— Я пережила, — пробормотала она. — Моя копия пережила. Но эта копия исчезла или никогда не существовала — ушла туда, куда уходят удаленные временные линии... Это так странно, Пириус Блю.
— Знаю. И грустно.
— Грустно? Ой. Потому что я не твоя Торек. — Она снова прижалась к его груди. — Но мы ничего не можем с этим поделать, не так ли? Так что можем продолжать в том же духе.
— Продолжим?
— А что еще остается делать?
Пириус Блю засмеялся. — Как, вероятно, сказал бы Нилис, мы эволюционировали не для того, чтобы справляться с отношениями, замкнутыми во времени.
— Я знаю, в чем твоя настоящая проблема, — сказала она. — И это не имеет никакого отношения к парадоксам времени.
— Что тогда?
— Я была с ним. С твоим злобным соперником-клоном во времени.
Он подавил смех. — Он думает то же самое обо мне.
— Ну, вы оба обижаетесь друг на друга. Но вы не одинаковые. Я думаю, он благоговеет перед тобой.
— Но он твой Пириус.
— Не думаю, что это работает так. Вы отдаляетесь друг от друга, становитесь разными людьми. Но вы оба по-прежнему остаетесь собой.
— Он любит тебя?
Она вздохнула. Это был первый раз, когда Пириус употребил по отношению к ней это слово. — Ты знаешь, я люблю тебя. Вас обоих.
Он погладил ее спину, местечко между лопатками, где ее кожа казалась самой гладкой и нежнейшей поверхностью, к которой он когда-либо прикасался. — Это беспорядок. Дурацкий треугольник. Я не знаю, как мы с этим разберемся.
— Подожди, пока миссия не закончится, — сказала она.
И посмотри, вернется ли кто-нибудь из нас — это было то, что она не сказала.
Через некоторое время она отстранилась от него.
— Ты идешь к нему, — сказал он.
— Я нужна ему тоже. И он мне нужен.
— Понимаю, — сказал он, хотя и не был уверен, что это правда.
Когда она ушла, Блю перекатился на ту часть койки, которая все еще была теплой от ее тела, и попытался уснуть.
За два часа до подъема Коул уже была на поверхности Скалы Орион. В своем массивном бронированном скафандре она сидела в окопе, окруженная солдатами своего взвода. Огневая точка с монопольной пушкой, которую им было приказано защищать, находилась в паре сотен метров от них — сложный силуэт на фоне сияющего неба.
Как и с момента своего хтонического рождения, эта Скала все еще была погружена в светящиеся молекулярные облака Северного рукава Детской спирали. Но если бы она посмотрела вперед, то смогла бы увидеть сквозь туман стайку звезд, похожих на светящиеся шары, висящие в задымленном воздухе. Это было IRS 16, скопление очень скученных, очень ярких звезд, которые сформировались из падающего материала спирали, когда он вливался в переполненное пространство, окружавшее Чандру.
Сама Скала Орион, вероятно, была почти такой же древней, как и сама Галактика, и все это время она беспомощно плыла по этой полосе газа. В течение тысячи лет люди прокладывали себе путь в этой скале. Теперь оба этих огромных промежутка времени подходили к концу, потому что через два часа эта Скала прорвется сквозь последние завесы облаков, отделявшие ее от IRS 16. Трудно было поверить, что Коул должна быть здесь в такой момент.
Во что было еще труднее поверить, так это в то, что по крайней мере половина ее взвода спала, а остальные ели. Но такова жизнь в пехоте. Твоими приоритетами были еда и сон, и ты используешь любой шанс, который у тебя был, чтобы сделать и то, и другое — даже сейчас, на пороге битвы.
Коул была послом. Ее миссия, данная ей Пириусом Редом, состояла в том, чтобы убедиться, что две половины операции — летчики военно-космического флота, которые доставят зеленые корабли на Чандру, и армейская пехота здесь, на Скале, — должным образом взаимодействовали, разделяли одни и те же цели и хорошо сработались, когда наступил критический момент. Это было то, над чем она работала в течение нескольких недель с тех пор, как ее привезли сюда из Квина.
