-Ты просто сумасшедшая, что ты творишь? А если ты оступишься или не удержишься? Фела, не делай глупости, дай мне руку, — твердил он, пытаясь улучить момент, чтобы схватить ее и боясь резким движением спровоцировать ее на неосторожный шаг.
-Со мной ничего не случится, не волнуйся, — отвечала она. Рассказывать о том, что она рофендила и может, если сорвется, обернуться птицей и полететь, она не стала. Если Квентин настолько слаб в геральдике, что не расшифровал ее эрну, она его ни во что посвящать не будет. Пусть считает ее безродной девчонкой, чья семья не вошла в Главный перечень эльфийских родов. Квентин действительно так и считал, но присущая ему галантность не позволяла показывать это.
-Ветер сильный, он просто сдует тебя, как пушинку! — продолжал уговаривать он.
-А ты наколдуй, чтобы он утих. Ты ведь заклинатель погоды, — смеялась она.
-Я скорее наколдую дождь — остудить тебе голову, — заявил эльф. Все же он попытался сотворить заклинание против ветра. В спешке оно получилось не особо удачным, вблизи колокольни ветер утих, зато всего футах в пятнадцати от нее возник небольшой смерч, захвативший верхушки соседних деревьев. Сорванные листья бешенной воронкой закружились над городом. Фела обернулась посмотреть на смерч, и Квентин сдернул ее с парапета, обнял за плечи и привлек к себе. Растрепавшиеся волосы рофендилы коснулись его лица, орхидея, потерявшая часть лепестков, упала к их ногам.
-Ну вот, цветок испортился! — воскликнула девушка, поднимая его.
-Ничего страшного. Он просто выполнил уже свое предназначение.
-Какое предназначение? Украсить мою прическу?
-Именно. Он сыграл свою роль и может спокойно уйти в небытие.
-Ты веришь в предназначение? — прищурилась Фела.
-Я верю в судьбу.
-Но он столь мало украшал мои волосы!
-Зато то, каким он был, как он был закреплен и как смотрелся, было уникально. Больше никогда не появится в твоих волосах точно такой же цветок. И ты сама в каждое следующее мгновение становишься другой, отличной от прежней.
-Да, пожалуй. Секунду назад я не была голодной, а сейчас просто умираю от голода, — засмеялась Фела.
Квентин рассмеялся вместе с ней.
-Тогда самое время пойти перекусить.
Они пошли в маленькую коптильню, ели копченную рыбу и болтали обо всем на свете. Квентин рассказал, что любит рисовать.
-Потом как-нибудь я покажу тебе мои картины. Картины, правда, это сильно сказано, в основном это наброски и акварели, есть лишь пара законченных полотен. Понимаешь, все-таки я здесь учусь на мага, и свободного времени не так уж и много...
-Понимаю, — серьезно отвечала девушка. — Кстати, а я, наверное, отрываю тебе от твоей учебы.
-Пустяки. Я уже освоил те знания, что учитель объяснял в последний раз, а сейчас он занят твоими друзьями и в моей учебе наступил небольшой перерыв, — заявил эльф. Голос его прозвучал не очень твердо, и Фела поняла, что это не совсем соответствует истине. Впрочем, могло ли быть иначе? Магия всегда требует всего тебя без остатка, поэтому-то рофендила не любила ею заниматься.
-Хочешь, я потом нарисую твой портрет? — спросил Квентин.
-Да, пожалуй. Слушай, а ты всегда рисуешь портреты девушек, с которыми встречаешься? Должно быть, у тебя уже целая коллекция?
-Не совсем, хотя несколько набросков имеется, — рассмеялся он. — Не бойся, я их никому не показываю. Твой портрет тоже никто не увидит, разве что ты сама не пожелаешь иначе.
-Хорошо, — кивнула Фела.
Квентин все больше и больше нравился ей. Феле хотелось не отрывать взгляда от его выразительных серых глаз, чувствовать прикосновение сильных рук, вдыхать запах его тела, слышать его голос. Рофендила, сама того не замечая, влюбилась. Эльф был очень красив, и они вместе замечательно смотрелись. Прохожие оборачивались им вслед, любуясь на пару молодых и красивых эльфов.
