| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Бог благословит, — и осенив обеих знаменьем, приложил руку к русым макушкам.
Девы, одна румянее другой, воссияли лишними солнцами в небе:
— Отец Зоил, простите смиренно, я к вам сегодня на исповедь приду.
— Похвальное решение, сестра Марыля.
Ох, ну, конечно. Стэнка, прямо в красках представила ту "исповедь": "Зевнула не прикрывшись", "Три раза — "Отче Наш". И рот себе зашейте" — это от себя уже в добавку.
— А я — завтра, отец Зоил.
— И то — похвальное решенье, — важно кивнули второй деве.
— Ме-э-э.
— Ох, извините, это — не к вам, Святой отец, — распахнула Стэнка дверь в заборе. — Стрекоза, заходи. И мне тоже пора.
— До свиданья, Стэнка!
— Да мы и не здоровались, Марыля.
— А вы, отец Зоил, в храм? Так нам — по пути с вами.
— И у меня еще вопрос есть по Святому писанию.
— Сестра Стэнка?
Ба-бах дверью:
— Артисты. Все трое — чистые артисты, — плюнула и припустила по двору за нервно дергающимся козьим хвостом...
Ни злости, ни обиды у нее на отца Зоила не было. А зачем Стэнке эта канитель? Просто, лишний раз убедилась в правоте своих, упроченных слезами и да, тогда еще обидами, законов жизни: "не доверяй", "не раскисай", "не жалуйся" и "не надейся ни на кого кроме себя".
— Солена, ты мне подруга? Подруга. Тогда молчи.
— Да уж молчу, — сложила та руки на коленях. Потом не удержалась. — Я ж за тебя тревожусь.
— О-о, — закатила к потолку глаза Стэнка. — О чем на этот раз? Лечу исправно. В дела деревенские не лезу.
— Вот в том и смысл. Ты знаешь, что староста деньги собирал на выкуп колокола? Не знаешь. А потому что он в твой дом не пошел.
— Кто? — хмыкнула Стэнка. — Колокол?
— Староста, — гневно буркнула подруга. — Потому как ведает: не дашь.
— Так в чем моя вина то? Он не пошел.
— А ты б дала? — сузила глаза Солена.
Стэнка свои отвела в садик за окном. Подумала...
— Нет. Пусть его выкупает тот, кто отца Тита к нам привез. Это по его, старосты, попустительству он колокол в Луговинах заложил. Срам на все княжество. А нам теперь — выкупать? — в сердцах подскочила с лавки Стэнка. — Да надо было еще пять годин взад то сделать. И, насколько я помню, деньги с нас два раза уж собирали на этот самый церковный колокол. И староста и отец Крисп потом. Сбрасывались всеми Стожками... И сколько надо теперь?
— Ну, так, — замялась в ответ подружка. — Тыщу...
— Тыщу?!
— Тыщу двести леев.
— Ого! Как дойная корова!.. Та-ак... У нас в деревне сто дворов.
— Сто восемь.
— Добро. Сто восемь. И сколько брали со двора?
— По десять леев.
— По десять? Да все одно, не хватит. А остальные? Староста добавит?
— Наверно, — вздохнула та. — Хотя он сам поиздержался. Говорит, из своего кармана к празднику Стожки готовил.
— Солена, так и на праздник тоже сбрасывались.
— О-о, — не выдержала девушка. — Да я то знаю. И что? Ведь колокол же? Он — наш "голос".
— Ага, еще два "голоса" висят, — зло уточнила Стэнка. — На колокольне по краям балки... В общем, правильно он сделал, что не пришел ко мне.
— Вот-вот.
— И-и помолчи... Чай еще будешь? С ватрушками? — Солена, вздохнув, кивком дала согласье. Стэнка подхватила пустые кружки со стола. — И расскажи мне про эту... "жизнь вашу деревенскую". Мы ведь седмицу не видались. С самого Дня Петра и Павла. И, кстати, почему? — выглянула из-за занавески. Подружка, вдруг, замялась. — Ну-у?
— Что, "ну" то? Были дела... А ты знаешь, это я опять про старосту...
— Солена?
— Ой, не про колокол, — и притянула к себе горячий ароматный чай.
— А про что? — села напротив нее Стэнка.
— Про дочь его старшую, Аду. У нее просидьба(1) через день.
