— Скорее всего, — с трудом сдерживаясь сказала Лиля. — Это именно та девушка.
— Прошел слушок, что купила та лута Мири корабль, собрала команду, и готовится выйти в море.
— Но сведения о том пришли раньше её? Как же, как не кораблем?
— Выход в море — штука не простая. А если человек корабль купил — то никто ему и слова не скажет. Выйдет когда решит, что пора.
— Ребенку дадут корабль?!
Адмирал пожал плечами.
— Вирма. Лута — ребенок ярла. Считается, не должен он быть просто ребенком. Купил, собрал команду — значит, пришла пора.
— Вы немало знаете о вирманах.
— Давно воюем, Ваше Сиятельство. Познакомились.
Она начала писать что-то вроде наставления для полков.
Вторая встреча с Королем была посвящена планам. С клиникой Его Величество согласились, но указали что начинать придется с малого, ибо до выздоровления её мужа она сама не будет отпущена надолго. С медицинской школой — условно согласились, но пожелали увидеть программы обучения — вот и еще писанина. И пока ограничили все десятью учениками — для полков и крепостей.
Конечно, про другие дела она не забыла:
— И, Ваше Величество, массовый спрос зависит...
— Вы сговорились?! — выдержка Ричарду изменила как-то уж очень вдруг.
— С кем, Ваше Величество?.. Нет, просто проблема общая.
— Графиня, Мы вас не задерживаем более.
Ладно, Carthago delenda est...
Выздоровление мужа шло, но медленно. Джесс очень старался выглядеть здоровым — и в хорошее время даже отвечал ей почти впопад. Только глаза оставались... тусклыми. А потом он снова сидел в комнатке.
Лиле снова стала одевать платье 'мадам лекарь', и тогда Джесс стал с ней разговаривать чуть больше.
Дни были заполнены докладами, письмами и экспериментами. Она хотела выделить активное вещество, потому что без этого подбирать дозировку было почти нереально.
Лилиан вдруг обнаружила, что она.. одна. Да, она могла разговаривать с сотнями людей. Да, она могла найти себе мужчину на любой вкус — но это не с ними она ругалась по поводу ведер и падала в реку. Это не они на ее глазах проламывали строй противника, а потом командовали пока она 'наживую' зашивала рану. Это не их глаза светились улыбкой во время вопроса 'Позволите помочь, мадам лекарь?'. Да и почти все 'серьезные' люди были давно и серьезно женаты.
Её — по закону ее — мужчина не видел в ней женщину. Он ее вообще не сразу узнавал. А его ближайший друг, Король — видел тупую деловую тетку. Которой надо за друга заплатить. И ей нечего было даже возразить ему. И каждый раз, чувствуя на себе восхищенные или облизывающие взгляды Лиля вспоминала, как Джесс улыбался, спрашивая: 'Позволите помочь, мадам лекарь?'.
Отец ей писал, да. Купеческие по сути письма. Радовался, что дочка-то, ух! Можно дело передавать, денег с ней заработать! А если что — то она знает, что этот самый Иртон ему не просто не указ! Где ж ты раньше-то был, 'папа'? Что толку с 'перегрызания', когда уже поздно?.. 'За кого-то перегрызу' — дурацкая формулировка. Ну грызи — может тебе и полегчает.
Буквально убивало то, что это были ровно её первоначальные планы. Она во дворце, практически свободна, влиятельна и богата. Король прислушивается к её мнению. Муж в уголочке, не мешает ничем. Кто надо — знает о ее силе и богатстве. Вокруг неё дети. Можно просить титул лично себе. Можно... Все можно! Твори — не хочу! И... зачем?
Самым тяжелым оказались вечера. Вечером тихо, при свече особенно не попишешь, карбидка 'достает' вонью. Приходится думать. Вопросы 'Зачем?' и 'Что дальше?' приходят сами и ждут ответа. А его нет.
Как все было просто — 'Ох, я должна, нет выбора'. Вранье, выбор был. 'Выжить' — задачка была решена за полгода. Но смотреть на выбор не хотелось. Ничего, на самом деле, не мешало сидеть тихо. Ничего. Достаточно было не демонстрировать всем подряд свои медицинские знания — и она бы еще года два жила в Иртоне. Соль эта чертова!
