Чем нагрузились соседи — неизвестно.
— Их так и не нашли, — тихо сказал Эрик. Он сидел прямо на полу своей квартиры и крутил в руках белую кружку с чаем. Пакетик с заваркой вытащить позабыл, и содержимое кружки наверняка давно превратилось в горькую бурду, но вкуса мастер будто не чувствовал. Я пристроился рядом на вытертом ковре. — Понятно, что это не один человек. Посадили Мордоворота Кейна, отморозка из одной банды. За убийство и ещё приплюсовали кучу старых грешков. Да, дерьмовый парень, и Такки ненавидел до зубовного скрежета, но даже на простенький план мести ему бы мозгов не хватило. Если и был там, то наверняка не за главного и не один. И вот остальных как раз не поймали. Наверное, будь у Такки нормальные родители, готовые бегать по инстанциям и требовать справедливости, дело бы не закрыли. Но его батя в считанные месяцы сгорел.
Я оторвал взгляд от темноты за окном, с трудом вываливаясь в реальность из чужого прошлого. Заставил себя разлепить губы и спросил:
— А дальше?
— Дальше? Сначала мы просто друг другу в глаза смотреть не могли. Только один раз собрались — помянуть. Камилла тогда ещё расплакалась, закатила истерику, мол, это мы виноваты, ничего бы не случилось, если бы мы все не нарывались, не бродили где попало, если бы Такки не смеялся над парнями из банды. Это были слова её матери, Дэй, не её. Эмина Камилле тогда пощёчину вкатила, молча. И больше на моей памяти ни слова ей не сказала. Сам понимаешь, какие тут сборища, когда двое друг на друга волками глядят. Потом начался учебный год, последний. Я тогда общался только с Ареном, потому что учились в одном классе, да и лучший друг. После экзаменов мне позвонил Райн и сказал, что уезжает в Столицу поступать в институт. В археологический. Он адрес оставил, да только я письма писать никогда не умел.
— А остальное сбылось?
— Кто его знает. Мы разбрелись по техническим училищам и колледжам. Я, кстати, вообще по профессии сварщик. Арен действительно очень хороший водитель, дальнобойщик, говорят, машина его любит. Но я не знаю, поёт ли она под его руками. Камилла замужем за ним, и детей у них нет. Она, кажется, в медицинское поступила только наперекор тому предсказанию. Райн один раз прислал открытку с какой-то древней вазой и двумя строчками: это моя находка, в Историческом музее стоит. Тогда мы не поняли, но это на самом деле счастье — никогда не знать покоя. Эмина... — Эрик полез в карман за сигаретами. — Эмина, кажется, действительно решила слушать ветер. К выпускному она окончательно разругалась с матерью, купила билет на поезд и уехала. Оставила мне записку в почтовом ящике. Я эти слова всю жизнь буду помнить: "Уходя за ветром, на пороге не оглядываются". Как я себя проклинал, что не вышел вечером во двор покурить. Успел бы, перехватил, уговорил, квартиру бы сняли, уж как-нибудь да перекантовались. Вот её я искал, долго искал, и объявления в газету давал, и по ближайшим станциям мотался, хотел узнать, куда она поехала. Бесполезно. Что там у кого сбылось — не знаю. Хотя Такки наверняка не врал, он вообще никогда не врал. Просто, наверное, любую судьбу можно сломать, плохую, хорошую ли. Если постараться.
Я вспомнил фотографии на стенах салона.
— В отношении тебя он точно не соврал.
Зыбкая струйка сигаретного дыма уплыла к потолку, Эрик проводил её взглядом.
— Думаешь?
— Люди на твоих фотках... В общем, по ним видно, что это их рисунок. Для них предназначенный, — я замялся, подыскивая слова, вспоминая разговор в кафешке в самом начале нашего знакомства. — Это тот символ, который они могут наполнить смыслом. Как-то так.
Татуировщик покачал головой. Взгляд у него был куда более мутный, чем тогда, по пьяни.
