Лоран пожал плечами.
— Что ж, тогда мне стоит только порадоваться, что она уже решена.
— Вам стоит молить Бога о прощении в стенах аббатства, — фыркнул де Борд. — Это единственное, что вам теперь стоит делать. Впрочем, вряд ли у вас будет возможность заниматься чем-то другим.
— Главное, что у меня не будет больше никакой возможности лицезреть вас, Ваше Высокопреосвященство, — осклабился Лоран. — Я буду молиться о том, чтобы фанатики вроде вас перевелись на земле как можно быстрее. А вместе с ними — и весь Святой Официум.
Де Борд презрительно вскинул голову.
— Ваши молитвы не будут услышаны. Инквизиция будет всегда, потому что всегда будет потребность преследовать вольнодумцев вроде вас.
— Берете на себя смелость отвечать за Господа, какие молитвы будут услышаны, а какие нет?
Де Борд вновь вспыхнул, но промолчал. Через несколько мгновений он развернулся и направился к двери, бросив напоследок:
— Вы отбываете завтра на рассвете.
Лоран ничего не сказал. Он лишь повернулся к резному шкафу, когда дверь захлопнулась, и крепко задумался о своей дальнейшей судьбе.
«Она — в особенности», — вспомнил он слова де Борда о своей кузине.
«Что ж», — вздохнул Лоран, — «если она и впрямь меня ненавидит, наверное, мне действительно нечего терять».
* * *
Термонд, Фландрия
Год 1335 от Рождества Христова
Пронизывающий апрельский ветер, дувший с реки, яростно набрасывался на крытый экипаж, и путникам казалось, что некоторые его порывы готовы столкнуть лошадей с дороги. Извозчик то и дело вскрикивал, и его отрывистые возгласы долетали до Кантильена Сен-Лорана, сидевшего напротив молодой черноволосой девушки, глядевшей на него нежным взглядом.
«И когда ты успела так вырасти, дорогая кузина?» — с опасливой нежностью думал он, вспоминая страстные поцелуи, которыми она одарила его в последнюю встречу в Нормандии. А ведь в детстве, когда им случалось ночевать в одном из фамильных замков, маленькая Марго частенько пробиралась к кузену в спальню во время грозы и ложилась спать рядом с ним, лишь так чувствуя свою защищенность. Кантильен не знал, когда из детской невинной привычки это превратилось в осуждаемое семьей порочное влечение. Особенно сильно это стало порицаться, когда родители Маргариты де Сен-Лоран вознамерились посватать свою прекрасную дочь Роберу Артуа. Сложности судебных тяжб за наследство, коими сорокавосьмилетний граф был занят по сей день, оттянули помолвку, и тем лишь распалили страстное сердце пятнадцатилетней Маргариты. По несчастью, она была упряма в своей сердечной привязанности к кузену. Ситуацию осложняло то, что кузен долгое время отвечал ей взаимностью.
Родственные встречи грозили окончиться тем, что возможная невеста графа Артуа лишится невинности, что могло крайне плачевно сказаться на семейной репутации. Возможно, оттого семейство испытало пусть сомнительное, но облегчение, когда по семейному имению поползли слухи о влечении между юным Кантильеном и новоявленным марграфом Намюра Жаном. Судя по тому, какой подавленной выглядела в то время Маргарита, семейство сделало вывод, что слухи имеют под собой основания.
Приглашение, посланное Жаном де Намюром Кантильену в год милости 1335 от Рождества Христова, было воспринято семейством Сен-Лоран с благосклонностью. Они даже не воспротивились тому, чтобы кузина сопровождала его на Пасхальное торжество в поместье маркграфа. Они полагали, что увидеть своими глазами, насколько сердце кузена охладело к ней, пойдет Марго на пользу.
Второго апреля экипаж въехал на территорию замка. Торжество по случаю Пасхи должно было состояться лишь через четырнадцать дней, однако многие гости прибыли заранее — маркграф Жан был любителем затяжных и пышных торжеств.