Приходилось это признать, ей нравилось командовать людьми. Нравилось думать, что она всеми манипулирует. 'Этот — противовес тому', 'Посмотрим кто они'. Она готовилась — ну уж будем честны! — мстить Джессу. Набрать силу, щелкнуть по носу, и чтобы мучился. Обязательно мучился! И чтобы денег у неё была масса, и чтобы он знал, что она может и не дать ничего. Чтобы он вел себя правильно. Господи, Джесс — и деньги, да он про них и вспоминал-то только для обеспечения полка! Шантаж наследником — даже по времени ограничен, не говоря уже о том, что это мерзость. И потом — поди, проблема! Заведет бастарда и признает, успела уже и такое повидать, вполне уважаемые люди — официальные бастарды. С его репутацией — какая ему разница? Выбор есть — вот хоть та коза рыжая.
Вот — все есть. Деньги, возможности, защита. К Королю — прямейший доступ! Хорошо было думать про 'козла'. Удобно. А вот теперь — больного командира, тоже 'щелкать по носу'? Он ее прикрывал, он ее терпел, на ее глазах в атаку шел. А она ему — обиду и страдания глупой толстухи. Даже не свои... Но ведь и правда — спровоцировал, аж три покушения! А на него сколько было, девять, десять? Что они для него — бытовуха, проза жизни... Не обеспечил безопасность — здорово, а как её надо было обеспечивать? Возить с собой беременную жену? Не любил — а то, что тут у двух третей дворян жена отдельно, 'любовь' отдельно, это как? Пока выглядела как черти-что, тела в зеркале пугалась, как-то по другому думала. А потом все, он 'козел', а она вроде и не коза...
Можно и сейчас — сбежать. В Уэльстер уже не очень, но в Ханганат — запросто. И что? От кого сбежать, от её полка — всех стариков-сержантов, солдат, офицеров? Их как, бросим? От вирман, которые за ней на смерть пошли? От мастеров, которых она, кстати, именем мужа прикрывает — это коннетаблю опасаются претензию выкатывать, а то без поставок-то лапу сосать... От Мири — которая вообще неизвестно где?
И потом бежать — к чему? К роли цирковой лошади хангана? Имея возможность оценить, она видела, что Ативерна — наилучший возможный выбор. Конкурировали с ней (в науках, ремеслах, безопасности жизни) не государства, а свободные города — но там её никто бы не прикрыл. А её уже хотели выкрасть, и только ум и самопожертвование её людей не дали этому случиться. Са-мо-по... какое мерзкое, длинное слово.
Нет, конечно она не давала себе раскиснуть. Еще чего — дел невпроворот! Она попыталась проанализировать зелье — оказалось, что это сложный комплексный отвар и у нее нет ни оборудования, ни навыков разбирать механизм его действия. Да, она была отличной студенткой — но тут требовался химик-профи. И не студент, а как минимум, с опытом работы в фармакологии — а желательно и специализирующийся на нейролептиках.
Она спросила может ли поговорить с травницей. Травницу привели через два дня. Бабка молча выслушала ее, посмотрела Джесса и сказала: 'Рано тебе еще знать'. И ушла. Послушав ее жалобу, король Ричард прикрыл глаза и начал:
— Возьми котел и налей его до середины водою трех ключей. Поставь на огонь малый, и прочтя 'Отче наш' с расстановкою четырежды, брось в него для начала три цветка малого капюшонника, собранного на закате юной девой. Затем прочти 'Богородице' трижды, и начни...
— Что это, Ваше Величество?!
— Рецепт. Будете записывать?
— Э-э-э... А какой, хотя-бы примерно, котел?!
— Понятия не имею. Так вот:... и начни, посолонь мешая...
Записала.
— Ваше Величество, а откуда Вы-то его знаете?
— Спросил — и сказали. Мы предпочитаем знать.
Ну и — какой котел? Медный, латунный, оловянный, стальной? Объем, форма? Капюшонник — это что? А цветет он — когда?