— Знаешь, я сейчас и правда чуть не поверил, что ты ребёнок Эмины. Она умела так объяснять. — Наверное, он и правда надеялся, что его зеленоглазая, сгинувшая в паутине дорог, оставила после себя хоть что-то. Мне вдруг очень захотелось стать сиротой из приюта, ничего не знающим о своём рождении, чтобы его мечта хоть немножко приблизилась к жизни. Но я прекрасно помнил, что мою мать звали не Эминой.
Задребезжал дверной звонок, оборвав фразу.
— Какого... — неразборчиво выругался Эрик. — Считай, ночь на дворе.
Он тяжело поднялся и пошёл открывать. Я выскользнул в коридор следом за ним. Щёлкнул замок, и я понял, что призраки прошлого сегодня справляют какой-то свой призрачный праздник.
Потому что на пороге стоял Арен. Я узнал его сразу, несмотря на ранние залысины и наметившееся пивное брюшко.
— Чем обязан? — Эрик привалился к дверному косяку, явно не собираясь пускать гостя в квартиру. — Не, у меня тут, конечно, вечер воспоминаний, но я никого не звал.
— Жена на тебя настучала, — вместо приветствия сказал Арен, глядя себе под ноги. Он выглядел как человек, поспешно выскочивший из дома. Под курткой мелькнула явно домашняя застиранная рубашка. — В санитарную инспекцию и ещё в полицию, в отдел, который подростками занимается. У тебя, говорит, мальчишка ошивается, который в облаву на днях попал. Завтра с проверкой придут.
Зараза! Всё-таки узнала!
— Да ну... — протянул Эрик. — И ты вот так сразу рванул мне это рассказывать? В память о детской дружбе?
— Бросил бы ты это дело, пока не поздно, а? — вздохнул Арен. — Теперь так просто не отвяжешься, по части детей у нас закон строгий. Ты ведь сварщик хороший, не пропадёшь.
— Пропаду, — заверил его мастер. — Сопьюсь к демонам, Камилла счастлива будет. Ещё есть что сказать?
Арен совсем уж печально покачал головой и медленно двинулся вниз по лестнице. Эрик собирался запереть дверь, но вдруг передумал и окликнул бывшего друга по имени. Мужчина, уже спустившийся на целый пролёт, обернулся, и я вдруг подумал, что в любом взрослом теперь буду видеть подростка, которым этот взрослый когда-то был.
— Спасибо, что ли, — отчаянно и весело крикнул Эрик.
— Собирай вещи, — коротко бросил мастер. Так решительно, что я сначала схватился за рюкзак, и только потом спросил:
— Зачем?
— Утром отвезу тебя в интернат, там подруга моей матери работает. Хорошая тётка, приютит на несколько дней, пока вся эта свистопляска не кончится. Если тебя будут искать, то в первую очередь у меня на квартире или по всяким злачным местам, но не среди детей занятых родителей.
— А ты?
— А что я? — Эрик рассмеялся, но как-то зло. — Можно подумать, это первая проверка в моей жизни, не считая плановых, когда лицензию продлеваю. Для уголовного дела нужно заявление с претензиями клиентов, а я без претензий работаю. Так что Камилла обломается. А тебя они не найдут.
— А потом?
— А потом ещё что-нибудь придумаем. Собирайся. В душ не забудь зайти, утром, может, времени и не будет.
Я послушался, идея была хорошей. Хотя бы потому, что под струями горячей воды у меня наконец-то включились мозги.
Когда Эрик уснул, я встал с постели, взял рюкзак и выскользнул в коридор. На цыпочках прошёл в ванную. Хорошо, что из комнаты не видно, горит там свет или нет. На дне рюкзака отрыл мятый и почти чистый блокнот. И замер с обломком карандаша в руке.
Я не умел писать кому-то. Вообще.
Если честно, никогда и не приходилось.
Исчеркав одну страницу и проглотив неприятный комок в горле, я вновь попытался увязать слова во что-то внятное. Спустя ещё три испорченных листа у меня даже получилось.
"Эрик, я не хочу усложнять тебе жизнь. Поеду дальше на север, очень хочется хотя бы раз попасть под настоящий снегопад. Не волнуйся, я не пропаду. Прибереги, если можешь, "Власть огня" до моего совершеннолетия.