— Да ну? — открыла Стэнка рот. Нет, она ту Аду знает хорошо: фигура, как у снежной бабы (одни достоинства кругом). С волосами лишь не свезло — зимой прошлой застудила сильно грудь. Это — "причина" для всей деревни. Но, Стэнка знает и "видит", что пострадало то, что ниже. Гораздо груди ниже. Вот волосы и лезут по половине гребня в день. Но это, скорей всего — "сюрприз" для жениха(2). — А кто жених то у нее? Она ведь от стожковых парней нос воротила.
— Сам батюшка ей и нашел, — хмыкнула Солена в кружку.
— И по каким просторам с фонарем полкал? — ехидно уточнила травница.
— А-а, тут недалеко. В Луговинах. И семья знатная. Всё, как Ада любит. Правда, она своего жениха еще и вполглаза не видала — он только из столицы прикатил. С учебы. И сразу — женитьба и в ремесло к отцу.
— А что за ремесло?
— Так мебельная мастерская. Лучшая в Луговинах. Мебель делают по последней моде. Самого нашего князя ею обставляли.
— О-о, — вздохнула травница. — Прощай наш старый кедрач.
— О чем ты? — хлопнула Солена глазами.
— О приданом Ады. А что, у старосты — кедрач, а у семьи мужа — мастерская. Или ее за красоту и кроткий нрав в такие выси пендельнули?
— Нет. Говорю ж тебе: не виделись они друг с другом. Через день просидьба. Ада — заранее вся не своя. Переживает.
Ну, Стэнка на ее месте тоже "переживала" бы — у старосты еще одна дочь есть. И без "сюрпризов" жениху... Жениху... И что-то шевельнулось в душе у Стэнки:
— Солена?
— Ась? — застыла та с ватрушкой у рта.
— Ты почему так долго не показывалась? У нас ведь не умер никто. На сенокос ты не ходила. Так почему?
— Ой, — вдруг, зарделась ее подруга.
— Со-лена! — протянула Стэнка. — Ты "загуляла" у меня? Точно! И с кем?
Девушка заёрзала на лавке:
— Ну и... "загуляла". А что с того?
— Так распрекрасно! Давно пора. И с кем? Или секрет?
— Ну... тебе скажу, — решилась, наконец, она. — Да ты знаешь его.
— Я много, кого знаю. Угадывать мне, что ли?
— Не надо... — и выдохнула. — Леош... Леош... Ну?
— Ой-й.
— Ну, Леош! Из Зеленчуйки! Мы с ним и другом его, Дамианом, на День Петра и Павла...
— А-а! — ну, хоть имя, наконец, узнала. — Леош, значит? Курносый тот и озорной. Ну, ты даешь, подруга!
— А что? — смущенно хмыкнула она. — У нас все по-серьезному с ним. Я и в гостях была у его родителей. Люди такие добрые. Да и отец Зоил тоже...
— А причем тут отец Зоил? — выпала из грез на землю Стэнка.
— Ну, я же исповедуюсь ему.
— По-нятно.
— Стэнка, ты прекрати. Иначе Я опять начну.
— Ладно! — вскинула руку травница. — Прекращаю. Только... если ты мне расскажешь: во всех ли делах твой Леош так хорош.
— Стэнка! — залилась краской Солена.
— А что, на то тебя отец Зоил не благословил?.. Молчу! Молчу! Рассказывай давай ты. Ну? — и, отодвинув свою кружку, подперла щеку кулаком...
До вечера Стэнка ходила под впечатлением: ну, надо же, ее Солена "загуляла". "Все по-серьезному". А по-другому Солена не умеет. И Стэнка за подругу очень рада. А уж сердечко ее...
— Пока жива, буду следить. Зеленчуйка — по берегу пять верст. А трав нам хватит.
И даже пусть не только трав. Это же Солена. И если уж она не заслужила счастье, то кто тогда? Ада? Марыля? Тут Стэнка фыркнула. Потом задумалась и уже в последний миг обернулась к двери.
— Доброго вечера, краля моя, — упала рядом с высоким порогом сумка.
— Петр.
— Соскучилась? — раскинул руки мужчина.
— Ага! — через мгновенье оказалась Стэнка в них.
А дальше все завертелось в бесстыдной буйной страсти. Подумаешь, без любви? А где ж ее...
— М-м... Ха-ха-ха! Мне щёкотно, Петруша! Щёкотно!
— О, какая же ты сладкая, — переметнул он Стэнку по-хозяйски на живот. Целуя жадно, вновь заводил усами. Снизу — доверху.
— А-ха-ха-ха-ха! — засекотила та зажатыми ногами. — Петр! — и в самое ухо услышала:
— М-молчи. Молчи, — обхватив Стэнку, поддернул Петр ее к себе.
