— Конечно, есть. Никто ничего вам диктовать не собирается. Мы дальше поедем на Багги. Сами видите — места в ней нет.
Тут Габри смущенно, не поднимая глаз спросила:
— А можно и я останусь? Только вы меня потом заберите.
Танечка обняла девочку:
— Оставайся, Надюша. Ты же видишь — это не воскресная прогулка. С нами опасно.
— Простите меня...
Тут Бабка вступила:
— Да за что простить-то. Оставайся девочка... Раечка, позаботьтесь об этих двух детишках. Я в долгу не останусь.
Мама Рая посмеялась:
— Бабка, да какие долги! Мне кажется, мы ещё много раз друг другу помогать будем...
Мила посмотрела на Деда. Тот сразу же отреагировал:
— Не-не-не, я с вами.
Отстегнули прицеп. Перетащили из него опасные игрушки в салон броневика. Замкнули все двери и люки.
Распрощались, и совсем было собрались отчаливать, когда на крыльцо выбралась на костылях Любушка. Закричала:
— Стой! Куда?! Стой!
Пашка вернулся к "невесте". Та вцепилась в него и со слезами укоряла:
— Чего не зашёл-то? Я тебя жду-жду...
Кое-как Пашка успокоил девочку. Обещал всё, что только можно обещать. На руках донёс до самой палаты, попросил скорее выздоравливать и всё такое.
— Что тебе привезти, моя прекрасная принцесса?
Ребёнок ответил сразу, не раздумывая:
— Сам приезжай, — иронично усмехнулась, — мой прекрасный принц.
Посмотрела горько, поняла, что Пашка торопится. Отпустила:
— Ладно. Поцелуй меня и катись.
На том и расстались.
Вроде бы пустячный случай. Подумаешь — ребёнок вообразил себе невесть что. Но на душе остался горьковатый осадок.
— Что этот сучий мир делает с людьми? Что он делает с детьми? Надо что-то менять.
— А что именно ты собрался менять? — спросила Бабка, и только тут Пашка понял, что говорит вслух.
— Я вот думаю... Кем бы была эта девочка там, в нормальном мире. И какие перспективы у неё здесь... Четырнадцать лет ребёнку... Она уже думает и чувствует как взрослая девушка. Вот скажите мне, женщины, как выкручиваться из этой ситуации? Я не могу ей сказать правды. Там возможен даже и суицид... И лгать ей... Она же всё чувствует, малейшую фальшь.
Бабка пообещала:
— Мы, Скорый, подумаем над этой проблемой. Думаю — решим.
— Спасибо.
И луноход попёр по старому Бабкиному маршруту к Чёрному Острову.
Практически везде, ехали по асфальту. Хоть старому и разбитому, но всё же... Только за Усть-Каменкой повернули направо и пошли по просёлкам.
Километров через пятнадцать и просёлки кончились.
Бабка села за руль и повела багги по просекам, лесным полянкам и звериным тропкам. Брода через узенькую речку искать не стала. Прямо с разгона вошла в воду, за пять секунд переплыла на другой берег, выбралась на песчаный пляжик, и снова въехала в елово-сосновый лес. Закрутилась по только ей знакомым тропинкам и лужайкам, пересекая ручейки и прогалины.
Выскочила точно к селу Камышта. Вернула за руль Короткого, и тот, по добротному асфальту направился к Уйтаку. На поле слева остались пять разграбленных пикапов. Покойных муров видимо подъели местные твари.
Танечка сказала в шлем:
— Я только тут, когда покойников раздевали, поняла — куда я попала...
Подумала маленько, и добавила:
— И, знаешь, Паша — не жалею. И... Ладно, я тебе дома всё скажу.
Все понятливо хмыкнули. Даже Дед.
А Бекас проронил:
— Вы и тут уже пошалили... Шустрые.
К Чёрному острову следовало бы повернуть направо. Но свернули налево к указанному квазом селу. Подъехали.
Это даже не село. И не деревенька. В чистом поле у железнодорожной станции три одинаковых, крепеньких, кирпичных дома. Видимо это работники вокзальчика жили непосредственно у места службы.
Подкатили к крайнему жилью. Кваз вылез, по хозяйски открыл створки гаража.
— Загоняй.
Короткий помотал головой:
— Нет. Не пролезем.
