-Что делать? — спросила взглядом.
Иэллэ пожала плечами.
-Ладно. Хватит меня слезами поливать, — решилась Анхсенпамму, снимая набедренную повязку. — Показывайте, где у вас тут речка? Пока тетя Минис не выздоровеет, катать вас будет тетя Анхсенпамму. Я, то есть.
Рев стих. "Детский сад", окружив принцессу, повел ее к реке. И через минуту оттуда донеслись визг и радостные вопли.
Прошло полчаса. Вылезать из реки никто не собирался.
Мэлкорэ решительно направилась к реке. За ней потянулись все остальные.
-Эй! Вылезайте! — крикнула она, ловко поймав за ногу одну из учениц. — Вы что, рыбами стать собра-лись?
-Не! Себекетами! — объяснила та.
Мэлкорэ про себя усмехнулась, но строго сказала ученице:
-Пока вы не станете совсем зеленые и зу-бастые, купаться можно только полчаса! Живо сушиться! А-то ведь простудите себе...
-Мэлкорэ! — предостерегающе окликнула ее Иэллэ.
-Ну, в общем... что-нибудь. И будете жалеть всю жизнь! — закончила смущенная Мэлкорэ.
И, передав дрожащую от холода девочку Элхэ, прыгнула в воду и поплыла наперерез Анхсенпамму.
-Вылезай! Хватит! Они же простынут насмерть. Темнеет уже! — завопила она, вылавливая очередную "жертву" и переправляя ее на берег.
Жрицы, стоящие на берегу, переглянулись, поскидывали одежду и попрыгали в воду — на рыбалку. Живо расхватав упирающихся учениц, они вернулись на берег. За ними брела Анхсенпамму, таща послед-них трех. Подойдя к Иэллэ, она виновато сказала:
-Прости меня, Прошедшая Врата! Это — нервы.
-Я понимаю! — улыбнулась Иэллэ. — Ничего. Осмотри их, чтобы не простыли!
-Хорошо, Прошедшая Врата! — принцесса подняла взгляд и неожиданно добавила: — А потом я ос-мотрю тебя. Хорошо?
К щекам Иэллэ прилила кровь.
-Что? Уже видно? — быстро оглядела она себя.
-Нет, пока не видно. Ты пока на первом месяце. Но надо быть осторожнее. Меньше махать мечами, меньше носиться по полям сражений. Больше спать и соблюдать диету. Да ты и сама знаешь, не так ли? Это ж не первая у тебя?
-Нет, не первая. Это — третья беременность. Как думаешь? Не опасно рожать в моем возрасте? Сорок два года, как никак!
Анхсенпамму улыбнулась.
-Опасно. Но многие рожают. И ничего. Я помогу. Присмотрю.
-Как за временем купания? — усмехнулась Иэллэ.
-Ну не выходит из меня воспитательница! — пожаловалась Анхсенпамму. — Вот Минис с десяти лет возилась с малышней. Носы им утирала, коленки разбитые перевязывала, из бутылочки кормила... Наши женщины тебе все еще простить не могут, что ты такую няньку у них увела! Зато я — врач. Так что не бойся раньше времени. Вот осмотрю тебя, тогда скажу точнее.
Разговор их прервала разъяренная Элхэ.
-Ты!... Ты!... Мне, значит, в бой нельзя! А тебе, беременной, можно? Да я не знаю, как тебя и назвать-то!
-Но, Элхэ! Ты могла погибнуть! — попыталась возразить Иэллэ.
-А вы с дитем неуязвимы? — завопила Элхэ, хватая Иэллэ за отвороты плаща. — Или ваши жизни стоят дешевле, чем моя? Или счастье Рэтрика менее важно, чем счастье Тано?
-Моя жизнь — это мое дело! И только мое! А за тебя я отвечаю, поняла? — заорала, в свою очередь, Иэллэ. — Хочешь, — обижайся, хочешь — нет, но пока я жива, ни в какой бой ты не пойдешь. Ты вправе уйти, но погибнуть я тебе не дам!!! Ты уже напогибалась за свою жизнь! А я слишком многих друзей схо-ронила! Слишком многих я не смогла спасти! Слишком многим я обязана жизнью! Я не могла потерять и тебя! Я бы и Минис не пустила в бой, но превыше всех законов — право детей отомстить за отца!
Мэлкорэ решила, что пора вмешаться. Знаком отослав учениц, она встала между женщинами.
