те, девонька... Что ж я, побоев не видала, что ли? Видала, и не раз... в селах чего только не наглядишься. Уж сумею отличить от падения-то... Хотя насчет приключений ты права, падок на них паренек наш. Моя бы воля была, а не матушки его, так давно бы уже учителя ему нашли. Чтоб дури-то поменьше в голове было...

Тут она замолчала настороженно и неожиданно сказала:

— Послушай-ка, Олэ, милая, а ведь стихла непогода-то! Или кажется мне?

Вой, сопровождавшийся иногда ударами в ставни и в стены дома (мне даже не хотелось представлять, ЧТО же это летает по воздуху по прихоти урагана?!) — заметно стих. Нет, его просто не было! Кажется, свистел ветер... так, обычно... как бывает зимою в ветреный день...

Сколько продолжалась эта буря, я даже и не знаю. У меня билось в голове: "Сейчас... сейчас он придет... Как он посмотрит на меня?! Ох, я дура... только бы всё было хорошо... как же Тёрнед?! Но если бы ему грозила настоящая опасность, Айдесс не позволил бы ему... ну почему я женщина?! Почему не могу встать рядом?!"

Я метнулась к окну — прислушаться... Еще, бесцельно и нервно, как слепая — по комнате... А потом стала натягивать плащ.

— Олэ, не ходи туда, — неуверенно сказала Миррэ. — Они ж и сами сейчас придут... А вдруг это только затишье?

Я хотела ответить ей "не могу я больше ждать!", но в это время послышался какой-то тихий звук из сеней.

Я бросилась туда и распахнула дверь... и увидела Тёрнеда. Он стоял на коленях, держась окровавленными руками за ручку двери и, кажется, не мог пошевелиться.

— Пожалуйста... — пробормотал он. — Там... он... ему плохо... Я не могу...

— Что случилось, Тёр? — охнула няня. — Почему — плохо?

— Он... — бормотал мальчишка. — Он остановил ураган... Отдал ему свою кровь... И теперь лежит. И не может встать!

Миррэ изумленно охнула и посмотрела на меня.

— Пойдем, девонька. Поглядим, что там да как... Кровь урагану отдать... Надо же! А ведь и впрямь говорят, что кёорфюрст наш — сильный маг и ветры ему — друзья наипервейшие! А я думала, преувеличивают...

Кажется, Тёрнед не слышал мою няню. Он переводил взгляд с нее на меня и не сопротивлялся, когда я подняла его — вздернула на ноги, взяв подмышками. Сам он, похоже, уже не мог стоять. А может быть, был слишком потрясен.

— Олэ, помоги, пожалуйста, — жалобно сказал он. — Это я виноват...

— Мири, не ходи! Я сама! — решилась я. — Возьми его... проводи.

И кинулась в направлении, которое слабым движением руки указал Тёр.

— Олэ, фонарь! — крикнула мне вслед Миррэ. — Фонарь возьми! Что ж ты в темень-то...

Темень... Да нету темени! Светила луна и разгоралось Ночное Сияние. Но этого было всё-таки мало, да...

— Дура! Истеричка! — зло ругала себя я и, судя по удивленному лицу нянюшки, делала это вслух.

Пришлось вернуться. Мири подала мне фонарь — уже готовый, когда только она успела?

И сразу выясниось, что не очень-то он и помогает... Нет — в непосредственной близост от фонаря видно хорошо! Но темнота чуть в стороне от него становится ещё более непроглядной.

— Айдесс... — тихо позвала я и жестоко закусила губы. Он упал и он, наверное, без сознания — так кто же мне тут отвечать должен?! Я же знаю того, кого люблю. Мне ли не знать! Он и раненый будет идти, пока не упадет... значит, ему совсем плохо... совсем... А ведь он нас спасал — меня и Мири, Тёра... всех тех, кто остался тут, на острове — спасал от урагана. Наверное, я недооценивала мощь стихии, и опасность была ещё сильнее, чем казалось!

И он заслонил собой — меня и остальных... Хотя с какой стати я ставлю себя на первое место?!

Боги, спасите его, прошу... возьмите лучше мою кровь... всё, что угодно... пожалуйста...

Я долго искала его. Неизмеримо долго. Хотя, возможно, мне так казалось — Мири и Тёр потом отрицали, что я очень долго отсутствовала...

Айдесс лежал на спине, раскинув руки; и снег возле каждой руки казался черным. А ещё возле головы... и это было тем более страшно.

Я упала на колени, здорово ударившись — под снегом были камни. Хорошо хоть, что снег всё-таки был... а то не встать бы мне.

— Айдесс! — вскрикнула я и отвела с его лба упавшие волосы — на них блестел лед. — Айдесс... милый...

Я уже почти уверилась, что увижу сейчас мертвые, остановившиеся глаза. И как я после этого смогу жить?!

Но они были живые, эти глаза... Живые!

И губы его шевельнулись в ответ почти сразу, и даже голос никуда не делся!

— Олэ... замерзнешь же... зачем выскочила?! Ты ведь не любишь зиму... я помню...

Как будто то, что я не люблю зиму, сейчас было самым важным!

— Я не замерзну, — тихо проговорила я, чувствуя, что мои пальцы и подбородок мелко-мелко дрожат, а глаза не могут оторваться от искалеченных рук Айдесса. У него были красивые руки! Что сделалось с ними?! Сплошное кровавое пятно, клочья мяса, а не руки, и испятнанный снег. — Мне хорошо... теперь всё хорошо, правда? Ведь ты остановил ураган... больше никто не смог бы этого сделать. Никто, кроме тебя!

С трудом оторвав взгляд от его рук, я стала смотреть в глаза, силясь улыбнуться, вот только губы дрожали.

— Главное, чтобы... не поздно, — выдохнул он и на мгновение закусил губу, словно от боли. Впрочем... больно ему, несомненно, было. — Олэ... ты... Ты не волнуйся, ладно? Ты такая красивая... и... теплая! И... все хорошо теперь. Даже почти не больно.

Даже почти не больно! Да если ты вообще о боли упомянул, значит, она просто нестерпимая...

Как же быть? Его надо скорее притащить в дом... да хотя бы потому, что он кровью истечет! А я нести его не смогу, — Айдесс намного выше меня, и мне его не поднять. А если вот так...

Я вспомнила рассказ нянюшки. Как бабушка ее, или мама, несли раненого мужа, пострадавшего на охоте. Там, кажется, фигурировал плащ... но ведь и на мне плащ! Я что, хуже? Разве я меньше люблю Айдесса, который обещал вернуться — вернуться КО МНЕ?!

— Всё хорошо, — повторила я его слова. — Ты рядом... сейчас домой пойдем... ты только подожди немножко...

И легко, осторожно прикоснулась к его щеке и лбу... наклонилась... как мне хотелось его поцеловать! Но я боялась. Боялась — чего? Недоумения, наверное... досады... да и не время.

Я скинула плащ. Под ним было теплое шерстяное платье, так что мне пока хватит тепла. Как же лучше всего переложить Айдесса на плащ? Я придвинула ткань вплотную, закусив губы при мысли о том, что теперь на моем плаще будет его кровь — Айдесса Йэгге, самого лучшего, единственного на этой земле. И свят для меня будет этот старый плащ... и никто не узнает об этом, скорее всего.

— Пойдем... там тепло, — пошептал он. — Мне встать, да? надо встать...

Кажется, мысль о том, что нужно привести себя в вертикальное положение, его огорчила.

— Нет! Не надо, — испугалась я. — Не вставай. Ты только помоги мне... чуть-чуть. Чтобы я не сделала тебе больно...

Тут мне подумалось, что я ведь не знаю — а вдруг при падении, или в процессе магической борьбы с ураганом он получил ещё какие-то повреждения, которых я не вижу. Например, сломанные ребра... боги!

— Ты только подвинься сюда, на плащ, а я подсуну его сюда... Пожалуйста... — попросила я.

Айдесс чуть шире открыл глаза, разглядывая меня... Потом медленно, опираясь на локоть, приподнялся и тут же зашипел, задев поврежденную кисть. Но тут же замолчал и сел.

— Олэ... Давай лучше встану... Ноги-то целы же... Негоже тебе таскать тут всяких... Помоги просто... опереться... А в доме тепло. Я быстро очухаюсь.

— Всяких я и не собираюсь таскать! — попыталась пошутить я. — А только тебя одного.

Но он явно был расположен встать — из остатков тех последних сил, которые ещё оставались... или которых уже не было. Но я же знала, какой он упрямый! Негоже мужчине терпеть, чтобы женщина его тащила, тем более, если, видишь ли, ноги целы.

— Но если ты хочешь, — начала я, осторожно беря его руку за предплечье, — то обопрись на меня... у меня крепкие плечи, поверь! Я много могу вынести. Обними меня... хорошо?

— Верю. Сейчас...

Айдесс тяжело поднялся, сначала попытавшись ухватиться за меня пальцами, но тут же отдернув их. Кажется, он испугался, что испачкает мне платье кровью.

— Обниматься с девушкой, чтобы устоять на ногах — это ужасно, — вздохнул он, на мгновение навалившись на меня чуть ли не всем весом, но тут же выправившись, насколько смог. — Стыдно. Вот если бы просто так... чтобы с поцелуями и как полагается!

Может быть, он и шутил. Просто бравировал, ненавидя свою слабость, совсем ему не присущую — Айдесс всегда был сильным, веселым — неутомимым и поддерживающим других. Может, и шутил... Но меня уже несло, как листик — тем самым ураганом!

— Ну почему же... не как полагается? — произнесла я каким-то незнакомым мне самой голосом. А потом, осторожно закрепив руку принца на своем плече (только бы не дотронуться до израненной кисти!) — встала на цыпочки и поцеловала его. Сама.

Это было не очень-то ловко, и скорее всего неумело. Мои губы скользнули по слегка небритой щеке, по уголку губ... но странным образом от этого легкого прикосновения меня обдало жаром, как будто я покраснела вся — от макушки до кончиков пальцев. И даже в спине что-то болезненно сжалось.

Видимо, раны не очень ему мешали... и боль отступила... и несколько счастливых мгновений не было вообще ничего! Только он и я. Я закрыла глаза, и мне казалось, что мы летим где-то в облаке из тумана и звезд...

Он застыл рядом со мной, и только губы... губы его, обветренные, шершавые — двигались. Целовали меня в ответ. Тихонько, ласково... но почему-то и жадно тоже. Просто жадность эту Айдесс скрутил, связал, на цепь посадил... Зачем? Зачем, пусть бы... Хотя ласково — тоже хорошо. Значит, он боится меня обидеть?

А когда я открыла глаза, он вдруг чуток отстранился... и очень серьезно посмотрел на меня.

— Пойдешь за меня замуж, Олэ?

— И ты спрашиваешь?! — хотела воскликнуть я, но воспитание всё-таки вбивали в меня долго, и поэтому я просто ответила:

— Пойду. Я ведь ждала... тебя.

Столько лет! Столько одиноких месяцев...

— Тогда... тогда сразу, как только я выздоровею, да? — в голосе его настойчивость мешается с неуверенностью. То ли он не уверен в своем предложении — но с чего вдруг тогда настойчивость? То ли... считает, что я могу передумать, и пытается взять с меня слово... — Сыграем свадьбу сразу, зимой? Или... ты хочешь весной, да?

— Я хочу... с тобой, — ответила я, осторожно прижимая к себе его руку. Так приятно было ощущать ее плечом! Так непривычно...

— А когда — неважно. Может быть, я больше полюблю зиму... если всё будет зимой? — улыбнулась я ему.

— Интересный подход, — усмехнулся Айдесс. — Это не приходило мне в голову... Надо обдумать — вдруг у меня тоже получится ее полюбить? А с другой стороны... с какой стати мне любить зиму, когда у меня есть ты, Олэ. Верно?

Мы довольно прытко доковыляли до дома, ноги-то действительно были целы... Но тут он вдруг дернулся и всполошился:

— А как же цветок?! Я же должен подарить тебе цветок! Вот мужлан!

В следующую секунду теплый ветер коснулся моей щеки, прямо перед моим лицом возникло сияющее облачко, быстро принявшее форму крокуса. А еще пару вдохов спустя тело Айдесса резко потяжелело, и он сполз с меня на крыльцо, потеряв сознание — от неожиданности я не смогла его удержать.

Только и смогла — не допустить, чтобы он ударился головой. Я опустилась рядом с ним на крыльцо, а призрачный цветок, как живой, потянулся следом и растаял.

Почему мне стало так жаль ненастоящего цветка?! Он был... чудесный. И какой-то добрый. Первый цветок, что подарил мне Айдесс — кусочек его души.

Несколько мгновений я всхлипывала и гладила его ледяные мокрые волосы, ничего перед собой не видя. А потом заколотила кулаком в дверь.

Впрочем, долго колотить не пришлось, Миррэ открыла дверь раньше, чем я занесла руку для четвертого удара. Старушка охнула почти неслышно и, поставив поблизости еще один фонарь, наклонилась мне помочь. Но тут же за ней нарисовался мой братишка.

— Ирстэ! Дайте, я помогу! — взволнованно попросил он, пытаясь оттеснить Мири и просочиться поближе к Айдессу.

— Помоги, помоги, — согласилась она, — сейчас... как бы нам ловчее...

Я хотела сказать, что Айдесса нужно скорее перевязать, и что я прошу помощи... и поняла, что не могу сказать ни слова. Горло сдавило. И слезы опять потекли.

Потом мне пришлось вернуться за моим плащом и фонарем, и вдвоем мы все-таки затащили нашего кёорфюрста в дом, да еще и на лавку умудрились поднять. Причем Тёрнед так и не дал Миррэ в этом поучаствовать. Ей пришлось заняться печкой, чаем, вытаскиванием целебных трав и прочими хлопотами.

— Олэ, — вдруг спросил меня брат. — А откуда ты его знаешь? Ты же с ним, как с хорошо знакомым, говорила...

— Я его знаю его с детства, — проговорила я, и тут у меня возникла мысль. Похоже, Тёр не знал, с кем он приехал! Потому что однажды, давно, мы с ним говорили о магах, и мальчишка, кажется, мечтал быть таким, как Айдесс. — А вот ты откуда его знаешь?

— Ну, я... он... — Тёр замялся и пробормотал, — он же в гости... а я... В общем, там и познакомились. У твоих.

— Понятно, — пробормотала я. — Что ж... помогай. У тебя хорошо получается... Не знаю, что бы я без тебя делала!

А я была как пьяная. Хотя я никогда в жизни не была пьяной — один лишь раз, помню, я сильно замерзла, и Мири, закутав меня в огромную старую шаль, налила мне особого пьяного меда — того, что крепче пива и крепче вина.

Я не опьянела... но почувствовала некую легкость, мои заботы и страхи куда-то ушли — н совсем, они остались где-то глубоко, но не мешали больше. Мне казалось тогда, что нету ничего невозможного, и у меня всё получится... Хотя я даже не помню теперь, что же именно должно было получиться?

И вот сейчас — неведомая прежде легкость наполняла каждую жилочку, пела, поднимала ввысь... подпрыгнешь — и улетишь. "Зачем мне любить зиму, когда у меня есть ты?"

Это продолжалось, пока мы с Мири не занялись истерзанными руками Айдесса... Посетившая меня счастливая волна отхлынула, и остался жгучий стыд. Я эгоистка. И глупая курица. О чем я думаю? Я же ведь немного маг — так лечи, а обо всем остальном будешь думать потом!

К величайшему моему стыду, бинтовала Мири лучше меня. Я пригодилась только для вспомогательных дел — держать, отрезать, протирать, прижимать... Как же ему было больно, моему любимому! Как он терпел вообще?! А он ещё улыбался... целовал меня... и смог сделать невероятной красоты цветок. Я буду его помнить, Айдесс, ты не думай, — пусть он и развеялся, туманный крокус... мне всё равно его не забыть.

А потом, когда мы забинтовали его руки, укрыли и закутали, вытерли кровь с лица и головы , — я со страхом обнаружила, что кровотечение было и из уха и из носа, и судя по тому что я видела на снегу, сильное... но даже не это было самое страшное.

Теперь, когда Айдесс, забинтованный и умытый нами, лежал на лавке и как будто спал — я стала обследовать его магией. И похолодела. Все мои счастливые мысли, маячащий перед глазами цветок и воспоминания о поцелуе — разбились и разлетелись осколками где-то внутри... Колкими такими и холодными...

Он был вычерпан. Полностью. Я не думала, что так бывает. Весь магический резерв и жизненные силы, ответственные за то, чтобы человек попросту сопротивлялся болезням и хотел жить — всё отсутствовало. Разве что.. это можно было сравнить с пустой чашкой, которая... просто ещё оставалось влажной. Но воды уже не было...

— Что, Олэ? — тихо и серьезно спросила Мири. — Что нужно сделать? У меня жир барсучий есть, может, растереть и к печке?

— Может, — бесцветным голосом отозвалась я. — Вдруг это всё-таки... немного поможет.

— Да он вроде не шибко замерз, только вон кончики ушей обморозил слегка, а так... Парень-то молодой, справится же.

— У него не осталось сил, — пояснила я. — Он всё отдал... урагану. Вернее, отдал, чтобы его остановить...

Каким чудом мой любимый смог сделать этот несчастный цветок? Наверное, ему очень хотелось... Немудрено, что после этого он потерял сознание.

— Эээ, да он просто иссяк, — протянула Миррэ. — Тогда не знаю. Но тепло в любом случае не помешает. На печь мы его не закинем, конечно, так что надо пожарче растопить. И боль чем-то унять... может, макового отвару сделать? Правда, кажется, я последний мешочек старому Химру отдала...

— Поищи, пожалуйста, — тихо попросила я. — Он не пожалуется... но наверное, ему ужасно больно.

Мири ушла на поиски, а Тёрнед продолжал топтаться рядом. Наконец он не выдержал и спросил:

— Олэ, он же выживет, правда?

— А ты что, сомневаешься?! — воскликнула я так, словно это Тёрнед был всему причиной. — Он просто... безмерно устал. Вы, кстати, как добрались-то сюда?

— На ялике, — мрачно отозвался братец. — Под магическим парусом. Ох, Олэ, ты даже не представляешь, какой он красивый! Я тоже хочу так уметь!

Магический парус, значит. Да еще и красивый! Интересно, Айдесс умеет делать что-нибудь НЕ красиво?! Вряд ли... Он тратил себя сегодня не считая, пригоршнями и кусками, отрывая от живого. И в переносном и в прямом смысле. Неужели — ради меня? Хотя бы в малой степени... Теперь уже я должна отдать всё, что могу. И хорошо бы еще и то, что не могу...

— Может быть, ты и научишься... когда-нибудь... — медленно проговорила я, думая о другом. Смогу ли я... ведь что греха таить, не целительница я — так же как и не маг стихий, увы! Наверное, мне предназначено было хранить и приумножать богатство и благополучие родного Линдари. Сажать цветы и фрукты, которые не растут нигде больше, готовить вкусную рыбу...

При мыслях о рыбе я сжалась и стала кусать губы, чтобы не заплакать. Милый мой, бесстрашный! Всё отдал, не жалея, бросил под ноги... цветок. Как жаль, что я не видела радужного паруса!

Я никогда не призналась бы в этом Тёрнеду — но на самом деле меня мучил страх. Очень страшно, невыразимо страшно — видеть беспомощным того, кто всегда был для тебя символом надежности, силы... верности... И даже не просто лежащим в постели — случаются же болезни, каждый из нас хоть раз в жизни, хотя бы в детстве, лежал и болел! Не просто лежащим — а вот так... без сознания, израненный... Мне показалось даже, что у Айдесса появились седые волосы. Вот только сейчас, при этом освещении, невозможно было понять — у него и свои волосы были почти белыми, что очень шло ему. А ещё... я осторожно прикасалась к его лбу раз за разом, и всё хотела обмануться — но в глубине души уже знала, что он не просто согрелся. У него начинается жар. И это было совсем худо...

Мне надо попробовать... нет, не попробовать! Я обязана его вылечить! Пусть не целиком... но всё, что смогу...

Как же жаль, что родители не придавали значение моим "успехам" в целительстве. А зачем? Лечить понос служанкам и детям разбитые коленки? Так у нас в Линдари маг-целитель не из последних. А твоё, мол, Холлэ — это цветы и фрукты, варенье и грибы, и рыба... Рыба...

Я вспомнила, как на балу Айдесс признался, что боялся подойти лишний раз и попросить у меня рыбы. Знала бы я тогда! Тогда, золотой, горьковатой осенью, стоя возле своего костра...

Я взяла маленькую низкую скамеечку и поставила рядом с ним. И смотрела... неужели я теперь — невеста?! Мне не верилось до сих пор... Даже в самых смелых мечтах я не заходила дальше того, что мы просто подружимся... что он будет приезжать в гости, и я представляла, как мы идем вместе по лесу. Всё! На большее я не осмеливалась. Только пусто-пусто становилось внутри и больно, когда кто-то рядом со мной заговаривал о моем замужестве или о женитьбе Айдесса. Я прекрасно понимала, что и то и другое когда-нибудь произойдет, и тогда... тогда, наверное, он уже не пройдет со мною по лесу. Максимум, что мне останется, это танец раз в год на праздничном балу. А теперь... нет, я не буду сейчас мечтать. Нашла время! Эгоистка, равнодушная, глупая эгоистка... Ему плохо... и более ничего не должно быть важно для тебя.

Среди моих домашних не все и знали, что я немножко умею лечить. Мири знала, и Тёр тоже — так уж получилось. Но всё равно я стеснялась. Очень. Хорошо, что они оба молчали. Мири, кажется, заняла брата каким-то несложным делом, так как уложить его спать у нее не получилось.

Я всё смотрела, не в силах оторваться...

Какой же ты красивый. Если бы были другие обстоятельства... о, я бы сейчас поцеловала тебя, тихо-тихо, легко-легко... а во сне тебе приснилось бы, что это птица, подлетев, прикоснулась крылом... Или бабочка.

Всё! Хватит. Я закрыла глаза и сосредоточилась.

И очень скоро перестала думать, как я выгляжу и что обо мне подумают... это всё было такой чепухой...

Ткань, линии ауры, которую я всегда видела похожей на кружево, была смята и порвана. Как будто бы кто-то вырвал цветные, радужные линии, и они жалобно мерцали, готовясь погаснуть... а местами в ауре просто зияли дыры, словно выжженные огнем.

Кажется, я говорила своему любимому, что умею вышивать? Да... я вышиваю... и ещё вот так. Вышиванье, вязанье или плетение кружева — вот на что была похожа моя магия. Откуда-то я знала, что вот этот узор — его сердце, и он пылает ярко, и линии вспыхивают ровным светом, регулярно пульсируя. А вот этот — легкие... он более блеклый, неяркий... и я не знаю, как сделать сейчас его ярче... И его бедные руки — две рваных дыры в кружеве. Здесь и здесь.

У меня ничего не получалось с открытыми глазами. Потому что... с открытым глазами я и не верила, что у меня получится. И узора чужого — не видела. Почти.

А вот зато в бархатной, привычной, уютной темноте — там проступают линии, узоры и сплетения, такие разные, они, кажется, даже звучат тихо — поют, как струны.

А некоторые даже льнут к рукам, как будто ласкаются... они благодарны, им стало ярче и лучше... Вот я связала две порванных нити — ох, не сразу я научилась их связывать! Да красивым, да прочным узлом, что не развяжется... и они зазвенели колокольчиком, еле слышно... А как же тут? Тут не свяжешь, тут как с тканью — тут заплата нужна, или своя нитка... как же мне быть?

