Лань вдруг вздрогнула:
— Инти, скажи... может, ты решил обмануть меня, чтобы я ничего с собой не сделала? Может, ты выдумал всё это?
— Что я выдумал?
— Яд, который не убивает, а погружает в глубокий сон. Разве такое на самом деле возможно?
— Если ты сомневаешься в этом, то когда дойдём, я тебе покажу живое доказательство, — ответил Инти. — Вот мы уже и пришли.
Они дошли до хижины, Инти постучал, но услышал, что внутри царят такие шум и ругань, что его стук едва ли был слышен. Пришлось распахнуть дверь так. Утрата о чём-то громко визжала. Ей вторил Томасик, которого Заря пыталась успокоить, но тщетно. Как успокоишь, когда вокруг визг? Поняв, что внутри только свои, никаких врагов нет, Инти как можно громче и строже спросил:
— Что здесь происходит! Немедленно прекратите шум! Коралл, давай, докладывай!
— Инти, тут вот в чём дело, — ответил Коралл, смущаясь, — не все хотят принять сюда этих женщин и детей, говорят, что места и еды на всех не хватит.
— И что, они хотят, чтобы эти несчастные ночевали на улице?
— Мы просто не хотим ночевать на улице сами! — сказал Морской Огурец.
— Ну и не надо, есть баня, — сказал Инти. — Как-нибудь уляжемся вповалку. Ужин готов?
— Скоро будет, — ответила Морская Волна. — Утрата была против того, чтобы мы варили на них кашу. И вообще лишних детей видеть здесь не хочет. Они ей, видите ли, спать мешать будут!
— Ладно, ты тогда принимай гостей, а я сейчас с Утратой поговорю.
Инти вывел скандалистку из хижины почти силой.
— Ты что со мной делать собрался? — спросила она.
— Не бойся, ничего страшного. Просто хочу с тобой поговорить по-серьёзному. Ты ведь с отцом бежала от расправы, и я вас приютил. Так почему я не могу принять других женщин, оказавшихся в столь же тяжелом положении? При том, что они больше тебя пострадали?
Утрата угрюмо молчала, Инти продолжил:
— Я понимаю, что ты почти всю жизнь прожила с отцом, он при этом целиком подстраивался под тебя, и ты ждёшь, что всех вокруг будут тоже подстраиваться под тебя. Отец тебя немного избаловал, но теперь придётся отказываться от этой избалованности. Ведь ты уже была замужем. У тебя могли быть дети, а может, и потом будут. Тебе разве понравится, если кто-то скажет, что твои дети им мешают?
— У нас не хватит на всех еды. Ты сам, Инти, ввязался их спасать! Зачем?
— Затем, что им грозила жалкая участь в рабстве. Разве они имеют меньше прав на жизнь и свободу, чем ты? Чем они хуже тебя? А с едой я вопросу решу как-нибудь.
В ответ Утрата молчала. Они и в самом деле привыкла к тому, что её жалеют как сироту, и до того никто не говорил с ней так резко. Они не знала, как отвечать на это. Как можно саркастичнее Инти добавил — Может, тем, что тебе удалось спастись от насилия, а они не сумели? Тем, что у них есть дети, а у тебя нет? Им хуже твоего пришлось.
— Я хочу домой... — заныла Утрата. — Мне надоело здесь.
— А ты думаешь, им не хочется домой? А мне не хочется? Но у нас теперь дома нет! А что творится у тебя дома, мы не знаем.
— Они тебе что, родные? — выплюнула Утрата.
— Вообще-то родные. А были бы не родные, что бы это меняло? Ухаживать за чужими детьми тебя никто не заставляет. Но кровом и пищей делиться обязаны все. Так что извинись перед ними.
Утрата молчала.
Инти решил оставить её и пошёл внутрь. Там вроде было тихо, женщины молча ели сами и кормили детей.
— Ну как, уже перезнакомились? — спросил Инти.
— В процессе, — ответила Звезда, — а кое-кто был уже и знаком. Я рада видеть Морскую Волну живой и здоровой.
— И не испугалась?