Кое-что она поняла, но исследования шли очень трудно. Собрав простейший спектроскоп, Лиля пыталась хотя-бы идентифицировать основные соединения, но требовалась калибровка — а на чем ее делать? На самом деле, некоторые отправные точки у нее были. Очевидно, никакого особого давления, как и сверхточных дозировок, но, с другой стороны, возможно, у травницы что-то давало каталитический эффект...
Работа помогала. Так прошел практически месяц.
В тот вечер Лиля собирала очередной промежуточный синтез. Сверяясь с хорошо исчерканными записями, она в какой-то момент села и уставилась на спокойный огонек свечи. Вокруг клубились тени. 'Наползая на свечу, мгла ворочается'... — кажется, она сказала это вслух. Стихи все чаще всплывали у нее в голове — когда-то слышанные с затрепанной кассеты. Как бы это сказать на местном языке? 'Мгла на свечу наползая не спит...' Нет, не получается. Она закрыла глаза и положила голову на руки.
Джесс очнулся как-то вдруг. 'Napolzaya na svechu'... — да ведь это же!.. Голос его лекаря попытался сказать знакомую строчку на обычном языке, но слова не подобрались. Она не слышала Старика — но стихи знала!
'Мне б сказать — а я молчу. Лгать не хочется...'
Он встал, пошатнувшись. Ох-ты, это сколько ж он валялся! Пара движений, размять мышцы. Вышел, оглянулся — внутренние Королевские покои. Рик вытащил, Рик не бросил. Он прошел через холл, во втором покое была скручена какая-то посуда. Лилиан в простом платье задремала прямо на столе. Работала, как всегда до изнеможения, его самозванка — за кого дралась со Смертью? Кажется, за него...
— Проснитесь, мадам лекарь...
Ее осторожно потрогали за плечи.
— А?! Что?! Ох, Джеррисон, это вы. Я испугалась.
Глаза! Его глаза!
— Вы... Вы вернулись?
— Наверное. Доброй ночи. — он снова улыбался. Она не удержалась и улыбнулась в ответ.
Лилиан встала и оказалась лицом к груди Джеррисона. На нем была только та самая чертова рубашка, так что она чувствовала горьковатый запах травяной смеси, которой он иногда обтирался. От него шло ровное и сильное тепло. Джесс сделал шаг назад.
— Подождите. — вдруг вырвалось у Лили. — Подождите... Я просто посмотрю швы. Сядьте.
Когда она встала, он, всегда ценивший красоту женщины 'глазами', сначала вдруг вспомнил, что больше года у него никого не было — а потом осознал запах. Слабый запах её пота. И больше не мог ни на чем сосредоточиться. Она его трогала, и там где она к нему прикасалась было почти больно.
Она, не очень понимая зачем это делает, сняла с него рубашку и прошлась пальцами по шраму от своего шва. Он уже побледнел, и по сравнению с остальными, стал почти незаметным. Впрочем, его и так было бы непросто найти — на Джеррисоне почти буквально не было 'чистых' мест.
— Откуда это?
— Это?.. А, это одна из лесных банд. Лет семь назад.
— А это? — она осторожно трогала располосованные когда-то плечи и мышцы спины.
— Где? Неудачно упал с коня, во время... Байканской... компании...
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Они были немного удивленные и, слава Альдонаю, живые. Лиля могла поклясться, что собиралась только посмотреть, но как-то вдруг ее рука оказалась на груди Джеррисона. Любопытный голосок внутри нее пропел 'Стоит попробовать...' Она, как во сне, коснулась его шеи губами. А он ее не остановил.
— Вы меня соблазнили, мадам лекарь...
— Соблазнила? Вы, если забыли, Ваше Сиятельство, мой муж. И вообще. Это вы меня сюда принесли. Вот.
— Принес? Ничего не помню. Вообще, я ослаб. Как-то даже устал... Это от недостатка практики.
— М-м-м. Не вертитесь.
Джесс замер. Очевидно, ему пришла в голову мысль.
— Это вам Рик, как он это обычно делает — 'рекомендовал'?
Лиля перевернулась на бок и улеглась поудобнее, закинув на него ногу.