Черная зияющая пустота, как полынья, как прорубь, ледяная и с острыми краями — о лед можно не на шутку порезаться. Это магический щит... которого нет. Айдесс сейчас беззащитнее ребенка. И усталость — какая же безмерная усталость! Ни одной ярко сияющей нити, разве что та, что отвечает за сердце, ровно светится... Как же напитать эти нити силой, чтобы они засветились? И как соединить разорванное вот тут? Вот если бы я была, как паук — и могла бы вытянуть нить откуда-нибудь. Из пальцев, из головы или из сердца своего! И залатать недостающее. Отдать своё, чтобы засветился узор у него... у моего любимого...

А если... если попробовать, как с легкой раной? Однажды получилось у меня — я положила ладонь на порез — кстати, у Тёра! — и долго-долго напрягалась. Он ещё жаловался, что ему стало горячо. А потом я убрала руку, а порез затянулся!

Что, если попробовать мысленно взять руками эти нити — и призвать тепло... и держать их, держать... пока силы есть.

Я застыла, как статуя. Полностью отключилась от всего происходящего... были только мои руки — и Айдесс... его покореженная, больная аура. Я не знаю, сколько прошло времени... когда я очнулась от его стона.

Вздрогнув, я открыла глаза — и встретилась с его взглядом. Он двигался! Он пытался встать... сейчас я попыталась вспомнить, что же предшествовало тому, что он застонал? Как же ему больно... боже мой...

— Не двигайся... пожалуйста! — умоляюще сказала я. — Тебе надо лежать. И отдыхать. Как ты...Айдесс?

Ну вот что я спрашиваю? Что он ответит? "Спасибо, прекрасно, чего и вам желаю?!"

И это после того, как он... как он позвал меня замуж...

Осторожно и нежно я положила руку — поверх его руки. Там, где не было раны. Только бы не сделать больно!

А потом сказала:

— Я всё время вспоминаю твой цветок. Он был такой красивый! Самый лучший цветок в моей жизни...

Айдесс Йэгге Дах Фёрэ. Голый Остров, после урагана

Голова была... была, в общем. Во всяком случае, раз болела, значит, точно была. Больше ничего определенного про нее сказать было нельзя. В ушах, казалось, наросло невиданное количество мха, нос выполнял свои обязанности с большим трудом, язык почти не ворочался и напоминал скорее старый сапог, а не язык... Глаза даже проверять не хотелось. Ну их в трюм, еще откроешь, а они тоже... не совсем глаза.

Остальное тело было вроде бы в порядке. Кажется. Во всяком случае, было ему тепло и покойно, и никто не нудел о том, что "его высочеству следует меньше расходовать угля на отопление, дабы не подавать будущим подданным пример расточительства", и что "настоящий кёорфюрст не должен быть таким неженкой и столь сильно не любить холод".

Йэг счастливо вздохнул и тут же понял, что ошибался. Насчет тела и его якобы приличного поведения. В кистях рук вспыхнула яркая, жгучая боль, и он еле подавил страдальческий стон. Память моментально и во всех красочных подробностях поведала ему о том, где и при каких обстоятельствах он свои ручки так попортил, и он снова чуть не застонал, только уже по другой причине. Олэ! Красавица Холлэ, с которой он целовался, и которой он предложение сделал так по-дурацки, а потом он ей еще цветок подарил... придурок!!! Иллюзию подарил!!! Да еще крокус, символ весны и мимолетности... и неважно, что это его любимый цветок, кто об этом знает-то... Ух, как она на него зла, наверное! Жених выискался! Еще и на поцелуй напросился... Совершенно неподобающее поведение. Наверное, она теперь не согласится стать его женой.

Эта простая мысль совершенно испортила ему настроение. Глаза открывать расхотелось окончательно — что хорошего он там увидит, скажите на милость? Обиженную и оскорбленную женщину? Или мальчишку, которого (только сейчас вспомнил Йэг) он избил до потери сознания? А ведь Олэ... госпожа Холлэ... нет, Олэ!!! она об этом еще не знает, наверное. А что будет, когда узнает? Хорошо, если она поймет его действия правильно — но это если она знает, как учат маги ветров юных своих учеников... и какие ошибки те делают, будучи предоставлены самим себе... А если не знает, и если Тёрнед не удосужился ей объяснить сам...

"Она меня возненавидит. Даже и слушать не захочет. Черт! Никогда бы не подумал, что буду оправдываться перед женщиной. Перед любимой женщиной? Да! Перед любимой. А ты не торопишься ли, а, Айдесс Йеггэ? Чуть к тебе с лаской, и уже любимой назвать готов... а?"

Айдесс горестно вздохнул, постаравшись сделать это тихонько.

С любовью его все вообще просто, в общем-то. Раз его ветру она тоже нравится, значит, и он сам ее любит. А ветру она нравится, да-да. Это его ветер, по собственной инициативе, в создании злосчастного крокуса поучаствовал. Сам бы он не осилил иллюзию, силы его и так были на пределе. А тот помог. И по щеке ее погладил, Йег заметил, как шевельнулась от движения воздуха прядь волос Холлэ.

"Наверное, пора вставать. Это трусость — что я глаза открывать не хочу. Это я просто боюсь с ней взглядом пересечься, ярость обиженной женщины увидеть боюсь. Но ведь все равно придется. Все равно — надо. У меня нет ни единого оправдания моего бездействия. Нужно вставать. В конце концов, я тут — кёорфюрст, мне следует пойти к людям и выяснить, не пострадал ли кто, кому нужна помощь и всякое такое... И — возвращаться в Линдари-доу. Там мои люди, моя Вьюга... А я тут разлегся, в тепле и неге..."

И Йег обреченно открыл глаза и попытался сесть. Глаза открылись с первого раза. Собственно, вот и все его достижение на данный момент. Сесть не вышло. К головной боли добавилось жуткое совершенно головокружение, и Айдесс упал обратно на лавку, на этот раз не удержав в себе стона.

— Не двигайся... пожалуйста! — выдохнула Холлэ, с которой он в этот момент встретился взглядами. — Тебе надо лежать. И отдыхать. Как ты...Айдесс?

Холлэ... сидит рядышком с поднятыми руками, в глазах — решимость пополам с беспокойством. Или ему кажется? И тут она заявляет:

— Я всё время вспоминаю твой цветок. Он был такой красивый! Самый лучший цветок в моей жизни...

"Холлэ! Госпожа моя! Ты не...?"

— Так ты... не сердишься на меня за этот крокус? — вот если бы он был здоров, точно бы такой глупости не спросил.

— За что?! — глаза Холлэ изумленно раскрылись, губы дрогнули. — За то, что... он растаял? Так не вечно же ему гореть... Но я не забуду его. Правда. Ведь это... ты мне подарил, — еле слышно сказала она и опустила голову. А потом тихо погладила его по плечу.

— А я думал... ты злишься. Что он... ненастоящий, — с трудом выговорил Йэг. — И что... крокус это. Но это не потому что... это просто я крокусы люблю, вот и...

"Я становлюсь косноязычным. Плохо. Кажется, когда любишь — серенады бы пел. А как до дела доходит, так сразу... через задницу все речи. Ох, госпожа моя Холлэ, ну и недотепистый тебе принц достался..."

— Обижусь, что крокус? А почему бы и не крокус? — удивилась Холлэ и произнесла застенчиво:

— Неважно... Хоть бы это был стебель камыша. Важно... что тебе хотелось этого... и тем более — раз ты их любишь! Мне крокусы тоже очень нравятся. Они какие-то... открытые, откровенные, что ли... и отважные. Готовы в снегу расти... ничто им нипочем.

Айдесс облегченно улыбнулся и успокоился. По крайней мере, она не обижена. Не оскорблена. Уже хорошо. Только вот почему она сидит рядом? Она что, укрывала его или что? не переодевала же... он, кажется, в той же одежде, что и был...

— Олэ... а почему у меня так голова кружится? — спросил он, еле удержавшись от ощупывания означенного органа на предмет шишек. — Я что, ударился?

— Не знаю, милый... — ответила она и покраснела. Оттого, что милым назвала? — Может быть, и ударился... но я не нашла следов травмы... физической травмы. Только магическая...

— Магическая? Ооо... А, ну да, это ж я... гм. Да.

"Истощение магическое обыкновенное... Конечно. Я же после наших сосенок да елочек был... Стоп, а она-то откуда знает? Не нашла следов травмы? Выходит... искала? Разбирается? Маг она, что ли?"

— А ты — целительница, Олэ? Мне кажется, руки болят меньше... это ты лечила, да?

— Правда меньше?!

Она ужасно обрадовалась. — Я... немножко... я не целительница, нет! Увы... просто немного умею.

— Возможно, этим "немного" ты меня спасла? — улыбнулся Йег. — Мне кажется, меня осталось очень мало... я бы замерз. Без тебя точно бы замерз.

— А я бы без тебя... просто не смогла бы жить, — прошептала Холлэ. — Я не знала бы, как жить... и зачем.

Йэг смотрел на девушку и думал, что он — совершеннейший слепец, раз не заметил сразу... не понял, не разглядел... И чуть было не упустил. Она такая... такая!

"Теплая! Я не ошибся!!! Но как я мог не увидеть в ней этого сразу?! Кретин! Почему столько лет не смотрел в сторону истинного света? Глупый слепыш... разве такой достоин Ее?"

Он протянул руку, чтобы коснуться ее щеки — так не хотелось, чтобы она продолжала сейчас грустить из-за несбывшейся неприятности! И... сразу же отдернул смущенно. Прикосновение этого вороха бинтов и тряпок, в который превратилась его кисть, вряд ли обрадует Холлэ хоть сколько-то... Скорее, наоборот.

— Олэ, не надо. Не думай об этом. Ты же... ждала меня. Поэтому все и получилось. Не могло не получиться.

"Спасибо Тёрнеду, если бы не этот его ураган, я бы так никогда и не узнал... ты слишком хорошо хранишь свои тайны, сокровище мое! А так... ты испугалась и проговорилась... и я узнал. И буду распоследним глупцом, если упущу тебя, светлая моя Холлэ! Так что... я найду ему самого лучшего наставника, твоему братишке. Если только... если только ты позволишь мне это. Когда все узнаешь... Но первым я рассказывать не буду. Не буду! А то получается, что я не то ябедничаю, не то хвастаюсь..."

— Это был какой-то необычный ураган, я боялась, что с дома крышу сорвет, — призналась Холлэ. — Наверное , и сорвало бы, если бы не ты?

Она проводила взглядом его поднявшуюся было руку, а потом... наклонилась и прижалась головой к его плечу. Благо, скамеечка, на которой она сидела, была низкой.

— Какую-то точно сорвало...Во всяком случае, что-то большое мимо нас там пролетело, кажется, — вспомнил он, замерев, как замер бы, чтобы не спугнуть олененка, скажем, или белочку... Хотелось погладить Холлэ по волосам, но... придется ждать, пока руки заживут. — Кстати, Олэ... Тёрнед сказал, что тут еще люди живут. Я-то просто думал тебя с твоей няней с острова вывезти. Но все бы в ялик не поместились, пришлось вот так... разбираться. Я это к тому, что... не знаешь, все живы? Пострадавшие есть? а то... я — представитель дяди тут, я могу... говорить от имени Короны. Если что. Вдруг что-то нужно?

— То, что было нужно — ты сделал... — проговорила Холлэ, тихо, еле заметно поглаживая его плечо. — Увел ураган... или остановил... я даже не знаю! — сказала она сокрушенно. — И... я надеюсь, никто не пострадал — разве что старые сараи разметало, это уж наверняка... вещи какие-то могло унести, что снаружи были... но ведь это всё ерунда. Ты успел. Я сейчас схожу, узнаю... ещё только одну минутку побуду тут...

— Не уходи, — выдохнул Йэг. — Не уходи, Олэ... Пусть Тёрнед сходит, он сказал, что знает этот остров... И... это дело именно для него. Я так считаю.

— Какое дело? — услышали они ломкий голос мальчишки, старающегося говорить по-взрослому, угрюмо и басом. — Куда надо сходить?

И, видно, увидев, как вздрогнула и приподнялась Холлэ, а может быть, предположил Йэг, среагировав на то, как сестра покраснела, мальчишка сказал:

— Я сейчас только вошел. Хотел... узнать, как ты тут. Я и не знал, что вы... дружите.

Холлэ смутилась. Она умела держать себя в руках и сейчас даже не дернулась, но Йэг чувствовал, как задрожал воздух в ее легких... чувствовал, да. Воздух — его стихия.

— С нами все хорошо, — негромко ответил Айдесс. — Просто... есть работенка как раз для тебя. Мне так кажется. Ты как считаешь, не следует ли тебе узнать, не пострадал ли кто на острове?

Вот так, мягко и доброжелательно. Давить на парня ему не хотелось. Равно как не хотелось отпускать от себя Олэ. Слишком уютно она тут сидела рядышком. Да и... кому же он ею и обязан — сам ведь недавно об этом думал.

— Да. Надо узнать. Я схожу, — ответил Тернед с еле заметной запинкой.

Потом Айдесс часто думал, что зря он отослал мальчишку. Не вовремя. Пораньше бы... или попозже — в самый раз пришлось бы, а так...

Впрочем, пораньше он бы и не смог — без сознания валялся, потом еще и соображал с трудом. А попозже... а вдруг помощь кому срочно нужна была? Нет, он все сделал правильно. Просто... неудачно, да.

Они пришли через полчаса после того, как Тёрнед оделся и убрел в предрассветные сумерки.

Герцог Линдергрэд с челядью и старшим сыном, высоким мужчиной с аккуратной бородкой по последней моде и могучим разворотом плеч. Распахнули дверь и встали посреди комнаты, и зябкий холодок разбежался от них по полу во все стороны.

Старый герцог, увидев Холлэ, чуть нахмурился и пробурчал:

— Здравствуй, дочка. Отойди-ка в сторонку, будь добра. Нам тут... поговорить надобно.

— Папа... Почему ты так странно говоришь? Кто-то пострадал от урагана? — растерянно и тревожно спросила Холлэ. А потом обратилась к Йэгу:

— Мне уйти? Ты хочешь, чтобы я ушла?

Он тяжело повернул к ней голову:

— Это ничего не изменит, госпожа моя Холлэ, но я бы предпочел, чтобы ты осталась. Но ты можешь уйти, если сама хочешь этого.

Потом он посмотрел на Линдергрэда и холодно произнес:

— Я слушаю Вас, герцог. Говорите.

Герцог выпрямился. Он услышал в словах Айдесса именно ту нотку, которая и должна была прозвучать. Голос Наследника Северного Предела, голос человека, чьи Имена дозволяли и требовали говорить именно так...

— Я, герцог Тэфге Андру Линдергрэд, призываю Ваше Высочество к ответу. На три моих вопроса.

Йэг застонал. Очень громко, но мысленно, поэтому никто не услышал. Ответ. На три вопроса. И ведь не отвертишься, черт бы побрал эти замшелые традиции! То есть отвертеться бы можно было бы — если бы не Холлэ. Холлэ, которая у него — у него, не у отца! — спросила, хочет ли он, чтобы она ушла... Конечно, ответить ему не сложно. Сложно то, что отвечать придется только на прозвучавшее. Без комментариев, так сказать. Эта штука и задумывалась от излишне говорливых, так сказать... чтобы спрашивающего не запутывали. От этой практики отказались уже очень давно, слишком велика была вероятность отправить к праотцам невиновного...

— Я отвечу на Ваши вопросы, герцог.

— Правда ли, что Ваше Высочество жестоко избили моего племянника, не ставшего еще взрослым мужем? — глаза герцога чуть сузились. Удар был выверен и точен. Герцогу не нужно было доказывать, правда ли это... и по тому, как построен вопрос, Йэг понял: тому нужно возмездие, а не справедливость. Иначе ему бы дали возможность оправдаться...

— Правда, — коротко ответил он. Потому как действительно ведь правда, не отопрешься.

Краем глаза заметил (а может, просто почувствовал), как вздрогнула Олэ, как качнулась вперед, чтобы вмешаться...

"Не надо, милая. Через это придется пройти. Не защищай меня перед отцом своим..."

— Могу ли Я теперь задать вопрос? — звонко и неожиданно прозвучал голос Холлэ. Как прозрачная ломкая льдинка...

— Потом, дочка, — решительно мотнул головой Тэфге Андру. — Сначала с ним закончу я. Второй вопрос, Ваше Высочество. Где юный Тёрнед?

Йэг сощурился.

— Где-то на этом острове, не знаю точно, где.

Старший брат Холлэ тут же возбужденно зашептал что-то отцу.

— ... похитил! А сам тут...

— Это потом!

— Нет, сейчас! А вдруг он ее..?

— Погоди, Хэрфу, — голос Холлэ стал и вправду ледяным — ледяным и стойким, как... айсберг. Неивестно откуда взявшаяся сила заставила замолчать даже ее отца...

— Тебе не кажется, что, возможно, ты несправедлив прежде всего ко мне? И принимаешь меня за кого-то другого?

Слова хлестнули и рассыпались холодным искристым крошевом. Не ожидая ответа от брата, Холлэ повернулась к Айдессу и сказала — очень тихо и спокойно:

— Ты сказал, что это — правда. Тогда скажи мне... не требую — прошу. Это действительно было нужно?

Айдесс улыбнулся устало, взгляд его метнулся к опешившему герцогу:

— Это — третий вопрос, герцог. Да, это было нужно.

— Тебе не надо было вмешиваться, Олэ, — угрюмо буркнул ей отец. — Мало ли, что нужно... Убийца тебе тоже всегда скажет, что так было нужно, как он поступил.

— Мы собираемся обвинить его перед Короной в истязательствах и похищении, — резко встрял Хэрфу, видимо, обиженный прохладным приемом сестры.

— А тебе не кажется, что прежде чем обвинять, нужно как минимум выслушать... пострадавшую сторону? — бросила Холлэ таким тоном, словно сидела в кресле Главного Судьи. — Очень жаль, что Тера сейчас здесь нет... мы послали его узнать, не нужна ли кому-нибудь помощь. Надеюсь, что вам это тоже небезразлично. Ведь если бы не Айдесс, неизвестно, что осталось бы от нашего островка!

Воцарилось молчание. Йэг иронично усмехнулся, донельзя довольный происходящим. Вот она какая бывает еще! Неприступная и ледяная, и жесткая... и от этого словно бы даже еще красивее стала... И она, эта женщина — его защищает, она на его стороне и ему верит! Его женщина! Которую он, вообще-то, должен защищать и беречь. Йэг был восхищен и очарован, и уже почти не думал, чем это все закончится.

— Олэ, ты что это? — наконец проговорил старый герцог. — Твоя матушка сама, своими глазами видела, как Его Высочество Тёрнеда избивал. Пока добежала, пока остановила... А потом пропали оба...

— И почему ты вообще его защищаешь?! — возмутился Хэрфу, которого, похоже, этот момент задевал сильнее всего.

— Могу назвать тебе две причины... довольно с тебя и двух! — бросила Холлэ с коротким ломким смешком. — Первая... это то, что не было никакого похищения. Тернед пришел сам, ничего мне не сказал и сам же вызвался помогать Айдессу усмирить ураган! Ты понял? А вторая... я счастлива сообщить вам — Айдесс мой нареченный супруг. Со вчерашнего дня! Есть ещё и третья причина, и четвертая... но довольно пока и этого, мне кажется!

И гордо повела плечом, между прочим положив ладошку на руку Йэга.

Откуда-то из дальнего угла раздался тихий смешок — это нянюшка... За воспитанницу порадовалась. А отчего за нее не радоваться, когда она вон какая грозная? Как богиня. Морская Пастушка прямо...

На этот раз молчание длилось дольше. Холлэ явно не собиралась дополнять свою речь, ее родичи переваривали новость, старая Миррэ вмешиваться не собиралась вообще, а Йэг... Йэг просто лежал. Голова слегка кружилась, кости ныли, словно от сильного жара, отчаянно зудели ободранные пальцы на руках...

— Так что... ты выходишь замуж, дочка? — тихо и как-то совсем потерянно спросил наконец герцог.

— Да, отец. Я счастлива была ответить согласием и принять дар... Я уверена, что всё выяснится, — тут она бросила на Йэга почти умоляющий взгляд, не совсем согласующийся с царственным ее тоном. — И свадьба будет зимой... когда мой любимый выздоровеет.

"Любимый..." — Йэг вдруг понял, что тихо млеет и вообще не думает ни о чем и ни о ком, кроме Холлэ. — "Она зовет меня любимым. Ну не удивительно ли?!"

Тут дверь открылась, и довольно бодрый и юный голос провозгласил:

— Тинке с семейством в порядке, и Гулясси тоже, а в распадок я не смог пройти, там завалы, надо разбирать... ой. Дядя?!

— Тернед! — голос Холлэ взлетел вспугнутой птицей. — Скажи нам... Тёрнед Линдергрэд... Виновен ли присутствующий здесь Айдесс Йэгге... в похищении и истязательствах? Ответь мне, брат!

Тишина в комнате стала плотной, почти твердой. Слышно было, как пыхтит Хэрфу и как тревожно перевела дух няня.

— А чего... — баском произнес мальчик. — Ничего я... Никто меня не похищал. Я сам поехал. Он меня брать не хотел.

— Ты хотел отомстить, да? — не очень уверенно, но настойчиво спросил Хэрфу. — За избиение? Потому что... это-то ты не сможешь отрицать, Тёр!

"Не сможет... да и не станет. Интересно, что все-таки из него получится, из парнишки? Впрочем, вру. Сейчас мне это ни капельки не интересно! Вот Холлэ... Я ведь так мало знаю о тебе, душа моя, отрада сердечная! Вот мог ли я подумать, что ты будешь так сражаться за меня? Да с кем — с родными своими! Как это странно и непривычно — быть не защитником, но защищаемым. И... приятно, надо признать. Не очень сильно, потому что сопрягается с беспомощностью и не очень радостной ситуацией, но... Ох, Холлэ, что же ты со мной делаешь, свет моей судьбы?!"

— Я хотел помочь, — не сразу, угрюмо сообщил мальчик. — С ураганом.

И, не иначе как услышав, как Айдесс усмехнулся, поправился:

— Вернее, справиться с ураганом... Остановить.

"Договаривай уж теперь, деточка", — с легкой ехидцей, но безо всякой злобы подумал Йэг, по-прежнему хранивший молчание (его ведь больше ни о чем не спрашивали, да и силы как-то быстро кончились). — "Раз уж начал... Или спасай — до конца, или наоборот. Но нельзя останавливаться, нельзя, надо до конца, мальчик. До какого-нибудь. Ты должен быть уверен в том, что ты делаешь..."

— А почему — ты? — вдруг заговорил герцог. Враждебности в нем заметно поубавилось, осталось настороженное любопытство. — Почему ты стал помогать тому, кто чуть тебя не искалечил?

"А Его Светлость умеет задавать вопросы... Если все сладится, он станет моим тестем. Хха! И теща у меня появится — которая видела, как я избиваю ребенка... Вот черт!"

— Никто меня не калечил, — буркнул Тёрнед и совсем по-детски шмыгнул носом. — Это был мой ураган. Я его сделал. Он должен был меня послушаться! Я хотел дать урагану свою кровь... но он сказал, что нельзя...что ветер меня просто убьет... а сам...потом тоже... — сбивчиво проговорил мальчишка, глядя не на дядю, а на сестру и Айдесса.

"Угу, ты сейчас из меня героя сделаешь ненароком... Может, стоит вмешаться? Хотя нет... еще не время. Сейчас спрашивают они. А мы... мы помолчим. Опасности для меня почти нету, а лезть в разговор непрошенным некрасиво..."

— Твой... ураган? — переспросил старый Линдергрэд. — Любопытно. Значит, Его Высочество опасался за твою жизнь? Тогда зачем он тебя бил, а, Тёрнед?