— Я уже устала бояться. И порой не понимаю сама, на каком я свете нахожусь.
— Ничего, всё в порядке. Кстати, если кому завтра будет невмоготу в тесноте, то есть задание. Также нам придётся скоро выдвигаться волей-неволей, запасы еды не бесконечные, а нам и в дороге надо будет чем-то питаться. Ну а пару дней как-нибудь перетерпим в тесноте да не в обиде.
Асеро сказал:
— Инти, даже если бы у нас тут еды было достаточно, всё равно тут уже оставаться небезопасно. У нас тут были некоторые приключения... Уайн расскажет после ужина.
Инти встревожился:
— Всё так серьёзно? Сам понимаешь, кое-какие дела тут ещё есть...
Морская Волна ответила:
— Заходили двое, искали Уайна и Зарю. Уайн их потом прикончил там, выше по склону, но скверно другое — их кто-то выдал, и скорее всего, выдала мать Зари. Может, и по глупости, но с того не легче.
— Это скверно, но, в крайнем случае, их можно отправить в путь пораньше.
Уайн добавил:
— Наши враги мертвы. Их трупы лежат выше по склону, я их более-менее замаскировал. Хотя мешкать тут я и в самом деле не хотел бы.
Инти ответил:
— Ладно, решим после ужина. А ты, Асеро, в состоянии путешествовать? Ведь тебе придётся ехать верхом!
— Думаю, что да. Следы побоев не болят.
— Это пока не болят, — ответил Целебный Бальзам, — при тряске могут заболеть. Так что лучше воздержаться от путешествий ещё день-два хотя бы.
Морская Волна добавила:
— У нас ещё другая проблема: допустим, лошадей ещё на всех хватит, если детей держать на руках, но где мы возьмём столько женских сёдел? Тут надо или выменять на что-то, или переодеть девушек юношами, как мы переодевали Утешу. Но даже и так женщинам очень тяжело будет так долго ехать верхом, было бы лучше разжиться ещё одной каретой.
— Да, об этом тоже стоит подумать, — согласился Инти.
После ужина Инти внимательно выслушал Уайна и согласился, что возможную катастрофу с водопроводом надо предотвратить, несмотря на возможный риск раскрытия. "Делай что должно, и будь что будет!". Уайн должен был на следующий день тайно пробраться в родное селение и поговорить с отцом, предупредив его об опасности. Инти даже согласился на частичную деконспирацию, пусть, мол, приглашает отца вместе с надёжными людьми, перед ними он представится торговцем Саири.
Также Инти отправил Морского Ежа и Кальмара в разведку в то селение, где находится мастерская кожных изделий. Заодно дал информацию о жене Золотистого Ореха, о детях и о её предполагаемом любовнике. Он как раз был мастером по коже. Вскоре они вернулись. Морской Ёж стал рассказывать:
— Ну, разузнали мы про этого кожевенного мастера. Прежде он некую высокую должность в мастерской занимал. А теперь мастерская не работает. Якобы нет подвоза кож. Но что интересно, сам он открыл при этом частную лавочку и делает изделия на заказ. И кожи при этом у него откуда-то берутся. Сам он говорит, что его пасынок в лесу охотится, добычу домой приносит. Допустим, пару раз он что-то и поймал, но много ли тут может городской мальчишка? Так что сдаётся мне, что часть кож он просто наворовал. Женских сёдел у него, кстати, не оказалось.
— А ещё что скажешь? — спросил Инти.
— Что у него дурная репутация. До этого было то ли две, то ли три жены, но все потом уходили. Бил он их за неприлежание.
— Бил жён? И при этом занимал важную должность?
— Да, это странно. Подозреваю, что у него были высокие покровители. Я как раз говорил с одной бывшей женой. Человек дрянь, а в работе золото. Да и жён бил не абы за что под пьяную руку, а "воспитывал", требуя, чтобы они работящими были. А стыдно признаться, что ты якобы ленива. Вот они и уходили под другими предлогами.
