Анархист

— Конечно, не знаю. Откуда?

— Сырьём является целлюлоза. Можно использовать сено, солому, можно опилки и стружки, а можно и мелко порубленный тростник.

— Вот это фокус как фокус! И как, то мясо, съедобное?

— Сделали целую серию анализов, и не нашли отличия синтезированного мяса от натурального. Все исследования проходят под высшим грифом секретности.

— На людях проверяли?

— Проверяли. Я уже дал указание кормить таким мясом, крупой и хлебом заключенных, осуждённых на максимальный срок. Люди едят такую пищу с удовольствием, никаких негативных последствий не зафиксировано. Одновременно началось строительство тридцати пяти мясопроизводящих заводов, совмещённых с консервными и колбасными заводами.

— Не торопитесь?

— Нет, не торопимся. В связи с предстоящей потерей огромных хлебородных площадей, а главное, с мобилизацией мужского населения, у нас ожидаются колоссальные продовольственные трудности. А тут нам как на блюдечке подносят решение сложнейшей народно-хозяйственной проблемы. Тем более что мясо, произведённое микробиологическим способом не только вкусно и питательно, оно и выглядит как мясо высших сортов. Мне привезли его, и я так скажу: до того, как я вышел на высокий уровень власти, такое мясо мне было не по карману. Да и сейчас такое мясо на моей кухне далеко не каждый день.

— А что, Лаврентий Павлович, может, и меня угостишь? — улыбнулся Буденный.

— Добро пожаловать ко мне в гости, попотчую тебя от души. Однако я не закончил. Как я уже докладывал, товарищ Сталин, Дикобразов предоставил ещё две культуры микроорганизмов: паучий клей, из которого можно тянуть нити и латекс, из которого можно делать жевательную резинку.

— Каков результат?

— Разрешите выйти в приёмную?

— Конечно, если так нужно.

Берия вышел в приёмную и вернулся с недлинной, менее метра трубой, с толщиной стенок около трёх сантиметров, и резиновым шлангом, свернутым бухтой. Трубу и шланг Берия положил на стол:

— Смотрите, товарищи, что наши умельцы сотворили из паучьего клея. Внутренняя часть трубы из оружейной стали, в ней накатаны нарезы. Внешняя часть трубы навита из нитей паучьего клея с пропиткой из того же клея.

Сталин подошел и поднял трубу в руках:

— Какая лёгкая. Это же половинка ствола полковой трёхдюймовки?

— Совершенно верно. Прошла испытания тройным зарядом, затем отстреляли триста выстрелов, взгляните, нарезы немного сработаны.

— Лаврентия Павлович, за какой срок ты можешь внедрить паучий клей в орудийное производство? — вскинулся Буденный.

— Нет, Семён Михайлович, я этим заниматься не буду, своих дел полно. У нас имеется наркомат вооружений, пусть он и занимаются, это их епархия. И напоследок я припас самое интересное. Латекс, который товарищ Дикобразов думал использовать на жвачку, оказался по своим свойствам намного лучше натурального каучука. Вы знаете, товарищи, какой проблемой для нас является резина, и вот эта проблема неожиданно решена. Вот этот шланг сделан в варианте бензомаслостойкой резины. Он выдержал испытания, отмыт для показа.

— Действительно неожиданно. — задумчиво покивал Иосиф Виссарионович — Кто в твоём ведомстве непосредственно руководит этими работами?

— Комиссар госбезопасности третьего ранга Ермолов. Заместителем у него капитан госбезопасности Серов, вчера он получил очередное звание. Всех, кто хоть мало-мальски извещён о товарище Дикобразове, изъяты из воинской части и задействованы в проекте.

— Значит утечка исключена?

— Скажем так: возможность утечки сведена к минимуму.

— Это хорошо. Вот видишь, товарищ Буденный, на твою шею свалился ещё один секрет государственной важности.

— Секретом больше, секретом меньше... — махнул рукой Буденный — Но для чего ты меня привлёк, товарищ Сталин?

— Видишь ли, старый друг, Ермолов спросил у товарища Дикобразова об исторических личностях нашего времени. Выяснилось, что спустя тысячу триста лет, из всех деятелей современности помнят меня, Лаврентия Берия и тебя. Вот только тебе и Лаврентию потомки ставят в вину самоустранение от противодействия заговору.

