Незабудка

Девушку пугали ее воспаленные, чужие глаза. Она почти не замечала родных, вся ушла в свое горе. О чем-то напряженно думала, чуть покачиваясь, как от зубной боли. Слезы катились по щекам. Смахивала их платочком, не замечая, что плачет. Иногда тихо говорила:

— Боже мой, я шесть лет не видела родителей. И вот теперь увижу. Антон, ну почему мы так редко ездили к ним? Теперь, все, все, что хочешь, сделала бы, да некому. Куда мне теперь от вины своей деться? И ничего не исправишь, хоть умри, не исправишь!

— Анечка, хватит. Тебе вредно. Подумай о малыше, не надо так.

Мужчина гладил ее по плечам, голове, пытаясь успокоить. Он понимал, должно пройти время, оно залечит рану. Пока боль свежа и горяча, это сложно.

Родители Антона Сергеевича были живы и крепки здоровьем. Ему было жалко умершую тещу, но он понимал: его жалость ни в какое сравнение не идет с болью и горем жены. Они редко ездили в гости к родителям Анны, потому что те жили далеко, на Украине. Летом трудно было с билетами. Зимой к селу, находящемуся в лесу, трудно добраться. Подарки, посылки не забывали отправлять, но родителям не это надо. Все-таки виноваты перед ними. В суматохе дней и будней откладывали поездку к родителям. И вот теперь едут.

— Ты помнишь бабушку, дочка? — Отец дотронулся до ее руки, привлекая внимание.

Она задумалась, воскрешая в памяти образы прошлого.

— Плохо. Я видела ее всего два раза и то давно. Сад помню, родник под деревьями. Бабушкин грибной борщ.

— Да. Готовила очень вкусно... — Антон Сергеевич замолчал, размышляя.

Таня снова отвернулась к окну.

"Я черствый и бессердечный человек. Разлуку с Сашкой переживаю острее, чем смерть бабушки. Жалею мать и почти ничего не чувствую к едва знакомой женщине".

Когда отец привез ее из школы, они стали торопливо собираться в дорогу. Поезд отправлялся через три часа. В этой карусели некогда было подумать, что она уезжает от него. Теперь, сидя у вагонного окна, вдруг поняла, что не скоро увидит Лукьянова. Уезжает на вечность, бесконечную вечность. Предчувствие долгой разлуки охватило девушку.

"Что за чушь! Мы скоро вернемся", — злилась на себя Таня. Было стыдно и досадно за свои чувства перед материнским горем.

Поезд остановился на крохотной станции. Отец помог им спуститься. Принял у дочери сумки и венки. На утренний шестичасовой рейс опоздали, а следующий автобус отправится в Степановку только через три часа.

— Что будем делать? — Антон Сергеевич посмотрел на жену.

Она казалась спокойной, сосредоточенной, только очень бледной. Опухшие глаза выдавали бессонную ночь.

— По кольцевой дороге — двадцать километров, а через лес всего три. Пойдем пешком.

Он растерянно оглядел вещи.

— А дорогу ты помнишь? Я совсем не знаю куда идти.

"Смогу ли пронести их целых три километра?"

— Помню.

Анна Ивановна застегнула пальто и, переступая через рельсы, направилась в сторону леса.

В поезде выспаться не удалось. Таня шла за отцом сонная, не разбирая дороги. Несколько раз споткнулась о коряги на узкой лесной тропе, чуть не уронив венки.

"Нам сильно повезло, что осень теплая. Двадцатое ноября, а снега нет — это редкость".

Девушка рассматривала деревья, стоящие в золотом убранстве. Только ясень молодец, стоит голый, приготовился к зиме. Венки оказались не такими уж легкими, уже через полчаса у нее затекли руки.

"Бедный папа, у него вообще тяжелый чемодан".

Она видела: отцу нелегко.

Степановка открылась неожиданно. Перешли по мосту через реку и у самой воды среди берез увидели первую хату. Чуть поодаль сквозь деревья, виднелась еще одна. Дальше села видно не было.

— Это село? — Тане не верилось, что бывают такие поселения посреди леса. — Оказывается, я ничего не помню.

