Деф

— Изыди! — Громогласно прокатилось под сводами, и обладатель крыльев начертил в воздухе перед собой ослепительно белый крест. Оттуда ударило таким жгучим светом, что я закрылся руками и попятился.

— Вы что творите?! — Возмущенно завопил я.

Владелец перьев торжественно заговорил на смутно знакомом языке. 'Латынь'. Объяснила Деф. 'Нечистого изгоняет, то есть тебя'. 'Какой я нечистый?' Я обиделся. 'А кто ты?' Парировала она. 'Ты один из перворожденных, пусть почти и бывший'. 'Все равно'. Упрямо подумал я. 'Сам нас позвал, а теперь изгоняет. Какой-то он непоследовательный'. 'Да, нелогично'. Согласилась девочка. 'Хотя он вообще-то меня звал, а не тебя'. 'Так сама бы с ним и разговаривала'. Я решил было обидеться, но вспомнил, как отстранил Деф и вышел вперед, и решил, не стоит. По крайней мере, пока. 'И разговаривала бы, если бы ты, как всегда, не влез'. Подтвердила девочка. 'Ты зачем его напугал? Он, может быть, ни разу в жизни никого из старых кошелок не видел'. 'Не видел, и не видел', сварливо произнес я, 'я-то тут причем?' 'Притом, что незачем на него буркала с вертикальными зрачками наставлять, вот он и испугался, бедненький'. 'Сама про истинное зрение заговорила'. 'Я же не думала, что ты так нагло уставишься'. Я насупился. 'Вот сама с ним и разбирайся'. Я развернулся и ушел из зала, громко громыхнув тяжеленной дверью. Белое сияние под ней померкло, из чего я заключил, что диалог все же состоится.

На скромной деревянной лавке сидел дядя Сережа. Я подсел к нему и мрачно подпер щеку ладонью.

— Михеич в своем репертуаре? — Невозмутимо спросил он.

— Что? — Не понял я.

— Бесов гоняет?

Я кивнул и угрюмо посмотрел на двери. Дядя Сережа правильно понял мой взгляд и сказал: — Он со странностями, это да, но его понять можно. Не у каждого за спиной крылья вырастают, пусть и лишь только видимые.

— Кто он такой вообще, этот ваш Михеич? — Спросил я. Собеседник задумался, а потом негромко заговорил:

— Однажды у скромного сельского священника было видение, после которого он стал тем, кем ты видел. Правда, в такие моменты он несколько не в себе, но совершенно безобидный.

— Ага, безобидный. — Проворчал я и потер глаза.

— Он не ангел, — продолжил рассказчик, — но может принимать подобный вид, за что, собственно, и был лишен духовного сана.

— Почему? — Я растеряно посмотрел на него.

— Потому, что если он действительно уподобился ангелу, то звание священника ему уже не нужно, а если его дар от лукавого, тем более. И, тем не менее, к нему время от времени приводят для изгнания бесов. Такой у Михеича второй дар, через который, собственно, и пострадал во второй раз.

— И что же произошло? — Заинтересовался я.

— Много лет назад привели ему мальчишку примерно твоего возраста. — Рассказчик смерил меня взглядом и поправился: — Вернее, помоложе. И во время обряда изгнания, а его Михеич проводит всегда один, явилось к нему бесовское отродье, и стало угрожать страшными карами за срыв некоего важного то ли ритуала, то ли эксперимента. Разумеется, Михеич изгнал беса и из мальчонки, и из кельи, но вот сам из нее больше выйти не мог. Мы даже хотели разобрать часть окна под потолком и таким образом вытащить его на свет Божий, но Михеич сказал, что если Господь захочет, то выпустит и через двери, а раз допускает такое, не его, Михеича дело роптать. Но на днях вдруг выяснилось, что преграда пропала, а в видении, ниспосланном ему, говорилось о сподвижнике Света, пришедшем в мир, и его координаты по системе Джи Пи Эс. А это ваш дом. И представляешь, какое совпадение, — рассказчик усмехнулся, — именно в нем живет отец Дмитрия. А когда узнали о недавно появившейся девочке, ломающей руками кирпичи и чудесах в боулинге, поняли, о какой юной деве ведет речь Михеич уже который день.

