И тройкой тешился детина,
И заливался соловьем.
Затянули было и "Однозвучно гремит колокольчик" Гурилева на стихи Ивана Макарова, чей отец был крепостным почтовым ямщиком у помещика Всеволожского. Однажды в дороге он попал в буран, нашли его уже умершим. Так же закончил свою жизнь и его сын Иван, который в возрасте 31 года замерз в дороге. В его мешке обнаружили рукописи — это были его стихи. Песни на его стихи, уже широко известные к тому времени, считались народными, без авторства. И только в 1930-х годах авторство Ивана Макарова и его судьбу установил пермский филолог Александр Кузьмич Шарц. Но прекрасные слова его стихотворения до сих пор будоражат душу и навевают грусть:
Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка,
И уныло по ровному полю
Разливается песнь ямщика.
Столько грусти в той песне унылой,
Столько грусти в напеве родном,
Что в душе моей хладной, остылой
Разгорелося сердце огнем.
Продолжили мы не менее грустной и задумчивой песней на стихи Николая Алексеевича фон Риттера и музыку Якова Лазаревича Фельдмана, которую все считают народной и которая создана в самом начале 20 века, примерно в 1915 году:
Как грустно, туманно кругом,
Тосклив, безотраден мой путь,
А прошлое кажется сном,
Томит наболевшую грудь!
Ямщик, не гони лошадей!
Мне некуда больше спешить,
Мне некого больше любить,
Ямщик, не гони лошадей!
Но после этой грусти захотелось раздолья, веселья, хулиганства и я запела песню Андрея Данилко , известного всем как " Сердючка"— " Гуляночка", только заменила слова "Ше не вмерла Украина, если мы гуляем так" на "Знать гуляет СмоленщИна, если мы поем тут так!" Немного нескладно, но пусть так:
Пьем за то чтоб жить без слез, чтобы сердцу пелося
Пьем за то, чтобы сбылось, все чего хотелось нам
Тройка, тройка, тройка, тройка белых лошадей
Скачет, скачет, скачет по поляночке
Ну отгадайте, что у нас, отгадайте, что у нас
А у нас, а у нас, а у нас гуляночка
Льются песни, льются вина
И стучат, стучат, стучат бокалы в такт
Знать гуляет СмоленщИна, если мы поем тут так!
Так, с песнями и смехом мы и домчались до Михайловки. Ямщик, выпрягая лошадей, все качал головой да приговаривал:
— Ну, веселые вы баре, так бы и ехал с вами еще сто верст!
А когда Миша, желая отблагодарить его, сунул какую-то мелочь в его руку, тот поклонился ему в пояс и сказал:
— Спасибо за ласку, а еще пуще спасибо за песни веселые, никогда таких не слышал, распотешили вы меня!
В Михайловской почтовой станции смотритель сразу вспомнил Мишу и его приключения и бросился к нам на встречу, стал пожимать Мише руку, рассказывать всем о его храбрости в деле поимки "злых разбойников". Миша отнекивался, типа " так поступил бы каждый", но было видно, что ему приятно и внимание, и то, что его не забыли. Надо отметить, что пребывание в прошлом также сказалось благотворно на бывшем "мамсике"— он заматерел, подтянулся, даже отпустил себе усы и начал отращивать бороду— какой купец без бороды, но смотрелся он с ней очень забавно. Настоящий мужчина, ответственный за свое дело и людей, а не мальчишка получился из Михаила на радость всем нам!
Пока мы грелись и пили чай из большого самовара с баранками и калачами, лошадей нам уже перепрягли. "По блату" нам дали их быстро и неплохих, так что мы только успели сходить по своим надобностям, как можно было ехать.
Меня пугала Соловьева переправа, так как я переживала, что лед уже хрупкий и может провалиться. Ямщик уверял нас о безопасности перехода, так как ледоход уже прошел и был наведен плашкоутный (или наплывной) мост, по которому мы и переехали на другой берег.