— Что?! Кто? — жалобно пискнул Тернед, переводя взгляд с Холлэ на дядю и Айдесса. — Его вы... Ой...

А потом, вжавшись в стену с явным желанием просочиться куда-нибудь и исчезнуть, он выпалил:

— Да потому что иначе меня разорвало бы на клочки к черту! И не только меня! Вот как... его руки чуть не разорвало...

И тут неожиданно первый раз в его голосе прозвучали слезы. Холлэ шагнула к мальчишке и прижала его к себе, давая выплакаться.

"И такая еще тоже... ты — совсем разной можешь быть, госпожа моя Холлэ..."

И снова молчание. Потом герцог, по-стариковски кряхтя, уселся на торопливо подставленную сыном табуретку, и вдруг спросил у Айдесса:

— Отчего же Вы так торопливо... сбежали, Ваше Высочество, а? Что помешало Вам остаться и все толком объяснить?

— Это как один вопрос считать? — не удержался от сарказма Йэг.

— Я снимаю обвинения, — тут же спохватился Линдергрэд. — Но хотелось бы все же разобраться... Так почему Вы нас так быстро покинули, Ваше Высочество?

— Ураган... — начал объяснять Йэг и раскашлялся. Уняв кашель довольно быстро, он хрипло продолжил:

— Дело в урагане. Я приехал в Линдари-доу почти пустым. Заставить слушаться чужой ветер мне было уже не по силам — во всяком случае, в тот момент, когда стихия была в гневе и бешенстве. Я спустил его в море, думал, что на воде буря долго не продержится. Так часто бывает в подобных случаях. А потом... когда госпожа Адаис защищала от меня этого вашего юного мага... она очень похожа на Холлэ. Я вспомнил, что Вы говорили вечером, Ваша Светлость. Про остров. Я просто испугался, что буря свернет к острову. Подумал, что если успею догнать, то... смогу вывезти отсюда и Холлэ, и почтенную ирстэ Миррэ...

"Я не знал, что тут еще люди есть. Всех я бы увезти не смог. И сам бы сдох, и людей бы погубил, и Линдари это стало бы плохим подарком — наш драгоценный Хорт Уффур недаром ест свой хлеб, его люди перевернули бы здесь все, но наследного принца бы отыскали. На дне морском. И мало бы не показалось никому..."

— Мне говорила сестра, что племянника надо учить магии... — словно бы про себя заметил герцог, но его прервал ещё не до конца остывший Хэрфу:

— И как же тогда... вашему высочеству удалось остановить ураган? — спросил он, явно пытаясь говорить вежливым тоном, но получалось не очень хорошо.

Йэг посмотрел на свои руки и усмехнулся:

— Сам удивляюсь. И как это у меня вышло? Может, оно само как-то рассосалось, а? как вам такая мысль, господа?

— Само, да... У тебя на руках ни одного целого клочка кожи не осталось! — с силой выдохнула Холлэ. Она подняла голову, не отпуская плечи брата. Прильнувший к ней Тёрнед, уже вытерший слезы, глядел неожиданно серьезно и взросло.

— А ещё полное магическое истощение, мелкие кровоизлияния и, самое главное... ты просто зачерпнул своей жизни. Быть может, этот ураган стоил... нескольких лет! — вырвалось у нее с болью.

Старший и младший Линдергрэд нерешительно переглянулись, и в этот момент заговорил мальчик:

— Простите меня, — сказал он медленно, как будто выталкивать слова изо рта ему было больно. — Я не знал... Я слишком поздно вспомнил то, что было в книге... А сродниться с ветром — было так здорово!

Он вздохнул и обратился непосредственно к Йэгу:

— Простите... ваше высочество. Я всегда мечтал... что вы... что я увижу... Но лучше бы я не видел... В общем, я знаю, что виноват.

— Я уже простил, Тёрнед, — спокойно улыбнулся Айдесс. — И... я просил называть меня Йэгге. Забыл, что ли, штурман?

— Забыл... нет, не забыл... я же не знал, что вы... это вы, — сказал мальчишка. — Хотя... теперь уже...

— А что — теперь? — полюбопытствовал Йэг, даже не удивляясь, почему молчит герцог и все остальные.

— А теперь вы не возьмете меня в ученики, — всё-таки договорил, еле слышно, Тёрнед.

Принц растерялся. Не то чтобы он такого совсем-совсем не ожидал, но как-то непривычно было, что его кто-то рассматривает как потенциального наставника. Тем более мальчишка, у которого еще гематомы не сошли от близкого знакомства с тяжелой рукой кёорфюрста. Хм...

— Ты даже не представляешь, чего хочешь, — вздохнул Йэг. — Из меня учитель, как из прутика — весло. Давай лучше я со своим наставником поговорю, может, он согласится на еще одного ученика. Хотя, когда мы виделись с ним в последний раз и на эту тему зашла речь, подавляющей его реакцией было "ни за что и никогда больше!!!"...

— Пожалуй, мы зря приехали сюда, Хэрфу, — тихонько произнес старый Линдергрэд. — С другой стороны, столько всего интересного узнали! И маг у нас тут под боком растет, и дочка замуж за кёорфюрста собралась... спасибо, хоть сказала старику...

Кажется, он был обижен. Или обескуражен. Или просто глубоко растерян.

— Замуж?! — изумленно выдохнул Тернед. — А говорила — вы дружите...

— А разве муж с женой не должны дружить, Тёр? — логично осведомилась Холлэ, чем ввела брата в окончательный ступор.

— Хорошо, что вы приехали, папа, — сказала Холлэ с неколебимым спокойствием. — Мы с Мири напекли много пирожков... А ещё вы поможете доставить на материк Айдесса и тех жителей, что захотят перезимовать в Линдари. И знаете что, папа и Хэрфу? Не хмурься, брат, я знаю, что ты не страшный...

— Что? — спросили они почти в один голос.

— Я очень счастлива, — ответила она почти шепотом. И кинула взгляд на него. На своего нареченного.

Холлэ Линдергрэд. Линдари, замок

В тот день многое... да что там многое! почти всё — было впервые.

Впервые я не была рада, увидев отца. Нежно меня любящего.

Впервые я разговаривала таким тоном... каким никогда не позволяла себе говорить раньше. Да что там, мне и в голову не могло придти ТАК говорить! С моими близкими.

Впервые... на какие-то несколько мгновений, таких длинных и страшных... я усомнилась в том, кого любила.

Наверное, это только прибавило смелости тому, что я говорила потом — я словно с горы летела, и остановиться уже не получалось. Вот только чувствовала это я одна... падение своё и свист в ушах. А со стороны была спокойна, я знала... И знала, каким холодом дышит каждое моё слово. Холодом и властью — да я же НЕ УМЕЮ так! А вот сумела...

Я видела, что брата избили. Известно, что у мальчишек бывает всякое — и драки, и состязания, которые по сути от драк ничем не отличаются, а то, что они с Йэгом приехали вместе, как-то не вязалось с тем, что мой любимый мог иметь к этому отношение!

Но вот когда отец заговорил... во мне всё остановилось. Как будто даже кровь течь перестала. Избить мальчишку? За что?! Да за любую вину... разве можно — так?! Не дать пощечину или просто шлепнуть, а бить... видя, как после твоих ударов течет кровь... нет! невозможно! Что... внезапное умопомешательство? Приступ неконтролируемой ярости? Но никто никогда не говорил, чтобы наследник этим страдал... Что же это? Я поняла с ужасом, что моя жизнь разрывается напополам... на то, что было со мной до того, как я об этом узнала, и после... что я никогда больше не смогу относиться к Айдессу, как раньше.

И мой бедный братишка всегда теперь будет стоять передо мной немым укором, навсегда... нет!

Этого не может быть!

Я не могла быть настолько слепа. Не чувствовать, что есть в человеке изъян, что он способен на... такое. Никогда, ничем, ни единого раза Айдесс не наводил на мысль, что он может быть жесток. Никогда. А значит... всё должно выясниться. Неважно, как. Но он не может...

И тогда я просто спросила его. А потом — всё стало как прежде. И даже брат мне стал ещё ближе, да потому что Айдесс его спас!

Впервые... я чувствовала себя драгоценным сосудом, и каждое мгновение, каждый жест и взгляд Айдесса прибавляли ощущение счастья.

Если бы он только не был ранен и болен! Если бы...

Но я твердо знала: я сделаю всё, чтобы он поправился как можно скорее. Вся моя сила, все травы и эликсиры, всё-всё... а ещё тепло, потому что — мне трудно было сперва поверить — ему просто не хватало тепла. Душевного тепла....

Ну конечно, зачем, казалось бы, красавцу принцу, кумиру девушек, лучшему магу Северного Предела — просто доброе слово? А оказывается, он изголодался.... По искренности и теплу. Он слишком рядом со властью, чтобы те, кто рядом, были искренни! Не все, конечно же, но тем не менее.

И это волшебное ощущение, то, что я помнила каждое мгновение: я — нареченная! Да я и мечтать не смела! Почему-то мне всегда казалось, что Айдесс выберет жену далеко от дома. Какую-нибудь южную наследницу. Но теперь... его улыбка, сияющий в воздухе цветок... только бы не забыть. Я не должна это забыть. До самой смерти.

И разве я могла быть прежней — помня об этом каждое мгновение?

Да я была пьяной, совершенно пьяной своей любовью и счастьем, и тревогой за Айдесса, которая тоже была счастьем, ведь мне удалось немного ему помочь! А в следующий раз, быть может, получится не хуже?

Как оказалось, я была... несколько самонадеянна.

И наступившие вслед за тем дни помнятся мне яркими-яркими картинами. Отрывочными. А вот между ними — провалы... пустота.

... Утро... Изменившийся пейзаж... Один дом всё же разметало — хорошо, что в нем сейчас никого не было... Черные точки всюду на снегу — веточки, обломки какие-то... мусор... несобранные, оставленные в зиму ягоды...

И как ягоды, кровь Айдесса — застывшая, на снегу, прямо на крыльце... И не только.

Мы едем в имение. Вместе с нами уезжает Мири (по моему настоянию, она конечно же, хотела остаться!) несколько женщин и двое подростков. Остальные бодро восстанавливают пострадавшие сараи, собирают раскиданные ураганом по всему острову дрова... радуются обещанным деньгам. Мы с отцом пообещали. Не помню, кто был инициатором... может быть, и я... Но тогда выходит, что отец — послушал? Не споря, принял моё предложение?

Айдесс, как-то вдруг осунувшийся, пытается даже шутить, пытается двигаться...

Каким-то образом жители острова узнали, кому обязаны тем, что ураган ушел, оставив только небольшие разрушения. Я подозреваю, что рассказал это Тёр — у него здесь есть свои друзья. И теперь нет отбоя от желающих помочь нести принца и водворить на корабль. Хотя Айдесс как раз строго запретил всем нам говорить жителям острова, кто он такой... Но им было достаточно того, что он их спас.

Из дома он вышел сам. И даже переодеться умудрился с помощью Хэрфу, который с неожиданным вниманием отнесся к этой проблеме и старательно помогал с поиском подходящей одежды и застежками... Но, выйдя во двор, Айдесс почти сразу сел на первый попавшийся чурбан. А потом и лег — на подставленные носилки. Сам лег, без уговоров и намеков... И... бледный такой...

— Олэ... — позвал он меня. В голос его вплетался какой-то невнятный, еле различимый присвист. — Олэ, я тебе настоящих цветов подарю... каких захочешь! Самых красивых... Веришь?

— Конечно, верю! — с жаром подтвердила я. — Но ты главное... подари мне себя... чтобы выздороветь поскорее. А я тебе вышью куртку, можно?

— Весь твой, свет моего сердца, — выдохнул Айдесс. — Весь твой. Все, что есть во мне моего — отныне твое... И куртку... хочу. Вышей рыбок... как они плавают...

— И рыбок тоже... Айдесс... любимый. Это же я вся твоя... уже давно... ты ведь догадался? Наверное, с тех пор, как увидела...

Какое счастье, что именно в тот момент люди отошли от нас, чтобы приготовить трап! А может быть, они не случайно отошли... Кажется, Тёр и об этом сказал — что я выхожу замуж.

— Ты... — он смотрел на меня, не отрываясь. — Госпожа моя Холлэ... я сейчас слабый и плохо соображаю. Но... хотел сказать... спасибо, что поверила мне... не усомнилась...

— Я усомнилась, — ответила я честно и почувствовала, как задрожали мои губы. Глаза Айдесса, огромные и блестящие, совсем больные, смотрели в упор. — Я усомнилась... на несколько мгновений... и это были самые гадкие мгновения в моей жизни. А потом... вспомнила, что я же знаю тебя... и что ты... просто на это не способен. А значит, есть объяснение!

Зрачки его расширились, и Айдесс восхищенно выдохнул:

— Ты усомнилась и... не отказалась от меня? я помню... ты даже шага назад не сделала... не отшатнулась... Олэ, ты... мне кажется, я не достоин такой, как ты...

— Ерунда какая... не смей так говорить!

Я присела на корточки рядом с носилками — Айдесса положили на большую скамью у берега.

— А мне казалось, что ты и не посмотришь никогда на меня, — призналась я шепотом, гладя его по плечу. — И женишься на какой-нибудь южной принцессе.

Сейчас, когда он был так близко, я очень отчетливо услышала хрип у него в груди и более шумное дыхание — как после бега.

На мгновение мне захотелось прижать его к себе до боли, как, я видела, прижимает ребенка мать в случае опасности. Обнять и спасти от беды и болезни... да вот только никакого толку ему от моих объятий! Ему нужно лечение — настоящее...

И я просто прижалась головой к его плечу... Волосы наши соприкоснулись, и мне показалось, что пролетела искра.

— Ты хоть видела их, принцесс этих? — прошептал он в ответ, пытаясь меня обнять сам. Получалось не очень, но он старался. — Я вот ни одной так и не углядел. А ты... ты же самая красивая девушка в Северном Пределе, Олэ... Один раз я посмотрел — так Дядя знаешь какую выволочку мне сделал? Сказал, что я только и делаю, что на красоток смотрю... дела не делаю, толку с меня... Я и перестал. Чтобы, значит, толк был...

— Ты на меня посмотрел? А я не знала...

Я гладила и гладила его бедную руку, избегая дотрагиваться до бинта. Волосы... какие же у него волосы красивые!

— А дядя... будет рассержен, что мы... что ты...?

Я даже приподнялась — чтобы видеть его глаза.

— Он будет в ярости, — бледно усмехнулся Айдесс. — Но не из-за тебя, конечно. А просто потому что я вообще в гости свернул, не предупредив. Ему нравится, когда все под контролем. А тебе он обрадуется. Я знаю...

Он закашлялся и сдавленно проговорил:

— Давно не болел... Все-таки свалил меня холод... Посмотришь вот на меня, когда я такой, и не пойдешь замуж... — усмешка его стала еще бледнее. — Скажешь, на кой мне муж... ноющий... на ногах не стоящий...

— Не замечала, чтобы ты ныл, — отозвалась я. — Значит, говоришь, будет рад? Айдесс, милый... я меньше всего на свете хотела бы быть причиной размолвки между вами! И когда же это ты смотрел на меня...

Мне хотелось прикасаться к нему всё время. Хотя бы тихонько и еле заметно. А ещё... я гнала от себя страх. Старалась не замечать затрудненного дыхания, горячей сухой кожи... кашля...

— Смотрел... весной было... ты... читала что-то, — Айдесс устало закрыл глаза. — Серая обложка с голубым... Платье синее было... и в волосах одуванчики... Ты смотрела в книгу. Не будет размолвки, Олэ... не бойся.

А я и не боялась. Ни его дядю, ни... службу его безопасности, ни демонов подземных! Никого! Я только болезни боялась в тот момент. Она во сто крат страшнее.

А ещё пыталась вспомнить: что же я читала ТОГДА? И что было бы, если бы я поймала — смогла поймать — взгляд Йэгге Айдесса, такой выразительный, что даже его дядя заметил. Но про книгу я так и не вспомнила, не смогла — потому что подощли наконец жители Голого острова, и папины матросы, и Айдесса погрузили на корабль. Я опять была с ним рядом — хоть и не так близко, и неловко было бы прижиматься, как недавно, щекой к его плечу.

Закрытые глаза, щетина на щеке, расслабленная неподвижность тела. Казалось, он забыл обо всем, погрузившись в какие-то размышления... или, скорее всего, он просто уснул? Не будить же мне его... Сон лечит. А Айдессу сейчас нужна любая помощь. Ничего не будет лишним.

Поэтому я сидела рядом, неудобно примостившись на каком-то свернутом канате, и первый раз в жизни пыталась плести своё кружево, не закрывая глаз... всё-таки народу кругом было слишком много. Да ещё и Тёрнед присел рядом и прижался ко мне боком. Иногда он глядел на меня — по-взрослому, молча и как будто говоря: "всё будет хорошо, положись на меня!" Синяки уже изменили цвет, ссадины поджили — я ведь и братика тоже подлечила потом, после Айдесса... Но Тёр как будто и забыл про свои ушибы и травмы.

А кеорфюрст выглядел совсем больным. Или тяжелораненым. И я довольно скоро и о привычке своей забыла, о стеснительности — когда поняла, что он попросту без сознания. И тогда я закрыла глаза и сосредоточилась — но мало что получилось у меня. Разве что снизить жар немножко... А потом был дом, и суматоха, и мама, и тетя, и ненужные вопросы, и пустые фразы... много чего.

......И ещё одна яркая картина — толпа на берегу... Они ждали нас, ждали вестей от тех, кто оставался на острове, а некоторые (спасибо моему отцу, их было всего несколько человек!) — ждали ещё и того, чем мог разрешиться конфликт между гостем, избившим мальчика, и хозяином дома...

Мама и тетя, и мой младший брат, и несколько старых слуг были непривычно суровы. Но отец первым начал — он коротко осведомил всех о том, что произошло на Голом Острове, не объясняя, откуда, собственно, произошел ураган, и... и всё. А после этого Айдесса вынесли на берег — и двое держались за носилки и не отходили от них: Тёр и я. Причем, быть может, даже выражения лиц у нас были похожи.

Айдесс, милый мой, бедный! Один раз только — его несли как раз в дом — я смогла тихонько дотронуться до него. Он как будто ждал, открыл глаза и попытался улыбнуться... А потом опять закрыл глаза. Ушел. Вот тут мне стоило огромных усилий в голос не заплакать. Кажется, я кривила губы в приветственной, ободряющей улыбке — а по щекам всё равно лились слезы, и надо было их смахивать, делая вид, что ты поправляешь волосы...

Впрочем, большинство людей не встречали его холодом, как мои родные. Почти все слуги, жители близлежащих хуторов — они, кажется, даже гтотовы были радостно поприветствовать принца, но когда его выесли... Я встречала сочувственные взгляды и слышала вдохи и шепот... но от этого было ещё только хуже, словно они считали, что Айдесс не выживет!

Когда двери были уже близко, рядом с носилками возник незнакомый мне человек. Высокий, плотно сложенный, но почему-то... не очень заметный. Он бестрепетно протянул руку и нащупал жилку на шее кёорфюрста, и ни у меня, ни у кого другого не нашлось слов, чтобы отогнать его.

— Вот черт! — выдохнул он, нимало не заботясь присутствием кого бы то ни было. — Орссэ, вашу ж мать! Какого, спрашивается, а?!

Тут он повернулся ко мне и негромко сказал:

— Благородная ирстэ Холлэ, прошу прощения за мою казарменность. Дозвольте поинтересоваться, что уже было сделано для моего господина? И... что еще потребно, по-вашему?

— Травы, отвары... противовоспалительные и укрепляющие... и магическая помощь, насколько это было возможно, — тихо призналась я. — У него пневмония, по всей видимости — и крайнее магическое истощение.

— У вас здесь есть маги? — цепко спросил он, поймав мой взгляд. — Кто может оказать ему магическую помощь? Или лучше везти в столицу?

— Не надо его сейчас никуда везти, — ответила я. — Хуже будет. Ему покой нужен. А маг у нас есть... наш домашний. За ним послали уже. А вы кто, орс? Вы... его друг?

Он внимательно посмотрел на меня.

— Фрохтэ Тэбер, благородная ирстэ. Его Высочество Кёорфюрст называет меня своим гардекором. Жаль только, что он так усложняет мою работу.

— И часто... это с ним случается? — спросила я со слабой улыбкой. Утешительно было бы думать, что с Айдессом такое не впервые, и всё опять будет хорошо...

— Такое — впервые. Но охранять его... бывает иной раз очень тяжело.

— Он себя не бережет, — тихонько сказала я. Не спросила — а отметила.

Тэбер шел рядом со мной, не забывая поглядывать по сторонам.

— Я слышал, Его Светлость говорил про ураган на Голом... Это все так и было? Его Высочество действительно усмирил бурю?

— Да, Фрохтэ! Он спас всех нас. Он его... погасил, ураган. Погасил собой.

Мой голос прозвучал неожиданно звонко, и сзади раздались приглушенные голоса и перешептывание.

— Верно говорил Фюрст — его нельзя оставлять без присмотра! — в сердцах проворчал Фрохтэ, с беспокойством вглядываясь в принца. — Я ведь был уверен, что он спать пошел. Он всю дорогу мечтал о теплом доме и постели. И тут — такое...

Да уж... вместо теплой постели — ледяные волны и ветер, снежная крупа в лицо... И ураган. Снег в крови... Его, Айдесса, крови.

Я следовала за носилками, как привязанная. Тернеда утащила мать, какими-то дикими глазами посмотрев на меня и моего любимого... Знала бы она, насколько мне безразличны ее взгляды!

И только у дверей комнаты, куда собирались поместить принца, я остановилась, услышав где-то на краю сознания слова "переодеть". "умыть" или что-то похожее. И его унесли... Фрохтэ тоже пошел туда... а я осталась стоять в коридоре родного дома — заплаканная и неприкаянная.

Лишь через час меня в моей комнате нашла служанка и сказала:

— Госпожа, мне вам передать велели... вас кёорфюрст зовет... прийти к нему просит очень!

— Конечно!

Я не спрашивала ни о чем, не приводила себя в порядок, только шаль схватила на бегу... старую... первую, что в руки попалась. В коридорах было холодно... Несколько раз я косилась на служанку — что ж ты идешь-то та медленно, копуша! И боролась с желанием спросить "как он?" Но сейчас я и сама его увижу... он пришел в себя, он звал... ах вот... да, конечно, именно сюда его и поселили.

Я вошла быстро... ворвалась... пришлось сдержаться даже... негоже так носиться дочери герцога.

— Айдесс!

— Олэ, ты — как ветер ласковый, — улыбается он мне с ложа. Его переодели и умыли и даже побрили. Голос хриплый, прерывистый, а глаза живые, только блеск в них какой-то лихорадочный, что ли. — Знакомься, это мой верный страж Фрохтэ Тэбер. Форт, это Холлэ, она согласилась стать моей женой. Полагаю, что она и фюрстэйе с легкостью сделается — дай только шанс. Олэ, ты как? Я, наверное, здорово утомил тебя... ты же меня лечила...

— Ну что ты, какое утомление! Лучше скажи, как ты сам. Вот как врачу и скажи!

Я испугалась, что слова мои прозвучали слишком требовательно и холодно. Тоже мне, нашлась великая целительница! Но мы были не одни... Я только уже почти привычным жестом положила тихонько свою руку ему на плечо.

— Но ты же — моя невеста! — укоризненно выдохнул Айдесс, накрывая мою ладонь своей забинтованной рукой. — Что ж я, жаловаться тебе должен? Не буду. Тем более, что почти и не на что. Не бойся за меня, тепло моей души, теперь-то я точно не пропаду!