— Ну, легко быть "работящим", если сам только на работе работаешь, а всё домашнее хозяйство на жене, — ответил Инти, — видно, из любителей жаловаться на то, что им по их "работящести" недодают. Но да, без покровителей тут никак.
Морской Ёж ответил:
— Ему нетрудно было новых жён находить. Лицом красив, говорят, что на супружеском ложе ловок и искусен, но даже новую жену он недавно жестоко избил. Уже не таясь, зная, что никто сверху разбираться не придёт.
— За что избил-то?
— Да за то, что некий человек постучался, попросил поесть и переночевать. А был он вообще без ничего, говорил, что от погромов сбежал. Ну, ей его жалко стало, она его покормила и одежду дала. А он пожадничал.
— А с тем человеком что стало?
— Договорился до того, что тот ему отработает. Так что живёт теперь несчастный на положении почти что раба. Кто его знает, какой срок работы тот посчитает достаточным за старую тунику и скудную пищу? А тот в ответ на упреки разводит философию, что, мол, раз он такой работящий, то заслужил, чтобы на него работали.
— А с этим... полурабом вы не говорили?
— Нет, его держат в мастерской в подвале. Мы не могли его даже увидеть.
— Его что, совсем на свежий воздух не выпускают? Может, он ещё и в колодках?
Морской Ёж ответил:
— Насчёт колодок не знаю, не видел. Но общаться с посторонними ему хозяин точно запрещает. И скорее всего, так не выпустит. Дети слышали, что тот его продать подумывает. Я Кальмару предлагал помочь этому несчастному сбежать, но он отговорил. Мало ли что за человек окажется, куда мы его потом денем, лошадей не хватит, да и хвост может за нами быть. Даже если мы убьём этого кожевника, как Уайн своих врагов убил, это не значит, что его высокие покровители за нами не увяжутся.
Кальмар добавил:
— Пусть Золотистый Орех сам с жёнушкой и любовником разбирается, а нам надо не отвлекаться, а поскорее линять отсюда, с женщинами и детьми поневоле поедем медленно, а если бы мы там ввязались в приключения, то ещё неизвестно, чем бы всё кончилось. Каждому несчастному не помочь.
Инти ответил:
— Во всём этом есть резон, и вам по обстановке было виднее, но всё-таки на вашем месте я бы вмешался, вы ведь даже не видели этого несчастного?
— Нет, его прячут.
— А жена поди сама не рада, что с таким связалась?
— Не знаю, он с домашними посторонним говорить запрещает. Новая жена с бывшей тайком разговаривала.
— Даже так?
— Ага. Типа, я теперь себе и другим хозяин.
— Да, надо Золотистому Ореху сказать, чтобы хоть детей оттуда вытащил. А с женой пусть сам разбирается. Да и этому рабу заодно бежать поможет. Сейчас я напишу сообщение Кораллу, он добежит до канатной дороги и перешлёт его. Ох, набил бы я морду этому молодчику!
Подошёл Ворон и сказал:
— Инти, Кальмар прав, мы не можем бить морду любому рабовладельцу, иначе мы здесь застрянем надолго. Да и так с этими женщинами будем мешкать. Зачем ты только с ними связался!
— Я не мог их в беде оставить! А свои нелады с Ланью лучше тут не вспоминай. Я знаю, что ты с ней с утра успел повздорить из-за какой-то ерунды. Ей и так несладко быть фактически вдовой, без дома и с тремя детьми. Кроме того, я узнал немало полезной информации.
— Она мне сказала, что я в Тумбесе работал паршиво.
— А сам ты как считаешь? Предательство Цветущего Кактуса не раскрыл, но тут ты хоть исправил свою ошибку. Но ведь и связь упустил. Почему о прибытии Альбатроса знали уже даже в Казначействе, вдова Золотого Слитка подтверждает, но не знал Горный Ветер, до которого должно было дойти сообщение по спецпочте? Если бы он знал хоть днём раньше, что Жёлтого Листа надо арестовать немедленно, то может, всё бы иначе обернулось!
— Я-то чем виноват?! Тут в пору уже Якоря винить.
— Ну, может и Якорь тут был не высоте тоже, но дело в том, что ему пришлось иметь с твоими кадрами. И как ни крути, провал есть провал.