Я все оглядывалась на Варвару— как она, но та выглядела бойко, разговаривала весело, пела с нами наравне — у нее оказался вполне приятный голос. Я только попросила ее :
— Не стесняйтесь, если плохо будет, обязательно говорите,— на что она ответила уже в стиле 19 века:
— Не переживайте, голубушка Наталья Алексеевна, все в порядке, я прекрасно себя чувствую и ничуть не жалею об этой поездке.
Ну раз так, едем дальше, до Курдымова, где и заночуем. В этот раз мы уже не пели, все-таки устали немного, да и смеркаться начинало, поэтому мы очень обрадовались, когда уже почти в полной темноте увидели огни почтовой станции. Зашли мы туда тихо, стараясь не побеспокоить людей, расположились в номере на верху. Никита ночевал в карете, охраняя наш багаж, Миша расположился в соседней комнате, на всякий случай достав из багажа пистолеты из будущего. Он хотел составить компанию Никите, но он прогудел в бороду:
— Нешто, барин, у меня тут тоже ружжо есть, вы не переживайте, справлюсь, ежели што! Да и почта тут проверенная, редко что случается!
Но тем не менее, мы были готовы к разным неприятностям, я даже вооружилась шокером на батарейках, только переживала, что он быстро разрядится. Пистолет с резиновыми пулями, так выручивший меня в инценденте с Вороновым, также лежал под рукой. Но ночью было спокойно и мы хорошо выспались.
Но утром мы были разбужены шумом и криками, а когда выглянули вниз, увидели молодого военного, которого заносили в дом. Оказалось, что он спешил по "казенной надобности", но его конь заскользил копытами по размокшей глине и грязи и упал, придавив своего ездока. Лошадь то сразу вскочила на ноги, а вот молодой человек сам не смог подняться. Хорошо, что это произошло уже вблизи почтовой станции и его быстро заметили.
Я подошла к молодому человеку, представилась и сказала, что я и мои люди могут оказать ему помощь, пока прибудет лекарь, за которым отправил слугу почтовый смотритель. Я сказала, что мой помощник может помочь снять ему одежду и осмотрит его. Пока Миша мыл руки, Варвара приготовила нашу аптечку. На счастье пострадавшего и на мое облегчение, кости на первый взгляд были целы, хотя без рентгена трудно это определитью. Но суставы сгибались свободно, хоть и ткани были опухшими. Но вся спина представляла один багровый синяк, на который пока приложили лед, а потом смазали мазью с обезболивающим и охлаждающим эффектом из своих запасов из будущего. Дала я ему выпить и растолченную в порошок обезболивающую таблетку, так как видела, что удар был достаточно сильный.
Молодой человек слабо стонал, но крепился изо всех сил. Он поймал мою руку и произнес:
— Мадам, безмерно вам благодарен! Позвольте представиться — Анатоль Долохов, корнет...... уланского полка.
Мда, еще один почти тезка литературного героя, только Долохов у Толстого был Федором, а Анатолем— Куракин. Что-то слишком много совпадений, интересно, к чему бы это! Но вот я почему-то четко ощущала, что этот человек нам еще встретится на пути и это знакомство не спроста, а очередная " плюшка " от Создателя.
Только часа через два приехал лекарь, одобрил наше лечение, сказал пострадавшему лежать спокойно хотя бы день, туго перевязал ему тело, принюхавшись к нашим мазям.
Оставив своему подопечному карточку Миши и оставив еще мазь и лекарства, с ожалением прощаемся корнетом. Ему уже получше, боль притихла, отлежится и скоро будет легче, а нам пора в путь. Опять меняют лошадей и мы отправляемся.