"Почти что не на что" — кроме сжигающего жара, слабости и боли в груди, — подумала я. И с надеждой покосилась на гардекора — быть может, он скажет мне что-нибудь, о чем не желает говорить Айдесс?

Он едва заметно улыбнулся в ответ и сказал со всем доступным ему сарказмом (который был направлен, к счастью, не на меня):

— Ирстэ Холлэ, не переживайте. Орссэ Йэгге выздоровеет скоро, и все будет хорошо. Вот он с воспалением легких справится, силы восстановит, с сосудами разберется до конца, ручки заживит — тогда и выздоровеет.

— Ну откуда столько яда в одном отдельно взятом гардекоре? — сокрушенно вздыхает Айдесс и поворачивается ко мне, жалуясь на Фрохтэ. — И вот так с того момента, как я очнулся. Прям хоть в себя не приходи!

Глаза его, в противовес возмущенному голосу, смеются.

— Я кашляю просто, а остальное — ерунда. Даже и руки... Единственно, очень раздражает невозможность что-то взять. Ни чашку, ни карандаш, ни меч...

— Меч-то вам тут зачем? — ворчит Тэбер.

— Да я так просто... для примера. Олэ, садись рядом, пожалуйста.

Конечно же, я села. Хорошо хоть, не мимо скамейки! И хорошо, что она была низенькой... так удобно, и мы так ближе, когда я сижу на низком... Наверное, когда я стояла и возвышалась — а мой любимый лежал в кровати, ему стало неуютно. Сильному мужчине, должно быть, чувствовать себя слабым тяжелее вдвойне.

— Меча предложить не могу, — сокрушенно сказала я, — а вот покушать... Ты кушать хочешь? Нет, три порции копченой рыбы тоже не дам! Может быть, одну. Маленькую. Если будешь хорошо себя вести...А ещё могу тушеную... с овощами... ты не пробовал ещё такой.

Ой, что я болтаю? Глупости какие-то... не умела я кокетничать никогда.

— Вот и верь после этого людям, — вздохнул Айдесс. — Обещала три, а результат? Одна порция, и та маленькая. Да еще условия какие-то... Нет, я так не играю.

— А ты правда хотел бы? — ласково сказала я. — Кстати, я не оговаривала, в течение какого времени будут поданы эти порции! Можно разом, а можно в течение дня или двух... выбирай.

— Ты — моя целительница, тебе и решать, как меня кормить, — улыбается мне Айдесс.

— Ну надо же! — ухмыляется его гардекор, устраиваясь неподалеку на стуле. — Иногда вы можете вести себя разумно, орссэ!

— И вправду язва, — согласилась я, улыбнувшись Фрохтэ: тот явно старался поддержать бодрый настрой. — Мой брат похож на него... ты позволишь мне покормить... помочь тебе... мой Айдесс?

Поцеловала бы. Обязательно. Если бы мы были здесь одни... Как же ты смотришь на меня! Мне дико представить, каким же я тебя считала когда-то далеким...

— Ох, да! Лучше ты, чем Форт. К тому же ему по службе не положено отвлекаться на занятие, которое так связывает руки. А тебе, наоборот, надо меня кормить, — Айдесс смеется. — Все женщины кормят своих мужчин, Олэ. А мужчины их защищают. Верно, звезда моих ночей?

— Ты уже защитил нас всех... И меня, и Мири... И Тёра... Попей сейчас, пожалуйста, — я с радостью обнаружила на столике именно такой отвар, который приготовила бы ему и сама. — Тебе нужно пить побольше. Тем более у тебя потеря крови... вот.

— Хорошо, — он сделал несколько глотков и вздохнул. — Кажется, я устал... что-то быстро. Ваш лекарь сказал, что поставит меня на ноги дней за пять...

Фрохтэ Тэбер шумно вздыхает.

— Да, Форт, знаю — много. И быстрее не выйдет — тоже знаю. Надо дать знать в столицу — где я и что живой... А то того и гляди гости пожалуют. Еще более незваные.

Его послушность и то, что он сам чувствовал, что раньше пяти дней не получится — мне очень не понравились. Лучше бы он спорил и отказывался пить лекарство!

Хотя, может быть... просто это характер? Чувство долга?

— Конечно, ты устал, — сказала я, тихонько погладив его по голове. Еле заметно. — Мы же только недавно приехали... Давай, ты сейчас поспишь немножечко, а я пойду и сама приготовлю тебе всяких вкусностей? Ты ведь поешь то, что я сама тебе приготовлю, правда?

Помимо воли это прозвучало у меня как-то жалобно.

— Обязательно, — Айдесс не сводил с меня глаз. — Только то, что ты приготовишь. И... да, я посплю... отличная идея, вообще-то...

Уснул он мгновенно. Словно только моего предложения о сне ему для этого и не хватало.

Фрохтэ встал, подошел поближе и покачал головой в удивлении:

— Надо же! да вы — волшебница, благородная ирстэ! Он после этого Леса спать хочет жутко. может проспать дня три или четыре, сосенки те больно жадные до сил человеческих... Но вот заснуть часто не может. Подолгу так... А вы вон... легко так!

И гардекор обезоруживающе улыбнулся мне, давая понять, как он рад, что у меня получилось такое чудо.

А я всё не могла заставить себя отойти — и ласкала спящего взглядом. Не руками, не губами, только взглядом. Длинные ресницы, неожиданно темные, как и брови — такой контраст при его платиновых волосах... забинтованные руки... шрамик на лбу... Показалось мне, или лицо осунулось — по сравнению со вчерашним днем?

А я стою тут и любуюсь... Бегом. Готовить еду и лекарства!

— Я скоро вернусь! — сообщила я очевидное неподвижно стоявшему Фрохтэ.

Холлэ, поместье Линдари — продолжение

Его любимая рыбка... И одна, и другая... одно копчение, но разные рыбы... эта жирнее, та более пряная... Тушеная рыба, и овощи, и ещё салат — вдруг пригодится, с ветчиной и копченой дичью. Сыр, туда чеснока немного... он полезный. Я снова и снова добавляла в корзинку мисочки и чашечки с вкусностями для Айдесса. Один раз я же готова была ему их принести — но принц так крепко спал, что у меня рука не поднялась его будить... Я вернулась и приготовила ещё кое-чего. Каша... нежная, рассыпчатая, с жареным луком и мясом... что ещё?

От разглядывания съестных припасов меня отвлек двоюродный братик. Тернед вошел на кухню и встал поодаль, наблюдая за моими действиями и явно не зная, с чего начать. Вид его был какой-то... удрученный.

Наконец ему надоело стоять молча, и он тихонько позвал:

— Олэ... ты... Я тут подслушал — ты только старшим не говори, ладно?

— Что такое? — подняла я голову. — Садись, посиди со мной... Кажется, раньше ты не подслушивал, Тёр!

— Так вышло, — пробормотал он. — Я случайно, честно. Неловко было уходить, пришлось дослушать... Там... дядя с Дифрэ говорил. А Дифрэ... он сказал, что кёорфюрст сейчас — в трех шагах от могилы. Это правда? ты что-нибудь знаешь?

— Нет...

Я отставила тарелку и уставилась на брата, не сразу заметив, что сжимаю в руке ножик... и, наверное, что-то у меня на лице было такое, раз Тернед посмотрел с опаской и на меня и на него. — Говори! Что он сказал, точно? Ты не ошибся, Тёрнед?

— Ну... я думал, ты лучше знаешь... — неуверенно пробормотал он и на всякий случай сделал шаг назад. — Дифрэ что-то говорил о лихорадке и что силы вроде бы на исходе — я не понял. Еще сказал, что сложно будет вернуть орссэ Айдессу здоровье, потому что он за сутки сгореть может, если нам не повезет. А дядя сказал, что нам теперь вовек не отмыться, и если кёорфюрст умрет в Линдари, то Ворон Престола растерзает наш род в клочья. И сказал еще, что странно, что люди Ворона до сих пор сюда не заявились. Вот я и подумал... если вдруг он действительно умрет, мне лучше самому признаться, да? Чтобы Линдари не трогали...

— Ты уже признался... — прошептала я. "А что толку!" — хотелось мне добавить, но я промолчала.

— Ну я же... вам только признался. А надо — Фюрсту, — Тёрнед закусил губу и еле слышно спросил, — меня повесят, да, Олэ? Как ты думаешь?

— Ну что ты! Боги с тобой, Тёр...

Отшвырнув ни в чем не повинный ножик, я шагнула к своему глупенькому, отважному братцу и обняла его.

— Разве вешают того, кто случайно уронил лампу, и масло вспыхнуло? Если бы у тебя был наставник по магии — мог бы пострадать наставник... но самое главное, Тёр... он выздоровеет, слышишь?!

— А если нет? — всхлипнул Тёрнед. — А если Дифрэ прав, и он... за сутки...?!

— Вот мы и должны сделать так, чтобы этого не произошло... Ты бы хотел, чтобы он был здоров? Забудь о фюрсте и о людях Ворона... представь, что они никогда ничего не узнают?!

— Конечно, хотел бы, — чуть обиженно пробормотал он. — Просто... мне просто стало страшно... немного.

— Мне тоже, — прошептала я. — Тёр... мне очень страшно... знаешь, только тебе одному и скажу. Раньше я боялась, что он не обратит на меня внимание... совсем... и я даже не смогу поговорить с ним, просто подружиться... хоть немножко... А теперь... страшно, что всё то хорошее... что было, это — только сон, злая шутка... и его слова, и его цветок... шутка судьбы... и за то, что мне было так хорошо... теперь я могу его потерять...

О боги. Что я творю, что говорю?! И кому?!

Я отстранилась от Тёрнеда — оказывается во время своего монолога я судорожно прижимала его к груди.

— Прости, — сказала я, — не обращай внимания...

Я вдруг подумала, что даже не знаю, как мои домашние относятся к тому, что я собралась замуж. Как ни странно, об этом пока говорили только мы с Айдессом. И ещё он со своим гардекором...

Он смотрел на меня так серьезно, словно ему было не тринадцать, а все тридцать.

— Это же не из-за тебя так случилось. Это из-за меня. Поэтому... у тебя все должно быть хорошо, сестрёнка. И... ты скажи, если я могу чем-то помочь, ладно?

— Главное, чтобы у него всё было хорошо... Пойдем к нему, Тёр? — попросила я. — А ты мне поможешь нести. А скажи, — мне вдруг пришла в голову простая такая мысль — лучше поздно, чем никогда! — ты не умеешь делиться магией? Ну... понимаешь, я немножечко лечить умею... но я не умею делиться просто сырой силой.

Тёрнед задумался, потом сказал:

— Знаешь, не могу сказать, что умею. Но... мне кажется, у меня должно получиться. Я как-то... не дал умереть одной кошке... И мне кажется, что это оно самое и есть. Я имею в виду — лечить-то я точно не умею. Значит, силой и поделился. Просто... орссэ Йэгге же — не кошка.

— Он... очень большая кошка, — невольно улыбнулась я. — Снежный барс... Похоже, правда? Пойдем...

Я не хочу думать о плохом! Не буду! Я просто буду бороться. А заранее сдаваться — это трусость! И вообще...

В комнате, где положили Айдесса, было полно народу. Там был и папа, и Дифрэ, и гардекор Фрохтэ, и пара служанок... Сам Айдесс лежал совершенно неподвижно, и если бы не едва заметное движение ресниц, можно было бы подумать... Нет. Ни за что!

— ... и я утверждаю, что и так делаю все, что от меня зависит! — это маг. Он у нас старенький и на моей памяти крайне редко повышал голос... Что же тут случилось?

— Я и не пеняю вам, господин маг, — холодно произнес гардекор кёорфюрста. — Я просто хочу, чтобы было сделано чуть больше. Позовите других специалистов, если вы так неуверенны в своих методах.

— Успокойтесь, орс, — резко произнес папа. — Господин Дифрэ — прекрасный специалист. И я склонен верить его словам... Неужели вы считаете, что здесь есть кто-то, кто желает дурного Его Высочеству?! Любой из нас сделает все, что в его силах, чтобы орссэ Айдесс встал на ноги как можно быстрее.

— Уж наверное, — едко отозвался Фрохтэ.

И тут заговорил сам Айдесс.

— Господа, уймитесь.

Голос его был слаб и плохо слышен, и все же замолчали все. Разом.

— Лечение орссэ Дифрэ меня удовлетворяет, Форт. Не волнуйся так. Все будет хорошо.

Айдесс старался говорить короткими предложениями, словно ему не хватало дыхания на длинные фразы.

— Ваша Светлость... прошу Вас позаботиться о моих людях. Я пока что... не в состоянии сделать это самостоятельно. Орссэ Дифрэ... я бы предпочел обойтись без кровопусканий. Но если вы считаете это необходимым... Вы — специалист, вам виднее.

Тут он увидел меня и улыбнулся:

— Олэ, светлая моя... ты пришла!

— Я пришла. А он мне помогал, — я отшагнула чуть в сторону и показала на Тёрнеда, который совсем стушевался и, кажется, рад был бы спрятаться за корзинку с провизией, да жаль, ее размер не позволял. — Сейчас ты будешь кушать! И никаких кровопусканий. Орссэ Дифрэ, дорогой вы наш, вы не видели, а я видела... — продолжала я, обаятельно улыбаясь нашему целителю... и одновременно давая ему понять своим тоном, что я дочь герцога, и он, Дифрэ, у нас на службе! Да, вот такая я властная стерва!

— Его высочество и так потерял много крови, давайте не будем усугублять! Сейчас и здесь от кровопускания станет только хуже.

Странным образом я слышала и свой звенящий льдинками голос, и сокрушенный вздох Фрохтэ, и перешептывания служанок, и хрипы... хрипы в груди у Айдесса.

— Сейчас я буду тебя кормить, — я подошла вплотную к его кровати, зная, что остальные просто расступятся. — Я ведь обещала? Ты готов? Надо будет потрудиться... ваше высочество. Но я надеюсь, это не будет слишком тяжким трудом? Я обязательно помогу. И Тёрнед... ставь вот сюда... он тоже поможет. Хорошо пахнет?

Мой тон и слова стали неожиданным контрастом с тем, что звучало здесь только что. И у Айдесса, кажется, появилась на губах слабая улыбка.

— Конечно, — отозвался он. — Вкусные запахи. Форт, сходи на кухню... перекуси тоже. Господа, давайте продолжим беседу в другой раз. Я устал.

— Герцог мой отец, — меня уже несло, и почему бы мне и отца не включить в эту круговерть? — прикажите, прошу вас, принести сюда бутылку нашего лучшего красного вина... того, сладкого, урожая

* * *

года... Девушки, надеюсь, вы справитесь вдвоем? Одна будет держать лампу... Встряхивать бутылку нельзя. Правильно, папа? Пусть подбросят побольше дров в печку, а вот окно я чуть-чуть приоткрою, чтобы вольный воздух был, а то мне самой тут дышать тяжело...

Папа, казалось, был ошарашен таким моим деятельным участием в происходящем. Но ни слова возмущения у него не вырвалось. Он лишь растерянно моргнул, но тут же меня поддержал:

— Конечно, дочка, сейчас все устроим. Девы, вы чего замерли? Давайте шустренько за вином, да возьмите бутылку с того краю, что ближе к меду. Да, и меду тоже захватите, пригодится.

Девчонок как ветром сдуло — вот что значит вышколенная прислуга.

— Орс Дифрэ, идем, пусть они тут сами пока... И вы, орс Фрохтэ, идите-ка действительно на кухню. Даже гардекорам надо же кушать иногда. А за Его Высочество не волнуйтесь, тут у него теперь охрана такая, что...

И он смешливо мне подмигнул.

Угу. Я — охранник, да! Я страшная и грозная. Всем прятаться по углам!

И я присела опять на скамеечку, уже почти родную.

— Рыбка, Ваше Высочество! — лукаво посмотрела я на него. — И не протягивайте руку... я сама... разве вы мне не доверяете?

— Это машинально, Олэ, сама понимаешь, что дело не в доверии, — Айдесс чуть заметно пожал плечами. — Просто привычка. Скажи, ты сбиваешься на холодное обращение тоже по привычке или что-то изменилось?

— Это не холодное обращение, — обескуражено ответила я. — Что ты! И ничего не изменилось. Это я... пробую на вкус... новое свое положение, быть может... и мне страшновато. Боюсь дяде твоему не угодить, и вообще... не соответствовать. Вот меня и... повело на этикет.

В страхе, что он и вправду решит, что я к нему изменилась, я прикоснулась к нему... осторожно... каким же красивым он сейчас был! И что же это за чушь, о чем говорил наш целитель?! Вот как глаза горят...

— Хм... ты же не за дядю замуж пойдешь, а за меня, — мягко попробовал меня успокоить Айдесс. — Он тут совершенно не при чем. Вот если ты хочешь поскорее стать фюрстэйе — тогда да, тут его слово значит много. Но это не к спеху, я думаю. Так что ты не бойся ничего, Олэ. Я никому тебя в обиду не дам. Клянусь ветром!

— Я тоже, — прошептала я, думая, что наизнанку вывернусь, собой заслоню, но не пропущу дальше болезнь. Он выздоровеет! И скоро!

А наш милейший Дифрэ вообще паникер. Это у него не отнять. То ли затем, чтобы потом излечение вызывало большее восхищение и радость, то ли затем, чтобы в случае чего снять с себя ответственность и сказать "но я же предупреждал..." А вот пусть Тёр меня научит лечить! Пускай даже он вылечил всего лишь кошку. Но метод-то должен быть похож!

Копченая рыба, ложка тушеных овощей с пряными травами, нежный сыр, булочка только что из печи...

В самый первый момент Айдесс явно стеснялся — наверное, последний раз его кормил из ложечки, когда ему был год! Мне подумалось, что уже в полтора года он скорее всего ел сам... такой, наверное, был самостоятельный малыш... А тут вдруг я. С ложкой.

Но потом он втянулся — надеюсь, не последнюю роль играло то, что еда хорошо пахла и действительно была вкусной, а кроме того, я почти после каждой ложки старалась тихо-тихо, еле заметно, ласково прикоснуться к нему... и он стал этого ждать.

Вот только самые мои первые движения, когда я прикоснулась к его руке, ко лбу... напрочь разбили мою спокойную внутреннюю уверенность, что всё будет хорошо и Дифрэ ошибается.

Всё и вправду было плохо. Очень.

Сухой горячий лоб, блестящие, запавшие глаза, которые казались ещё больше... Кашель... Еле-еле заметно он поморщился — значит, кашлять ещё и больно... немного затруднено дыхание, если приглядеться... в общем всё как и полагается при остром воспалении легких. Только обычно это не происходит так быстро! Он так растратил себя на борьбу с этим ураганом, что на сопротивление болезни уже и не осталось. И с такой же ураганной скоростью наступала болезнь.

— Олэ, я устал, — очень тихо произнес Айдесс, отворачиваясь от очередной ложки. — Давай попозже... я отдохну немножко, и...

Конечно, устал. Ему и нельзя много и плотно есть... Хорошо, что я принесла в основном легкую еду и давала маленькими порциями! А то увлеклась... Ему, правда, тоже было приятно... кажется.

— Пожалуйста, проглоти вот это, а потом обязательно выпей клюквенного отвара, — попросила я. Тут очень кстати служанки принесли вино, и надо было его чуть-чуть разбавить, а им поручить обернуть его ноги специальной материей с уксусом, а потом маленькой пуховой периной...

— Олэ, я устал, — очень тихо произнес Айдесс, отворачиваясь от очередной ложки. — Давай попозже... я отдохну немножко, и...

Конечно, устал. Ему и нельзя много и плотно есть... Хорошо, что я принесла в основном легкую еду и давала маленькими порциями! А то увлеклась... Ему, правда, тоже было приятно... кажется.

— Пожалуйста, проглоти вот это, а потом обязательно выпей клюквенного отвара, — попросила я. Тут очень кстати служанки принесли вино, и надо было его чуть-чуть разбавить, а им поручить обернуть его ноги специальной материей с уксусом, а потом маленькой пуховой периной...

— Потом... позже. Я уже сыт, просто устал...

Он попытался увернуться от ложки, но голова лишь бессильно мотнулась по подушке. Пришлось таки проглотить. Тогда он виновато улыбнулся и вздохнул... и жестоко закашлялся. Казалось, кашель рвал его на части.

— Тёр! — воскликнула я. Мне почти физически больно стало... потому что я видела, что больно ЕМУ.

Братишка так и сидел в уголке, привычно сгорбившись и насупившись. Но мне как-то вдруг стало легче, совсем немножко, когда он подскочил — и мы вместе приподняли изголовье, подставили новую подушку, чтобы больному стало легче дышать.

— Мне попробовать? — неуверенно спросил он, с тревогой глядя на изможденного кёорфюрста.

— Что... попробовать? — задыхаясь, уточнил Айдесс.

— Сделать так, чтобы ты немного подремал... отдохнул, — сказала я. Почему-то не сказала правду...

— Закрой глаза... Тебе надо поспать немножечко. А я никуда не уйду...

Мне подумалось... а может, он не хочет, чтобы я уходила? Или ему уже так плохо, что уйду я или нет — всё равно? О боги...

Но всё-таки я добавила:

— Я буду тут. Посижу тихонько... разведенного вина выпью... Буду твой сон охранять. А сейчас вот...

И, намочив кусок полотна, я свернула и положила ему на лоб. Такой горячий!

В горле застрял ком, но я с усилием его проглотила и забормотала:

— Ты поспишь... И будешь видеть во сне... как мы идем с тобой по лугу... пахнет травами, шмели жужжат... На кочке ягоды краснеют...

И поцеловала в щеку своего нареченного.

Фесса Роггери, Певец Севера. Замок Линдари

Я ехал по дороге, ведущей в Линдари. Мне повезло — всего-то сутки потратил на поиски. А ведь мог проплутать тут и неделю. И даже больше. Но какими длинными оказались эти два дня!

Хорошо, что я знал, куда именно предпочитает ездить Йэгге, чтобы общаться с лесом. И, прочесывая ведущие в лес (нет! в Лес, вот так) дороги, я постарался употребить все свои способности, и магические, и просто умения охотника, идущего по следу.

Счастье, что не так много в округе мест, куда можно было бы завернуть. И Линдари казалось самым вероятным прибежищем, удовлетворяющим всем условиям, кроме одного...

Йэгге ни разу не говорил мне, что собирается туда поехать! И к кому? К старому герцогу? Зачем? Нет, спору нет, он человек достойный, но от политики и войны далек, он просто хороший хозяйственник... И маг не из сильных... К Холлэ и ее матери? Красавица-ледышка со строгими и — я разглядел однажды — печальными глазами?

Кстати, непонятно, откуда печаль — но мало ли, быть может, кто-то из ее близких болен, а может, и сама в тот раз, когда я был рядом, чувствовала себя плохо... Хотя выглядела здоровой.

Но, в конце концов, принц обязан время от времени навещать своих подданных, особенно таких известных и достойных, как герцог Линдергрэд. И больше тут деваться было некуда — когда я напал на следы, это вызвало огромное облегчение. На самом деле, Йэгге мог и просто куда-нибудь по бездорожью отправиться, и на побережье, и по краю Леса — вот это-то как раз и тревожило меня. Я видел, что кеорфюрст мается, как сокол в клетке. И не мог понять, а где же клетка? Как сломать ее? Как помочь?

Один раз я даже попытался устроить банальную совместную пьянку, как в бытность учениками Магической Школы. Но окончилось всё довольно грустно, в смысле, не окончилось ничем. Йэг не пьянел — почти совсем, он сидел и смотрел на меня. Как? Я не понимал. Но мне не нравился этот взгляд. Йэг попросил меня спеть — как всегда, он любил слушать, да и не только он — многие и очень многие готовы были ехать издалека, чтобы послушать, как я пою. Я это знал и уже даже почти привык, хотя вначале это доставляло столько радости!