Мать, заметно волнуясь, ускорила шаг.

— Мы сейчас выйдем на улицу, не все дома стоят вразброд.

Улицы как таковой не было. Среди деревянных домов петляла песчаная дорога, по которой они шли. Девушка замечала, что, глядя на них, перешептываются сидящие на лавочках старушки. Мать здоровалась с каждой. Они отвечали ей, слегка кланяясь. Дом бабушки, большой, деревянный, стоял на горке. Стены постройки сложенные из бревен почернели от времени. В отличие от стен крыша выглядела новой. Светлый шифер украшал старый дом. На сверкающем алюминиевом коньке весело крутился флюгер. Плетень, огораживающий подворье, начинался метрах в трех от дороги и дальше огораживал участок, поднимаясь все выше и выше. Длинный, узкий двор зарос маленькой кучерявой травой — спорышом. Справа от дома раскинулся сад, спускавшийся с горки к дороге. Они зашли в открытую настежь калитку и по тропинке направились к дому. Таня поставила венки возле бревенчатой стены. Сердце замирало от волнения. Вслед за матерью вошла в комнату. От окна со стула поднялся высокий, крепкий, седой мужчина, которого сложно было назвать дедом. Он обнял мать.

— Вот и свиделись, дочка...

Анна Ивановна, не отвечая, подошла к гробу. И вдруг закричала резким, сильным голосом так, что дочь прошил озноб. Старухи, сидящие возле гроба, заголосили, поднося к глазам кончики белых платков. Она опустилась на колени, положила голову на край гроба и, вздрагивая всем телом, зашлась в горьком крике-плаче. Антон Сергеевич растерянный, побледневший, стоял на пороге и не знал, что ему делать. Крик жены разрывал душу. Он вытащил сигареты и, сгорбившись, вышел из дому. Таня проводила отца отчаянным взглядом. Ей было жутко, страшно и невыносимо жалко мать. Все плакали, и у нее слезы градом покатились из глаз. Девушка не могла удержать их и только смахивала рукой, растирая по всему лицу. Она не узнавала бабушку. Какая-то пожилая женщина лежала в гробу, усыпанном искусственными цветами. Вся обстановка вызывала у нее страх и желание поскорее покинуть комнату. Ей было восемь лет, когда приезжала с родителями в Степановку последний раз. Все последующие годы отдыхала или в летнем лагере, или у родителей отца, которые жили недалеко от их поселка. Она плохо помнила эту бабушку, поэтому чувствовала вину перед ней. Мать уже не кричала, только странно стонала. От этих звуков Таня очнулась. Кинулась к ней, подняла от гроба. Взглянула в мокрое лицо, в глаза с остановившимся тусклым взглядом. Плача, затормошила ее.

— Ей плохо. Нужен врач. Папа! Папа! Скорее! Помогите же! Мамочка, мама.

Анну Ивановну уложили в соседней комнате. Прибежавшая медсестра сделала укол, заставила выпить успокоительное.

Девушка видела в окно, как врач разговаривала с отцом. Женщина кричала на него, размахивая руками.

До обеда просидела возле матери, боясь оставить ее одну. От недосыпания и голода к горлу подступила тошнота. Отец, уставший и озабоченный, несколько раз проходил мимо, неся какие-то ящики, коробки. Старушки и мужчины о чем-то говорили с ним.

В два часа дня к ним в комнату вошла медсестра.

— Буди маму, дивчинка, пойдете ко мне домой, покушаете.

Ее голос звучал напевно и ласково.

Тане не хотелось никуда идти.

— Что вы, мы все с собой привезли.

— Нужно поесть горячего, особенно твоей маме. Буди, буди, — настаивала она. — Меня зовут тетя Галя. Я ваша соседка.

Девушка с большим трудом разбудила мать. Услышав о еде, она пыталась отказаться. Тетя Галя твердо и настойчиво увела ее и буквально силой заставила поесть. После сытного обеда Анна Ивановна снова уснула, а Таня вышла в сад.

— Ты внучка деда Ивана?