— О-о-о... — а как тут промолчать? Подумаешь, страсть без любви?.. Где взять любовь на всех? И где она, стэнкина?..
Петр засобирался восвояси перед сумерками. До Луговин всего три с небольшим версты — особо торопиться некуда. Стэнка, лежа на перине, сначала наблюдала за ним довольной сытой кошкой. Потом потянулась и, как была, нагая, соскочила на пол:
— Помочь тебе?
Мужчина, застегивая пуговицы на рубашке, хмыкнул:
— Уж ты поможешь, научен. Налей мне лучше холодного кваса.
— Как скажешь, — задев его бедром, прошла Стэнка мимо из горницы.
— У меня сегодня разговор был с вашим богатеем Прицей.
— Господином Новиком? — остановилась она.
— С ним, — бросил Петр.
— И что он от тебя хотел? — спросила, не оборачиваясь.
— Вопрос другой: чего он хочет от тебя? Новик Прица предложил брать твой налог с него. В полном объеме. Стэнка? — вплотную подошел он к ней и снял с шеи растрепавшиеся волосы. — Стэнка?
— Что? — дернула она плечом от нового прикосновения усов и резко развернулась. Мужчина вмиг застыл, водя глазами по девичьему, еще разгоряченному лицу, и вдруг, отпрянул назад:
— Ты, как мертвая вода: сколько тебя не пей, а все не напиваешься... Я его прекрасно понимаю.
— Кого? — качнулась Стэнка к косяку двери. — Господина Новика? А ничего не было у нас с ним. И никогда не будет. И деньги эти брать не смей. Иль, взял уже?
— Нет, — тряхнул мужчина головой и пошел из дома прочь...
Стэнка вышла на крыльцо чуть погодя, уже одетой, с холодным кувшином кваса в руках. Молча поднесла его залюбнику, подтягивающему на своем коне подпругу. Тот также молча выпил половину и обтер рукой усы.
— Когда ж ты их сострижешь? — пальчиками вытянула оттуда Стэнка крошку хлеба. И засмеялась.
Петр, глядя на нее, тоже улыбнулся и обхватил девушку руками:
— Ни-ког-да. Мне нравится, как ты верещишь... Ну, что, прощаемся еще на месячину?
— Ага, — отвела Стэнка руку с кувшином в сторону.
— Тогда целуй меня так жарко, чтобы хватило на весь срок, — и сам припал к ее открывшемуся рту. Стэнка ответила ему, как будто не было перины смятой. Да это мало. Мало, чтоб заглушить жажду любви и голод молодого тела. И Стэнка целовала, целовала, не отрываясь. И вдыхала хлебный запах кваса на усах Петра... — У-ух. Где твой квас? Мне б его еще...
— Где? — хрипло отозвалась она. — Не знаю. А, вот, — и как вообще не разлила?
Мужчина прильнул к горлу кувшина... Ну, надо же. Она, Стэнка — "мертвая вода". А квас, значит — "живая"?
— Ну, мне пора, — выдохнул Петр в пустое глиняное нутро. — Открывай створку, отводи любимым землякам глаза.
— Постой, ты сумку свою седельную забыл, — вот вечно он что-то забывает! И подорвалась обратно в дом.
Большая кожаная сумка валялась там же, у порога. Стэнка ее подхватила за ремень — тяжелая. И боком поволокла, увидев лишь в сенях из-под съехавшей от такого обращенья крышки...
— Стэнка, ты чего? — произнес, ждущий у крыльца Петр.
— Сам бери, — выдула ноздрями та.
— Объясни?
— Сам тащи ее! Что там у тебя? Я... я...
— А-а, — открыл он рот. — Да чтоб... Это — парик. Женский парик.
— Па-рик? — непонимающе скривилась Стэнка. Потом заглянула обратно в сени. Туда, где сумку бросила. — Парик?
— Ну да, — хмыкнул мужчина и заскочил сбоку на крыльцо, оттуда — в сени. Вернулся уже с сумкой. Стэнка невольно от них отпрянула.
— Краля моя, ты чего это?
— Петр, парик, что такое? Это, когда...
— На голову, — кивнул он. — Дамы.
— А почему волосы там... настоящие?
— Так, дорогой. Он — очень дорогой. Цирюльник из Мушицев разорился вдрызг. И отдал налог этой "натурой". Что теперь с ней делать — бумаг столько писать, пока в казну сдашь, — нахмурил он лоб. — А хочешь его посмотреть?