А вот сейчас ему было нерадостно, да и слушать мой друг почему-то хотел только невеселые песни. Что-то мучило его — но он ещё не был готов этим поделиться.

"Я потом расскажу тебе..." — сказал он. И всё.

Заговор? Ох, я знаю, что есть люди, которые его могут увидеть почти во всем...Йэг был не таким. Но, быть может, он потому и маялся, что не хотел верить в измену кого-нибудь из уважаемых людей? Вопросы, вопросы... Ну почему он не взял меня с собой!

Хотя — ясно же, почему. Путь неблизок и тяжел, Лесу нужен один только Йэгге, а остальные только для охраны и на крайний случай. Да и то... он же всех отпускает, когда туда приезжает. Только Фрохтэ его и ждет, а в Лес Йэг идет вообще один. А от меня ни магической поддержки, ни охраны... Я, конечно же, и подраться могу, но уж всяко те, кто поехал с принцем, дерутся лучше. И это нужно честно признать.

А магия... Я, Фесса Роггери — универсал. Редкий для Северного Предела — я владею и ментальной, и целительской магией, и даже немного магией Огня. Но — слабо. Чуть-чуть.

Мало кто знал, что, оставаясь один, я продолжаю заниматься и совершенствовать то немногое, что дала мне природа, и развил собственный отец, бывший наставником нам обоим — и мне, и кёорфюрсту. Конечно, по сравнению с Дахом Фёрэ я — очень слабый маг. Тем не менее, принц не упускал случая подчеркнуть, что не умеет того, что умею я, пусть и не в совершенстве, а также — что сильнейший поток магии, бушующий в самом принце, не является его личной заслугой. Это всего лишь дар природы. Древняя кровь. Могло бы быть и лучше...

А я никогда не завидовал Йэгге. Наверное, должен был. Но как можно завидовать ветру или орлу? Они просто такие, какие есть... Я всегда им восхищался, а он говорил, что это, мол, всё ерунда, просто по наследству досталось, а зато он петь не умеет — вот какая жалость!

И ещё — я его чувствовал. Не всегда, конечно, но...

Сейчас вот я знал, что с Йэгге что-то не так. Что-то очень нехорошо... А что — непонятно, вот ведь в чем беда!

Я утешал себя надеждой, что смерть друга я бы почувствовал в любом случае, а ничего такого пока не было... что можно было бы истолковать подобным образом.

Но потом я напоминал себе, что не терял ещё близких, и мне элементарно не с чем сравнить...

И тогда я подгонял лошадь, снова радуясь, что хватило ума взять не любимую светло-серую Чайку, тонконогую и изящную, а мохнатого Моржа, которому, казалось, даже сугробы были нипочем.

Друзья посчитали мой порыв блажью. Родители — решили, что я просто соскучился по другу. И неужели, мол, нельзя было подождать, пока кеорфюрст вернется?!

Правда, отец всё же взглянул внимательно — но он никогда всерьез не воспринимал ни мои ментальные способности, ни эмпатию, ни предчувствия тем более.

Просто, наверное, вид мой был красноречивый — ведь и вправду тревожно. Очень. И не было никакого желания это скрывать. Всё казалось ерундой по сравнению с тем, что друг в беде. А ему было больно, это я точно знал!

Боль... крайнее напряжение сил... потом изнеможение. Йэгге, что с тобой, дружище?!

Но я не чувствовал страха или горя, или гнева... Словно наряду с болью у него было прямо-таки безоблачное настроение! Но это же ерунда...

Наверное, эмоции потерялись под болью, тем более что он даже терял сознание, я был почти уверен!

И я торопил, торопил довольно-таки флегматичного Моржа, радуясь, что теперь уже точно ясно, куда мне нужно — в герцогство Линдергрэд.

Замок Линдари произвел на меня двойственное впечатление. С одной стороны, величественное и чуть мрачноватое (это свойство почти всех северных замков) здание царило над ландшафтом, приковывало внимание, притягивало взгляд. Заслуженно, в общем-то — во всей округе не было более заметного строения, да и вообще Линдари считался одним из самых красивых замков в Северном Пределе. А с другой стороны... что-то с ним было не так, с этим замком. Словно бы... незавершенность какая-то. Или неправильность в линиях? А еще... еще он был темен. Безлюден. Тих. Нежилой это был замок. А я и забыл, что герцог Линдэргред осенью и зимой предпочитал ледяному величию уютную простоту теплого дома.

И только подъехав чуть ли не вплотную, я вдруг понял, что не так было с линиями замка. Стена... неровная, словно бы погрызенная кем-то очень большим... Несколько каменных блоков вывернуто и валяется прямо на земле, на некотором расстоянии от стены... Что же тут произошло?

Морж недовольно прянул ушами, протяжно фыркнул. Идти через замковые ворота он решительно отказывался, и, в конце концов, я принужден был объезжать всю эту каменную громаду. Это прибавило еще не меньше получаса к моей дороге, зато чуть-чуть прояснило ситуацию с замком. Морж очень не любил стихийную магию. И из его поведения можно было почти безошибочно сделать вывод, что замковую стену погрыз чей-то ураган. Магический.

Кто тут у нас привык дело иметь с магическими ветрами? Даже и спрашивать не нужно... Йэгге! Неужели это он тут с ураганом баловался? Но зачем?! Защищался? От кого? Или он хвастался? Ну да... на замковой стене... Да и не в его это манере... я и вообще не помню, когда Йэгге хвастался своими умениями играть с ветрами...

Я уже почти добрался до господского дома, когда обратил внимание на людей. То есть.... ну, день же. Всегда найдется куча дел, которые можно и нужно делать не в доме, а во дворе. У нас в это время садовник возился с больными деревьями и остатками мусора, слуги подметали дорожки в господском парке, очищая их от снега... в общем, шевеления всякие... А тут — ровно вымерли все. Причем в доме-то люди есть, а вот...

Во дворе тоже люди есть. Точнее, один человек. Стоит у ворот, щурится, внимательно вглядываясь в подъехавшего к воротам путника.

— Ваше Сиятельство, — человек поклонился мне спокойно и привычно. Кажется, он не очень удивился моему появлению. Более того — он меня узнал.

И тут только я узнал его и сам. Это же один из людей Уффура! Айдесс же нас знакомил... показывал мне этих ребят! Значит, они здесь, и Йэгге под присмотром!

Облегчение накатило теплой волной и тут же пропало.

Человек Ворона Престола стоит на воротах Линдари-доу. И все люди поместья заперты в доме... Так делается, когда идет расследование... кажется. Какое расследование могут вести "воронята" Уффура в герцогском доме? Только связанные с безопасностью наследника престола, который тут... гостит...

— Что с его высочеством? Он здесь? — отрывисто спросил я.

Тот медлит с ответом, смотрит... изучающее. Потом кивает:

— Его Высочество здесь, да. Вопрос в том, откуда Вам это известно, Ваше Сиятельство...

— А мне это и неизвестно! — бросил я. — Я только предполагал. Я почувствовал... мне казалось, что я почувствовал его — как маг. У нас с ним и раньше такое было. Он... нездоров?

— Мягко говоря, — хмыкнул "вороненок", заинтересованно глядя на меня. — Но... боюсь, я не в праве докладывать Вам подробности. Думаю, Ваше Сиятельство может попробовать спросить у Его Высочества, что здесь произошло и как он себя чувствует.

— Обязательно спрошу. Если кто-нибудь меня к нему проводит, — сказал я, спрыгнув с коня и одновременно ободряюще похлопав его по шее. — И пожалуйста... я долго ехал — пусть позаботятся о моем Морже.

— Я отведу его на конюшню, конюхи сделают все необходимое. Думаю, он обрадуется старой подружке, — "вороненок" ласково погладил Моржа по храпу и, перехватив повод, угостил кусочком сахара. — А к Его Высочеству Вас обязательно кто-нибудь да проведет — если он в сознании сейчас. Это его собственное распоряжение — он принимает всех, кто захочет с ним потолковать.

— В сознании?.. А что... — бросил я уже на ходу и осекся. " А что, он может быть без сознания?" Идиотский вопрос, можно его не задавать. Понятное дело, может, раз об этом тем более знает стоящий у ворот Вороненок! Об этом знают все в доме! Да что ж такое?! "Я не вправе вам докладывать..." И почему Йэгге распорядился пускать всех к нему, кто захочет? Если он болен, то больному нужен покой... или он боится, что потом уже будет поздно?!

Подумав о возможной причине такого распоряжения, я взлетел по лестнице, далеко опередив вышедшего навстречу слугу. К счастью, я уже чувствовал близость друга — как еле слышный звон или биение. И безошибочно устремился к нужной комнате...

Биение... или это сердце у меня так стучит? Боги, только бы не... Пожалуйста...

Дверь открылась бесшумно, петли хорошо смазаны, значит... Черт! Конечно, смазанные петли — это сейчас самое главное!

Я увидел все сразу. Не по кусочкам, а целиком. И ложе с лежащим на нем кёорфюрстом, и низкий столик, распространявший вокруг себя запах лекарств, и стул, на котором сидел Фрохтэ Тэбер, гардекор Йэгге...

В тишине, царившей в комнате, слышно было трудное, нехорошее какое-то дыхание принца. Фрохтэ в упор смотрел на меня, но узнал, видимо, сразу, негромко сказав:

— А, это Вы, Ваше Сиятельство! А я думаю, кто там бежит по лестнице...

— Я так громко бежал? — невесело усмехнулся я. — Фрохтэ, друг мой... скажи скорее. Что случилось, черт побери?!

Мне хотелось кричать. Бросить что-то тяжелое и вышибить окно. Или запустить шаром огня...

Но надо было говорить тихо. Йэгге спал... или был без сознания?! Но кричать при нем я не стал бы.

— Ураган случился, — грустно отозвался Фрохтэ, оглядываясь на своего господина. — А у него после... Леса... истощение. Да Вы сами знаете... помните же, как оно бывало. Он потом сутками спит... а тут даже лечь не успел. Людей спас, успел, ураган погасил... а сам — вот. Два дня уже между жизнью и смертью болтается. Кабы не Ее Светлость, так и... не стало б у нас кёорфюрста.

— Ее светлость? — шепотом удивился я.

При чем тут вообще ее светлость? Что-то не помню я, чтобы герцогиня Линдергрэд была целительницей!

— Но неужели... разве от магического истощения умирают?! — запротестовал я. — Как же так...

— Так у него пневмония скоротечная... В море, под шквальным ветром, да когда это клятое истощение уже в наличии... и потом еще в снегу лежал... Он бы так-то просто не заболел, а когда все сразу навалилось... — Фрохтэ махнул рукой. — Орссэ сказал, что Ее Светлость его еще там спасла. На острове. Но она — целительница необученная, трудно ей... только и хватает, чтобы смерть не пускать слишком близко. Да и то, мне кажется, чудо — что и вообще получается.

"Значит, что? Значит, в любой момент может... перестать получаться?!" — хлестнула мысль.

— А как же целитель герцога? — не выдержал я. — Почему же он...

— А он не справляется... они тут затеяли вместе лечить — госпожа ирстэ Холлэ с братом своим, Дигрэ — это лекарь герцогский — попытался тоже... а потом отступился, говорит — слаб слишком, чтобы третью опорную точку держать...

Тут Фрохтэ вдруг выпрямился, взгляд его, на меня направленный, сделался задумчивым и испытующим...

— Послушайте, орссэ Фесса... Вы же ведь тоже маг... Может, Вы сильнее Дигрэ, а? может, Вам сил достанет эту клятую опорную точку удержать?

— Я?! Сильнее герцогского мага?!

И вдруг я вспомнил — ведь и правда... В том, редком случае, когда маги объединяют свои усилия именно для лечения, а не для боевого, скажем, заклятия, действительно главным становится не умение и не опыт, а зачастую именно выносливость... в общем, грубая сила.

А герцогский маг, если я что-то помню, уже пожилой!

— Я неумелый, — честно ответил я и закусил губы. Горько было это сознавать. Причем те тренировки, которыми я занимался, чтобы немного поднять свой магический уровень, почти никогда не касались целительства... Разве что само то, что я всё-таки "раскачивал" свою магию, могло помочь. — Но всю силу, что есть, я отдам! Только бы получилось... Погоди, ты сказал — Холлэ?!

— Сказал, — Фрохтэ неожиданно усмехнулся, и в усмешке этой была какая-то непонятная мне растерянность. Радостная почему-то... — А, Вы же не в курсе... Вот поправится Его Высочество, окрепнет, и будут у нас неделю по всему Пределу огни пылать по ночам. Свадебные. Как Вам такой поворот, орссэ Фесса?

— Ты серьезно? — только и смог пробормотать я.

— Серьезнее не бывает, — кивнул гардекор. — Благородная ирстэ Холлэ — нашего кёорфюрста невеста нареченная, он, когда про нее говорит, светится весь, хоть и болен...Так что... будет у нас фюрстэйе вскорости. Если, конечно, он... выживет...

Последние слова Фрохтэ почти прошептал. Еле слышно.

— А где она? — решительно спросил я. — И где этот... целитель герцога? Я готов...

Йэгге женится! Не представляю. Вернее, я не удивился бы, если бы он сказал, что оставил своё сердце в Гезонге... виделось мне что-то такое. Но Холлэ, знакомая с детства, льдинка, кусок хрусталя, кристалл... твердый, четкий... далекий и холодный... Не может быть.

— К чему ты готов, Фес? — тихо и слабо прозвучал вдруг голос, который я привык слышать сильным и звучным... — И... откуда ты тут взялся?

— Прискакал! На Морже. Помнишь Моржа? Он какой-то ещё более мохнатый стал. Мне кажется, он когда из конюшни выходит и видит снег, у него тут же начинается срочный массовый вырост шерсти... — стал я объяснять, больше всего на свете боясь, что мой так называемый юмор будет фальшивым и натужным.

— Йэгге, ты что это тут?! Вот и отпускай тебя одного... — сказал я тоном заботливой тетушки, осторожно кладя руку ему на плечо. Во-первых, хорошо бы услышать пульс, причем желательно, чтобы это было не очень явно. А во-вторых... я попытаюсь, совсем немножко, передать ему силы — плохой я маг! знаю! — но хотя бы чуть-чуть... Мне казалось сейчас, что сила эта, уже не магическая, а просто моя, обычная, человеческая, бурлит и переливается через край — а никому оно не надо. Хоть кричи.

Только бы Холлэ и кто-там-ещё смогли меня задействовать!

Я улыбался ему и чувствовал, как моё собственное сердце начинает биться быстрей и быстрей. Потому что я ни разу не видел друга таким осунувшимся.

И почему он прячет свои руки? Так было бы куда удобнее — хоть немножко энергии передать через пожатие. И спросить язык не поворачивается. Не хочется, чтобы он сосредотачивался на том, что у него болит...

— Клянусь, этого больше не повторится! — улыбнулся мне Айдесс. — И не вздумай сейчас качать в меня силу, Фес. Потратишься только зря...

— Ну в кого ты такой умный! — досадливо произнес я, не сразу, правда, отнимая руку. И самое обидное, что он был прав — будь я сильным магом, можно было бы не так экономить мою силу, но мы имеем то, что мы имеем. И надо вправду подождать остальных.

Теперь, когда я знал, что НЕЛЬЗЯ, мне просто нестерпимо хотелось что-то сделать. Казалось, что даже воздух заискрил возле руки.

— Йэгге! Мы тут сплетничали... прости. Это я виноват. Но мне сказали, что ты... женишься? Пусть поговорит об этом — если Фрохтэ прав и моему другу действительно приятно об этом думать. Вот и пойму заодно... уж на таком-то расстоянии точно!

Лицо его просветлело, улыбка сделалась совершенно дурацкой и... беззащитной.

— Ох, Фес! Прости, что узнал не от меня! Но — сам видишь... я сейчас совершенно не в форме, — виновато произнес он и тут же сказал, — а насчет свадьбы — чистая правда! Фес... ты зажжешь ночные огни на нашей с Олэ свадьбе? Про песни не спрашиваю, ты без песен, как я — без ветра...

— И зажгу и спою... если, конечно, она захочет... — пробормотал я машинально, вглядываясь в потемневшие его глаза, ошеломленный и недоумевающий.

Я был уверен, что помолвка эта — либо дипломатический ход во имя укрепления государства и дружбы с одним из старейших и славных родов Предела, либо... либо Фрохтэ что-то напутал и Йэг просто благодарен девушке за лечение.

Но я видел и чувствовал!

Незамутненную, почти детскую радость, чистую и сильную. Гордость. Восхищение Благодарность. И — да... любовь. Откуда это всё?! Так стремительно?! Но если это правда — это замечательно.

— Представляешь, — Йэг шевельнулся под простыней, которой был накрыт. — Я ей крокус подарил... идиот... да еще и иллюзорный... а она даже не рассердилась.

— А почему это она должна была рассердиться?! — ревниво вскинулся я.

Мне всегда казалось, что более открытого и доброго отношения к девушкам, чем у Йэгге, я не встречал. Сердиться! Вот ещё! Ну и что, что иллюзорный? Где он ей настоящий крокус в начале зимы найдет? Погоди... иллюзорный?!

— У тебя же было магическое истощение. А ты... цветуечки изготавливаешь, балбес! — возмутился я, из-за чего некоторая часть лексикона моего папаши всплыла просто машинально.

А потом всё-таки добавил, мягко:

— Но ведь он красивый был? Правда ведь?

— Ну ведь мы же обручились! — шепотом воскликнул Йэг. — И целовались! Как же можно, чтобы без цветка?!

— Никак нельзя, — согласился я. — И я уверен, что у тебя получился очень красивый крокус, Йэгге... Но ты скажи... Как она?

"Любит ли она-то тебя, дружище?! Ценит ли ту преданность и безоглядность, с которой ты кинулся в эту любовь?!" — мне хотелось воскликнуть. — "Достойна ли тебя?"

— Она... — он запнулся, а потом совершенно серьезно сказал со вздохом, — она плакала, Фес. Надо мной еще никто так не плакал.

— А ещё? — тихо спросил я.

— Еще? — Йэгге внимательно посмотрел мне в глаза, помолчал и вдруг проникновенно эдак выдал, — тебе, друг мой Фесса, я свою душу до дна вскрыть готов. Надо будет — забирай и разглядывай. Но ее душа — не моя, ее на погляд выставлять я не вправе. Так что... впрочем, вот тебе... еще. Про это все одно разговоры будут...

Тут Айдесс вздохнул, тяжело и как-то угрюмо, что ли...

— Ты вот помнишь, как наставник, батюшка твой, уму-разуму меня учил? Рожу в кровь, четыре зуба выбил, ребра трещали... Помнишь?

— Помню, конечно... Разве такое забудешь!

— Ну вот... и как это со стороны смотрится, тоже ведь помнишь, сам же тогда на защиту кинулся, — взгляд кёорфюрста заметно потеплел, хоть и до того холодом не обдавал. — А тут так сложилось, что мне самому пришлось... и выглядело это ничуть не лучше, чем тогда. Его Светлость устроил мне... три вопроса. Чуть не обвинил в истязательствах, официально. И это все — при ней. А она же и следы видит, и вопрос так поставлен, что не оправдаться, да и знать не знает, как это у... мальчишек-воздушников... — речь Айдесса стала прерывистой, видно, что говорить трудно и дыхания не хватает. — Да, говорю, избил. А Олэ... поверила мне. В меня. Понимаешь? Даже не отшатнулась. Она просто... подумала и решила, что я на такое не способен... Она поверила мне, Фес. Не из жалости, не потому что я... наследник и кёорфюрст, не ей, дочери Линдэргредов, на знатность или положение в обществе заглядываться... Так-то.

— Поверила... Но, Йэгге, ведь всякий, кто тебя знает, разве может представить, чтобы ты избил кого-то без веской причины! Постой... ты сказал — мальчишка-воздушник. Так тебе мальчишку вразумлять пришлось? Значит, и ураган... это не ты, это он...

Йэгге на миг утвердительно прикрыл глаза.

— Верно, Фес... У меня бы сил на него не хватило, на такой ураган. Не после... Белого Безмолвия. А по поводу того, что ты вначале сказал... А много ли таких, которые меня знают, а? Ты вот знаешь. Фюрст-мой-отец... тоже... надеюсь... Еще человека четыре, может, наберется. А ей откуда меня знать настолько, чтобы уверенной быть? Мы и виделись-то... изредка. Да и то такие разы были, что... как на балу. На балу человека не узнаешь... А вот когда ты лежишь в снегу, и над тобой звезды, а вокруг — твоей же шкуры клочья... с мясом... а тебя девушка на себе... на плечах своих... тащит...

Он закашлялся. Измученно облизал обветренные потрескавшиеся губы и выдохнул:

— Форт... будь другом... воды подай, пожалуйста...

Фрохтэ мигом сорвался со стула, чтобы спустя пару мгновений сесть наклониться над Йэгге и осторожно поить водой из серебряного кубка. Айдесс пил жадно, но при этом даже не попытался взять кубок в руки.

А мне по-детски стало обидно, что не меня он попросил воды подать. Словно из моих рук вкуснее было б!

Фрохтэ, должно быть, и ловчее, чем я. Воин всё-таки...

Я пододвинул стул поближе и сел, сжав ладони между коленями. Руки — довольно ловкие мои руки — были совершенно бесполезны, и от этого было больно. Кажется, что-то промелькнуло в уголке сознания — память, черт побери, как у старой бабушки, когда не надо!

Что-то я читал... думал, что не пригодится...

Руки.

— Йэгге, — мягко проговорил я, — что у тебя с руками, дружище?

Он досадливо скривился в ответ.

— Ураган обкорнал мало не до костей, напился кровушки. Спасибо, гнить не начали. Левая так еще и зудит ужасно, с ума сводит, иной раз хоть волком вой...

"Напился кровушки"... вот оно! Я вспомнил! Как соединить силу магов... как увеличить проводимость, передать всю магию, сырую силу, до конца — в крайнем случае! Да уж куда крайнее... Сейчас, когда Йэгге говорил со мной, было не так страшно — но я же помню своё ощущение, когда он лежал с закрытыми глазами. И слова Фрохтэ тоже не забыл.

Вот это я могу. И сделаю. И пусть только кто-нибудь попробует меня удержать!

Правда, при этом — я читал, кажется — наступает магическое истощение сродни тому, что сам Йэгге получал после Леса. А вернее, хуже... Я же слабый маг...

Но я тут не один, а значит, могу и потратиться! А тем временем, быть может, герцогский целитель восстановится... или что там с ним такое...

— Я не буду лезть тебе в душу, Йэгге, — сказал я и даже удивился — грустно это прозвучало. Может, я ревную?!

— Разве бы я мог?! Просто... я так хочу, чтобы ты был счастлив! Хочу, чтобы тебя любили. Потому что ты этого заслуживаешь!

— Все этого заслуживают... — чуть задыхаясь, ответил мне Йэгге. — Ты вот... разве не меньше меня заслуживаешь любви? И я бы тоже... хотел, чтобы ты... счастлив был... Но твоему желанию суждено сбыться раньше. Я... уже счастлив. У меня самые лучшие друзья. И самая прекрасная возлюбленная. Чего еще можно желать... глупому принцу?

— Ничего! Ты прав, как всегда. А теперь надо сделать так, чтобы ты был здоров! — весело говорю я, словно это примерно так же просто, как расколоть несколько поленьев для печки...

Взгляд его сделался лихорадочно-настойчивым.