Тогда Бекас закрыл гараж и распахнул ворота. Луноход закатился в ограду. Все вышли, поразминали затёкшие ноги. Пашка спросил:
— Часто перезагружается.
— Период — где-то тысячу двести дней. — Ответил Бекас. — Пошли в дом.
Он достал из-под бочки, стоящей на кирпичиках у крыльца, ключ, открыл висячий замок.
— Проходите. Вот тут я и засел, когда попал под внешников с мурами.
Пашка огляделся. Следов боя — никаких. Чистенький дом, на полу самотканые дорожки, на окнах расшитые занавески, на кухне самодельная мебель.
Бабка поинтересовалась:
— Наверно давно дело было?
Бекас достал свою книжечку, полистал когтем.
— Девять тысяч восемьсот девяносто шесть дней.
— Ого. Так ты старожил?
— Я — основатель Города Сестёр.
— Ещё не хлеще! А чего ты в Полисе делал?
— Выяснял обстановку, насчёт сотрудничества нашего анклава со столицей.
— Ну, и как?
— Никакого сотрудничества. Полис ещё не готов к этому. Слишком опасно. Автономия нас больше устраивает. Ну, что, отправляемся?
У Павла было такое впечатление, будто он приехал к дальним родственникам в деревню. Никаких покойников и тварей. Только рожа кваза иногда заставляла передёрнуться. Да ещё женщины, вооружённые до зубов несколько шокировали. Да ещё спокойная уверенность в навыке безупречной стрельбы и в силе своего дара. А так, — обыкновенная земная обстановка. Ничего необычного. Пашка хмыкнул иронично.
— Э-э, — остановила Бекаса Бабка, — а машину что — бросим?
— Ну, да... — задумался кваз, — даже не знаю.
— В лесопосадку спрятать? — предложил Короткий. — Ветками завалить.
— Давай попробуем. Посмотрим, что получится, — согласилась Бабка.
Через полчаса работы тесаками, в двухстах метрах от жилья, в защитной лесополосе, что вдоль железной дороги, укрыли пепелац. Отошли, посмотрели с одной стороны, обошли, посмотрели с другой. Хорошо замаскировано. И пошли к хутору.
Снова вошли в дом.
— Ну? И что теперь? — сгорала от нетерпения Бабка.
— Сейчас, — успокоил кваз, и подошёл к глухой внутренней стене.
Он приложил ладони к побелённой поверхности и закрыл глаза, тяжело засопел и даже застонал. Все недоуменно переглядывались. С минуту ничего не происходило.
Потом между рук Бекаса появилась яркая голубая точка. Она начала разворачиваться, выпуская плоские отростки, как растущая амёба.
Достигнув лучами окружности какого-то предела, поверхность перестала расти и заколыхалась в полуметре от пола искрящимся диском диаметром не больше метра.
— Плоскость Кратова, — прошептал Пашка.
— Крайтона, — поправил Короткий.
Бекас прохрипел:
— Давайте кто-то... Проходите... Я долго не могу держать...
— А сам что? — насторожилась Бабка.
— Портал пропадёт.
— А говорил, что так ушёл от муров...
— Я тогда один был. Да и то, без пальцев остался. Плоскостью перехода отрезало... Да лезьте уж кто-нибудь!
Пашка вздохнул и шагнул к порталу.
— Ну, давай — я.
— Пароль помнишь?
— Ночью разбуди — отвечу.
— Пошёл, Скорый! Сил уже нет!
И Пашка нырнул в светящуюся окружность, как в воду.
Он упал в траву. Чистую, душистую, луговую.
Помотал головой — переход дался тяжело. Не так, как через черноту, но всё-таки...
Сел и спокойно рассмотрел три уставившихся на него ствола.
Два кваза, вооружённые чем-то чудовищным, и один человек с банальным АК-47.
В стол помпового ружья, направленного ему в лицо, Скорый мог бы засунуть два своих пальца. А револьвер второго кваза наверняка заряжался пулемётными патронами. И если Бекас, для стрельбы из неприспособленного для его лап оружия, специально обтачивал коготь на указательном пальце, то у этих стволов спусковые скобы были просто спилены. Правда, спилены аккуратно, профессионально.
Дугин ткнул в ружьё и спросил:
— Восьмой калибр?