Старший персонал и гражданские лица собирались эвакуироваться с Ориона до начала операции и вернуться в Арчес. Даже капитан Бут Сорок Третий решил не оставаться поблизости, чтобы стать свидетелем этого кульминационного момента в судьбе его любимой Скалы. Пириус Блю потянул за ниточки, чтобы Коул могла уйти, если захочет, но ей была невыносима мысль о том, что она может бросить людей, с которыми так долго работала. Было только одно место, где она хотела быть — на поверхности, ожидая, когда небо обрушится на нее, вместе с остальными солдатами. И вот она здесь.
Блейл, сержант ее взвода, однако, не спал. Блейл был немного старше ее, ему было за двадцать. Она видела, как он смотрит на нее ярко-голубыми глазами, видимыми за лицевой панелью, холодными голубыми, как свет IRS 16.
Он спросил: — Как вы себя чувствуете, лейтенант?
— Хорошо, — сказала она неуверенно. Ее звание было, по сути, почетным, и это заставляло ее чувствовать себя неуютно.
— Я горжусь тем, что нахожусь здесь, — сказал он без жеманства. — Здесь, на Орионе, много традиций.
— Знаю.
— Мой личная группа по рождению — группа 4677 — упоминается в первом оперативном приказе Скалы, который хранится в архивах. Конечно, мы никогда не знали, чем обернется наша миссия. И никто никогда не знал, когда она закончится. Но теперь оказалось, что именно на мне, на моем поколении, лежит ответственность — нет, привилегия — быть здесь в кульминационный момент. — Он вздохнул. — Тысяча лет достигает кульминации здесь и сейчас, в том, что я делаю сегодня.
Блейл был дисциплинированным солдатом и хорошим сержантом; работая с этим взводом, она научилась полагаться на него. Но он был вдумчивым, мягкотелым человеком с тихим голосом, которому, казалось, недоставало духа товарищества некоторых других солдат, той преданности, которая заставляла их так упорно сражаться. Скорее, Блейл, казалось, принял более масштабную миссию Скалы Орион, и ему пришлось заставить себя сражаться. И, как и большинство людей на этой Скале, Блейл был новичком в бою.
— Возможно, было бы лучше не слишком задумываться об этом, сержант. Сражаться достаточно сложно и без ощущения, что сорок поколений заглядывают тебе через плечо.
— Да. Что бы сказал Хама Друз, если бы он был здесь? Сосредоточься на моменте; настоящее — это все, что имеет значение.
— Он мог бы сказать, закрой свой болтливый рот, пока некоторые из нас пытаются уснуть, — крикнул кто-то, вызвав взрыв смеха.
Коул мало что знала о миссии эскадрильи "Ликующие". Однако, что она знала, а ее взвод нет, так это то, что все их тщательно продуманные приготовления, все жизни, которые будут потеряны сегодня на этой Скале, даже не были целью операции. После тысячи лет планирования, подготовки и бесшумной работы Скала Орион должна была быть принесена в жертву в качестве отвлекающего маневра. Она не собиралась говорить об этом ни слова.
Коул попыталась расслабиться, позволив микрогравитации Скалы баюкать ее. Она закрыла глаза и попыталась отрешиться от ситуации, вспомнить о менее сложных временах, когда она была просто еще одним стажером на базе Арчес...
Даже побудка в то утро звучала мрачно.
Это не имело никакого значения для Несокрушимой Надежды, который все равно не спал. Он провел эти последние часы, проверяя и перепроверяя все, что мог придумать, но новые системы, привитые к этим несчастным зеленым кораблям, были интегрированы примерно так же, как третья рука, растущая из его собственной спины, и он знал, что жалких недель разработок, испытаний и модификаций было недостаточно.