— Я... буду здоров... уже... почти... — Айдесс подавился собственным кашлем, после чего обессилено выдохнул, — я должен жить... буду... жить... Мне нельзя умирать, Фес. Помоги мне... Я приму... все. Кроме твоей жизни, дружище... Вот о чем прошу... не плати за мою жизнь... своей собственной. Обещай... что не станешь...Что ничего необратимого... Пожалуйста, Фес!

— Я и не смог бы, дружище, — ответил я, пытаясь вспомнить: насколько в том случае, что я задумал, может и вправду произойти смерть? Может. Но вряд ли. Не помню! И не хочу думать об этом. Всё равно я уже решил!

Йэгге, бедняга... Первый раз за то время, что я тебя знаю, ты просишь о помощи... Просишь ТАК.

Ты сильный, куда сильнее меня! И физически, и как маг, и воля твоя сильней...

Это ты мне всегда помогал и вытаскивал, и защищал... так вот теперь моя очередь. Наконец-то — моя.

Прости, Айдесс, пожалуйста. Прости, если сможешь... Как бы ещё сделать, чтобы ты не винил себя, ежели вдруг что...

— Не смог бы, — повторил я. — Потому что не умею...

— Обещай! — в голосе Йэгге появилась непреклонность и... мольба. — Фес! Пожалуйста...

— Йэгге, — сказал я, глядя в его больные, блестящие глаза, — разве я тебя когда-нибудь обманывал? Конечно, обещаю.

И если у меня всё получится, то и не буду больше обманывать...

— Если и обманывал, то очень хорошо, ибо мне об этом неизвестно, — усмехнулся Айдесс, слегка ободрившись. — Но не думаю, если честно. Ты не любишь этого делать. А вот умолчать... недоговорить ты можешь. Этим искусством в совершенстве владеют все, кому претит ложь. Но, Фес... я не хочу, чтобы ты... не хочу тебя потерять. С некоторых пор я научился бояться. За тех, кого люблю. Поэтому я так... прости. Я не подвергаю сомнению твое слово, Фес.

О боги, как больно! Оказывается, обманывать доверие — это очень больно. А ещё улыбаться при этом? И смотреть в глаза того, кто верит? Боги, дайте мне сил. Пожалуйста.

— Вот видишь, — сказал я, чтобы произнести хоть какие-то слова — иначе, боялся, лицо меня выдаст, — до сей поры я думал, что ты нужен нашей стране и твоим близким... В частности и мне... А оказывается, ты нужен прекрасной девушке.

... И может, это гораздо важнее, — продолжал я, чувствуя, что меня понемногу отпускает то холодное, что болело внутри. Не уходит, но хотя бы прячется поглубже. — Важнее, чем даже корона!

— Причем тут корона? — чуть поморщился Йэг. — Не в ней дело. В случае чего дядя объявит конкурс на наследника, и — та-дам! — новая династия. Муторно и чревато нехорошим, но вполне решаемо.

— Ну о чем ты говоришь! — возмутился я. — Замолчи! Я же о чем и толкую, что когда тебя любят... когда рядом прекрасная девушка — это лучше чем корона... и я не желаю слушать ни о чем плохом! Надеюсь, это не лекарь здешний на тебя такое паршивое настроение навевает? Так я его прибью и тебя заодно!

— Меня нельзя, мне жениться надо! — улыбнулся Айдесс. — И его нельзя — он ни в чем не виноват. Прости, Фес, меня швыряет из крайности в крайность... наверное, это потому, что магии во мне сейчас ни ложечки крохотной не осталось... держать нечего... вот и шарахаюсь туда-сюда.. Забавное, надо сказать, ощущение... Форт, что... кто там?

— Кажется, мальчишка идет... один, — Фрохтэ чуть изменил положение тела, прислушиваясь к неслышным еще для нас шагам. — Тёрнед... Впустить?

— Конечно... я же сказал... всех, кому нужно... — Айдесс посмотрел на меня и пояснил, — Тёр — как раз и есть тот мальчишка... воздушник. Сильный маг будет — если доживет.

— Так это он устроил тут ураган?! И зачем, интересно? — процедил я.

— Чтобы почувствовать стихию... Фес, я тоже это делал, но не помню, чтобы ты смотрел на меня с таким презрением... тебе же отец потом говорил, что у таких, как я, здорово сносит черепушку... когда мальчишки еще... Вот и он... Фес, он не враг мне! Слышишь? Ни мне, ни тебе.

— Слышу, — пробурчал я, потому что открылась дверь и вошел паренек. Маленький, худенький... но видно, врееедный!

Ведь это из-за него мой друг лежит тут... Такой... Нет, он не умирает! Да я просто его не отпущу! И пусть сейчас Айдесс не похож на себя — он вернется. Ему нужно просто дать силы. Поделиться. А этот... что ж... возможно, он и понимает уже, что натворил...

— Здравствуйте, — мальчишка посмотрел на меня и тут же уставился на Айдесса, встревоженно и вопросительно. — Й... орссэ Йэгге, как вы?

— Все хорошо, штурман... все хорошо, — тихо и устало отозвался Йэг. — Друг вот ко мне приехал, знакомься... Фес, это Тёрнед, я тебе говорил о нем. Тёр... это Его Сиятельство Фесса Дэрге Роггери. Ты наверняка слышал о нем, верно?

Парень вскинул на меня глаза, изумленно и чуть ли не с восторгом. Только сейчас я заметил следы того самого избиения, о котором упомянул Йэг.

— Я слышал о Вас, Ваше Сиятельство! — неуверенно улыбнулся мальчишка.

— Я о тебе тоже... — ответил я, стараясь говорить ровно и доброжелательно.

Тёрнед перестал улыбаться и, чуть побледнев, произнес:

— Я... догадываюсь, что именно.

Он повернулся и Йэгге и спросил:

— Мне позвать Олэ? Мы можем попробовать еще раз... Она, наверное, отдохнула уже...

— Только если она уже проснулась, Тёр. Будить не надо, хорошо?

— Говорят, ты будешь сильным магом, — сказал я, смотря ему в глаза. Во-первых, Йэгге действительно это говорил. А во-вторых, мне нужно, чтобы парень верил в себя и в то, что он СМОЖЕТ!

Тёрнед довольно дерзко посмотрел на меня и ответил:

— Может быть. Если я доживу.

Айдесс хрипло смеется его словам, но почти сразу же начинает кашлять.

Тёрнед вздыхает и исчезает за дверью, ворча что-то по поводу легкомысленности.

— Растет мальчик, — усмехается отдышавшийся принц. — Растет... вот уже и ворчать научился...

— Тогда тебе срочно нужно научиться ворчать... — говорю я с показной озабоченностью. — Может, тебе дать пару уроков? Я хорошо помню отцовские поучения. У меня должно получиться!

— А мне-то зачем? У меня для этого куча народу есть, кто ворчать умеет. Даже вот и ты, оказывается...

— У меня вообще много скрытых талантов! — продолжал паясничать я. — Вот только ворчу я совсем не тогда, когда нужно. Тут ведь... к умению ворчать нужно присовокупить умение делать это вовремя, согласись?

— Не соглашусь. Из принципа просто, хоть ты и прав, наверное... Но если с тобой постоянно соглашаться, ты избалуешься, — строго отозвался Йэг, но не выдержал и улыбнулся. — К тому же я так и не понял, для чего мне-то это умение нужно. Может, объяснишь?

— Ну как для чего?! Чтобы не избаловались... подданные. А то ишь!

— Ну вот будут подданные, тогда и научусь. А сейчас у меня только друзья, мне без надобности...

Я хотел что-то сказать... не знаю что. Наверное, что-то глупое. Мне просто важно было, что он говорит. Что он шутит. Возражает...

Но в это время вошла Холлэ Линдергрэд, а за ней давешний мальчишка.

— Айдесс! — с порога выдохнула Холлэ, устремляясь к больному. И только после этого заметила меня, запнувшись на мгновение:

— Фесса... Ты... Добро пожаловать. Я рада.

"Рада" — прозвучало как-то жалобно. Мало радости было в ее облике и в выражении лица.

— Ирстэ Холлэ...

Я встал и застыл — такая она была... другая. Отстраненная, звенящая льдинка Холлэ — куда-то делась. А эта девушка — была взрослее, красивее той. И ещё она была безумно усталой... или больной... мне показалось вдруг, что если я дотронусь до нее, ей будет больно. Словно она вся была — боль или ожог.

— Олэ, — прошептал Йэгге, просияв ей навстречу. — Как ты? Отдохнула хоть немножко? Измучил я тебя...

— Айдесс, — еле слышно повторила она.

Она не подбежала к кровати — комната была большой, и я так и не понял, как двигалась Холлэ. Она стремительно прихлынула. Как волна. И села рядом.

— Ну что ты говоришь, — ласково произнесла она, — я прекрасно себя чувствую!

И тихо положила руку поверх одеяла, глядя больному в глаза. Они смотрели друг на друга. Долго. Если бы я мог исчезнуть, я бы исчез. Но сейчас это было бы слишком нарочито...

Лишь потом, нескоро, Холлэ повернулась ко мне и спросила:

— Какими судьбами, Фес? Хорошо, что ты здесь...

Ее лицо не успело измениться, и отблеск того света, что доставался Йэгге, попал на меня. Боги, как это было... хрупко. И одновременно — столько силы!

"Она же жизнь отдаст за него", — вдруг понял я — не знаю как...

— Я соскучился, — ответил я деревянным голосом. — И подумал: а вдруг я пригожусь?

— Пригодишься, — заверила меня Холлэ. — Конечно. Может быть, именно тебя нам и не хватало... — сказала она почти бездумно, но потом, возможно, ее посетила та же мысль, что меня?

Не мудрено — она ведь тоже любит моего друга. Теперь я это видел.

— Холлэ, — сказал я, — а мне Йэгге сказал... Что вы... Я могу сделать вид, что ничего не знаю! — с жаром исправился я, потому что лицо у нее дрогнуло. — Только скажи! Но я... так рад за вас, правда...

— Я тоже, — сказала она. — Я счастлива. И я горжусь тем, что Айдесс позвал меня замуж... Я люблю тебя, мой дорогой! Сердце моё... — произнесла она одними губами, и я даже задохнулся на мгновение.

Это была такая нерассуждающая, почти осязаемая ласка! Даже крохи, даже тень от нее меня обожгли. Другая девушка, наверное, не стала бы вот так, при мне, при Фрохтэ, так откровенно... Только мне стало страшно: неужели эта безоглядная искренность, отставившая и этикет, кажется, и все женские уловки — из-за того, что моему другу так плохо? Или просто я ещё не сталкивался с настоящим чувством? Грустно, конечно... Пожалуй, второе тут было справедливо в любом случае.

— Не убивайся ты так, — прошептал Йэгге, с какой-то грустной нежностью глядя на свою невесту. — Теплая моя... не печалься. Все пройдет. Мне уже лучше, я скоро поправлюсь... И тебе придется меня кормить рыбой еще очень и очень долго...

Последнее было похоже на шутку. Наверное, оно ею и было...

Но сейчас он врал.

Фесса Роггери. Продолжение

Я слабенький маг. Но эмпатия — не самая слабая моя сторона...

Йэгге было плохо. Очень плохо. Но он изо всех сил хотел успокоить девушку, и ответная нежность была слышна в голосе. Да ради того, чтобы он смог наконец взять ее на руки и засмеяться с прежней силой, я всё сделаю!

— Конечно, поправишься, — сказал я с силой. — Потому что я сейчас покажу тебе, чего я смог достичь. Я тут два года тренировался с магией, а теперь наконец у меня есть кто-то для опытов!

— Ну должна же и от кёорфюрстов быть хоть какая-то польза, — рассмеялся он. Смех был совершенно искренним, даже веселым... и оборвался, разом перейдя в рвущий горло кашель. Сухой, болезненный...

Фрохтэ дернулся к своему господину, сжимая в одной руке кружку с отваром чего-то лекарственного, а другой нащупывая пульс на запястье, и вдруг побледнел:

— Орссэ... Ваше Высочество! Нет! Айдесс, мать твою! Не смей!

Он резко обернулся — почему-то ко мне — и с отчаяньем воскликнул:

— Орссэ Фесса! Сделайте что-нибудь! Пожалуйста... он же умирает... вот сейчас прямо...

— Я... не... ум-рру... — с трудом прохрипел Йэг.

— Конечно, не умрешь! Попробуй только. Ты у меня ТАК получишь! — яростно сказал я. — Йэгге, дыши! Давай! Помнишь, как на тренировке? Верхнее дыхание... тихо... спокойно.. У тебя здоровое сердце, и нам с ним плевать, что у тебя в легких!

Айдесс криво улыбнулся и все так же хрипло отозвался:

— Дышу я... дышу... уж как получается... Экий ты грозный... дружище... оказывается...

— Давай. Тихонько. Ты же умеешь. Ты всё можешь, — с нажимом сказал я. — Постарайся... а я сейчас тебе помогу.

— Помоги. Только... Ты... обещал... мне, — еле слышно напомнил Йэг... и закрыл глаза.

Тихо звякнула чашка — это Фрохтэ поставил ее на стол. Дрогнула рука, наверное. Гардекор смотрел на меня с надеждой и болью, которую тщетно пытался скрыть. Растерянно озираясь, Фрохтэ опустился на корточки возле кровати, вгляделся в принца...

— Он без сознания... — почти простонал Фрохтэ. — Фесса! Ох... Ваше Сиятельство... пожалуйста...

— Разумеется, — ответил я как только мог веско. — Сейчас начнем. А ну-ка, Фрохтэ, дай мне ножик!

Фрохтэ машинально протянул мне с пояса свой нож, вернее, маленький кинжал — это было хорошо. Острый...

Теперь мне надо раздеться.

— Прошу меня простить, ирстэ Холлэ... так надо... — проговорил я с улыбкой циркача, стоящего больной ногой на туго натянутом канате. Право, кому какое дело до неодетого меня! Но всё же перед Холлэ я не раздевался... а тем более она теперь невеста Йэгге...

Я сорвал с себя легкую куртку, а потом рубашку. Остался только в безрукавке на голое тело. Теперь передача будет не через одежду — так вернее. И сильнее.

"Ты обещал мне..." — прозвучал в ушах тихий голос. Да, обещал! А знаешь, Йэгге, я ведь и самому себе обещал. Давно это было. Обещал заслонить тебя, помочь — не важно, когда и как, но встать между тобой и бедой... Так что — моё обещание старше!

— Холлэ, ты ведь читала, наверное? — проговорил я с удивившим меня самого оживлением, словно рассказывал сюжет интересной книги. — Ты ведь наверняка очень много читала... Передача — старый способ боевой магии, тройное усиление... только мы его направим на Айдесса.

— Хорошо... Я помню, Фес... Я готова, — отозвалась Холлэ высоким и ломким голосом.

— Ну вот и хорошо... Зря, что ли, я силу копил! И даже по дороге не расплескал... И тренировался... — бормотал я.

Холлэ разогревала руки и, кажется, даже делала что-то вроде дыхательной гимнастики — молодец! Главное — не дать ей придти в отчаяние. Главное — чтобы она верила...

При том виде тройного усиления, о котором я прочел, трое магов отдают свои силы заклятью — но основная нагрузка падает на того, кто на острие, как наконечник стрелы. Ему становится доступно то, что могло не получаться раньше. Вне зависимости, может он это выдержать или нет. Чисто боевая связка — обычно это было последним средством, когда маги прикрывали отступление.

Я не целитель... но самое простое лечебное "плетение" и передача сырой силы — это именно то, что сейчас нужно.

Или то единственное, что может нам помочь. Ничего более сильного придумать я не могу.

— Я буду верхушкой! — быстро сказал я, чтобы ей, не дай боги, не пришла в голову такая же мысль. — Не спорь! Я знаю...

— Хорошо, — ее почти белые губы попытались улыбнуться. Ты — верхушка... у меня — вторая точка. А Тёр... он нам и силы добавит и будет третьей опорой. Тер, приготовься, лови момент!

— Я готов, — быстро отозвался мальчишка угрюмым баском.

— Молодчина! — тепло сказал я. — Сейчас... всю силу — на плетение, а потом — на острие! Потом, под конец... если останется что... просто сырую силу, ну ты понимаешь...

Мгновенное замешательство в глазах — и он понял. Кажется, очень много понял. Вправду талантливый мальчишка! Как хорошо, что он тут...

— Тер, возьми меня за руку и стисни покрепче, — попросил я мальчика. — Обеими руками. Холлэ, и ты — за другую... Пожалуйста. Крепче. До боли.

Я сел поустойчивее, чтобы не упасть раньше времени, и пока девушка старательно выполняла мою просьбу, с силой провел кинжалом по ладоням.

Что? Мало?! Но нет... обе руки разом залило горячим, и я, откинув одеяло, прижал ладони к груди Айдесса.

Какой острый нож... и не больно почти, больно бывает потом... хорошо, что глубоко... так крепче.

Я старался прижать как можно сильнее, представить себе, что мои руки и его тело стали одним целым. А кровь пусть работает как клей... нет, не так... она будет силой, магией... чтобы впитаться скорей... Пусть всё моё станет твоим. А вернее — нету моего, теперь вся магия и вся сила моя — тебе.

Меня начало захлестывать — я почти физически ощущал жгучую, сверкающую струю, проходящую через меня. Плечи, руки трясло... но это была иллюзия, на самом деле они были неподвижны. Этой волне еле-еле хватало места у меня в груди, сердце стало колотиться и ныть — наверное, ему пришлось потесниться...

А ещё я слышал гул и отдаленный звон колокола. Я никогда ещё не чувствовал себя таким сильным... Сейчас, кажется, я мог почти всё...

Меня переполняла чужая магия и свой собственный транс.

Простое лечебное плетение, поддерживающее сердце, очищающее кровь да и просто прибавляющее сил — я, не жалея, распространил его на всё тело Айдесса, вовремя вспомнив про израненные руки. Регенерация в ускоренном темпе, вот сюда — не жалеть! И легкие... усталые, сжавшиеся, начинающие умирать...

Всё, что могу — сюда. И магию, и силу... а ещё вот это — как хорошо, я чуть его не забыл, а это магическое плетение само закрепится внутри и будет отслеживать, где болит — по крайней мере ближайшие три дня.

Вот! А теперь сила... много силы... моя и моих друзей, что стали сейчас ближе, чем родные, чем кто бы то ни было...

Сила Тёра была как холодная волна или влажный весенний ветер, пряный и завораживающий. А Холлэ я чувствовал тоже — как... как причал. Крепкий, на века сделанный, и волна этот причал огибала, ласково облизнув доски. И можно было опереться на него, на этот причал...

Волна омывала его — и уходила в меня. А потом в Айдесса.

Друг ты мой... Только сейчас я понял, как ты мне дорог. Какая боль и пустота гнали меня сюда — а я всё не желал верить и злился на свою мнительность! Как страшно видеть тебя без сил — мне всегда казалось, что нету тебя ярче и сильней... Но главное даже не это. Главное — твоя доброта. И справедливость... Потерпи немного, сейчас будет лучше...

Рукам моим было... странно. Они действительно прилипли к груди друга, и я чувствовал, что она теплая и живая — а ладоням было холодно, и вспоминалось ощущение прикосновения к железу на сильном морозе.

Кровь стекала по груди принца, и я всё время напоминал себе, что она — моя, и Йэгге не ранен... и с облегчением усиливал поток магии Тёра, добавляя своей — всё что было, изо всех уголков сознания.

"Ещё! Скорее! Выздоравливай же!" — говорил я про себя. И новая, ещё более сильная волна уходила в его тело через мои руки. А сердце его теперь и вправду билось ровно и сильно!

— Фес... — тихо выдохнула Холлэ, не отпуская, впрочем, моей руки. — Не надо... может хватит?

— Конечно же нет! — рассмеялся я. Голова кружилась, так мерно и приятно, как от выпивки... И руки уже не болели... А самое главное — я знал, что у меня получилось. Даже не знаю, откуда, но знал. Может, я чувствовал, что жар уже не сжигает Йэгге, как ещё недавно? Что его тепло — обычное, нормальное тепло живого тела, и всё?

Мальчик смотрел на меня — очень серьезно, закусив, как от боли, губы. Я подмигнул ему — было так легко, и тело тоже стало невесомым, словно я готовился взлететь... И всё было хорошо, и невеста у друга — самая лучшая девушка на свете, самая умная!

Это было — как полет, как занятия любовью, это было — как будто я и вправду был сильным магом, ещё сильнее, чем Айдесс... Вот какой эффект, оказывается, дает тройное усиление — когда магия направлена не на боевое заклятье, а на жизнь, на исцеление!

Тепло и дрожь... я сам был как парус под ветром, как натянутая, чуткая бархатная кожа на шее лошади... Я чувствовал, как почти вздрогнуло что-то у принца в груди, а поток заряженной магией крови омыл легкие. Теперь дыханию ничего не будет мешать!

Как я мог это чувствовать?! Особенно учитывая, что руки почти до плеч стали как будто отмороженными, не своими? Я не знал. Но мне было хорошо. Никогда ещё не было так легко и тепло на душе...

Я был легким... как листочек... как паутинка на ветру... а ветер нес меня и нес. В какой-то момент я вдруг увидел со стороны и Холлэ, обеими руками стиснувшую мое предплечье — она закусила губу и смотрела, не отрываясь, на Айдесса; и мальчишку Тёра — тот тоже вцепился старательно, а смотрел то ли на ладони мои, то ли на стекающую по простыне кровь... А как странно было видеть себя самого! Какая дурацкая у меня физиономия, растерянная и счастливая...

Как странно быть невесомым и невидимым. Сам я прекрасно видел хмуро сдвинутые брови мальчика и даже побелевшие костяшки его пальцев, вцепившихся в мою руку. Ресницы Айдесса задрожали... он глубоко вздохнул... но не открыл глаза, только повернул голову на подушке. И в этот момент мое тело меня подвело — я видел. Со стороны, словно это и не я совсем...

Я упал. Вернее, ткнулся головой куда-то в край кровати. Тело не могло сидеть — потому что сам я летал где-то в стороне. А руки так и остались лежать на груди принца, только уже не прижимались к нему...

— Фес! Ох, нет!!! Что с тобой?!

Это Холлэ. Смотрит на меня с ужасом и явно не знает, что делать. Не то за лекарем бежать, не то за могильщиком, не то просто мне по щекам надавать.

"Да ничего страшного, просто я пока не могу вернуться туда", — хочу ответить я и не могу. Тело не двигается, а слова мои не слышны. Совсем.

— Тёрнед! — выдохнул Фрохтэ, каким-то образом подхватывая меня подмышки и оттаскивая от кровати кёорфюрста. — Беги скорей за лекарем вашим... Что ж его вечно ждать-то приходится!

— Сейчас! — мальчишка вихрем вылетел прочь.

— Что с ним, ирстэ? — спросил гардекор у Холлэ. Бедняжка явно разрывалась между нами.

Айдесс повернул голову и что-то пробормотал, словно во сне. Холлэ с бесконечной нежностью дотронулась до его волос и со страхом оглянулась на мою тушку, которую Фрохтэ уложил в кресло.

— Он... не знаю! Я же не лекарь! Но... мне кажется, он слишком много отдал... у нас с Тёром он почти не брал сейчас...

— А... эффект есть? мне почему-то кажется, что есть... — Фрохтэ оглянулся на Йэгге.

— Есть! — твердо заявила девушка. — Айдессу лучше стало! Я это даже и в своей опорной точке почувствовала!

Она склонилась над моим телом и послушала пульс.

В этот момент в комнату вошел пожилой дядечка, степенный и умудренный. Довольно проворно он подошел к нам, но смотреть первым делом стал не меня, а принца. Хвала богам!