-Стоп! В волосы друг другу вы все равно не вцепитесь!
-Это еще почему? — зло поинтересовалась Элхэ.
-Пожалеешь! — бодро пояснила Мэлкорэ. — Не в твоем стиле бить беременную женщину. А Иэллэ точно не вцепится в твои волосы. И тоже пожалеет. Жаль рвать такую красоту. И девчонки ей не простят.
-А если серьезно, Элхэ, — Мэлкорэ сменила тон и заговорила очень жестко, — то это был наш бой. Бой народов вейрмана, ткона и себек против общего врага. Нашего врага, Элхэ! Бывают случаи, когда каждый должен справиться сам. Прости, сестра. Это была не твоя война. Совесть бывает слепа. Она подвигла тебя идти в бой. А разум и мудрость должны были сказать тебе, что ткона и себеки должны приобрести боевой опыт. Те, кто выжил в этом бою, станут офицерами в новой армии Та-Сета. Мы пошлем войска на помощь братьям на севере, пошлем флот. Мы будем учиться воевать, чтобы однажды прикончить саму войну. И тогда мы скажем любым врагам: "Нам ненавистна война! Но смерть ждет поднявшего на нас меч! Уходи-те! Мы не тронем вас! Мы ждем только друзей". Ты хотела учиться любить, Элхэ? Любовь не должна быть незрячей! Мы, бывает, закрываем глаза. Ты это знаешь. Мы, порой, не хотим видеть, предпочитая обман. И это ты знаешь. Но любовь, случается, держит рукоять меча. Любовь вяжет руки отцу, не позволяя ему ос-тавить своего юного сына дома и уйти в бой самому. Ибо его сын должен стать воином. И мужчиной. А быть настоящим мужчиной так же трудно, как и быть настоящей женщиной. И так же редко они встреча-ются, настоящие мужчины и женщины.
Мэлкорэ замолчала. Затем внимательно посмотрела на Иэллэ и негромко приказала:
-Иэллэ! Иди! У Прошедшей Врата наверняка найдутся дела в храме. А я пока что закончу беседу с Элхэ.
Без удивления приняла Иэллэ этот взгляд. И, несмотря на то, что не имела Мэлкорэ никакого права приказывать ей, ушла. Проводив ее взглядом до дверей, Мэлкорэ снова повернулась к Элхэ.
-Странно, что я, пятнадцатилетняя девчонка, должна говорить тебе прописные истины, перворожденная! Я, не видевшая войны — тебе, прошедшей через десятки войн и множество смертей!... Ты никогда не заглядывала в комнату Твати? Напрасно. Тогда бы ты увидела на алтаре две волчьих шкуры. Догадываешься — чьи? У Иэллэ — счет к Черной империи. Большой счет. Неоплатимый — муж, со-жженный заживо, сын и дочь, с трупов которых содрали шкуры, внук и его жена, погибшие в бою, пра-внучка, распятая на городской стене. У Минис — тоже счет. Отец, погибший в бою. Мать, умершая от горя. Любимый, сгоревший вместе с кораблем.
Мэлкорэ взяла Элхэ за плечи и неожиданно мягко спросила ее:
-Скажи, ах'къаллэ! Какой счет у тебя? И к кому этот счет?
И Элхэ опустила голову.
И тут к Анхсенпамму подошла одна из воспитанниц "Детского сада" и спросила:
-Тетя Анхсенпам-му! А чего можно простудить, если долго купаться?
Анхсенпамму даже закашлялась. А потом поинтересовалась:
-А кто это тебе сказал, маленькая?
-Досточтимая Мэлкорэ сказала, что если долго купаться, можно простудить себе что-нибудь и потом жалеть всю жизнь, — объяснила девчушка.
Принцесса отдышалась и принялась объяснять.
-Тебе не холодно?
-Не!
-А когда Мэлкорэ тебя из речки вытащила, было холодно?
-Ой, как холодно было!
-Ну, вот! Так всегда бывает, если человек долго купается. А если холодно — можно заболеть. Поняла?
Девочка кивнула. И тогда Анхсенпамму, сделав глубокий вдох и выдох, с чувством сказала:
-Пойди, маленькая, передай досточтимой Мэлкорэ, что у нее слишком длинный язык! По самую "что-нибудь" вырос. Скажи ей, что хочу ее прооперировать: отрежу лишний кусок. Поняла? Ну, беги.