За оградой показалась девушка примерно ее возраста. Она была крепкая, как гриб боровик. Черные глаза сверкали любопытством на румяном круглом лице.

— Да. А вы наша соседка? — из вежливости поинтересовалась Таня. У нее не было никакого желания общаться.

— Слушай, давай проще. Не на "вы", а то мне кажется, что нас много. Я Олеся, дочка Галины. — Она легко перелезла через забор. — Ночевать вы будете у нас: ваша хата выстужена.

— Спасибо. Мы причиняем вам неудобства.

"С чего это я заговорила казенным языком?"

— Извини, что-то я не в себе, — горько усмехнулась Татьяна.

— Понимаю. Пойдем, я побуду с тобой.

Олеся направилась с ней в дом.

Таня была очень благодарна новой знакомой за компанию. Расположились чуть в стороне от гроба. Олеся тихо сидела рядом, изредка рассказывая что-нибудь о бабушке, будто знакомила с ней внучку.

Около полуночи тетя Галя позвала девочек:

— Идите спать. Завтра трудный день. Анну Ивановну я уже отвела к нам.

Голова не успела коснуться подушки, как Таня уже заснула.

Проснулась поздно. В комнате никого не было. Кровати были прибраны. На столе стоял завтрак. Девушка ела и разглядывала красивые, вышитые льняные шторы, скатерти, покрывала и занавеси. Было удивительно светло и нарядно. На кроватях, как в старину, возвышались горы подушек. На некрашеном бело-желтом полу лежали коврики, связанные вручную.

"Сколько же надо трудиться, чтобы все это вышить и связать", — удивилась она.

За дверью послышались шаги. Тетя Галя вошла в комнату:

— Проснулась? Ну и хорошо, а я будить пришла. Пойдем. Бабушку уже на улицу вынесли, скоро на кладбище повезут.

Машина медленно ехала по песчаной дороге. День был ясный, солнечный, и от этого смерть казалась дикой нелепостью. Впереди похоронной процессии шли старушки с венками. За машиной, тихо переговариваясь, двигались провожающие. Родственники сидели возле гроба. Анна Ивановна плакала, и все время поправляла накидку и цветы. Ей казалось, что они не правильно разложены. Таня сидела хмурая, стараясь не глядеть на покойницу. Она ощущала целую гамму чувств: боязни, жалости и брезгливости.

Уже в который раз девушка думала о себе: "Я плохой, бесчувственный человек. Почему моя душа не отзывается по-настоящему на боль мамы? Неприятно такое о себе узнать. Вот какая я на самом деле".

Сокрушалась, но притворяться не могла.

На кладбище гроб поставили на табуретки. С бабушкой попрощались знакомые и соседи. Подошли родные. Дед наклонился и поцеловал покойницу. Он был странно сосредоточен, словно находился в полусне или оцепенении. Иван Данилович отошел в сторону, не отрывая взгляда от лица жены. Мать казалась спокойной. Таня вздохнула облегченно: опасалась, что с ней случится истерика. Анна Ивановна стояла молча, потом вдруг повалилась на бок, теряя сознание. Антон Сергеевич поднял жену и понес в машину. Медсестра тетя Галя осмотрела ее:

— После похорон вам лучше быстрее уехать домой. Такие волнения опасны для малыша!

— Постараюсь уговорить Аню. Вы, что же думаете, я не переживаю за нее и ребенка?

Он нежно погладил жену по голове.

Гроб опустили на полотенцах в могилу. Стали подходить люди и бросать землю горстями. Таня не двигалась.

— Иди, кинь земельки, чтобы не снилась бабушка. Иди, иди.

Полная старушка в черном платке подтолкнула ее к могиле. Девушка, как робот, наклонилась, взяла немного холодной влажной земли и кинула в яму. От этого простого действия у нее закололо в сердце.

В пустой комнате, откуда вынесли всю мебель, накрыли столы. Таня сидела рядом с матерью, безразличная ко всему. Она устала и хотела только одного: скорее бы все закончилось. Сидящие напротив них две маленькие, кругленькие старушки в темных платках все время расспрашивали Анну Ивановну, о семье, о поселке, о работе. Мать, поглощенная горем, неохотно отвечала, отрываясь от дум. Девушка заметила, что и деда без конца тормошили. Люди заговаривали с ним, не давая покоя.