Однако не только их красота привлекала взгляд. Рофендила давно уже заметила, что женщины в городе одеты только в женские платья, и она выделяется из толпы в своем мужском наряде с мечом за спиной. В Юнор-Ю женщины ходили в легких платьях, открывающих шею и плечи, облегающих талию и с пышными юбками, доходящими до щиколоток. Оружия они, естественно, не носили. Довольно быстро выяснилось, что Квентину очень нравится эта мода, и он предложил воительнице сменить ее костюм.
-Зачем тебе носить мужское платье и груду оружия? Ты в Юнор-Ю находишься в полной безопасности, особенно когда я рядом. Если что, я смогу тебя защитить. Все-таки я маг.
Фела пожала плечами и согласилась переодеться в женское платье. Она сразу сообразила, что ей очень пойдет подобный фасон. Сам эльф всегда был одет с иголочки, он уделял пристальное внимание выбору своих костюмов и порекомендовал Феле пару мастерских, где шили одежду. Рофендила заказала себе несколько женских нарядов, а заодно дорожную одежду мужского покроя. Первому заказу портные были рады; второй же включал в себя сложную вышивку. Дело в том, что, хоть все эльфы должны были носить одежду с вышивкой-эрной, позволявшей идентифицировать любого из них, беспрекословно этому правилу подчинялись лишь мужчины. Видимо, в силу того, что их не очень заботила эксклюзивность нарядов. Эльфийки же не спешили украшать свои платья эрну; им хотелось разнообразить одежду. Поэтому для эльфиек эрну стала обязательной лишь в торжественных случаях — да еще тогда, когда они надевали мужское платье.
Пока Фела с Квентином находились у портного, на улицах послышались крики и музыка — мимо проходили музыканты вместе с глашатаями, приглашавшими всех на народное гуляние в парк. Фела с Квентиным отправились туда и веселились в парке до поздней ночи. Потом девушка вернулась в гостиницу. В этот раз Греда в их общей комнате не оказалась, впрочем, Фела ни капельки не удивилась. Наверняка он уже спит, подумала она, на цыпочках проходя в свою спальню.
Однако рофендила ошибалась — охотник не спал. Он вместе с двумя сиделками находился в комнате Корелонца.
Когда утром Гред попросил Фелу проведать молодого человека чтобы ободрить его, он не думал, что эффект будет прямо противоположный. После разговора с Фелой Корелонец помрачнел, замкнулся, потерял аппетит и стал отказываться от всех снадобий, которыми сиделки по указанию мага пытались его поить. К вечеру у юноши вновь появился жар, ему становилось все хуже и хуже, никакие уговоры и увещания не помогали. Гред, в состоянии, уже близком к отчаянию, обратился за помощью к магу. Тот, выслушав просьбу охотника, высказанную по хрустальному шару, специально оставленному на случай ухудшения самочувствия кого-либо из пациентов, незамедлительно прибыл.
-Ну, что у вас тут стряслось? — спросил он, пока его глаза быстро оглядывали комнату.
-Неладно что-то с парнем, — сказал охотник, чувствуя некоторую неловкость за свой поздний вызов. — Ты бы посмотрел его, господин маг.
Тот кивнул.
-Хорошо, посмотрим.
Он уселся возле кровати Равена, взял его горячую руку высушенной рукой, напоминающей птичью лапу.
-Что-то ты сегодня неважно выглядишь, а, приятель? — обратился он к Корелонцу.
Корелонец не отвечал, глядя в стену.
-Еще вчера ты был рад, что я пришел к вам. В чем дело, что за резкая перемена?
Юноша даже не потрудился повернуться, пристально разглядывая тень мага, колеблющуюся на стене. Охотник устроился поодаль — рядом с кроватью больше не было стульев. Маг сидел к нему вполоборота, и его лица не было видно. Однако по голосу, когда он вновь заговорил, стало ясно, что Бремодор начинает сердиться.
-Да повернись ты хотя бы! Я ведь не враг тебе. Посмотри на меня!