А когда девочка убежала передавать сообщение, принцесса буркнула себе под нос:
-Отрежу! И в са-мую "что-нибудь" засуну!
Жрицы сползли на траву, давясь от хохота. Хохот усилился до неимоверных пределов, когда посыль-ная примчалась обратно, гордая тем, что выполняет поручения жриц, и выпалила:
-Тетя Анхсенпамму! Досточтимая Мэлкорэ просила сообщить ей — что такое "что-нибудь"?
Анхсенпамму нашла взглядом Мэлкорэ, очаровательно ей улыбнулась, ненавязчиво продемонстриро-вав снежно-белые зубы, и поручила девочке передать следующее:
-Скажи Мэлкорэ, что я с утра ничего не ела! И голодная до ужасу!
Мэлкорэ как ветром сдуло.
Месяц спустя Минис, опираясь на плечо Анхсенпамму, впервые вышла прогуляться. Во дворе ее встретили, как ни в чем не бывало. Только улыбки. Ни криков радости, ни танцев. Целый месяц, сменяя друг друга, жрицы и ученицы дежурили у постели Минис. Иногда она приходила в сознание, но чаще бре-дила...
И вот теперь впервые Анхсенпамму позволила ей встать.
"Детский сад" обступил их, несмело заглядывая сестрам в глаза. А самая маленькая из них попроси-ла:
-Тетя Минис! Тетя Анхсенпамму! Можно, вы будете нашими мамами?
Все остолбенели. Сестры потеряли дар речи. А, обретя его вновь, Минис спросила:
-Как? Обе?
-Да! Ты будешь — мама Минис, а тетя Анхсенпамму — мама Анхсенпамму.
-А как же ваши настоящие мамы?
И серьезно ответила девочка:
-Не у всех у нас есть мамы. А у тех, у которых они есть, они далеко. Но ведь у каждого человека должна всегда быть мама. Рядом.
Жрицы переглянулись.
-Что, всем плащи вручать будем? — шепнула Мэлкорэ.
-Нет, плащи подождут. Пусть наиграются. Маленькие они еще принимать долг жриц. Пусть пока лю-бят без обязательств! — ответила Прошедшая Врата.
А Анхсенпамму, обменявшись быстрыми взглядами с Минис, кивнула.
-Ну, что ж! Мама так мама. Только, дочки мои, чур — слушаться. Иначе укушу.
-Не! Не укусишь! — хором закричал "детский сад".
-Это еще почему?
-Ты добрая.
Холм скорби
(352 год Нашествия)
В тот год впервые начали приходить к нам ученицы с северного континента. До сих пор остается загадкой — откуда там узнали? Ведь культ Анны распространился на севере буквально через год после того, как был освящен первый храм Анны в Та-Сете. В 348 году Нашествия. А в 352 году пятеро вейр пришли к нам. Пять праматерей Черной стаи.
Они еще застали Иэллэ живой...
-Ну, как она?
-Да не знаю я! — обозлилась Анхсенпамму. — Не нахожу я у нее болезни!
-Ты не находишь? — изумилась Талали.
Недавняя ученица, за последний год она стала жрицей, врачом и первейшей помощницей Анхсен-памму в больнице.
-Я! Я! Я! — завопила Анхсенпамму.
-Ты что? Спятила? Чего орешь — то?
-Чего, чего... — печально ответила себекет. — Не врач я больше. Посмотри ее сама. А я...
Талали, прищурившись, посмотрела на себекскую принцессу. Потом обвела взглядом своих учениц, выбрала пятерых, подозвала и на ухо раздала им приказы. Затем обратилась к наставнице и, третий уже год, под-руге:
-Слушай, дорогая моя! Ты сейчас примешь снотворное и пойдешь спать. Ослушаться — и думать не смей! Я приставляю к тебе стражу. И с ними тебе не справиться.
Пятеро учениц, пятеро первых в храме настоящих северных вейр, окружили наставницу.
Анхсенпамму затравленно обвела их взглядом. Талали была права. С пятью прекрасно обученными в спецназе вейрами ей не справиться.
-Это так ты с подругой? Со жрицей более высокой ступени, с принцессой, в конце концов?
-Иди-иди, принцесса! Успокоишься, отдохнешь — тогда отпущу! Иэллэ пока я займусь.
Анхсенпамму подчинилась, и девушки увели ее спать.