— Нет. Вообще, он предлагал за ваш комфорт герцогство. Я отказалась.
— Почему?
— Решила, что то что куплено — может быть продано. А я не хочу, чтобы это была торговая операция.
Джесс осторожно обнял ее, она согрелась и уснула.
Утром она еще не открывая глаз почувствовала, что Джесса рядом нет. Ну что, все кончилось? Кто она теперь? Открывать глаза было почему-то тоскливо.
— Доброго утра. — Джесс сидел с другой стороны кровати в одной рубашке и улыбался.
— Добро... ой! — Лилиан обнаружила, что на ней ничего нет и потянула на себя... Черт, это камзол Джесса!
— Во-первых... — тот с удовольствием поцеловал ее в открывшуюся щиколотку. — Все равно длины не хватит, а во-вторых смысла в этом уже не вижу...
— Дайте мне одеться! — пробурчала Лиля. — Мне холодно! У меня все болит!
— Ну, для того, чтобы согреться, необязательно одеваться...А где болит?
— Вы невозможны! Уберите руки. М-м-м... левее.
— 'Вы'! Что, постель — еще не повод для знакомства? Вы же моя жена.... — он и не думал останавливаться. А Лиле не хотелось отбиваться.
— Вообще, — серьезно сказал Джесс, — У меня есть вопрос.
— Очень вовремя. — Лиле было лениво и возражать, и думать и вообще двигаться. Положен же ей отпуск...
— И все-таки. — Он повернулся к ней и вдруг 'свернул' тему. — Ладно, все потом.
— А чего ты хотел? В смысле — спросить?
— Это плохой вопрос, я его как-нибудь потом задам... Есть не хочешь?
— Хочу! Но сначала мне надо помыться. И причесаться. Боже, во что превратилась моя голова...
Муж устроился поудобнее.
— Ну? Ты так и будешь лежать?
— Да. Я очень болен. Мне положен — замечательная фраза! — постельный режим... И зрелища.
— То есть ты просто поглазеть хочешь?
— Конечно нет, не просто! Я собираюсь восхититься и вдохновиться.
— Свой властью, я тебе режим меняю. Потом вдохновишься. Добудь еды. Давай-давай.
Она вытолкала его за дверь.
Джеррисон вышел за дверь, и, ругаясь вполголоса на появившуюся одышку, направился на кухню.
— Ну, граф-герой-любовник. Как оно, самочувствие?
Рик подпирал стенку — ну да, небось из кабинета слышно, как дверь открывают.
— Отлично, Величество.
— Точно?
— Ага. Как грязь с окна стерли! Знаешь мы... в-общем...
— Ну, должен тебе заметить, тут все знают что вы в-общем. И в частном. И не один раз... Альдонай Пресветлый, ты умеешь краснеть!!!
— Я не покраснел!
— А, ну значит ты так ярко порозовел.
— Издеваешься?
— Не без этого. — Рик улыбался, и, посерьезнев, добавил. — С возвращением.
— Спасибо. За все.
— Но вот Вам, граф, Наше Королевское замечание. Не дури с ней. Совсем не дури.
— Слушаюсь, Ваше Величество!
— Ты знаешь, что лыбишься, как идиот на ярмарке?
— Ага. У меня, кстати, для тебя новость. Она из Загорья.
— ... поправочка. Ты не 'как', ты просто влюбленный идиот.
— Может быть. Вот только очнулся-то я знаешь, что услышав? 'Napolzaya na svechu...'
— 'Mgla vorochaetsja...'
— Зеркальце тебе дать, на предмет величественности твоего вида? — поинтересовался Джесс. — Понял, что это значит? Загорье — существует! Старик его не придумал!
Ричард помотал головой.
— ... не-не-не. Альдонай Пресветлый, ты наказываешь меня сумасшедшим коннетаблем. Что я такого сделал, а? Джесс, тебе померещилось. Ты вообще болен. Этого быть не может.
— Ага-ага. И ты был, помнится, объявлен придурком. И я сейчас болен. И Крестовик не понял ничего. Я очнулся, когда это услышал — из другой комнаты. Темно было. Она пыталась это перевести, только даже в размер не попала.