Нехотя повернувшись, Корелонец скользнул по нему взглядом. Потом вдруг взгляд его замер, прикованный к магу.
-Ну, рассказывай, что случилось.
-Сегодня все изменилось, — глухо заговорил наконец юноша. — Сегодня я узнал, что мне незачем дальше жить.
-И почему же, позволь спросить?.. Давай, ты расскажешь все с самого начала?
-Это долгая история.
-Ну, время у меня есть. Раз уж меня вытащили из кровати посреди ночи, мне все равно уже не заснуть, и не напрасно же я транспортировался сюда. Расскажи мне все, может, я смогу чем-нибудь помощь.
И Корелонец заговорил. Он рассказал о знакомстве с Фелой, о том, как следил за компаньонами, как потом отдал Кинжал воительнице. Он рассказал и о том, что произошло, пока Гред был без сознания, и о Заклинании Души. Многое из того, о чем он говорил, было неизвестно Греду до этого. Он не знал, какой ценой далось его спасение, Фела не рассказывала об этом — возможно, не хотела, а может, просто не нашлось повода. Тем более, как только охотнику стало лучше, воительница стала редко появляться на стоянке. Уход за выздоравливающим охотником почти полностью перешел к Корелонцу, и Гред полагал, что так оно и было с самого начала.
Юноша говорил, не отрывая глаз от целителя. Когда он умолк, маг чуть нахмурил лоб, старательно делая вид, что обдумывает его слова. На самом же деле ему уже все было ясно.
-Значит, она не верит тебе потому, что во время Заклинания Души почувствовала ненависть и злобу по отношению к ней? — медленно сказал он.
-Да, — кивнул Корелонец. — Хотя я клянусь, что не желал ей зла. Я скорее бы умер сам, нежели причинил бы ей зло еще раз.
-И она решила, что это говорит о твоей ненависти? Что все твои слова были не чем иным, как притворством? А подумала ли она, да и ты тоже, о действии Кинжала? Ведь он отравил тебя, как до этого отравил ее. Ведь этот Кинжал тоже способен чувствовать, а его чувства — это как раз ненависть ко всему живому. И тем более ненависть к ней, побывавшей в его власти и сумевшей от нее избавиться. Да, не мудрено, что он взбесился. И когда руки ваши соприкоснулись, выхлестнул всю накопившуюся злобу.
Равен слушал, широко открыв глаза.
-А ведь в самом деле! Как же я сразу не подумал! И как же она сама не догадалась! Ведь это очевидно! Спасибо тебе, господин маг, ты очень помог мне. Надо будет сказать Феле, возможно, это изменит ее решение.
Корелонец вновь ожил и охотно стал следовать всем указаниям врачевателя.
-Только пожалуйста, больше не совершай глупостей, — попросил маг, подавая молодому человеку чашу с зельем. Тот согласно кивнул, послушно все выпил и вскоре заснул крепким выздоравливающим сном.
Он намеревался поговорить с Фелой следующим же утром, однако, когда он проснулся, ее уже не было. Гред сказал, что за завтраком она присутствовала, а потом сразу убежала. "Ну, знаешь, ей ведь очень нравятся города, и она хотела посмотреть этот", — пряча глаза, сказал северянин. Он уже понял по несколько лихорадочному оживлению рофендилы, что с ней что-то происходит, и даже догадывался, что именно. Напрасно прождав Фелу весь день, Корелонец огорчился. "Ничего, завтра я ее увижу", — думал он, засыпая. Он прислушивался ко всем звукам, надеясь уловить шаги рофендилы, вздрагивая, чувствовал волнение от каждого скрипа соседней двери, ведущей в комнаты компаньонов. Фела не приходила. Она посвящала все время Квентину и нарядам, отдавшись последнему занятию с чисто женским энтузиазмом.