И только теперь Талали расплакалась. Она все понимала. Если сама мама Анхсенпамму оказалась бессильна, то Иэллэ обречена. Талали понимала даже больше, чем Анхсенпамму, поскольку видела силу. Таков был ее Дар. И уже неделю она видела, как черная воронка над головой Прошедшей Врата высасыва-ла из нее силы. Иэллэ слабела на глазах. Они даже не смогли вызвать Оскильпу. Впервые бог-целитель не отозвался на просьбу врача о помощи.
Талали не знала, что в это время, совсем в другом мире, лысоватый старик безуспешно пытался от-крыть переход. У него не хватало сил.
Талали вошла к Иэллэ. Прошедшая Врата была без сознания. Она исхудала за последние дни, каза-лась совсем юной, восемнадцатилетней, ровесницей своей дочери.
Талали подошла, ласково вытерла пот со лба Иэллэ и вдруг вскрикнула: волосы Прошедшей Врата уже не были седыми. Они были золотыми. Коричневая кожа жрицы заметно посветлела. А поток силы, ухо-дящей из нее в черную воронку, почти иссяк.
Неслышно вошла Элхэ.
-Аллуа, сестра моя! Мы так и не поговорили... А теперь ты уходишь. И мне тоже пора... Давай, встретимся там, а? Тано будет рад видеть тебя. У нас же снова есть дом, Аллуа! Он немного похож на Лаан Гэлломэ. Но он иной! Сама увидишь! Тано собрал там многих. Наш народ снова существует, Аллуа! При-ходи, пожалуйста. Мы будем тебя ждать.
Через час примчался Рэтрик. Не замечая крови на разбитых лапах, не сменив облика, кинулся он к ложу жены и заглянул ей в лицо. Облизал лоб... И ушел, опустив морду к земле.
Ночью над долиной раскатился тяжелый и горестный вой. Отчаяние и безнадежность выли пастью Рэтрика.
И обитательницы храма, не в силах заснуть в эту ночь, записывали слова и мелодию его песни, чтобы сохранить Знание.
Так начинались знаменитые "Песни серой души" — сборник волчьих песен и плачей. В нем были песни радости и боевые песни, колыбельные песни и песни скорби, песни мщения и песни любви... Даже с Огненных островов тамошние волки присылают к нам свои песни. Сборник растет. Вот уже сто лет.
И был вечер. И было утро. День седьмой.
Рэтрика нигде не было видно. Обитательницы храма не находили себе места, ученицы ожесточенно вскапывали огород, мыли полы... Просто, чтобы меньше думать.
Анхсенпамму пыталась все-таки вызвать Оскильпу.
Старик в белом хитоне поднял посох и описал им круг. Ничего не произошло. Тогда Оскильпа обеими руками поднял посох над головой и одним движением кистей сломал его пополам. Переход мигнул и погас снова. Но этого хватило. Бог-целитель без сил опустился на пол.
-Поздно... — прошептал он одними губа-ми. Он закрыл глаза. Но с каждым биением сердца нарастала ярость в его душе. И, как юноша, прыжком вскочил он на ноги.
-Вы! — крикнул он. — Мы никогда не были врагами. Я всегда почитал судьбу. Но вы не просто убили человека. Вы оспорили мою власть!
-Мою!!! — загремел бог. — И я — Асклепий — клянусь, что буду сражаться с вами, пока не вырву клубки судеб из ваших рук! Я — Воин Жизни — буду сражаться с вами насмерть. Ибо вы — первые, посмевшие бро-сить мне вызов. И будете последними. Клянусь жизнью.
К вечеру Иэллэ умерла.
К этому времени прибыли Прошедшие Врата большинства культов Та-Сета. Приплыл Сетанхта с супругой. Пятеро жрецов Наргола во главе с Первым Мастером — верховным жрецом культа Наргола, презрев обычаи, прискакали на бешеных черных жеребцах и привезли обессилевшую от слез Майви. Майви дотИэллэ. Или, как ее потом звали на севере, Майви дотТвати Вторую. Жрицу Наргола второй ступени.
Вейры и жрицы собрались на совет.
-Кто сядет в кольцо? — спросила одна из вейр.
Талали развела руками.
-Мы же не волчицы! Мы не имеем права!
-Мы тоже не имеем права... — вздохнула вейра. — В кольце могут сидеть только Старшие. А у нас еще не было щен-ков. Но ведь лучше нарушить пару законов, чем оставить Майви одну на холме, так?
-Тогда пора подавать сигнал? — нерешительно предложила одна из жриц.