Покинув экипаж, Маргарита старалась держаться как можно ближе к кузену. Кантильен удивлялся ее поведению: обыкновенно Марго несла себя гордо и стремительно, в ней еще не потух жар юной горячности. Однако сегодня она казалась растерянной, выглядела уставшей и бледной и жалась к кузену так, будто боясь потерять его.
Впрочем, Кантильен знал, что отчасти так и было. Должно быть, поездка к маркграфу была для нее настоящим испытанием! Он помнил разговор, состоявшийся между ними два года назад, когда Жан де Намюр впервые появился в поместье семейства Сен-Лоран.
— Но ты же не всерьез, Кантильен! — воскликнула она тогда. — Я не могу поверить, что ты так легко забыл меня!
— Я не забыл, Марго, все… — Кантильен поморщился, — непросто. Жан, как и ты, мой сердечный друг. Пожалуйста, постарайся понять, ты ведь сама знаешь, каково это. Я не охладевал к тебе, но Жан… — Он покачал головой и сокрушенно опустил взгляд. — Говорю же, все непросто.
— Конечно же, непросто! Это опасно. За это можно получить проклятье Церкви. Если б ты выбрал меня, опасность бы ушла! — с жаром заявила Маргарита, воинственно вздернув подбородок. — Ты никогда не сможешь быть с ним!— Да, но и ты — обещана другому.
— Старику Артуа, — фыркнула Маргарита. — Он никогда не станет моим мужем! Уже бы стал, если б ему было дело до помолвки. Его волнует только наследство, а меня волнуешь только ты! Не понимаю, как ты можешь испытывать схожие чувства ко мне и к Жану!
Кантильен устало вздохнул.
— Я говорил и повторюсь: все непросто. Жан также любит не только меня, он даже стал отцом незаконнорожденного сына. Полагаю, наши с ним… гм… ситуации схожи.
С тех пор миновало два года. Кантильен надеялся, что кузина примирится с его непростыми чувствами, но, видит Бог, для нее было неприемлемо, чтобы его сердце приходилось с кем-то разделять.
Марго странно смягчилась, лишь когда узнала о приглашении на торжество. Она стала неузнаваемо кроткой и покладистой, больше не заводила разговоров о любви, хотя и смотрела на кузена с прежней нежностью. Кантильен надеялся, что это спокойствие продлится как можно дольше — ведь он уже почти начал опасаться Марго: два года назад она казалась едва ли не одержимой своей любовью.
— Вы не устали, дорогая кузина? — заботливо спросил Кантильен, поднимаясь рядом с Маргаритой по ступеням поместья. — Дорога была нелегкой.
Марго поморщилась.
— Прошу тебя, не говори со мной так, будто я тебе чужая, — упрямо покачала головой она. — Я еще наслушаюсь от тебя этих «вы, моя дорогая кузина».
Кантильен вздохнул.
— Хорошо, Марго, — улыбнулся он. — К тому же сейчас ты ведешь себя, как в детстве, и мне странно будет называть тебя «вы, моя дорогая кузина».
Она вернула ему улыбку.
— Вот и не называй.
Пока они неспешно шли по лестнице, а слуги занимались багажом, Марго осторожно взяла кузена за руку и сжала ее.
— Ты обещаешь, что не покинешь меня? — вдруг спросила она, и глаза ее болезненно блеснули. Кантильен нахмурился.
— Бога ради, Марго, в чем дело? Ты пугаешь меня. Тебе дурно?
— Нет, вовсе нет, — покачала головой она. — Просто… пообещай мне.
— Я не покину тебя, — со снисходительной усмешкой отозвался он, сжав ее руку в ответ. — Половина моего сердца всегда будет твоей, ты знаешь это.
— И ничто этого не изменит?