Прошло два дня. Гред и Корелонец постепенно поправлялись. Иногда их навещал Потрипак. Молодой военный странным образом сдружился с варваром из северных лесов и рофендилой, которую чаще все же встречал не в гостинице, а на гуляниях в городе. Фела с Квентином, полностью насладившись романтическим этапом отношений, сплетением рук, легкими прикосновениями и долгими взглядами, перешли к следующему, и теперь рофендила часто оставалась ночевать у эльфа. Он жил в небольшом особняке, окруженном живописным садом. Несколько слуг прислуживали принцу, здесь было комфортно и уютно. За домом, как в Юнор-Ю часто бывало в домах знати, располагалась купальня, представлявшая собой небольшой выложенный камнями бассейн, до краев наполненный водой, и девушка с удовольствием там плескалась — обычно, впрочем, не одна.
Эльфы влюбляются столь же легко, как и расстаются. Лишь в балладах смертных, чей век краток и быстротечен, вечноживущие изображены однолюбами, верными до гроба своей половинке. На деле же прожить тысячу лет с одним возлюбленным — скучнейшее времяпровождение, которое не каждому долгожителю по душе.
Все вокруг располагало к любви: жаркое лето окутывало запахом цветущих олеандров и было наполнено негой, бархатные ночи пьянили бескрайним небосводом с рассыпанными далекими звездами, сами эльфы были свободны, беспечны и обладали пылкой и страстной натурой. Воительница знала, что впереди ее ждут новые смертельные опасности, и это знание подталкивало ее к тому, чтобы сейчас наслаждаться каждой минутой выпавшей передышки. Квентин оказался темпераментным любовником. Его горячие, настойчивые губы будили желание в рофендиле. В постели возлюбленные не могли насытиться друг другом, тела их, сливаясь, дарили друг другу незабываемое наслаждение. Красота гибкого тела рофендилы, его запах, нежность кожи сводили с ума Квентина. Фелу же восхищало идеальное сложение эльфа, удивительное сочетание изысканности и мужественности в облике, присущее лишь эльфам, да и то не всем.
Фела не задумывалась об этом, но на деле чувствовала себя гораздо комфортнее в роскошном жилище эльфа, где слуги подчинялись ей, как хозяйке, нежели в гостинице. И причина тут крылась не только в комфорте, окружавшем принца. Для рофендил всегда долг был на первом месте. Находясь рядом со странниками, Фела ощущала гнет забот и обязательств. Девушка чувствовала себя обязанной Греду за спасение в Садле; теперь она оказалась в долгу и у Корелонца. Это угнетало ее, и хотя она сделала все от нее зависящее, чтобы молодой человек ни в чем не нуждался, она старалась избегать общения с ним. Зато с эльфом ее не связывало ни прошлое, ни будущее. У них было лишь настоящее, и Фела упивалась им. Находясь рядом с Квентином, она как будто сбрасывала с плеч все обязательства. С возлюбленным она могла забыть обо всем и лишь наслаждаться его обществом и пылкостью его объятий. Ей хотелось смеяться, когда она смотрела в светло-серые, жемчужные глаза юного мага; танцуя с ним, она как будто улетала в мир грез; занимаясь с ним любовью, она отдавалась лишь этому моменту, не думая о том, что же будет с ними дальше.
Молодой эльф все больше увлекался новой знакомой. "Знаешь, это волшебное лето, — говорил он. — И стало оно таким благодаря тебе. Признайся, ты шутила, когда говорила, что плохо колдуешь?"
В результате Квентин делил свое время между занятиями магией и очаровательной рофендилой, причем все больше и больше запускал учебу. Влюбленные гуляли по городу, заглядывая на веселые гуляния. У Квентина часто собирались друзья — своеобразная богема, в которую входили художники, маги и менестрели. Фела участвовала в этих вечеринках на правах хозяйки. Квентин обожал рассуждать о магии, и иногда Феле приходилось слушать пространные речи эльфа на эту тему; впрочем, это ее совсем не удручало. Иногда же они погружались в буйное веселье.
Когда принцу все же приходилось углубляться в изучение ворожбы, девушка отправлялась выбирать новые материи на платья, заказывала себе новые туфельки или покупала очередное украшение. Деньги для рофендилы из рода Мерите не играли никакой роли, а вкус к приобретению ненужных безделушек проснулся всерьез и надолго. Теперь она ходила лишь в женских платьях, и слава о ее красоте постепенно распространялась по всему городу.