— Какой заговор, когда?

— Нескоро ещё, он точно не помнит, то ли в пятьдесят третьем, то ли в пятьдесят пятом году, меня то ли отравят, то ли насмерть залечат.

— Вот оно как! Учту. Поборемся ещё.

— На то и я надеюсь. Давай-ка подумаем, как разыграть преимущество, которое само собой попало в наши руки.

— Для начала неплохо бы использовать локатор товарища Дикобразова. Успешный контрудар Западного фронта показал, насколько важно иметь точные разведданные о неприятеле. Мы били по местам скоплений, по штабам и складам, вели успешную контрбатарейную борьбу... Хочется и дальше продолжать.

— Но как скрыть участие товарища Дикобразова?

— Слышал, что япошки говорят: "Камни прячут среди камней, а человека — среди людей". Поступим просто: создадим эскадрилью, а то и полк разведчиков, напихаем в них какую-нибудь аппаратуру да оборонительное вооружение помощнее, и пусть они летают от Белого до Чёрного моря. И чтобы в прикрытии — истребительный полк на новейших самолётах. А будет ли товарищ Дикобразов летать на тех самолётах или не будет — о том только тебе да товарищу Берия известно.

— Хм-хм. А ведь просто и очевидно. Тем более что числиться он будет каким-нибудь техником или шифровальщиком. Товарищ Берия, займись этим вопросом. И устрой-ка нашу встречу, я думаю, что человеку из будущего есть что сказать предкам. И другие его дела будем так же прятать на самом видном месте.

Из очередного полёта Антон и Юрий вернулись на рассвете и сразу завалились спать. Проснулись после полудня, сходили в столовую покушать, а после вернулись к своей палатке. Палатку им выделили шикарную: американскую, туристическую, неведомыми путями попавшую в авиаполк ещё в начале тридцатых годов, и использовавшуюся исключительно на пикниках, которые иногда организовывали для командиров и их семей. А в другое время, для военных нужд использовать её было невозможно, из-за цвета. Цвет у палатки был оранжевый. Некоторые утверждали, что палатка предназначалась для северных экспедиций, но в такое верилось слабо: палатка была двухслойной, но без утепления, значит, на Севере жить в ней будет холодно. А если использовать её как склад, то зачем сделана двухслойной, ведь лишний вес? Но как бы то ни было, палатка была хороша: непродуваемая, с клапанами вверху и внизу для вентиляции, причём клапана непростые, а на молниях. Дверь была на деревянной рамке, очень удобная, причём двойная: первая тряпичная, а вторая сетчатая. Кстати, тоже непонятно: зачем сетчатая дверь на Севере — лето там короткое и холодное. Правда, Юра как-то слышал, что на Севере летом несметная сила комаров и мелкой кусачей мошки, но не был уверен.

В палатке стояли две складных кровати и стеллаж из жердей, на который были сложены вещи.

Над палаткой, чтобы её не было видно с воздуха, был устроен обширный навес из масксети, а под навесом, кроме палатки, стояли стол, четыре стула и самодельная скамейка. Вот на этих стульях сидели и дожидались недавние попутчицы, Ирина и Лариса.

— О-о-о! Рады вас видеть, красавицы! — раскинул руки Юрий, норовя обнять женщин.

Дамы проявили скромность, уклонились от объятий, зато прощебетали что-то приветственное и поцеловали в щёчку.

-Давненько мы не виделись, месяца полтора-два, наверное? — сказал Антон, усаживаясь за стол — Говорят, вас перевели из медсанчасти в госпиталь?

Дамы устроились напротив, Ирина принялась выкладывать на стол из принесённой с собой корзинки всякие трофейные вкусности, а попутно и рассказывать:

— Так и есть! Мы теперь в Жабино, это в десяти километрах отсюда. Нас, как владеющих новейшими методиками лечения, сначала назначили в отделение неотложной помощи, а потом и вовсе объявили госпиталем, его специально создали под нас, и поселили отдельно. Я начальник, а Лариса заместитель. Смешно, правда? А кроме нас двоих, начальника и заместителя, у нас ещё двенадцать прикомандированных хирургов, со временем станет больше.