Дэй"
Хотел добавить что-то вроде "береги себя", но постеснялся. Зря, конечно. Записку я, надорвав листок, оставил на гвозде у входной двери, куда обычно вешают ключи. Хорошо, замок устроен так, что защёлкнется сам.
Он и защёлкнулся — сухим щелчком взводимого курка.
Дэй.
Сейчас.
— Пошли, кое-что покажу. — Эрик ловко перебирался через завалы. В этом районе почти не осталось целых домов. Двор какого-то рухнувшего здания заполняли могильные памятники из крупных кусков бетона с именами и датами, написанными краской.
— Почему так далеко от жилья? — спросила Рин.
— Чтобы потом сделать нормальное кладбище, — отозвался бывший татуировщик. — Здесь всё равно отстраивать нечего, так что пусть уж остаётся как память.
Он и сейчас надеялся сохранить родной город.
Мы прошли меж памятников к уцелевшему обломку стены — в его тени пряталась ещё одна могила. Арен и Камилла Кестер. Даты рождения — с разницей в год, дата смерти — одна и та же.
— Они погибли в самом начале. — Эрик аккуратно положил на могилу сухую веточку кустарника, которую тут же унёс ветер. — Видели подростков, которые пытаются починить машину? Это те, кого выходила Камилла. Почти без лекарств. А вот мужа спасти не смогла. Тогда эпидемий было немеряно, даже то повылезало, о чём уже пару сотен лет не слышали. Думали, только в учебниках и осталось. Мы не бросались друг другу на шею, не каялись за всё. Просто, когда пришлось делать дело, мы схватились за то, что оказалось по плечу. Как-то так. Думаю, Такки бы это понравилось.
— А ведь предсказание-то сбылось. — Рин смахнула с бетонного памятника наметённый песок. — Детей у неё действительно было много. Пусть и не родных по крови.
— Может, сбудется и всё остальное?
Щёлк! — давно беспокоящая меня мысль встала на место, кусочки мозаики сложились.
— На Восточной базе есть женщина по имени Эмина. Фамилию не знаю, но, думаю, можно сделать запрос. Черноволосая и зеленоглазая. Парень, который её видел, говорил, ей около сорока.
— И ты думаешь?.. — недоверчиво хмыкнул Эрик.
— Боюсь, что я знаю.
Нельзя сказать, что чистильщики никогда не ошибаются, но чистильщики совершенно точно не верят в совпадения. Лаан с дурацкой историей о том, как он пытался подкатить к зеленоглазой женщине, Эрик, которого я уже и не чаял встретить в этой жизни. Всё связано, просто мы не видим большую часть нитей, протянутых от одного события к другому.
— А ты изменился.
— Ну да, подрос немножко.
— Хорош ёрничать, — даже обиделся мастер. — Я серьёзно. Парень, которого я знал девять лет назад, топал себе куда глаза глядят, лишь бы не оглядываться. А ты свою дорогу крепко держишь.
— Вот только представления не имею, куда она выведет.
Почему-то в этом городе мне было так хорошо и спокойно, что совершенно не хотелось тащить сюда мистику и истории о Ином народе.
— Куда-нибудь да выведет. Верно, Рин?
Рин, склонившаяся над соседней плитой в попытке прочитать полустёртое имя, только покачала головой. Она тоже не знала, сами ли мы идём этим путём, или нас по нему попросту тащит. И её пугало то, что может открыться за поворотом.
— Здесь осталось ещё одно место для воспоминаний, — тряхнул головой Эрик. — Хотите взглянуть?
Рин не смогла пойти с нами. По дороге её перехватила одна из женщин и попросила помочь разобраться с инструкциями к лекарствам. Эрик повёл меня в тот двор, где несколько дней назад мы встретились с его товарищами. С дверью, которую я тогда не смог вскрыть с помошью ножа, пришлось повозиться. В самом салоне почти ничего не изменилось. Пыли прибавилось да фотографии татуировок на стенах выгорели. Диван для клиентов исчез, краска крупными чешуйками отслаивалась со стен. Я сцапал с полки один из альбомов, перелистал.