— Я?! — замерла Стэнка, борясь в душе со страхом. Победило любопытство. — Ага-а. Давай.
Нет, Стэнка знала про такие "украшенья". У них в Стожках их надевали в Святки. Но, те были из сухого льна или овчины. А самый лучший — у Ады, разумеется, из густого конского хвоста. И без остаточного "живого" сияния. Будто и голова — присутствует. Причем, с прежними своими мыслями. Вот и струхнула. Не от того, что в сумке — голова, а сам факт: сумка то — Петра. Да что тут оправдываться? Струхнула да и всё.
— Гляди, — достал тем временем Петр предмет испуга.
— Ух... ты.
Ее залюбник засмеялся:
— Никогда раньше не видела? — и встряхнул гриву из длинных ореховых волос. — Должник наш говорил: из Ладмении, из самого Куполграда его привез. На что надеялся в такой глуши? Бывают же в природе лободыры. Возьми в руки то. Пощупай. Ты чего? Не отошла еще?
— Давай, — сглотнула слюну Стэнка. — О-о, — и выдохнула от восторга. — Какие они... мягкие.
— Ну, так, — авторитетно хмыкнул Петр.
— Мягче моих.
— Не мягче, точно.
— И длиннее. Такие косы выйдут. И кренделя.
— Их забирают обычно в высокие прически... дамы.
— А цвет какой... Цвет... цвет, — пришла, вдруг, в голову ее шальная мысль. — Как... у Ады.
— Какой Ады?
— У Ады до ее болезни... Петр?
— Что? — насторожился тот.
— Петруша, кречет мой усатый!
— Да что, Стэнка?
— Продай его мне. Пожалуйста. Бумаги не надо будет писать. Петруша.
— Ты свихнулась. Зачем тебе парик? У тебя свои в сто крат лучше. По Стожкам собак пугать? Да он и стоит...
— Петруша, я отдам, — напрыгнула Стэнка на него и быстро зачмокала в лицо. — Петруша... очень надо... Пожалуйста, продай.
— Он стоит триста леев. Ты свихнулась.
— Я отдам.
— Отдаст она. Попросишь у кого? — вдруг, замер Петр.
Стэнка отстранилась:
— Ни у кого. Свои отдам.
— Свои?.. Не надо... Так бери. Я что-нибудь придумаю.
— Петруша!
— Тихо ты! Ох... мне пора, — и обхватил сияющее стэнкино лицо руками. — Ну, если б не пора было...
— Ты такой... такой.
— А ты, краля моя, свихнулась. Точно, — со смехом выдохнул и наградил ее последним поцелуем.
А потом уехал. Пора ему. Давно было пора...
Стэнка, измучившись в своей постели, все ж, не уснула, дождалась. Короткое оно — время предрассветья. Когда сон человеческий глубок, как незаиленный колодец, а силы знахарки наоборот — на самой высоте. Но тратить их сейчас она задумала не на лечебный ритуал. Другие этой ночью у нее дела...
Деревня, как одеялом, накрытая ночной дремой, тихо спала. И озеро их спало. Лишь на далекой середине его слышны были легкие всплески: не то сом, не то налим водили по воде под луной круги. Над головой низко вдоль берега пронеслась летучая мышь. И снова тишина. Стэнка, сбросив туфли, поджала пальцы на ногах — песок холодный. И взмахнула на большой пологий камень. Потом нашла глазами дом старосты. Точнее, его высокую крышу над верхушками садов... Вдохнула глубоко. И выставила в знаке руку:
— Ветры ночные, вихри сонные, дурманные. Долетите, обволоките собой деву Аду. Принесите ей мысли, мною желанные. Принесите. Приказываю вам... — и закрыла глаза. Ночной ветер подхватил ее посыл и, щекотнув волосами по щекам, понесся прочь от Стэнки. Она так и продолжила стоять. А пущенный ветер все летел и летел. Над яблонями, сливами, чужими крышами домов, всколыхнул легкую занавесь на полуоткрытом окне и татем ночным метнулся к спящей на кровати деве. — Уф-ф... — получилось, вышло. Плечи Стэнки расслабленно упали, и она уже почти открыла глаза, когда новый порыв захлестнул ее саму. Нежданной картиной, ярким захватывающим всполохом. Стэнка распахнула рот и ахнула. Глянула себе под ноги. — Вот еще... Вот еще, — произнесла глухо, дернула головой. — А-а, ну, конечно. Он сам на этом камне и сидел тогда, — и, спрыгнув на песок, быстро обулась. А теперь домой и — спать. Хоть чуточку, но спать...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