— Вот бы не подумал, что это может быть! — удивился Юрий — Как вы справляетесь с целым госпиталем, у вас же прорва раненых?

— Верно. Я говорю, что кроме двенадцати врачей у нас и остальных рук достаточно. В подчинении у нас три фельдшера, двадцать четыре операционные медсестры, у нас в первой палате четверо медбратьев и около шестидесяти санитаров.

— Погоди, зачем столько санитаров? — изумился Юрий.

— Как сказать. К нам везут всех безнадёжных, особенно командиров. Вы не поверите, сколько мы людей подняли на ноги! Да я и сама бы не поверила! У нас, рядом с госпиталем, аэродром, куда на самолётах свозят раненых с двух фронтов. Потом всех, особо сложных вывозят на долечивание в Москву, вот так.

— Здорово! Вас там не обижают? — полюбопытствовал Юрий.

— Попробуй нас обидь! — засмеялась Лариса — Знаешь, кто нас охраняет? Целый батальон ОСНАЗ, вот как! К вам в гости нас везли на броневике, а в сопровождении два ЗиСа с автоматчиками. И броневик оборудовали специально для нас! Представляете, там поставили сиденья из разбитой немецкой машины какого-то генерала, так что нам мягко и удобно. И вы бы знали, какие люди к нам ездят! Вот вчера вечером от нас уехал сам Николай Нилович Бурденко, а пробыл он у нас целых три дня.

— Ладно, не будем хвастаться, давайте угощаться! — предложила Ирина — Мы к вам, точнее к Антону, по делу. Не откажешь, Антон Петрович?

— Всё что в моих силах. — улыбнулся Антон.

— В общем, так дорогой Антон Петрович, раз Вам известны научные достижения на тысячу лет вперёд, то мы с Ларисой Авдеевной желаем стать первыми Вашими ученицами.

У Антона упала челюсть. Дамы, увидев изменившееся лицо, заторопились с объяснениями:

— Антон Петрович, мы всё понимаем: мы обычные женщины, бывшие колхозницы, выпускницы провинциальных мединститутов, умом и образованием не блещем, особых талантов не проявили, но... Нам тоже хочется знать новое, мы тоже хотим приносить максимум пользы народу и Родине. Мы понимаем, что Вам предоставят лучших из лучших, а мы обыкновенные. Но всё-таки возьмите нас, а?

По щекам обеих женщин уже катились крупные слёзы.

— Кх-м. — прочистил горло Антон — Ну-ка девочки, прекратите лить слёзы, марш к умывальнику и умойтесь. Как умоетесь, так всё сразу и скажу.

Через несколько минуту дамы вернулись за стол.

— Откровенно говоря, мои дорогие будущие ученицы, такая простая и естественная мысль мне ещё не приходила в голову. Вы правы, мне нужно передавать свои знания и опыт Советской стране, и я сделаю это. Да, я беру вас в учёбу, правда, пока не знаю, как мы её организуем. Пока мы с Юрой заняты почти непрерывно, да и у вас, я полагаю, времени немного.

— Времени мало, это правда. Но обратиться к Вам нам посоветовал сам Николай Нилович Бурденко. Он умнейший в мире человек, вот и придумал.

— Договорились. Сделаем так: я буду писать учебники, договорюсь, чтобы их размножали, и вам буду отдавать самые первые экземпляры. Личные консультации, уж извините, как получится, поскольку я иногда бываю занят. Вы согласны?

— ДА!!! — дружным дуэтом.

Попробовали вкусности от щедрот Жабинского госпиталя, выпили по рюмочке трофейного французского коньяка...

— Антон Петрович, а расскажите, на что похожи города в будущем? — спросила Лариса.

— Города у нас, Лариса Авдеевна, самые разные. Есть города, где живут ревнители традиций. Эти города, как правило, одно и двухэтажные. Бывают деревянные, в русском или скандинавском стиле, бывают каменные, в греческом или турецком стиле. Бывают копии европейских, индусских, японских... В общем, самые разные. Попади туда вы, снаружи вы не отличили бы их от земных городов. Разве что улицы, как правило, не имеют твёрдого покрытия, а травяные.