Она удивлялась такой назойливости: "Как жестоко и бестактно мешать матери и деду переживать горе".

Вечером в хате у тети Гали не выдержала:

— Почему весь вечер не оставляли в покое деда и мать? Неужели трудно понять, что им не до разговоров?

— Да ты что, какой покой! Их одних вообще оставлять нельзя. Это все равно, что бросить тонущего. Сил хватит — выплывет, а нет — пойдет ко дну.

Таня покраснела, как сама не догадалась.

* * *

Три дня прошли как в тяжелом сне. В комнатах было чисто, прибрано, тепло, но какой-то неуловимый привкус беды остался. Дед молча, бродил по комнатам. Потом надевал фуфайку и шел в сад. Там он подолгу сидел возле родника на лавочке, пока не приходила Таня и не уводила его в дом. Матери нездоровилось. Ее лицо осунулось и похудело. Платья болтались на ней как на вешалке. Стал заметен округлившийся живот. Они утешали ее, уговаривая подумать если не о себе, то хотя бы о малыше. Была только одна хорошая новость: токсикоз у Анны Ивановны прекратился. Правда, приходилось буквально заставлять ее поесть.

Оставлять деда одного в таком состоянии было нельзя. Уговорить его переехать жить к ним, не удавалось. На все доводы дочери он отвечал, что никуда не поедет и их не держит. Отцу и матери нужно было выходить на работу.

Таня поняла: "Придется остаться мне. Конечно, я могу привести тысячу доводов. Как тяжело учиться на последнем году учебы в чужом классе. Что без них не справится, но это не честно по отношению к матери. Наоборот, придется очень постараться убедить ее: самым лучшим вариантом будет, если за дедом присмотрю именно я".

Через месяц Анне Ивановне предстояло уйти в декретный отпуск. Антон Сергеевич не просил дочь остаться в Степановке. Такое решение она должна принять сама, но очень хорошо понимал: жене лучше поскорее уехать. Оставлять ее с отцом нельзя — это все равно, что бросить в беде двух беспомощных людей. Предложение дочери — выход для всех. Он был очень благодарен своей девочке за понимание.

ГЛАВА 10

Рано утром, проводив родителей на автобус, Таня поставила завтрак на стол. Позвала деда. Он не шевельнулся. Перепуганная девушка стала трясти его за плечо.

— Ты чего? Я живой пока. Потом поем. Беги в школу, а то опоздаешь.

— Обещай, что поешь, — настаивала она.

— Честное пионерское, — буркнул он и отвернулся к стене.

Таня надела синее платье. Оно хоть как-то походило на школьную форму. Сумка с чистыми тетрадями, купленными в местном магазине, заменила портфель.

Степановка походила на большой, красивый сад. Некоторые дома, окруженные деревьями, не просматривались с дороги. Для конца ноября погода стояла аномально теплая. По утрам доходило до десяти тепла. Часть деревьев уже сбросила листву, остальные все еще сохраняли разноцветное убранство.

Накануне она с отцом ходила к директору в ближайшую русскую школу. Теперь короткая дорога через лес была ей знакома. В Степановке находилась украинская школа, но девушка не могла учиться в ней. По асфальтированной дороге окружным путем ездил школьный автобус, собирая учеников с трех ближайших сел. Рейс, на котором ездили школьники, был в семь часов утра. Таня его благополучно проспала. Стояла замечательная погода. Времени до начала занятий оставалось достаточно, чтобы добраться туда пешком. Предстояло пройти всего три километра. Она шагала по узкой, лесной дороге, а мыслями была далеко. На душе лежала огромная тяжесть. Ничто не радовало: без Сашки было пусто, одиноко и тоскливо.

"Только на секунду увидеть бы его, и станет легче переносить разлуку", — думала девушка.

* * *

Татьяна совершенно не боялась появиться в чужом классе. Обычно она не любила, когда ее разглядывают, но сейчас любопытные взгляды не смущали.