— Говорите, отец Митьки случайно в том доме живет? — Я пристально вгляделся в рассказчика, однако на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Совершенно случайно. — Подтвердил он.

— Знаете, — проговорил я, — у нас в школе есть Пал Палыч, замечательный человек, и физруком он там работает тоже совершенно случайно.

Дядя Сережа кивнул.

— Мир тесен.

Я помолчал.

— И что же вашему Михеичу надо от Деф? — Наконец спросил я.

— Понятие не имею. — По-моему, абсолютно искренне ответил собеседник.

Мы посидели, помолчали.

— Может, чаю попьем? — Предложил я. Рассказчик огляделся.

— Давай, попробуем найти, где можно разжиться. — Согласился он, но я покачал головой.

— Здесь и попьем. — 'Деф', мысленно попросил я, 'организуй нам стол и два стула. И что-нибудь на столе, пожалуйста'. 'Хорошо'. Коротко ответила девочка. Я сделал приглашающий жест: — Прошу. — Оглядел стол, повертел в руке ярко оранжевую сосиску, печально вздохнул. Не любит меня Деф, однозначно. Сосиска сменилась на толстенную скворчащую сардельку, я поспешно ее отбросил и сунул пальцы в рот. Совсем крыша съехала, прямо со сковороды в руку мне засунуть, надо ж было додуматься. 'Тогда ешь и не капризничай'. Раздраженно произнесла девочка. Я вздохнул еще печальнее и сел в подозрительно знакомое плетеное кресло. 'Его тоже поменять на что-нибудь более настоящее?' Заботливо спросили меня, и я отчаянно замотал головой. Дядя Сережа посмотрел на дымящуюся сардельку, обвел взглядом уставленный едой стол и с чувством сказал: — Елки-палки, это же мечта любого рыбака и охотника. Поедешь этой осенью со мной на Селигер? Я тебя из охотничьего ружья стрелять научу.

— Я недавно из автомата стрелял. — Я уныло разглядывал пальцы. Будет ожог, или нет? — И граната у меня есть, правда, учебная. А так, спасибо, подумаю. Только зверюшек жалко.

— Можно по мишеням пострелять, или порыбачим. — Предложил собеседник, сел за стол и с интересом зацепил вилкой сестру-близнеца оранжевой сосиски. — Надеюсь, ты не против ловли рыбы?

Я подумал и покачал головой. — Не против. С одной стороны, даже жизнь одного таракана бесценна, с другой, давил этих гадов и давить буду. И против рыбалки ничего не скажу.

— Вот и замечательно. — Дядя Сережа ловко накидал в свою тарелку того, сего и стал быстро это поглощать. — Со вчерашнего дня по нормальному не ел. — Объяснил он. — Дела, понимаешь.

— Понимаю. — Согласился я и мстительно проткнул вилкой обидевшую меня сардельку. — У самого тоже самое.

Некоторое время мы молчали.

— Слушай, Алексей. — Собеседник снизил скорость поедания и теперь пережевывал не спеша и с удовольствием. — А как ты думаешь, кто она? — Он показал вилкой на стрельчатые двери.

— Мой друг. — Ответил я. Дядя Сережа внимательно посмотрел на меня.

— Я понимаю. — Согласился он. — Но откуда у нее такие возможности? — Он обвел вилкой стол. Я пожал плечами.

— До встречи с вашим Михеичем я бы без труда ответил, теперь не знаю. Не нравится мне, что сюда приплелось... — Я по примеру собеседника тоже ткнул вилкой в дверь. — Раньше все было просто и ясно, но теперь же запутывается все больше и больше. И самое обидное, никто ничего не говорит, а если и говорят, то противоречат друг другу. Вот как так?

— Взгляды с разных сторон на одно и то же событие порождают разные точки зрения. — Дядя Сережа отложил вилку и задумался.

— Ну да. — Я повертел в руке свою, уныло на нее посмотрел и сказал: — Вот Михеич ваш, меня нечистым назвал и из зала выгнал. С его стороны он, наверное, прав, а с моей... — Я замолчал. Есть расхотелось совершенно.