— Хм... Четвёртый, — рыкнул кваз.
— Ясно... Ах! Да! Елизавета!
И вопросительно посмотрел на встречающих. Как, мол?
Стволы не опустились.
Человек строго спросил:
— Ты откуда?
— Из Уйтака. Я от Бекаса. Он там, — Пашка ткнул большим пальцем себе за спину.
— Он что-то передавал?
— Нет. Он сказал, что вы сами знаете, что делать.
— Вставай. Пошли.
— Нет, ребята, так не пойдёт. Уйтак, сами знаете, опасное место. Сначала надо выдернуть сюда Бекаса, а потом уже идти куда угодно.
— С этим справятся специалисты. Они обойдутся без нас... И уж, тем более, без тебя.
К месту Пашкиного приземления уже подтягивались четыре здоровенных кваза. Без оружия. У одного в лапах чемоданчик, типа армейского патронного ящика. У другого моток толстого кабеля таких размеров, что Пашка бы его и с места не сдвинул. Третий и четвёртый несли пару стремянок.
Следом шла женщина. Даже, можно сказать, девушка, в стандартном камуфляже и в бандане защитного цвета. На поясе висела кобура, из которой торчала револьверная рукоятка.
Квазы-техники начали раскатывать кабели. Двое установили две стремянки в том месте, откуда выпал Скорый. Там стояли два вкопанных в землю и побеленных столбика.
Человек снова скомандовал:
— Пошли, путешественник.
— Ребята... Дайте я посмотрю. А? Нет, ну серьёзно. Чего вы боитесь-то. Я без оружия...
Пашка парой движений отстегнул набедренные кобуры и протянул их подошедшей девушке:
— Подержите пожалуйста... Меня зовут Павел...
Девушка слегка иронично усмехнулась. И представилась:
— Елизавета. Не надо. Не разоружайтесь.
Потом успокоила стражу:
— Пусть остаётся. Такие порталы во всём улье только Первый может делать. Так что...
Два конца провода присоединили к ящику. Квазы на лестницах приподняли кабель перед собой. Те, что внизу, тоже взялись за него, сформировав подобие кольца. Правда, кольца кривого, чуть ли не квадратного.
Девушка, подошла сундуку.
— Готовы?
— Готовы, — откликнулись полуящеры.
Она с гулким щелчком повернула пакетник на лицевой панели.
В центре косого сооружения возникла знакомая голубая точка.
Когда развернулся колышащийся, сотканный из миллиона разрядов, занавес, Пашка восхищённо прошептал:
— Ты смотри как! А!
Девушка снова с иронией коротко глянула на него.
Из портала первой вышла Тьма, за ней Бабка с Ванессой, потом Короткий с Дедом и только потом, несколько неуклюже, пролез Бекас.
Елизавета заулыбалась, кинулась к нему:
— Папка! Ну, ты чего так долго-то! Я тут уже вся извелась!
Здоровенный Бекас взял её на руки, как ребёнка.
— А чего за меня волноваться... Вот он я...
Странная картина. Маленькая женщина, может быть чуть больше Беды ростиком, сидела в лапах огромного полуящера и радостно обнимала его за шею, прижавшись щекой к чешуйчатой морде.
Пашка подумал — красавица и чудовище.
* * *
Бабка деловито огляделась и потребовала объяснений:
— А где Город? Где Город Сестёр?
Квазы, сворачивающие оборудование, хмыкнули, люди улыбнулись. Но ничего не ответили. А Бекас отмахнулся:
— Увидите.
И понёс свою дочку в сторону виднеющихся между деревьями домиков.
— А куда мы идём? — продолжала волноваться Бабка.
— Ко мне домой, — обернулся кваз. — Да не беспокойся ты. Всё нормально. Если бы мы хотели вам навредить, то давно бы убили. Мы, знаешь ли, мирные люди... Хоть и не совсем люди.
А Елизавета добавила:
— Может вы кушать с дороги хотите? Тогда пойдёмте в столовку. А? Как?
— Пошли, — согласилась Шеф.
Они повернули влево, в сторону одноэтажного длинного здания. То ли бывший детский садик, то ли сельская школа.