— Ух ты, а эти фотки я делал.
— А ты слово сдержал, — вдруг расхохотался Эрик. — Вернулся, хоть и не сразу, как девятнадцать стукнуло.
Я вспомнил своё обещание и просьбу сохранить для меня "Власть огня".
— А знаешь, я тот эскиз и правда сберёг, — признался мастер. — Надеялся, что всё-таки явишься. Спорил сам с собой, сколько лет тебе будет, когда ты окажешься на пороге моего салона.
— Выиграл?
— Не-а. Я думал — в шестнадцать, девятнадцать или в двадцать пять. А ты ухитрился проскочить между. Так что сам себе сотку продул, которой у меня всё равно нет. Очень уж хотелось посмотреть, что из тебя вырастет, если честно, только по глазам и узнал. Нет, зря я тебе какой-нибудь опознавательный знак на руке не набил. Уж свою-то работу я точно ни с чем не перепутаю.
— Да. — Я ещё раз перелистнул страницы альбома. — Даже жалко, что ничего не получится.
— Почему не получится? Руки у меня, хвала богам, не дрожат.
Я так и сел.
— Ты что, машинку сохранил?! Так у вас же электричества нет.
— А как я, по-твоему, ящерку тому парню бил? — Эрик закопался в один из ящиков стола и вытащил на свет белый гротескную конструкцию из старой ручки и двух каких-то металлических катушек. — Самоделка, конечно, но хороший мастер, если есть профессиональная краска, и с такой управится. У тебя найдётся пара батареек?
— Найдётся, конечно. — Я вытащил из кармана комплект запасных — для фонарика. — Только не получится всё равно. Жизнь уже и так спину расписала.
Снял и отложил куртку, стянул майку. Повернулся спиной. Эрик обалдело присвистнул, разглядывая шрамы.
— Мать! Дэй, кто тебя так?
— А это меня убивали и не убили. Так что сделаем по-другому. — Я расстегнул цепочку жетона с личным номером и группой крови и выложил его на стол.
Эрик понял.
— Куда?
— Левое плечо. Только...
— Знаю. Сделаю красивый рисунок, а не просто надпись.
Мастер перевернул жетон, прочитал выбитое на нём имя.
— Райнен? Я ведь так и не спросил, какая у тебя фамилия.
— В паспорте была другая. Когда оформляли документы после Ржавчины, я взял фамилию человека, который учил меня стрелять.
Называя своё имя какому-то спасателю, составлявшему списки людей в лагере, я просто не успевал придумать ничего нового. Фамилия Эстерфа Райнена сама сорвалась с языка, и отыгрывать назад стало поздно.
— А ничего так, красивое сочетание получилось. Хоть романы подписывай.
— Да ну, какой из меня писатель, — отмахнулся я и вспомнил о толстой тетради с легендами.
Эрик нашёл на столе пожелтевший альбомный лист и пару карандашей и начал вычерчивать эскиз будущей татуировки. Чёрный угловатый узор походил то ли на степные травы под ветром, то ли на языки пламени. Огрызком красного карандаша татуировщик прошёлся по острым концам рисунка — будто слегка подсветил закатным солнцем.
Чуть ниже протянулись две полоски цифр, одна под другой. Тонкие и чёткие на металле жетона, под рукой мастера они обретали очертания экзотического шрифта.
— Нравится? — спросил Эрик. Я прикинул, как этот рисунок браслетом ляжет на плечо. Круто.
Полузаброшенная комната стремительно превращалась в тату-салон — исчезла пыль со стола, из какого-то ящика появились краски. Переломанные жалюзи с окна Эрик сорвал — солнечный свет хлынул потоком. Я разыскал в рюкзаке аптечку, там найдётся, чем продезинфицировать кожу, руки мастера и машинку. И ещё — заживляющая мазь.
— А краска не просрочена? — Я с сомнением покосился на тёмные флаконы. Сама машинка, по правде сказать, тоже доверия не внушала. Но я доверял Эрику.
— Нет, запечатанная семь лет живёт. Боишься?