— Думаю, мало кто творит зло намеренно. — Осторожно произнес собеседник. — Обычно стремятся сделать одно, но получается другое.

— И как быть? — Беспомощно спросил я. Мне очень не понравилось, как называют в этих стенах то, чье появление так ожидают эти... Вслух я, разумеется, подобные страхи не озвучил, но нервничал все сильнее.

— Когда-то очень давно нам сказали, что именно плохо. — Сосед по столу задумчиво покрутил на вилке кусочек помидора. — И если это не делать, уже будет очень хорошо.

— Не убий, не укради... — Начал я и собеседник кивнул.

— А если он совершил много-много плохого? Очень плохого и свершит еще, что тогда? — Я посмотрел на напрягшегося соседа. — И если это даже не человек?

— Не знаю. — Подумав, ответил он. — Как бывший военный и обычный обыватель скажу — убить как бешеную собаку, а еще лучше, запереть до скончания веков. — Он подумал еще. — Наверное, и как служитель Церкви, скажу так же — запереть, чтобы впредь не мог причинить никому вреда, даже себе.

— Запереть. — Задумчиво повторил я. — Самый лучший способ запирания, это отправить в дом Отца, вот только я теперь и не знаю, есть ли этот дом и, главное, есть ли Отец. Вернее, — поправился я, видя реакцию собеседника, — до нас ли ему сейчас. Мне сказали, он давно не у дел.

— И кто такое сказал? — Спокойно поинтересовался сосед.

— Его называют Азазелем. — Я посмотрел на коллегу по чаепитию. Он не выскочил из-за стола, не замахал руками и даже не перекрестился, и я несколько приободрился.

— Кто называет? — Спросил собеседник и я вздохнул, почувствовав, что пошел по второму кругу.

— Бабки.

— Падшие? — Уточнил он. Я кивнул.

— Только они себя падшими не считают. — Я вспомнил перевод Деф в ночь на шпиле башни и поправился: — Наверное.

— А кем считают? — С интересом спросил он.

— Игроками в Игре, решающей судьбу мира. — Я вспомнил Алису и добавил: — А также учениками, сдающими Экзамен перед выпуском в большой мир.

Дядя Сережа показал пальцем вверх, и я подтвердил.

— И ты считаешь, ему можно верить? — Собеседник слегка усмехнулся. — Что Отец не у дел?

— Он говорил, что не врет.

Дядя Сережа покачал головой.

— В священных текстах сказано, что на лжи и обмане построена жизнь их. А ты им веришь?

— Пока не ловил. — Я задумчиво почесал мочку уха. — Пытаются придать словам другой смысл, недоговорить, это да. Пошутить, в конце, концов. А чтобы откровенно врать... не помню.

— И кто они, как ты считаешь?

— Кто? — Отрешенно переспросил я. — Остатки более развитой цивилизации, жившей на планете много раньше нас. Скорее всего, они, или их предки прилетели на Землю и ее колонизировали, а затем почему-то остались лишь эти... — Я вспомнил силуэт. — Бабки. Перворожденные.

— Перворожденные. — Согласился сосед. — Так в писании и сказано, что создал Господь ангелов небесных для помощи в сотворении мира сего.

Я кивнул.

— Мисс Америки тоже нечто подобное говорила. Как они проводили геоформирование и перенаправляли океанские течения. Правда, рассказывала о создании Гипербореи, но, думаю, в создании нашего мира происходило нечто похожее. По крайней мере, если я правильно понял.

— Мисс Америки? — Переспросил дядя Сережа.

— Я ее так называю. Деф назвала Бритни, а настоящее свое имя, вернее, то, под которым ее знают люди, она не говорит.

— Вот и по писанию получается, что ангелы были перворожденные. — Он кивнул и съел помидор. — А мы сотворены после.

— Одна моя знакомая — я не стал говорить, что в мире людей ее знают под именем Лилит, от греха, так сказать, — утверждает, что при создании людей произошел сбой, вкрался брак, отчего теперь им, перворожденным, некомфортно.

— Творец создавал человека как существо лучшее, нежели ангелы и они, разумеется, воспротивились. Не все, — поправился собеседник, — но очень многие.