К его удивлению, она даже не поморщилась при упоминании «половины сердца» — напротив, Маргарита преисполнилась живости, услышав об этом.
— Ничто, — ответил Кантильен. Впрочем, то странное опасение, с которым говорила Марго, начинало раздражать его.
* * *
Вечер был в самом разгаре, и танцы едва закончились, когда Жан де Намюр вдруг почувствовал себя дурно. Менестрели прекратили игру, веселье резко смолкло, все взоры были обращены к маркграфу, который, едва вернувшись за стол, вдруг поднялся, схватился за горло, будто не в силах дышать, в судорогах упал на пол, и начал издавать жуткие удушливые звуки.
Кантильен оказался подле него первым, опередив даже его мать Марию д’Артуа. Он попытался поддержать его голову, смотрел ему в глаза и шептал слова мольбы, толком не разбирая, какие именно. В тот момент он даже не думал, что кому-то придет в голову подозревать их в греховной связи. Если б такой была цена, которой можно было вернуть Жана к жизни, Кантильен заплатил бы ее, не задумываясь. Но спасти Жана не могло уже ничто.
— Лекаря!
— Боже, как мог ты отнять у меня сына?
— Что с маркграфом?
— Господь милосердный!
— Отравлен!
— В зале отравитель!
Выкрики раздавались с разных концов залы, и Кантильен пришел в ужас, услышав про яд. Когда остекленевший взгляд Жана замер на неизвестной точке пространства, Кантильен задумался о том, что послужило причиной этой жуткой смерти, но разум его будто гнал эти мысли прочь. Он не хотел верить. Не мог.
Отыскать Марго в воцарившейся суматохе оказалось не так просто. Кантильен успел пройти мимо места за столом, где несколько минут назад еще сидел полный жизни двадцатичетырехлетний Жан де Намюр. Его кубок вина был опрокинут, и красные капли мерно падали на пол.
«Боже милостивый, этого просто не может быть!» — в ужасе думал Кантильен, не в силах разобраться в разрывающих его противоречивых чувствах. А ведь ему казалось, он даже видел, как Марго подходила к тому месту, где сидел Жан…
Он нашел Маргариту в библиотеке. Она удалилась так незаметно — казалось, никто не видел, как она покинула залу. Там было столько людей!
— Марго! — в ужасе прошептал Кантильен.
— Кузен? — Маргарита испугалась мелькнувшего в его взгляде безумного страха. — Что с тобой? Что случилось?
Вмиг преодолев разделявшее их расстояние, Кантильен бесцеремонно схватил Маргариту за руку, заставив ее вскрикнуть, и, возвысившись над ней, строго заглянул ей в глаза. Отступая, Маргарита уперлась в стену библиотеки, и кузен грубо прижал ее руку к рядом стоящему шкафу.
— Кантильен, что ты делаешь?
— Что ты натворила? — прошипел он. — Ты хоть понимаешь, что сделала?!
Глаза Маргариты испуганно забегали по библиотеке: она опасалась, что кто-то может услышать их. Некоторое время она молчала, а затем упрямо покачала головой.
— Он бы погубил тебя, — тихо прошептала она. — Если б о вас узнали… Я не могла допустить! Ты… ты обещал, что никогда меня не покинешь! А теперь тебе и не придется больше выбирать, ты…
В глазах Кантильена зажглась неподдельная ярость, коей Маргарита никогда в нем не видела.
— Глупая девчонка! — с жаром воскликнул он, свободной рукой ударив ее по щеке.
Маргарита ахнула, и этот звук отрезвил Кантильена. Он отступил от кузины на несколько шагов, продолжая в страхе смотреть на нее.
«Как столь невинное хрупкое создание могло совершить такое зло?» — силился понять он.
— Я сделала это ради тебя, — всхлипнула Маргарита.
— Не смей! — прошипел Кантильен. — Не смей говорить, что сделала это ради меня! Это… — Он понизил голос до угрожающего шепота: — Это же убийство, Марго! Ты отравила человека из-за своей ревности!