— Но трава легко вытаптывается! — возразила Ирина.

— Верно. Но это ваша трава, обыкновенная, от природы. А там, в будущем, вывели траву, которая вырастает длиной в несколько сантиметров и всё. При этом она страшно прочная к истиранию и прочим механическим воздействиям. И в случае повреждений очень быстро отрастает. А ещё у нашей травы очень длинная и разветвлённая корневая система.

— Восторг! А внутри домов?

— А вот внутри домов разница очень ощутима. Самое простое: вы переходите из комнаты в комнату, и свет сам включается и выключается. Больше того: сила света регулируется в зависимости от настроения или состояния здоровья человека. В доме много сервов, это биологические роботы, выполняющие все домашние работы: уборку, стирку, приготовление еды и прочее. А вот вид этих устройств самый разный, по желанию хозяина. У кого-то роботы в виде кошек, обезьян и прочих животных, есть любители механических роботов, а один мой знакомый, очень большой оригинал и чудак, заказал роботов в виде привидений.

Слушатели замерли и внимали каждому слову.

Есть города, где живут поклонники стиля гигантизма. В этих городах стоят небоскрёбы, достигающие полутора, а иногда и двух километров в высоту. Но таких высоких зданий относительно немного, в основном гораздо менее высотные, в районе от ста пятидесяти до пятисот метров. Лично мне такие города не по душе. А в основном люди живут на природе. Кто-то отдельно, кто-то селениями по несколько домов. Есть деревни и сёла почти неотличимые от современных, я имею в виду нынешнее время. Разве что почти никто не занимается грубым трудом, никто не содержит животных на убой, и потому там чистота, и никаких грубых и неприятных запахов. Мы тут вляпались в хорошую кучу, вот я и вспомнил. Кстати сказать, сельские дома мы не строим, а выращиваем. Это живые организмы, растения, причём они способны регулировать свой объём. Скажем, человеку обычно нужна одна комната, иногда две, реже три, и плюс кухня. Но вот человек ждёт гостей. Он просит дом, и тот выращивает дополнительные объёмы, а когда гости уезжают, убирает их.

— Получается, ваши дома то увеличиваются, то уменьшаются?

— Верно. Во-первых, это удобно. Человеку в разное время нужен разный объём. Во-вторых, таким образом, экономится много энергии на обогрев, охлаждение, освещение.

— А как вы ездите на работу?

— Чудесный вопрос. С работой у нас непросто. Прямо скажем, очень плохо у на с с работой. Понимаете, основные работы исполняют сервы, поэтому придумать себе занятие весьма тяжело. Хорошо учёным: мир не познан и не будет познан ещё многие тысячелетия, а вернее — никогда. Есть другие вечные профессии: преподаватель, врач, садовник, селекционер, художник и другие, но перечень востребованных профессий ограничен, к тому же, не у всех имеются способности. Кто-то из этих людей занимается старинными ремёслами, кто-то ещё чем-то. У нас работа и жильё, как правило, расположены в разных местах. И тут три варианта: либо на работу ходят пешком, либо на личном, либо на общественном транспорте. Личный транспорт довольно распространён, поскольку есть масса профессий, требующих перемещения по самым замысловатым маршрутам. Транспорт для людей у нас, как правило, воздушный: так быстрее, и не требуется строить дороги. Есть лебеди и другие птицы, например, скоростные ласточки, есть бабочки и стрекозы, имитирующие внешний вид и способ передвижения живых существ. Есть флаеры, это такие шарики, капельки и прочие простые формы летающих машин, как память о механических летательных аппаратах. Общественный транспорт тоже весьма разнообразен как по внешнему виду, так и по принципу действия. Периодически возникает мода на лошадей, единорогов, тираннозавров в качестве средств передвижения. Разумеется, это не живые, а бионические объекты. А ещё есть махолёты, это крылья, которые человек может надеть на себя и лететь куда угодно. Но сами понимаете, что на большие расстояния перемещаемся на больших машинах, вместимостью до тысячи человек. Как правило, это воздушно-космические системы. При перемещении на расстояние свыше пятисот километров, выгоднее выйти за пределы атмосферы, преодолеть расстояние в безвоздушном пространстве, а потом спуститься на поверхность.