— За тобой, Инти, провалов получается побольше моего. Да и за Горным Ветром тоже.
— Да, получается. Как видишь, последствия я расхлёбываю по полной. И искупаю работой.
— Инти, а ты не думаешь, что корень всех бед — в том, что и ты, и Асеро, и Горный Ветер просто были неподходящими людьми для своих должностей? И так много ошибок наделали в силу этого?
— Я не думаю, что Горный Ветер наделал много ошибок. Скорее, беда в том, что у него были руки связаны. Допустим, у меня на его месте была бы большая свобода, но не так уж многим большая. А вообще ещё мой отец говорил мне — в нашей работе любая ошибка может стать последней.
Сказав это, Инти отошёл, сочтя дальнейший разговор бесполезным.
Он пошёл в конюшню и увидел, что Асеро проверяет там состояние конских подков. Дело, конечно, нужное, но только... На глазах у того еле сдерживаемые слезы.
— Асеро, ты отчего не с дочерьми? Я думал, ты рад с ними увидеться после долгой разлуки!
— Я поначалу был рад, конечно. А потом... Фиалка меня стала спрашивать, что, мол, у белых людей за палка между ног растёт? И зачем они её в женщин запихивают?
— А в неё тоже запихивали, что ли? — прошептал Инти, побледнев.
— Да, но ей и Ромашке только в рот. Они чуть не задохнулись от такого. Правда, Ромашка таки негодяя укусила. Ну, я попытался объяснить, что за палка, что, мол она у всех мужчин там растёт, но нельзя её маленьким девочкам в рот пихать. А тут Мальва сказала, что всё и так знает, и чтобы я их не обманывал. Мол, я сам эту палку в её мать пихал, и она знает, как это больно. И ударила меня по щеке, после чего убежала.
— Значит, они и Мальву...
— Разумеется, ей же одиннадцать, сколько Лани было, когда её селение уничтожили... Но вот как мне теперь поговорить с Мальвой, она же мне не доверяет! Она же думает, наверное, что я делал это с Луной вот также, как с ними это делали... С болью, с кровь, держа за руки и за ноги... Попроси Звезду, что ли? Может, она объяснит... Или Лань.
— А тебя, она, значит, теперь избегает?
— Да, и мне стыдно... Я понимаю, что ни в чём не виноват. Я не виноват, что родился на свет мужчиной. Я никого не бесчестил! И других женщин, кроме жены, не знал! И жену никогда против воли к соитию не принуждал. Какое мне удовольствие, если ей неприятно? Но вот стыдно... не за то, что лично сделал, а за других мужчин. Не все же с жёнами всегда столь щепетильны, бывает, что больше о себе думают... Да, у нас в Тавантисуйю не было такой мерзости, как публичные дома и рабство, но вот я поговорил с Кораллом... Сам он считает одним из самых главных достоинство нашего государства, что, будучи моряком, при этом можно быть человеком, ходить в относительно чистой одежде, а не в лохмотьях, и читать книги. А у белых людей с матросом как со скотом обращаются. Зато белому матросу можно потом пойти в бордель и отыграться на беззащитной женщине за все унижения, которые он вынужден терпеть по жизни. Собственно, убери эту возможность — насладиться своим скотством — и тогда основания для покорности рухнут. Но беда в том, что иные наши морячки порой завидуют тем... Точнее, им хочется и рыбку выловить, и штанов не замочить. Ну, чтобы и чистая одежда, и хорошая еда, и даже библиотека на корабле, но чтобы при этом и право по борделям ходить безнаказанно. Скажи, Инти, а в годы твоей молодости такие настроения были?
— Ну, такие люди, как Ловкий Змей везде встречаются. Но он и ему подобные свой настрой скрывали.
— Вот именно, что скрывали. Получается, что теперь таких людей стало слишком много, чтобы скрывать и стыдиться, во всяком случае, иные считают добротные чистые шерстяные туники слишком убогими, им подавай камзолы с кружевами и золотыми цепями. Коралл сам ужасается этому.