— Он бы погубил тебя, — продолжала, как безумная, твердить Марго, сотрясаясь от рыданий. — Твоя жизнь превратилась бы в ад из-за него.
— Моя жизнь превратится в ад без него, как ты не понимаешь? — Кантильен почувствовал, что его бьет предательская дрожь, и отвернулся, не в силах глядеть на свою кузину. Вопреки собственным ожиданиям, он не испытывал к ней ненависти. Однако не испытывал и прежней любви. Он боялся ее чувств и хотел уберечь от них даже ее саму.
Некоторое время он стоял спиной к ней, сжимая руки в кулаки и пытаясь не позволить боли утраты проникнуть грызущим червем в его душу. Он еще не до конца понимал, что Жана больше нет.
— Это же… убийство, Марго, — дрожащим голосом повторил он. — Ты пошла на убийство, взяла на душу тяжкий грех. За такое тебя саму должны казнить.
Произнеся это, он услышал, как она ахнула, и сам ощутил, как сжимается его сердце. Безусловно, он винил кузину в случившемся, но желал ли он ей смерти?
Маргарита сделала осторожный шаг к нему, придерживая пылающую щеку. Голос ее сделался смиренным, отстраненным, потухшим.
— Ты будешь свидетельствовать против меня, Кантильен?
Он мучительно зажмурился, понимая, что должен это сделать. Должен рассказать о преступлении и отправить кузину на казнь.
— Нет, — упавшим голосом ответил он, не поворачиваясь. — Нет, я не смогу. Не смогу свидетельствовать против тебя. Я всю жизнь буду пытаться искупить твой грех, потому что совершила ты его не во благо мне, но из-за меня. Но стать твоим палачом… — Он покачал головой. — Нет. Никогда.
Она снова сделала к нему шаг, но он поднял руку в останавливающем жесте, все еще не решаясь к ней повернуться.
— Не подходи ко мне, — прошипел он, чувствуя, как боль потери постепенно становится горше. — Я не хочу тебя видеть.
С этими словами он покинул библиотеку.
Слуги и сопровождающие отправились с Маргаритой обратно во Францию на следующее утро. Кантильен изъявил желание остаться и посодействовать, чем сможет, чтобы устроить Жану де Намюру подобающую похоронную службу.
Священник, провожавший Жана в последний путь, заметил скорбь на лице Кантильена и улучил момент, чтобы поговорить с ним.
Отец Лука принадлежал к ордену францисканцев.
* * *
Руан, Франция
Год 1361 от Рождества Христова
Кантильен Лоран не знал, был ли конный экипаж, в котором его собирались доставить в Сент-Уэн милостью де Борда, распоряжением д’Алансона или же просьбой его родственников, которые будто откупались таким образом от своего опозорившегося собрата и провожали его в изгнание.
Так или иначе, на рассвете вооруженные стражники вывели Лорана в простом облачении францисканца на улицу к запряженному крытому экипажу. Перед этим, едва колокола отзвонили Утреню, люди де Борда явились к Лорану и объявили, что этой ночью его ожидает лишение сана.
Низложение прошло, словно в тумане. Лоран толком ничего не запомнил: отчего-то в памяти всплывало то, как от Церкви отлучали Вивьена прямо перед казнью. Что ж, если это и было проклятьем, то для Господа оно, похоже, ничего не значило — Лоран верил, что действительно видел, как в свете солнца душа Вивьена в виде ангела явилась, чтобы увести Элизу на Небеса.
Перед отъездом Лоран попросил архиепископа забрать с собой несколько книг. Все они были тщательно досмотрены и, несмотря на зубовный скрежет, де Борд удовлетворил этой просьбе. Лоран внутренне торжествовал: де Борд особое внимание уделил книгам, но не стал обыскивать бывшего епископа на предмет по-настоящему важной вещи, которую тот припрятал.