— Дифрэ! — неожиданно вмешалась Холлэ. — Айдессу уже лучше. И он... дышит хорошо... Вы вот Феса посмотрите... Фессу. Его Сиятельство, то есть... Что с ним? Я боюсь, что он... слишком увлекся. Мы лечили кёорфюрста вместе, и он... был на острие...

— Погодите, ирстэ, не все сразу... Вы лечили? Втроем?

— Да! да посмотрите же! Он просто... осел вдруг и... и все. У него сердце бьется, только он ни на что не реагирует!

Тот, кого она назвала Дифрэ, подошел поближе ко мне, какое-то время всматривался, пытаясь разобраться в происходящем... Поднял одну руку, потом другую, нахмурился. А потом тяжело вздохнул и выпрямился.

— Распорядитесь, пожалуйста, чтобы ему выделили комнату, ирстэ, — сказал он, обратившись к Холлэ. — Он молод и рано или поздно силы свои восстановит, но мы ему вряд можем помочь чем-то, кроме как обеспечив ему полный покой. Его Сиятельство действительно слишком много потратил самого себя. Как и... Его Высочество. Хорошо хоть, что не настолько глубинно... если можно так выразиться.

Холлэ неуверенно кивнула, еще раз оглянулась на Айдесса и умчалась все организовывать. Совсем скоро в комнате появились двое дюжих парней с носилками, на которые меня и водрузили со всем почетом. И когда уже носилки с моим телом подняли и двинулись к выходу, с кровати донеслось слабое, но вполне различимое:

— Фес... Фес, где ты?

Я рванулся к нему — откуда-то сверху... если можно так сказать о сущности без тела. И увидел, как у моего друга медленно открылись глаза. Ура! Он пришел в себя!

Йэгге смотрел сквозь меня, изо всех сил старающегося прикоснуться к нему. Очень трудно было оставаться на месте — наверное, все-таки имело значение, что тело мое успели унести. Но я всё-таки попытался хлопнуть его по плечу... и, может, это было хорошо, что не было сейчас здесь моей оболочки? Мне показалось, что я плачу. Хотя — нечем было.

"Ты вернулся", — хотел сказать я. Но, конечно же, не прозвучало ничего.

— Фес? — неуверенно и испуганно прошептал Йэгге, пытаясь найти меня взглядом. — Фес... ты... что же с тобой?

— Его здесь нет, орссэ, — тихо проговорил приблизившийся Фрохтэ. — Он... отдыхает. В другой комнате. Спит.

— Милый мой!

Холлэ встала на колени у постели и прижалась головой к его подушке. — Как ты? Скажи...

— Олэ, — чуть улыбнулся Йэг. — Я что-то устал немного. Но... мне лучше. И силы возвращаются... кажется. Что стряслось-то? Ты совсем побледнела... и... Фес... где он? Мне показалось сейчас... будто он тут. Но я его не вижу.

— Он... перенапрягся. И упал в обморок. Сейчас с ним Дифрэ...

— В обморок? — еле слышно отозвался Йэг. Его глаза потемнели, и он попытался приподняться.

— Не двигайтесь, орссэ! — встревожено подался вперед гардекор.

— Я же чувствовал его здесь! — неожиданно выдохнул принц и осекся, разглядев, наконец, живописное полотно, в кое превратилась его постель. Ну и он сам заодно... — Кровь? Олэ, откуда тут столько крови?

— Это Фес... Он хотел... усилить передачу... — тихо сказала Холлэ.

"Да не обращай ты внимания! Не так уж и много, просто на белом слишком... красиво ", — воскликнул я. — "Я ведь и вправду тут... ты разве не чувствуешь?"

Принц вздрогнул. Он не слышал моих слов, но, кажется... и впрямь что-то почуял.

— Это Фес... — тихо повторил он и вздохнул. — Вот, значит, как... Не послушал меня. Жизнью своей рисковал... кровью вот... поделился. Как же мне теперь, а, Олэ?

И он... встал. Покачнулся, как пьяный, отмахнулся от Фрохтэ, который попытался уложить своего подопечного обратно.

Холлэ жалобно простонала — но не посмела остановить принца. Наверно, что-то такое было у него в глазах. Она только подставила плечо, бережно закинув его руку на себя.

А дальше я не видел. Перед моим взглядом становилось темно, и я не знаю, что было потом...

Все-таки меня притащило в ту комнату, где находилось тело. Не знаю, сколько прошло времени...

Просто из темноты, где я находился в каком-то полусне, вдруг стала появляться комната — незнакомая, там я ещё не был. И там лежало мое тело на кровати, аккуратно укутанное и забинтованное. То есть руки были забинтованы. На совесть. Правда, почему-то на свежих повязках уже были пятна.

Целитель Дифрэ сидел рядом на стуле, хмурый и недовольный, как будто я его чем-то обидел. Время от времени он проводил ладонью у меня надо лбом, потом над грудью, но результат его, повидимому, не удовлетворял.

Мне вдруг захотелось потрепать его по плечу, уж больно старик был хмур и серьезен! Почует он меня, как Айдесс, или нет?

— Не получается у вас, да, Ваше сиятельство? — неожиданно грустно вздохнул он. — Или не хотите просто в тело возвращаться? Так ему сейчас не очень больно. Руки вот только, но и это можно потерпеть...

Он что, думает, я боли боюсь? Обидно даже как-то. Чай, не перебитые кости...Йэгге было в сто раз больнее.... Как-то он? А я даже не знаю, куда рвануться, чтобы увидеть его...

Но никуда и не получилось "отойти". Как только я попытался выглянуть в коридор из комнаты, возникло ощущение, что я падаю в какой-то черный колодец, а лежащее на кровати тело вдруг выгнулось и схватилось за горло... Пришлось вернуться. Всё-таки это вместилище успело стать мне родным!

"Наверное, всё-таки я дурак..." — подумалось мне, и я попытался ощутить тело, руки и ноги... Не вышло.

Дифрэ придерживал меня за запястье, даже не пытаясь снять приступ.

— Значит, все-таки не получается. Ну да, первый раз... да еще без подготовки... Эх, молодежь, молодежь... Кто ж так на острие-то стоит? А якорь себе сделать, а? А страховочку хоть какую натянуть? Ждите вот теперь, пока тело само позовет...

"Точно дурак", — подумал я. О натягивании страховки я понятие имел самое приблизительное. Ну я же не знал, ЧТО мне пригодится!

И всё равно — я не жалел. Ни в малейшей степени.

— Что ж, Ваше Сиятельство, пойду я, пожалуй... Помочь мне Вам нечем, вернуть Вас я не могу... Думаю, что надо бы прислать к вам кого-нибудь... Надеюсь, Тёрнед не откажется с Вами посидеть тут, пока Вы... витаете. А как вернетесь, тогда и отдыхать будете. Так-то — какой отдых?

"Зато ты можешь отдохнуть как следует!" — неслышимо огрызнулся я. Мне-то не жалко, пусть хоть тут прямо разляжется... но неужели нельзя было не доводить Йэгге до такого состояния?! Если не тройное усиление, то хоть ещё что-нибудь... Всё же он профессионал, а не как я — дубиной по мухе. Что ж делать, если я кроме дубины ничего в руках держать не умею!

Если бы я мог, то сейчас непочтительно фыркнул ему в лицо. Невзирая на заботу, которую он проявил ко мне. Целитель еще раз при поднял мою забинтованную руку и вгляделся в большое пятно на белом бинте. Потом положил руку на место, и только приподнялся, как дверь отворилась. Рывком.

И в комнату шагнул Айдесс...

Шагнул так резко, что быть может упал бы — его явно шатало. Но с одной стороны любимого поддерживала Холлэ, закинув себе на плечи его руку, а с другой — бедняга Фрохтэ, явно против желания самого принца... Но он стойко держался и не отходил.

Темные глаза кёорфюрста тяжело глядели на лекаря, от чего тот не на шутку распереживался.

— Что? — отрывисто спросил Йэгге.

В этом коротком вопросе было все. В смысле, все всё сразу поняли.

— Как только он вернется обратно в... в себя, кровотечение можно будет унять, — торопливо ответил Дифрэ. — Его Сиятельство будет жить, я не вижу причин для волнений.

Айдесс чуть сощурился, словно в сильный ветер.

— Почему не перетянули жилы, раз у него кровотечение? — ровно, с трудом взяв себя в руки, спросил он.

— Так ведь... забинтовали, Ваше высочество, — стал объяснять Дифрэ. — Он как в себя придет, кровь тут же уймется. Она сейчас... загустевает медленней, чем всегда. Я ждал с минуты на минуту, что Его Сиятельство очнутся, но... возможно, вы правы, и надо наложить жгут.

— Накладывай, — велел Йэгге. — Прямо сейчас.

"Так его! Чтоб не расслаблялся!" — засмеялся я, с радостью вглядываясь в Айдесса. Ох, и вид был у него... Серое, худое лицо с огромными глазами в пол-лица, которые запали и казались синими. И рубашка — вся в крови. Хорошо я ее угваздал. Но глаза — жили! Ещё как! Он был ещё слабый и больной, но это был настоящий Йэг... Властный, стремительно соображающий и тут же принимающий решения. Боги, как же я рад!

— Я помогу, — мягко сказала Холлэ. — Он скоро очнется. Айдесс... Он живой... Видишь — он улыбается!

"И есть от чего!" — неслышно поддержал я, попытавшись коснуться волос друга. Почувствует ли он мой невидимый подзатыльник?! Какого черта ты притащился, чучело?! Я что, до конца тебя вылечил?! Сейчас вот упадешь — и что? Я зря, что ли, старался?!

Почувствовал... Дернулся нервно так и тут же закаменел весь...

— Не вижу, — чуть резче, чем обычно, ответил Йэгге. — Ни черта он не улыбается. Он вообще не здесь! То есть...

Дифрэ, перетянувший мне руки жгутом, возразил:

— Он здесь, Ваше Высочество, я уверен в этом. И, возможно, даже слышит нас всех. Просто ответить пока не может.

— Слышит? — принц вдруг задумался и осторожно опустился в кресло, стоявшее в изножье кровати. — Олэ, свет мой, ты всесильна, я знаю... Сделай так, чтобы я тут один побыть мог... Уведи отсюда всех, а?

— Я буду рядом... Позови, — тут же послушалась Холлэ и ТАК посмотрела на Фрохтэ и целителя, что они только поклониться и решились. И вышли.

А она легким таким движением поцеловала Йэгге в щеку. По-моему, от этого у него даже плечи расправились! И тихо выскользнула.

— Смотри-ка... и Фрохтэ ее послушался, — тихонько пробормотал Айдесс, глядя ей вслед. — А ведь не должен был бы... гардекоры подчиняются только хранимым, и то не всегда. Удивительная женщина!

Он перевел взгляд на меня, то есть на мое тело, и все так же задумчиво и ровно произнес:

— Какого хрена, а, Фес? За каким таким чертом ты так рискуешь собой? Ты — один из тех, чья гибель способна разбить мой мир вдребезги... неужто ты этого не понимаешь?

"Вдребезги"? Неужели весь твой мир, дружище?

Мне даже показалось, что я сказал это вслух. Захотелось обнять его... хотя бы вот так, незримо и незаметно. Как после очень долгой разлуки. Ведь я и вправду... готов был не вернуться.

Он помолчал и вдруг вздохнул:

— Впрочем, может быть, что и не понимаешь... Откуда бы тебе об этом знать, в самом деле? Если уж я самому себе в таком признаюсь с трудом, то еще кому-то дать понять...

Кёорфюрст откинулся в кресле, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза.

— Знаешь, — почти прошептал он, — тебе вообще нельзя умирать. Ни тебе, ни Холлэ... Это государственное дело, между прочим... душевное здоровье наследников всегда было государственным делом. Конечно, человек — такая скотина... ко всему привыкает. Я бы тоже привык... Но что-то не нравится мне тот человек, которым я бы стал, если бы ты... если б с тобой что-то стряслось. Я и сейчас-то не очень...

Он оборвал сам себя и довольно долго молчал. Я уж было подумал, что он уже ничего не скажет, но он все-таки заговорил:

— Не смей умирать, слышишь меня?! Ты обещал петь на нашей свадьбе! И когда у меня родится сын... или дочь... тебе тоже придется петь! К тому же тебе и самому бы не помешало детьми обзавестись. Я совру, если скажу, что не смогу без тебя жить. Смогу. Куда я денусь из своей клетки? Только... без тебя это будет не очень радостная жизнь, Фесса Роггери. Не обрекай меня на это. Я знаю, я сейчас... жалок, наверное. Все о себе и о себе... эгоист. Правильно она за меня не пошла... То, что за меня Холлэ идет, вообще странно... только по любви так можно. Да и то я боюсь, что разочаруется она и... и все.

Тут он грустно усмехнулся:

— Ну вот, опять... Черт, до чего же самолюбив человек... даже в такой ситуации... Фес, возвращайся. Пожалуйста. Если уж ты так рисковал ради меня, то просто обязан вернуться, слышишь? А то я расстроюсь и буду плакать. Горько!

Я так и не понял, насколько серьезно это было сказано — насчет слез. Не видел я слез у Йэгге никогда. Сильный он, мой друг... Только, может быть, когда ты сильный, тебе ещё больнее? Потому что боль раздирает изнутри, а показать ее нельзя.

А вот то, что он чувствует себя жалким... и что без меня его жизнь будет нерадостной... я не ожидал. Нет, я знал, что он ко мне привязан... но чтобы так...

"Открой глаза! Я хочу тебя видеть!" — хотелось мне сказать. Посмотреть, каков он сейчас, мой друг? Когда он почти наедине с собой, и даже не уверен, что я его слышу?

А Йэг опустил голову... ведь если мне не удастся вернуться, он и в самом деле себе этого не простит! И даже свадьба его будет отравлена...

Надо просто очень постараться... Якорь? Ведь читал же когда-то... А что если так?

Медленно, громко, внятно... мне надо говорить. Очень громко. Почти кричать...

— Плакать, говоришь? — произнес я. — Можешь начинать. Из-за меня не плакали ещё...

Слов не вышло, и ладно... глупые были слова и несмешная шутка. Но зато вышел какой-то хрип, или стон. Якорь! Вот же он!

Я уставился на друга так пристально, словно хотел прожечь в нем дырку своими глазами... и он, против ожидания, исчез. Перед глазами стало темно. Что такое?

Я напрягся... и открыл глаза. И теперь Йэгге был выше, а не где-то внизу подо мной. Потому что я валялся на кровати.

— Она не разочаруется, — сказал я хрипло.

Наши взгляды встретились. Мой друг тихо выдохнул и проворчал:

— Знаток женщин... с чего вдруг такая уверенность? — Айдесс несколько секунд беззастенчиво меня разглядывал и вдруг сказал, улыбнувшись. — Фес... спасибо тебе. Я тут, правда... сержусь еще на тебя. Или скорее — дуюсь... но все равно. Ты спас мне жизнь — мне почему-то так кажется. Только... больше не рискуй так. Хорошо?

— Как выйдет, — усмехнулся я. — Теперь я немножко больше умею... А вдруг ты опять полезешь какой-нибудь ураган унимать?

— Так ведь, понимаешь, какое дело... — кёорфюрст вернул мне мою же усмешку, щедро приправив ее сарказмом, — ураганы — это моя работа. Обязанность. Так же как и защита от них жителей Северного Предела. А твоя работа — ну никак уж не мою жизнь спасать. Твоя задача — с душами работать. Благо, таланта тебе не занимать.

— Да боги с ним, с моим талантом, — сказал я. — Я тоже эгоист, Йэгге... Потому что... не жалею, что вырубился. Зато я услышал... что моё отсутствие может разбить твой мир. Услышал, что нужен тебе.

— Тебе недоставало этого, да? — Айдесс был серьезен, как... как не знаю что. И ответил на свой вопрос сам и сразу:

— Да. Недоставало. Я не слишком щедр со своими друзьями — наверное, поэтому у меня их не очень много. Прости, Фес. И кстати... как ты себя чувствуешь? Думаю, что стоит позвать Дифрэ обратно, пусть посмотрит, что тут у тебя и как...

— Да ничего... — я хотел приподняться на локтях, но почему-то не вышло. — Побудь ещё тут со мной... Только...сними, пожалуйста, это с руки... а то я уж и не чувствую их почти.

— А, да. Но именно поэтому и нужно кого-то позвать. Я пока еще никому ничего снять не могу, — Йэг посмотрел на свои руки и начал вставать. — Сейчас, Фес. Придет Дифрэ и все сделает.

— Прости... Я не соображаю ничего... Не двигайся, Йэг! Я вообще... не знаю, как ты дошел сюда...

— Стеная и охая, — буркнул принц, поставив себя, наконец, на ноги. — Знаешь, как хорошо мне сейчас охается? Ох... ни у кого так не получится. Черт, как же я хочу в море... С тобой, с Олэ, на "Тени Полуночи" уйти в открытое море и пить вино. И песни петь... Так ведь не дадут. Лежи тихо, дружище! Не дергайся. Сейчас лекаря позову. Не дергайся, говорю тебе! А то в море не возьму!

Дурак я... если бы не забыл на миг, что руки у Йэгге ранены и не действуют, не сказал бы про жгут! Лучше бы посидел он тут со мной, ведь еле же стоит!

Жгут-то закрутили мне на совесть, ну не отвалились бы чай руки...

— Фрохтэ! — попытался крикнуть я. Ведь наверняка ж он тут рядом. Некуда ему деться.

А Айдесс открыл дверь и позвал:

— Олэ! Позови, пожалуйста, Дифрэ — Фес очнулся!

Они ворвались одновременно, Холлэ и Фрохтэ. На мгновение я даже увидел мальчишку Тёра, но судя по всему, именно ему было дано задание привести целителя.

Холлэ сразу усадила принца обратно в кресло, очень быстро, ловко и неощутимо. И вот он уже сидит, а девушка... я даже не знаю, как это назвать. Она обвилась вокруг него, как стебелек вьюнка... и одновременно почти не прикасалась. Как это возможно?! На мгновение ладошка на его локте... ее локон на плече Айдесса... отчаянная улыбка... она же кричала, Холлэ... только беззвучно.

"Я не смогла бы жить без тебя! Не отпущу..." — вот каков был этот безмолвный крик. Это длилось всего лишь мгновение, а потом Холлэ сказала:

— Фес... какой же ты молодец. Айдесс ругал тебя? — она еле слышно прикоснулась к его руке. — Правильно ругал... мне даже представить страшно, что было бы, если бы ты... но ведь ты спас его. Именно ты, Фес! Ты вспомнил и догадался... и всё сделал как надо. Спасибо тебе, милый... и прости, что я так называю тебя... простите вы оба.

Она улыбалась, а долго сдерживаемые слезы вылились из глаз, и Холлэ быстро смахнула их.

Тем временем Фрохтэ, молча и деловито, снимал с моих рук жгуты — мне было достаточно лишь протянуть ему свою конечность. Что значит воин! Опыт есть опыт.

— И ничего я не ругал, — пробурчал вдруг засмущавшийся кёорфюрст. — Не было такого. И вообще... может, нам пож... пожевать чего-нибудь? А? Кто-то в гости приглашал, рыбой угощать собирался...

И он с лукавой нежностью поглядел на девушку.

— А я вот хочу не пожевать, а пожрать! — радостно провозгласил я, вдруг поняв, что это правда. — Да простят меня окружающие и ты... Холлэ... дорогая моя ирстэ Холлэ. Ты ведь простишь? И накормишь остатками непутевого меня?

Кажется, я был пьян... только вот не знаю чем. Полетом над собственным телом? Успехом? Радостью, что смог — я! Ничего толком не умеющий! — вытащить друга? Или это от потери крови?

— Рад тому, что слышу, — в дверях показался целитель, впрочем, он был как всегда нетороплив. — Вы и в самом деле везунчик, Ваше Сиятельство... и если у вас проснулся аппетит, то ничего и желать более не надо. А как вы, Ваше Высочество? Не могу не сказать, что всё-таки зря вы встали...

Холлэ и мне решила уделить своей плещущей через край нежности: на мгновение покинув Йэга, она, как маленького, погладила меня по голове, и мне захотелось мурлыкнуть и прижаться щекой... Стоп! Ещё не хватало тут заставлять дергаться друга.

Айдесс усмехнулся, взглянув на нас, и повернулся к лекарю.

— Может, и зря, орсэ Дифрэ. Может, и зря... А может быть, и в самый раз. Я так ко второму варианту склоняюсь. В любом случае мне пора заняться делами, что я и намерен сделать. Например, поговорить с нашими "воронятами"...

— Дружище... — тихо позвал я. — А твой разговор секретный? Потому что мне не хотелось бы, чтобы ты отсюда уходил... Я слишком рад видеть тебя живым и активным. Но вставать тебе лучше не надо пока. Правда, уважаемый Дифрэ?

— Пожалуй, — вздохнул тот, явно осознавая, что уже теперь-то принц вряд ли станет кого-то слушаться. — С другой стороны, Вам, Ваше Сиятельство, я вообще покой прописывал. Какой может быть покой, если эта комната превратится стараниями Его Высочества в проходной двор?

Йэгге ухмыльнулся, но промолчал.

— Я не хочу покой! — жалобно воскликнул я.

— А кто тебя спросит? — заговорщицки вздохнул Йэгге.

— Фрохтэ, дорогой, — распоряжалась Холлэ, — пожалуйста, пусть принесут носилки. Кое-кому не стоит больше разгуливать. Я распоряжусь, чтобы принесли еду... И сюда, и тебе, — она опять нежно прикоснулась к принцу. Казалось, что ей это просто нужно, как нужна вода высохшему растению. — И рыбки... Я сама выберу, — это было сказано, как сохраняемый секрет. — Фес, я скоро приду... зайду к тебе...

— Можно, я посижу с вами? — вдруг хмуро и басовито прозвучало из угла, где неслышно нарисовался Тёрнед.

— Конечно, — обрадовался я, — садись!

Мальчик протиснулся бочком и сел на маленькую скамейку у кровати, предназначенную скорее для ног. Но, похоже, ему на ней было даже уютнее, — он сжался в комочек и уставился на меня исподлобья.

Тем временем началась суета — пришли слуги с носилками, слуги со столом, слуги с подносами... Как они не столкнулись? Унесли Йэгге, который кинул мне комически-жалобный взгляд и тихо сказал "Не прощаюсь!"... На столе расставили еду. Пахло одуряюще! Я даже не понимал, чем. Похоже, перемешалось несколько блюд сразу...

— Вам помочь с едой? — тихо спросил парень, когда все ушли, и в комнате наконец стихло...

— Помоги, пожалуйста, — согласился я. Даже не потому, что не владел руками. Уж кое-как я бы смог, правда, повязки испачкались бы. Но руки уже кое-как отошли: они бесперывно ныли, но на подвижность это не влияло.

Дело было в другом. Мне показалось, что мальчику это нужно. Он чувствовал себя неприкаянным — а ведь его вину ещё не забыли! Я и сам, когда приехал, честно говоря, в первый момент, когда увидел Айдесса, с огромным удовольствием выпорол бы этого мажонка!

Но злость погасла, и сейчас мне было его жаль.

Он завозился с посудой, потом спросил:

— Вам чего больше хочется? Тут есть рыба, и паштет вот еще... Баранина по-пайжарски... кажется. Даже кашу принесли — вдруг захотите? С маслом...

— Всё хочу! — с энтузиазмом отозвался я. — Ну наверно... баранинки сначала.

Тем более, подумал я, она жирная и с овощами — я один точно всё перепачкаю.

— И сам тоже кушай. Мне кажется, тут как раз на двоих, не меньше...

— Я ел недавно. И баранину не люблю.