Чего он действительно боялся, так это того, что он может быть ответственен за провал миссии. Он знал, что его экипажи чувствовали то же самое. Поэтому они продолжали работать, вплоть до того момента, когда начали прибывать первые летные экипажи, стараясь быть абсолютно уверенными, что эта миссия не провалится из-за того, что они что-то упустили.
Наконец прибыли экипажи первой волны. И с ними была Пила. Когда летчики выбрались из своего маленького транспортера, Пила отошла в сторону и начала проверять данные на панели, которую она несла. К ней никто не подошел.
Все по-прежнему находили адъютанта Пириуса более чем немного пугающей — эта женщина с Земли была холодной и странной. Но в ее обязанности входили такие обыденные вещи, как обеспечение того, чтобы экипажам был подан завтрак, который они заказали, правильная укладка транспортных средств — сотня мельчайших деталей, гарантирующих, что ничто не помешает экипажам выполнять свою работу. Она выполняла эти обязанности со спокойной, незаметной эффективностью, и люди постепенно прониклись к ней уважением.
Все знали, что на этом задании летел призрак. Надежда испытал облегчение, когда этим утром тот не появился.
Экипажи, тем временем, делали то, что обычно делали летные экипажи. Они позволили техникам проверить их скафандры, но сами провели двойную проверку — если вы были летчиком, то никогда не доверяли наземной команде что-то подобное. Некоторые из них расспрашивали своих инженеров о состоянии своих кораблей, как будто все, что они могли спросить сейчас, могло что-то изменить. Другие предавались различным суевериям, например, ходили вокруг своих кораблей или пинали посадочные поручни. Одного человека вырвало завтраком. Техник убрал это за него. Атмосфера оставалась напряженной, тихой.
Надежда увидел, как один коренастый пилот распахнул переднюю часть своего скафандра, чтобы выплеснуть струю мочи на посадочный поручень своего корабля.
— Пириус, — позвал он.
Пилот повернулся, его лицо было закрыто забралом. — Кстати, я Блю, чтобы ты не выставлял себя дураком.
— Я понял, что это один из вас, по бугристой форме твоего члена, — сказал Надежда, подходя к нему. — Где твой клон?
Пириус указал. Еще одна копия Пириуса, в своем собственном скафандре, но с красными нашивками командира на плечах, обходила ангар, пожимая руки, говоря последние слова своим экипажам. — Ред делает свою работу, — сказал Пириус Блю.
— Как раз то, что сделал бы ты, — сказал Надежда.
— Я рад, что мне не нужно этого делать.
— Я завалился на инструктаж. Слышал, как говорил Нилис.
— Да, Нилис, — неуверенно сказал Блю. — Какой странный этот человек. Ред утверждает, что понимает его; я никогда не пойму. — Он посмотрел на Надежду. — Не похоже, будто на том инструктаже он сказал нам правду о том, что он думает.
— Правду?
— У него есть все эти идеи о том, как Чандра принимает древние формы жизни, и если бы мы продолжали копаться в этом, мы бы находили все больше и больше. Я думаю, он очарован Чандрой ради нее самой. Влюбляется в эту чертову штуку.
— Как это поможет нам уничтожить ее?
— Это не так, — сказал Блю. — Однако вы не можете контролировать этих комиссаров. Нам лучше закончить работу, прежде чем он зайдет так далеко, что придумает причину, по которой мы вообще не будем атаковать ее.
— Пириус... — "Я знаю, как ты напуган", — подумал он. Но никогда не смог бы сказать такого.
Блю поднял руку. — Ты знаешь, как это бывает. Страх проходит. Со мной все будет в порядке, как только я поднимусь.
— Но со мной не будет, — горячо сказал Надежда.
Пириус Блю коротко сжал его руку. — Я бы хотел, чтобы ты полетел с нами.
— Я тоже.