Знаете чем поражал посёлок? Чистотой, и какой-то... Ухоженностью. Вот, к примеру — эта столовая. Видно, что здание старое, очень давно построенное. Местами просевший фундамент, отчётливо демонстрировал древность сооружения.
Но, чистенько побелённые стены, покрашенная оградка палисадника, холёные клумбы с оправившимися от холода бархатцами и аккуратно выложенные кирпичом дорожки производили впечатление сосредоточенной хозяйственности. Видно, что живущие здесь, нацеливались пребывать здесь долго. Точнее — всегда. Оттого и берегли жильё, дворы, село и природу.
И во всём посёлке, во всей этой заботливо созданной маленькой цивилизации, чувствовалась женская рука.
Бабка тоже это поняла. Спросила:
— У вас много женщин?
— А много, это сколько?
— Ладно, забудь.
— Нет, серьёзно. Сколько это — много.
— Бекас! Отстань! Я не умею... Я не умею...
Короткий подсказал:
— Обсуждать философские вопросы.
— Да!... Где тут кормят?
И они вошли в здание.
То же самое стремление к уюту, без современного авангардного шарма.
Скорый поинтересовался:
— Бекас, а вы из какого года?
— Из семьдесят седьмого, — и добавил, даже с гордостью, — Советский Союз.
Пашке стал понятен этот пасторальный уют и внимание хозяев к мелочам.
Десяток столов, явно принесённых из Пахтабадской железнодорожной столовой и простые "совковские" стулья дополнялись самоткаными дорожками на полу и тюлевыми занавесочками на окнах. Всё это создавало не только впечатление уюта, но и... какой-то безмятежности.
Пришло понимание того, что вертелось в подсознании, — люди живут без опаски!
Не так, как в Полисе — постоянно "на иголках", постоянно в ожидании неприятностей, постоянно в нервном напряжении, ставшим уже привычным. Крепостные стены, минные поля, гарнизоны, готовые к отпору тварей, муров и внешников. Все эти атрибуты военного положения в Городе Сестёр отсутствовали напрочь.
— Хорошо живёте. Расслабленно.
— Это только кажется, — ответила Елизавета. — У нас постоянные тренировки, и в стрельбе, и в авральной эвакуации, и в...
— Зачем в эвакуации-то? — удивилась Бабка.
— Знаете... Этот маленький стаб существует как минимум четырнадцать тысяч дней. Это около сорока земных лет. Но мы не знаем точно — стаб ли это. Возможно это кластер, период перезагрузки которого... Ну, к примеру, — двадцать тысяч дней. Правильно? Так что...
Из кухни вышла женщина, или девушка, очень похожая на Елизавету.
— Привет Костя. Что так долго?
— Дела, Ниночка. Дела. Вот познакомьтесь — Нина Васильевна Ионова... Шестая.
Бабка, тыкая пальцем, представила бригаду и по именам и по позывным.
А Бекас добавил:
— Это, Шестая, хорошие люди. Может быть не очень добрые, но порядочные.
Шестая Нина улыбнулась:
— Меню у нас нет. Мы по-простому. Сегодня — рассольник, макароны по-флотски и блины с молоком. Что будете?
Бекас ответил за бригаду:
— Всё будут.
Составили четыре столика в ряд, уселись и принялись за еду.
После позднего обеда, вся компания сидела, расслабившись, за столом и слушала историю, которую им рассказывал Бекас. А иногда и его дочка вступала. Поправляла, добавляла. Шестая Нина молчала и только утвердительно кивала в особо драматических моментах. Рассказ получился длинный. Хоть Бекас не привык много говорить.
— Я уже говорил, что работал на хлопкоочистительном комбинате?
— Да, говорил, — подтвердила Шеф.
— Ну вот. В ночь с пятнадцатого на шестнадцатое февраля семьдесят седьмого года, произошло... Я и Лизочка оказались иммунными. Нина — нет. Обратилась. Я же не понимал, что происходит. Пытался спасти обеих. А потом... Жену пришлось убить. Гвоздодёром ударил по голове... Хорошо, я на сайгу иногда охотился. У меня СКС был... Собрал кое-что в рюкзак, взял Лизу и... По всякому пришлось... Огородами. Где ползком, где бегом. Но из города выбрались... Два раза от тварей отстреливался... Думал — крыша съедет от этого ужаса кругом.