Тёрнед положил в красивую серо-золотистую мисочку баранины, подумав, добавил туда подливы с морковью и черносливом, вооружился куском хлеба и устроился рядом со мной, приготовившись меня кормить.

— Я уже почти научился кормить, — проинформировал он меня. — Кажется, я всю эту неделю последнюю то и дело чему-то учусь...

— Так это же хорошо! Ну и как, получается... учиться? — спросил я, откусывая толстый ломоть домашнего хлеба.

— По-всякому, — он чуть пожал плечами. — Управлять воздухом — нет, не получилось. То есть... сначала казалось, что вышло, а потом... Зато я вроде бы научился править судном в шторм... И еще — стоять рядом, — тут Тёрнед чуть вздрогнул. — Кормить вот еще учусь — вроде неплохо выходит... Бояться научился еще. И кашу варить. Мне Олэ показала — ничего сложного.

— Кашу?! — удивился я. Мне было показалось, что парень очень горд, и подобное занятие будет считать типично женским. — Молодец! А у меня каша плохо получается. Всегда комками.... Мне ее перемешивать лень... А вот стоять рядом... иногда, наверное, это самое трудное.

Тёрнед помолчал, потом, отправляя мне в рот очередную порцию баранины с подливой, произнес:

— Это — единственное, чем я горжусь. Что он позволил... А Вы... я думал, что Вы — Певец... а Вы — целитель.

— Да какой я целитель! — вздохнул я. — Я даже и не очень маг. Меньше, чем ты, если быть откровенным... Просто я последние два года много читал. А на самом деле я действительно всего лишь певец... Позволил... ты имеешь в виду — Йэгге... Его Высочество то есть?

Тёрнед угрюмо кивнул.

— Он мне велел называть его по имени. Я тогда не знал, что он — кёорфюрст. Теперь вот знаю, и называть его по имени — трудно... Но он ведь не менял своего решения. Так что в глаза — Йэгге, а так просто — Его Высочество. А позволил... я не очень точно выразился. Он сказал, что если я не боюсь, то могу встать рядом с ним. Я видел, как он... как ураган его...

Голос мальчишки дрогнул и умолк.

— Как ураган... что? — жестко спросил я. — А ведь я так и не знаю ничего толком! Но знаешь, Тёр... я почувствовал, когда ему... стало плохо. Потому и приехал...

Я не сказал, что пару раз в дороге мы становилось страшно: не доеду... Не застану. Что я ругал себя последними словами и не желал верить, и молился, чтобы всё это было ошибкой... просто ни на чем не основанным страхом нервного глупого барда.

— Ох, это хорошо, что приехали! — совершенно искренне выдохнул парень. — А ураган... если честно, я не знаю, что там происходило. Просто не понял ничего. Но выглядело это, как будто ураган его жрал. Начал с рук и ими же ограничился. Очень страшно.

— Ох, — повторил я, — как хорошо, что я запустил ещё и регенерацию... Значит, Йэгге? А он такой... просто не все это знают.. некоторые его боятся. Хотя тебе как раз вроде и есть за что, — тихонько пробормотал я.

В глазах мальчишки мелькнула усмешка.

— А я и боюсь. Я же сказал, что научился. Только я не его боюсь. Он уже сто раз мог "воронятам" сказать, что это мой ураган его покромсал. Но не сказал. Мне слабо верится, что он просто сил набирается для этого... Я другого боюсь.

— А чего же? — живо подхватил я. — Нет, не будет он тебя сдавать... конечно, не будет. Ведь он, считай, уже наказал тебя... так же, как наказывали его самого.

— Да, я уже понял. Я же говорю, что не боюсь его. Я боюсь, что когда... то есть если... до казни дойдет, я... сломаюсь.

Он снова отправил мне в рот невероятно вкусное мясо и не очень внятно пояснил:

— Ожидания боюсь больше, чем...

Боги! Так бедный парень до сих пор не знает, что с ним будет. Формально он виноват, но... ведь не было же умысла! И вообще он ещё ребенок.

— Тёр, не будет никакой казни. Думаю, что не будет, — сказал я. — Ведь ты же не злоумышлял, не планировал принести вред Его высочеству? Штраф, конечно, большой, могут наложить... и поручить тебя, скорее всего, моему отцу. От мамы с папой точно оторвут, это скорее всего. Учить будут. Я ведь тоже за тебя поручусь. Без тебя ничего бы у меня не вышло, ты же сделал всё как надо! И силы много дал!

Он чуть дернул плечом.

— Это решать Его Величеству Фюрсту. Так сказал Его Светлость. Ну и... в любом случае спасибо. Что готовы поручиться. Хотите паштета? Или Вам еще баранины положить?

— Давай мне рыбки. А то вон Йэгге пообещали какой-то необыкновенной рыбы, и мне тоже захотелось... И знаешь что? Глотни-ка со мной вон того... там разбавленное вино, как я понимаю. Мы ведь с тобой тоже... стояли рядом.

Он неуверенно улыбнулся.

— Мама мне еще не позволяет вино пить. Мама вообще мало чего мне позволяет.

Тёрнед, вопреки сказанному, налил вина в бокал и в стакан, предназначенный, видимо, для молока (молоко тут тоже было, в полупрозрачном кувшине) и сказал:

— А я правда Вам помог? Вы у меня не очень-то много сил взяли... или мои не годились, да?

— Конечно, годились! Еще как! Но я же не мог тебя вычерпывать... Ты и так много дал.

— И Вы вычерпали себя, — вздохнул Тёрнед. — А зря. У меня их много, сил... только я ничего не умею. Взяли бы — может, не потерялись бы потом. Мне Дифрэ сказал, что Вы оторвались и потерялись. И вернуться не можете. А как, кстати, вернуться получилось? Или это секрет?

— А я не знаю, дружок... — честно сказал я. — Йэгге здесь был... сказал, чтобы я не смел умирать... что ему очень плохо будет без меня... а целитель говорил про якорь. А я понял, что якорь — это он, Айдесс! И уставился на него изо всех сил... Я ведь не терялся никуда. Рядом был. Видел всех... и свое тело тоже.

— Якорь... Какой же он якорь? — Тёрнед раздумчиво хмыкнул. — Он не якорь, он — парус. А Вы... Вы — мачта. Вот. Парус держится на мачте, так что все правильно.

— Парус? — повторил я. — Якорь-то... это я знаешь что имел в виду? Что я цепляюсь за него... хватаюсь, и он меня вытаскивает. Он крепкий парус, Тёр...

— А он, выходит, за Вас цепляется. Вы, значит, тоже якорь, да?

— Всё может быть... Со стороны виднее. Ладно... Давай... выпьем за него. За парус и ветер... за моего друга.

Эпилог

Фесса Роггери — Холлэ Линдергрэд,

два месяца и десять дней спустя

Дорогая Холлэ!

В письме гораздо проще называть тебя так. Потому что когда я вижу вас вместе, то так и тянет произнести "фюрстейе". Хотя формально ты и не стала ещё ею. А ведь Айдесс слушается тебя — замечала?

А самое главное, что ты никогда не воспользуешься этим во вред. Это я понял быстро.

И вообще никогда не воспользуешься этим — для себя, потому что любишь его больше жизни.

Но я Йэгге не завидую. Хотя есть чему, видят боги! Просто — заслужил он счастье, потому что он — настоящий. Настоящий друг и правитель настоящий, и талант, но самое главное — он добрый.

А даже такой пустоголовый и восторженный бард, как я, не может некоторые вещи говорить вслух. Писать — оно как-то способнее. Да и... чай, не в знойной Пайжаре живем, там у них всё не в меру, и любовь и ненависть, и всё наружу, и всё напоказ.

Мне же сейчас именно что хочется признаться вам обоим, что я вас люблю. Просто... вот так... вслух же не скажешь! Я и невесте своей, если появится когда-нибудь, не знаю, смогу ли сказать — скорее всего, спою, это проще!

А ещё передай Айдессу, что не забуду я никогда тех слов, что сказал он мне тогда... когда был я не в себе. То есть отдельно от тела. Даже ради них стоило рискнуть, не говоря уж обо всем остальном.

А знаете, друзья мои — я продолжаю изучение магии. И в первую очередь целительской. Раз уж есть во мне немного силы, то надо уметь применить ее как следует. Вдруг опять пригодится?! Или нет, не так. Быть может, если я буду уметь хорошо лечить... ну хотя бы в меру способностей своих, оно как раз и не понадобится? И дорогие мне люди не будут в этом нуждаться?

Так или иначе, а во время поездки моей по нашим южным окраинам я, вопреки собственной привычке к отдыху после концертов и дороги, теперь стараюсь хотя бы немного времени уделить изучению книги, которой отец мой меня снабдил. Он даже удивился моей просьбе, но книгу дал. Кстати, я очень надеюсь, вы не расскажете ему про мои неаккуратные действия и не совсем удачное целительство? А то насмешек и нравоучений мне хватит года на три вперед. Впрочем... если и узнает... я всё равно ни о чем не жалею. Скорее наоборот.

Тёрнед передает тебе привет. И ещё обещание учиться лучше всех!

Он, конечно, немного хвастунишка, но скажу тебе по секрету: у него получится. Если он будет усердно заниматься, он и впрямь может перегнать всех тех, кто сейчас учится магии у моего отца. А тем более Тер чувствует себя обязанным Айдессу — и хочет потом учиться у него, а для этого нужно сначала пройти папину школу... Ох, я ему не завидую! Но твой братик сможет. Будь уверена!

Ты беспокоишься, приеду ли я на вашу свадьбу — но я уже, фактически, отправляюсь в обратный путь. И не хочу рисковать — пусть в запасе будет как минимум неделя! А погода сейчас устойчивая — хоть у Йэгге спроси!

Я обязательно буду. Может быть, сразу после этого письма, что отправляю с оказией. Просто захотелось вот так поговорить с тобой. Показалось, что вижу сейчас перед собой вас обоих. Твои волосы развеваются, а Йэгге смеется — это же он вызвал ветер. А ещё в воздухе реет крокус, и не один...

Спорю на десять щелбанов, как в детстве! Вот так вы и стояли!

И если не было такого, я очень удивлюсь!

Кстати, песню новую я для вас уже придумал.

Ваш Фесса Роггери.

Из дневника кёорстейе Холлэ Дах Фёрэ,

три месяца и пять дней спустя.

Я решила вести дневник.

Никогда этим не занималась с самого раннего детства. Тогда, давно, мне нравился сам процесс возникновения букв на бумаге и — надо же, какое чудо! — я не могла никак поверить, что можно таким образом написать о чем-то и потом это повторить!

А потом мои детские дневники перекочевали в ящик на чердаке, вместе с букварем и старыми куклами. И больше я их не вела. Хотя нет... Был ровно один день. Тогда я как раз поняла, что Айдесс стал частью моей жизни, сам того не желая и не ведая. Исписала три страницы, разорвала и выбросила. Не дай боги, кто-нибудь найдет!

Но сейчас — я просто не могу допустить, чтобы потерялись те волшебные мгновения, которые, я когда-то думала, никогда не наступят...

Пять дней назад была наша свадьба. Самый счастливый день моей жизни. И каждую минуту этого дня хочется уложить в шкатулку из хрусталя, как огромную невиданную жемчужинку, и хранить бережно-бережно, только иногда, когда не будет любимого рядом, когда умчится он по своим делам — достать шкатулку из тайника и качнуть тихонечко... и раздастся еле слышный мелодичный звон.

Стоит мне закрыть глаза, как я вижу Айдесса в свадебном наряде — серебро и синь, Снег и Море, и глаза отливают синью, и ещё они искрятся... ах, как же сияли они радостью! Как он напоминал мне самого себя — лет семь назад, когда я только и отваживалась бросить тайком букетик в его лодку!

Он очень исхудал во время болезни, мой любимый, мой отважный мальчик... Только здесь я могу назвать его так — и в тишине нашей спальни. И я, наверное, ещё долго буду тревожиться о его здоровье — хотя изо всех сил стараюсь не показать виду и не обидеть его недоверием.

Он стал ещё красивее, и я даже плачу иногда в ночи, глядя на его умиротворенное лицо с закрытыми глазами, кажущееся во сне совсем юным. Да уберегут тебя от бед и горестей все Боги, сколько их ни есть! Ты заслужил счастье.

Но сам Айдесс смеется надо мной и, кажется, видит неуклюжие попытки скрыть тревогу и чрезмерную, как он считает, заботу. Сравнивает меня со своей старой нянюшкой. Главное — не обижается и не сердится. Правда, когда я порою вижу его тренировки с оружием и всякие акробатические трюки — я, кажется, почти успокаиваюсь. Барс тоже может показаться просто изящным и худым, но только тому, кто никогда не имел с ним дела.

Даже его руки полностью восстановились — благодаря Фесу. Онии кажутся более молодыми, чем всё остальное тело, без морщинок и мозолей.

Фес приехал на свадьбу заранее, как и обещал. И когда над кораблем взвился огромный радужный парус, а голос лучшего в Северном Пределе певца звучал, казалось, над всем морем, от края и до края... это было больше чем волшебство. Там, на палубе, была как бы наша вторая свадьба...

Первая — под сводами Храма на Тихом Острове, с замиранием сердца, под аромат курильниц и тонкий смоляной запах древних стен. Там венчались правители ещё в те далекие времена, когда именно на Острове была их резиденция, и никто не скажет точно, сколько столетий прошло, и как мог сохраниться срубленный из дерева без единого гвоздя храм — за столько лет?!

Когда мы спускались по ступенькам, еле слышно скрипнувшим под ногами, мне казалось, я взлечу. Я и взлетела... на руки к моему мужу. А потом уже был корабль, чудесный парус и падающие мне в руки волшебные цветы...

* * *

Отгремели свадебные торжества, отзвенели льдинки — утром, на тоненьких сучках под окном нашего Лесного дома. Нужно было возвращаться из череды праздников и волшебства к жизни и... подданным.

Одним из мероприятий, помимо прочих, был бал — вернее, их было несколько, но наиболее запоминающимся оказался один.

Кроме самых близких, кроме лучших людей Предела, тут присутствовал ещё и некий салат из приезжих дворян Гезонга и даже Гиментеи. Мне они были не нужны, Айдессу тоже, Фюрст-мой-отец (кажется, я стала называть Повелителя Северного Предела так же, как мой муж!) — разве что он находил в их присутствии какую-то пользу, а возможно, тут была просто дипломатия. Мы скучали. Во второй половине вечера мужчины ушли играть в модную игру блэм, — считалось, что это неплохое завершение вечера! Женщины в нее не играли. Но мой милый муж потихоньку мне пообещал, что ликвидирует это досадное упущение — постепенно, и научит меня. Но, по его мнению, это гораздо менее интересно и красиво, чем стрельба из лука, так что я научусь быстро, и переживать нечего... Хотя я и не переживала. Я же видела, что в отличие от многих, мой муж отправился в специально отведенную для модной игры комнату не потому, что ему стало со мною скучно, а потому, что того требовал этикет и составленный заранее фюрстом план вечера. А ещё я знала, что он не станет в мужской компании рассказывать что-либо недолжное обо мне или жаловаться на скуку семейной жизни. Ему даже в голову это не придет. Сам не будет и другим не даст.

Меня окутывали ароматы трав и духов — дамы составляли душистые композиции из цветов и масел. Их яркие наряды, их непрестанный щебет... казалось, вокруг меня вьются огромные птицы... и их звонкие голоса в сочетании с какофонией запахов способны были свести с ума. Они даже немного мешали мне вышивать, а я хотела сделать безупречный по точности рисунок! Если получится, это будет отделка для пояса — для Айдесса...

— Ваше Высочество! — реверанс невысокой миниатюрной брюнетки позволил мне лицезреть ее роскошную затейливую прическу. — Разрешите поздравить Вас!

— Благодарю, — я слегка склонила голову. Наверное, ей что-то нужно. Иначе зачем меня поздравлять в триста какой-то там раз? Я не особенно нуждаюсь... Все дорогие мне люди меня уже поздравили. Короли написали письма.

— О Вашем благородном супруге столько дев грезило в Гезонге в его последний визит! — воскликнула она, глядя на меня преданно и чуть ли не восторженно. — Кто же знал, что у него есть Вы!

И тут же, загадочно улыбнувшись, она добавила:

— Хотя, конечно, та история не позволяла предположить, что его сердце осталось на родине.

Таак... Теперь ты, конечно же, ждешь, что я, с трудом скрывая лихорадочный интерес, спрошу "какая история?", делая вид, что мне безразлично...

Нет уж. Ты ведь для того и подошла, чтобы рассказать эту сплетню. Вот теперь и придумывай, как сделать это без наводящих вопросов!

А что некая история была — я чувствовала. Знала. И знала также, что была она несчастливой — иначе почему кеорфюрст напоминал мне раненую птицу? Но не спрашивать же мне о том у него самого. Рана затянулась, но самолюбию я могла сделать больно. Может, и хорошо, что пришла эта... жабка ядовитая. Где бы я ещё узнала?!

Если бы с подобным разговором пришел ко мне Фесса, я бы честно сказала ему, что никакого сердца на родине Айдесс не оставлял, уехав послом в Гезонг. Что любовь его вспыхнула тогда, на Голом острове... хоть приехал он и не случайно — потянулся. Почувствовал.

А ты... ты не поймешь. Да и Фесса не стал бы никогда вести таких разговоров...

— Да, — мечтательно проговорила я с выражением сытой волчицы. — У него есть я.

И улыбнулась. А потом, насладившись смущением собеседницы — она никак не ожидала такой моей реакции! — добавила:

— И кто же грезил о кеорфюрсте, дорогая... мони Тоззеа? — с трудом я вспомнила имя девицы, не уверена даже, что правильно произнесла его.

— Многие, Ваше Высочество, — оправившись от смущения, она улыбнулась в ответ. — Очень многие. Но увы, танцевал он не с ними, а... с чужой дамой. Кажется, он даже повздорил из-за нее с ее... женихом. Впрочем, это дело прошлое, конечно же...

— С чужой дамой! Как мило. Была дуэль? — мурлыкнула я с таким видом, словно возможная дуэль посла, и к тому же мага — дело столь обыденное, как выпитая чашка лито. Дуэли не было, конечно же... Но сплетня могла ее и придумать.

— Дуэль? Вы шутите, Ваше Высочество! — тихонько рассмеялась мони Тоззеа. — Какая же там дуэль, когда девушка отвергла притязания Его Высочества? Не с ней же ему... стреляться... А просто жених ему... наговорил лишнего, кажется. Во всем квартале стекла осколками рассыпались!

— Какой нервный жених, — проговорила я с долей насмешки и разочарования. — Битые стекла... возможно, ещё битая посуда?

И весело фыркнула.

А ведь это похоже на правду. Отвергла. Но если она уже была просватана? Тогда... он наверное опоздал. Просто Айдесс, бедняга, влюбился... и не смог удержаться — стал танцевать с невестой... вместо того, чтобы, как я когда-то, просто страдать и глотать слезы в сторонке.

"Да, тут я промахнулся!" — вдруг ясно-ясно вспомнила я. "За трусов замуж не идут..."

Нет. Не называли его трусом. Не могла так поступить девушка... пусть не любящая, пусть чужая — но раз Айдесс влюбился в нее, пусть и ненадолго... то она была этого достойна. Нет. Это он сам ругал себя — возможно, как раз потому, что не поторопился, не был более напорист... не поборолся.

Как хорошо, что он не стал бороться за ту девушку!

Тогда сейчас я не была бы так счастлива...

— Жених — нервный? О нет. У этого жениха вместо нервов канаты морские. Герцог вю Шеннерт стекол не бьет. Думаю, что он просто... дал понять, что девушка не свободна. Хотя говорят, что все было куда... хм... пикантнее, и репутацию невесты спасти не смогли, но разве сильных мира сего заботит такая мелочь, как репутация бесприданницы? Впрочем, я все равно в это не верю. Они ведь всего лишь танцевали и разговаривали, какой же тут ущерб репутации? Верно?

— Да, разумеется, — ответила я первое, что пришло в голову, — возможно, кроме невесты герцога Шеннерта, просто у вас в Гезонге почти никто не танцует достаточно хорошо?

Бедный мой, любимый, он посчитал, что не может соревноваться с герцогом?

Но я помню... помню герцога Шеннерта на свадьбе. Помню спокойный, ясный взгляд Йэгге. Спокойный и гордый. Не было в нем ревности и не было соперничества!

Ему теперь незачем было соревноваться... Он уже победил один ураган. И он знал, что я его люблю — и всегда любила.

— Возможно, просто Его Высочество не захотел проверять? — чуть улыбнулась брюнетка. — Впрочем, с Вашим Высочеством все равно никто не сравнится, я уверена!

Я чуть наклонила голову и улыбнулась.

Я даже не стала говорить "спасибо". За что, собственно говоря?

Я и так знаю, что со мной никто не сравнится. И что я теперь первая в сердце у Айдесса Йэгге... И это не тайна — наше счастье мы не можем запрятать от чужих глаз. Что ж — пусть видят!

— У нас, на севере, — произнесла я в утешение гостье, — нам приходится с самого детства очень много двигаться. Чтобы не замерзнуть и чтобы сделать всё необходимое... И танец по сравнению с этим — так просто!

— Да, наверное... О! — моя собеседница прислушалась к голосам в соседней зале. — Кажется, скоро снова объявят танцы! Не буду более надоедать Вашему Высочеству моими пустыми разговорами...

— Ну что вы, — пробормотала я пятящейся гостье с усмешкой.

Интересно, того ли результата и такой ли реакции ожидала гезонгская сплетница?

...Я и минуты, кажется, не пробыла одна. Резко распахнулась дверь (кажется, всё-таки не от удара ногой), и вошел мой муж. Огляделся сурово... и тут увидел меня, сидящую у стенки с вышиванием. И тут же лицо его осветилось такой чистой и почти детской радостью!

— Пойдем танцевать, Олэ? — спросил он. — Я сбежал. Как-то не увлекает меня эта новомодная штука...

И мы танцевали, снова и снова.

А во время танца я всё же сказала:

— Тут одна дамочка из Гезонга со мной пыталась... поговорить. Как я поняла, ты там кое-кого напугал! Грозный северный маг...

— Я там всех напугал, — усмехнулся Айдесс. — Ты же знаешь, у них мало стихийных магов. Они понятия не имеют, какой уровень самоконтроля считается достаточным для таких, как я. Так что... мне было ужасно скучно, любовь моя — слишком мало находилось тех, с кем я мог хотя бы просто поговорить спокойно...

— Разве что герцог, да? Герцог Элиан? Ну у него такой вид, что он наоборот пойдет туда, где опаснее всего, просто потому что иначе ему скучно...

— И он тоже, да... Хотя первым был его вьорн. Забавный парень... — тут Айдесс внимательно посмотрел на меня и спросил:

— А почему ты о нем заговорила, Олэ?

— Да просто так... Он же был на свадьбе... да я и не знаю больше никого из Гезонга. Все какие-то серые. Напуганные.

— Не все, нет. Но те, кто заслуживал бы твое внимание, в этот раз не приехали, — он улыбнулся. — Ничего страшного, я вас еще познакомлю потом. Когда у них там все обустроится...

Он успокоился! Он не вспомнил о ней. Он больше не сравнивает себя с Золотым герцогом, моряком и хозяином приисков...

— А мне никто и не нужен, — ответила я и поцеловала Айдесса. И не важно, что мы танцевали и на нас, конечно же, кто-то смотрел. — Всё равно — ты лучше всех!

— Молчи, женщина! — сурово выдохнул он мне в ответ и тут же рассмеялся, — ерунду всякую говоришь! Лучше всех — не я. Лучше всех — ты! И не спорь с мужем, вот.