— Только не воруй мои вещи, пока я не поднимусь вверх. Прояви немного уважения. — И с этими словами Блю повернулся и вскарабкался по короткой лесенке в свою кабину.
Экипажам потребовалось всего несколько минут, чтобы погрузиться в свои блистеры. Были закрыты последние люки для технического обслуживания, убрана последняя тележка со снарядами. Наземная команда покинула ангар.
Крыша ангара треснула, и воздух растворился в морозной дрожи. Резкий синий свет сердца Галактики хлынул в помещение, затмевая сияние шаровых ламп, висевших вокруг кораблей.
Надежда наблюдал за происходящим из смотровой площадки ангара. Здесь были маршал Киммер, и капитан Марта, и резервные экипажи, которые не участвовали в этом полете, и другие, такие как Тили-три, которые не прошли аттестацию, и многие, многие из детей-солдат этой странной базы, все пришли посмотреть на запуски. Надежда подозревал, что военные, как и он, мечтали оказаться на этих кораблях, а не торчать здесь и смотреть, как они улетают. Но он задавался вопросом, сколько их было здесь, потому что они болезненно ожидали, что эти экипажи не вернутся.
Первым должен был подняться корабль самого Пириуса Реда. Пока они занимались заключительной подготовкой, связь с экипажем была передана в зоны наблюдения.
— Ждем красного флага, чтобы включить субсветовой режим... У нас красный, все чисто.
— Запуск номер три...
— Запущено.
— Задействовать третий...
Зеленый корабль приподнялся на ладонь над своей опорой. Надежда почувствовал пульсацию в инерционном поле самого астероида, когда тот пытался компенсировать изменение массы.
— Давление в генераторах повышается.
— Принято. Следи за компенсацией снарядного отсека, инженер.
— Включаю.
— Ждем зеленого сигнала для взлета, экипаж. Ждем зеленого сигнала. Получен зеленый сигнал, мы свободны.
Когда зеленый корабль поднялся в воздух, его основной корпус, перегруженный громоздкой незнакомой технологией, немного покачнулся.
— Пролетаю сквозь крышу.
— Поворачивайте налево, лево на мой 129-й. Давайте устроим им шоу, команда.
За открытой крышей ангара, в открытом космосе, зеленый корабль развернулся раз, другой, три его блистера с экипажем закружились вокруг длинной оси корабля торжествующим жестом. Затем он исчез из виду.
На плечо Надежды легла рука. Это был маршал Киммер. — Пятнадцать часов, — сказал маршал. — Шесть часов в пути, три на месте, шесть обратно. Потом все закончится, так или иначе.
— Да, сэр.
Теперь по всему ангару поднимались зеленые корабли.
Коул не верила, что сможет заснуть. Но ей понадобился толчок Блейла под ребра, чтобы проснуться.
Когда она взглянула на небо, эти сияющие газовые облака догорали, и над ней роился косяк ярко-голубых звезд, горячих и многолюдных. После миллиардов лет полета сквозь светящиеся облака Северного рукава Скала Орион, повинуясь слепому диктату небесной механики, наконец-то показалась на свет. И для людей, которые ползали по ее поверхности и под ней, приближался судьбоносный момент.
Глава 53
Обедневшая вселенная неумолимо расширялась.
Пространство было заполнено волной излучения, краснеющего по мере расширения, и тонким туманом материи. Большая часть этого была темной материей, вовлеченной в свою собственную медленную химию. Барионная материя — "светлая" материя — представляла собой след, состоящий в основном из простых ядер и электронов. Любые атомы, которые образовывались, когда электроны в надежде собирались вокруг ядер, немедленно распадались под действием все еще энергичного излучения. Без стабильных атомов не могло бы возникнуть никакой интересной химии. А тем временем ионный туман рассеял излучение, так что вселенная наполнилась бледным, невыразительным сиянием. Космос стал пресным, неинтересным местом, к которому с негодованием относились выжившие в более яркие эпохи.