Следующий наш пункт — Смоленск, а до него еще ехать и ехать. Дорога стала хуже и тут уж нам пришлость на своих боках испытать все прелести русских ухабов, даже многочисленные подушечки не помогали. Уже начало подтаивать, а где-то еще оставались замерзшие комья грязи, которые летели из-под копыт лошадей. Скорость сильно упала, по— моему, на велосипеде быстрее можно доехать, пришлось даже в одном месте всем выходить, а Никите помогать выталкивать карету из грязевой ямы, в которую мы попали. Так что мы были безумно рады, когда доползли до Смоленска, и кряхтя и потирая бока, вышли около гостиницы, где останавливался Миша. Мы наняли две комнаты— женскую и мужскую, перенесли все свои вещи и все припрятали, закрыв и запечатав на навесные замки из будущего, еще не подвластные ворам.
Хозяин также узнал Мишу и все поглядывал на него и нашу компанию со страхом. Но нам уже было не до него, наскоро умывшись и немного придя в себя, перекусив остатками наших припасов, мы легли на мягкие перины кроватей, правда, заранее обильно посыпав их средством от клопов, которое в этот раз взяли не жалея, помня о Мишиных жалобах. Но то ли мы сильно устали, то ли средство подействовало, но спали мы крепко, договорившись, что день-два проведем в городе, тем более и я, и Варвара очень хотели увидеть старый Смоленск.
Миша расторгует наши остатки товаров — дальше это сделать нельзя, посетит своего друга-купца, отдаст заказанные визитки, закупит продукты в дорогу— короче, поработает купцом на наше и свое благо. А пока— отдых!
Глава 65. Смоленские покупки.
Выспалась я на славу, встала первой, пока Варвара еще нежилась в постели — пусть отдохнет, все-таки возраст сказывается. С помощью Дашутки привела себя в порядок и стукнулась в комнату к Мише. Они с Никитой тоже были на ногах и даже заказали для всех нас завтрак — все-таки уже хотелось чего-то горячего, надоела дорожная сухомятка. Пока заказ готовился, мы разобрали наши сундуки — что продать, что оставить для Питера, в подарки. Договорились, что основной товар он отдаст Никифору, узнает про наши заказы, возможно, что-то у него и купит.
Пригласили к завтраку и мы все спустились вниз. Шел еще Великий пост перед Пасхой, поэтому стол в основном был заставлен кашами, грибами, разными соленостями. В зале пока пусто, так что нам расположились спокойно и свободно.
В постные дни, кроме хлеба и "серых" щей, ели вареный горох, пареную репу ("бушму"), пили квас, ели пшенную и ячневую каши, овсяные блины с рыжиками и квасом. Кстати, квас делали не только из хлеба, но и из сушеной репы, его называли "репица"; ели также редьку, брюкву, рыбу — чаще соленую и сухую (треску, палтус, свежую сельдь, сайду) — уже забытые и редкие теперь виды рыбы.
Из жидких кушаний — луковый взварец — соус; репу не только парили, но и жарили. Щи, супы, похлебки с добавлением капусты, гороха, фасоли или чечевицы, каши, отварные и жареные грибы с добавлением небольшого количества подсолнечного, льняного или конопляного масла, кисели, овощи, тыква, брусника, клюква, изюм, мед — все это также было на столе в эти дни. А вот всеми нами любимая картошка встречалась редко, в обиход она входила с трудом, будет активно внедряться в бытовое меню только после 30-40 годов 19 века.
Но несмотря на ограничения еды, стол был достаточно обильный и блюда вкусные, да и полезные.
Перекусив от души кашей с грибами, запив ее чаем с медом и лепешками, мы отправились по делам, оставив в комнатах Дашутку и Никиту, наказав им крепко запереться и не выходить никуда. А мы веселой гурьбой вышли на улицу. Ярко светит солнце, чирикают птицы, в воздухе пахнет весной, время идет, а так много еще сделать надо.
Миша уехал по делам, а мы договорились с Варварой, что попробуем " ниточкой с иголочкой" перейти в ближайшее время в будущее, пока еще можно — она хотела посмотреть на дела в оставленной квартире, подкупить еще медикаментов — как-то напомнила про порошок борной кислоты и хлорку — а я ведь и совсем забыла про эти простые, но такие нужные обеззараживающие вещества. Да и остался там ее любимый фикус — уж не смогла я его перенести — слишком тяжелый и громозкий — проведать хочет. Ладно, раз уже получился перенос, почему бы не попробовать еще.