— Она утверждала, что человека создавали перворожденные.

Дядя Сережа кивнул. — Почему бы нет? Если Творец создал с их помощью мир, почему же ему не прибегнуть к их помощи и при сотворении человека?

— Но мы получились не такие, как они хотели. — Я посмотрел на собеседника, он кивнул вновь.

— Разумеется, не такие, как хотели они. Но это не значит, будто не такие, как хотел Создатель.

— Получается, наш рост, и интеллект были нарочно повреждены Создателем? — Я растерялся.

— Не повреждены, а сделаны таким, как и должно.

Собеседник зацепил вилкой маленький рулетик из рыбы и отправил в рот. Помолчав, я сказал: — Как интересно. Они добиваются своих целей, играя на случайных, на первый взгляд, событиях, и потом сами на такие же случайности и жалуются. И все же, не понимаю. — Я покрутил в пальцах крошечное пирожное, такое знакомое по застольям Алисы, и аккуратно положил обратно. — Зачем Отцу одаривать вашего Михеича способностью к иллюзии вида ангела? Какой смысл?

— Смысл в делах Создателя есть всегда, но зачастую он скрыт от нас. — Дядя Сережа налил в чашку из пузатого чайника и вопросительно посмотрел на меня. Я покачал головой. — Знаешь, что говорят про пути Господа? — Он поставил чайник и взял дымящуюся чашку.

— Неисповедимы пути Его? — выдал я странную фразу, неожиданно пришедшую мне на ум.

Собеседник уважительно кивнул. — Не думал, что нынешняя молодежь знает подобные изречения.

— Деда говорил. — Не знаю, зачем соврал я. Хотя нет, знаю. Не хочу привлекать к себе излишнего внимания Церкви, и говорить, во что пару раз превращался, тоже. Неизвестно, как там среагируют, может, просто проповедь о любви к ближнему прочитают, а может, и Михеича позовут с его талантами экзорциста. А может, не мудрствуя лукаво, попробуют прилюдно сжечь на площади.

— Очень интересный у тебя дед, прямо легендарная личность. Пробовал я с ним как-то пообщаться. — Сосед по столу скривился, потер плечо и замолчал.

— И как прошел разговор? — Спросил я.

— Никак. — Он очнулся и с шумом отпил из чашки. — Заломили мне руки и два дня на допросах держали, не смотря на то, что... В общем, выясняли, по чьему совету я на него вышел, да зачем.

— А действительно, зачем?

Собеседник косо посмотрел на меня.

— Очень интересный дедушка, потому что. Его проследили со времен Колчака, когда он головы направо и налево шашками рубил, а пули от него как от заговоренного отскакивали. Чекисты расстреляли роту пулеметчиков, которые вели по твоему деду огонь, но не смогли даже ранить ни его, ни коня. Твой дед тогда порубал... — Сосед по столу посмотрел на меня и замолчал. — Но один в поле не воин, что бы ни снимал Голливуд, и белое движение кануло в лету. Знаешь, что это такое?

Я кивнул.

— В прошлое. А дальше?

— А дальше твой дед пропал и появился лишь в шестидесятых годах, да и то благодаря случайным событиям переписи населения, затеянной, надо сказать, во многом ради него. И представь, все такой же, когда головы рубил, скромный старичок с улыбчивыми морщинками вокруг глаз. — Рассказчик помолчал. — Только без двух сабель, творивших в его руках чудеса. Кстати, передай, наишикарнейшая была наводилка на него.

— Передам. — Пообещал я. — Сейчас, наишикарнейшая наводилка на него, это его белый поварской колпак.

— Был такой. — Радостно заметил собеседник. — Когда красноармейцам звезды на спинах вырезали, он присутствующим чай разносил.

— Ты врешь. — Глухо произнес я. Он покачал головой.

— Нет, все правда.

— Откуда ты можешь знать? — Я скривился. — Слухи, сплетни, расследования...

— Не совсем так. — Собеседник выпрямился, развернул плечи. — Посмотри на меня истинным зрением.

— Чем? — Я растерянно уставился на него.