Без особой цели шли по улице, смотрели по сторонам. Ага, вот и книжный магазин — зашли! Надо и себе в дорогу, да и Барыне что-нибудь подкупить на продажу. А народу достаточно, рассматривают книги и журналы. Вот только нигде не увидела открыток — а ведь их активно собирали не только дети, но и взрослые, менялись, составляли целые коллекции, посылали друг другу, меня тоже это не обошло— занималась "Посткроссингом"— обменом по миру почти три года, потом "англичанке"— учителю английского открытки почти все передарила — пусть дети тренируются в переводе, кстати, потом многие сами ребятишки вошли в азарт и стали переписываться и обмениваться.
Но тут вспомнила, что первые открытки в России будут введены в обращение почтовым ведомством только 1 января 1872 года, ещё их называли открытыми письмами. Это была монополия государства. Карточки были без иллюстраций— одна сторона открытки предназначалась для адреса и наклеивания марки, обратная сторона предназначалась для письменного сообщения.
Первые открытки были совсем невзрачные, обычно серовато-белые. Позже, в мае 1872 года почтовое ведомство стало выпускать почтовые карточки трёх видов: черные-универсальные, их можно было отправлять куда угодно, в зависимости от цены наклеенной марки; коричневые — только для отправки внутри города и зелёные — открытки для отправки в другие города. И только 19 октября 1894 года министром внутренних дел России было разрешено выпускать 'бланки открытых писем частного изготовления', но с условием: 'адресная сторона должна иметь такое же оформление, как у стандартных карточек почтового департамента'. Таким образом, именно 1894 год можно считать годом рождения иллюстрированной поздравительной открытки в России. Первыми иллюстрированными открытками в России считают видовые фотографические открытки с изображением достопримечательностей Москвы.
Вот и еще одна идея для Женского общества— через Императрицу, так как почта была монополией государства, ввести такие открытки и продавать их, а часть средств перечислять на нужды армии и благотворительность.
Надо записать, пока не забыла. Так, для этого купила вот такие записные книжечки— себе, Варваре на память, да и Барыне как привет из прошлого! И еще альбомчик для записей и рисунков — сколько их хранилось у барышень! Маше взяла в подарок, да и себя не обидела!
А теперь книги посмотрели — ого, какая красота: "История Российская с самых древнейших времен неусыпными трудами через тридцать лет собранная и описанная покойным тайным советником и астраханским губернатором Васильем Никитичем Татищевым". Напечатано при Императорском Университете в 1768-1784 гг., да еще и в четырех томах. Странно, что она здесь продается— эту книгу выписывали не для продажи обывателям, а для академий и университетов, интересно, откуда она взялась в провинциальной лавке. Но в любом случае, взяла однозначно, интересненько, сколько она стоит в будущем! Явно не копейки, будет для Барыни хороший куш. Несколько номеров журнала Карамзина "Вестник Европы"— тоже в кучку!
И женские журналы— это для Полины с Машей взяла, не знала, что они уже есть. А оказывается, первый в России женский журнал появился уже в 1779 году. Он назывался 'Модное ежемесячное издание. Библиотека для дамского туалета' и представлял собой литературный альманах. В нем публиковали любовные женские романы, стихи, сентиментальные рассказы. Редактором его был крупнейший издатель эпохи Николай Новиков.
Красочных иллюстраций в 'Библиотеке' не было, но в каждом номере помещали гравюру-карикатуру на легкомысленных дам. Излишним интересом он не пользовался и через год его закрыли. А здесь, в провинции, номерок и завалялся, купила — такую редкость грех упускать! И еще вот эти картинки с нарядами — тоже для Полины, может, какую идею отсюда возьмем для наряда!
