— Учитываю возможные последствия.
— Ты и впрямь повзрослел.
Я сел в старое офисное кресло, специальное куда-то исчезло.
Иголка в первый раз пробила кожу, сшивая прошлое и настоящее, соединяя ушедшего в душную ночь пацана по имени Дэй с чистильщиком Дэем Райненом.
Отступать было поздно.
Мне нравилось отмечать изменения в себе. Внешние, внутренние. Как и любой ребёнок, выросший в одиночестве, я был замкнутым. Улица от этого лечит. Здесь нужна быстрая реакция — не только в драке — и хорошо подвешенный язык. И ни в коем случае нельзя показаться кому-то беззащитным. Даже на секунду — тебя просто сожрут. Стараясь выглядеть старше и агрессивнее, я начал курить. Научился лепить в глаза водителям и полицейским такое, что не осмелился бы сказать ещё пару лет назад. С ходу сочинять истории в духе "еду к дальним родственникам", "отец вышел покурить, но сейчас вернётся". Часто дорога сводила меня с другими беглецами, и кое-кто из них не брезговал вывернуть карманы более слабого, заставить его работать на банду или подсадить на наркоту. Согласие, кстати, для этого мало кому требуется: достаточно пары крепких ребят на несколько лет старше, чтобы подержали тебя за руки. А вогнать в твою кровь содержимое одноразового шприца — вообще дело нескольких секунд. Если имеешь дело с той гадостью, что бодяжат в подвалах трущобных районов, то одного раза вполне достаточно.
И лучше всего запомнился момент, когда я окончательно понял: пути назад нет. Улица вылепила меня, превратила в одного из сотен своих детей, живущих в тени городов, рядящихся в дешёвые кожаные куртки, зло усмехающихся в лицо сытой жизни респектабельных кварталов.
Я зашёл умыться в туалет при автовокзале. Перехватил неприязненный взгляд выходившего из кабинки мужчины в сером пальто. И зачем-то попытался посмотреть на парня в зеркале его глазами.
Быстро вытянувшийся, худой. Отросшая чёлка лезет в лицо, и на мир приходится глядеть сквозь жесткие неровные пряди. Чёрный бесформенный свитер на размер больше необходимого, потрёпанные серые джинсы. Люблю ношеную одежду, она неприметна и словно бы позволяет примерить на себя чужую жизнь. Я попробовал улыбнуться, и зеркальный двойник ответил вызывающей ухмылкой.
В глазах мужчины я был опасен — как прошмыгнувшая в тёмном углу крыса. Добропорядочные взрослые боятся подростков. Мы для них как агрегаты с сорванными предохранителями. Как собака бойцовской породы без поводка и намордника. Безопасный подросток - это тот, кто ежедневно посещает школу, точно знает, куда будет поступать через пару лет, и всегда приходит домой к обеду, закованный в цепи вежливости, родительского контроля и закона о несовершеннолетних.
Так я понял, что перешёл в категорию опасных обитателей улиц.
Мне понравилось.
Рин.
Мы не виделись почти целый день. Сначала я возилась с лекарствами, потом Дэя опять утащили расчищать какие-то завалы, потом парни решили раскопать одну из детских площадок. Жаль, мне хотелось побольше побыть вместе. Что-то подсказывало: тёплый приём в этом городе — всего лишь передышка перед тем, что ждёт дальше. Поэтому встретились мы только у палатки, когда уже окончательно стемнело, и по всему лагерю загорелись костры.
— Когда ты успел пораниться? — удивилась я, увидев, что плечо Дэя перемотано бинтом.
— Это не царапина, это...
— Давай посмотрю.
Влажный от заживляющей мази бинт легко отклеился от кожи. Я с удивлением разглядывала ряд крупных чёрных цифр. Группа крови. И личный номер. Чуть выше — обвивающая плечо полоса чёрно-красного пламени. Как браслет.
— Думаешь, не стоило? — кажется, он слегка смутился.
— Ну почему же. Красиво, — я старалась не касаться татуировки, она ещё и заживать толком не начала, — но несколько неожиданно.
— Это что-то вроде подарка, который мне давно обещали. Невежливо было отказываться.
— Тебе мало тех отметин, которые уже есть? — Улыбку спрятать не удалось.
— Не все метки мы выбираем сами.
— И что означает эта?
— Что дороги иногда делают круг. Только и всего.
— Или что кто-то до сих пор играет в плохого парня, — вмешался подошедший Стэн. — Рин — очень добрая девушка, хоть и медик. Я бы на её месте устроил тебе взбучку за то, что делаешь такие вещи в походных условиях.
— Хорошо, мам, больше не буду, — с готовностью пообещал Дэй, привычно уворачиваясь от дружеского подзатыльника. Даже после шести лет знакомства со Стэном я не всегда понимаю, когда он шутит, а когда говорит всерьёз. А Дэй распознаёт такие вещи безошибочно.
— Послезавтра мы уезжаем, — теперь уже серьёзно сообщил командир. — Каникулы закончились, ребята. Начинается задание.
Прощались быстро, не размениваясь на долгие проводы. Эрик вдруг стиснул меня в объятиях — чуть рёбра не затрещали. Силушка ему всё-таки досталась медвежья.
— Береги её, — бросил он Дэю без намёка на улыбку. — Она не девушка, а чудо. Рин, — а это уже мне, — этому парню повезло, что он вас встретил. Жаль, не удалось побольше поговорить.
— Мы вернёмся, — твёрдо пообещала я. — Не буду говорить, что у нас найдётся время ездить друг к другу в гости, но обещаю, мы разыщем Эмину.
Я — ветер на помостах площадей...
Джем
Дэй.
Я спал, и мне снились сотни заброшенных городов в переплетениях ржавых металлоконструкций. Курортные местечки с рухнувшими террасами и беседками, с разбитыми статуями и разросшимися цветниками, выплеснувшимися на асфальт улиц. Закрытые научные городки, где в глубине лабораторий замерла мысль. Военные базы с колоннами брошенной техники, ржавеющей под дождями, соскучившейся по заботливым человеческим рукам. И что-то совсем уж невообразимое, искажённое, о чём и не скажешь: здесь жили люди. И даже наше вмешательство не исправит всего. Разве что лет через двести, когда лес окончательно поглотит строения, эти места смогут, наконец, очиститься.
Я открыл глаза, как по команде. Не шевельнулся, чтобы не разбудить прижавшуюся ко мне Рин. До подъёма ещё оставалось время.
Иногда мне казалось, что я вернулся в бродяжье детство. Несколько дней пути, потом новый город. Только без людей, без огня реклам, без долгих поисков работы, без шума автострад. Города теперь не послушаешь, они все звучат одинаково. Песней ветра и шелестом песка под ногами — словно ты застрял в огромных песочных часах.
Сегодня нас ждал ещё один. Перед ним были несколько совсем потерявших облик развалин, где точно не осталось выживших.
Хлопнул полог палатки. Кто-то скомандовал подъём, лагерь сразу наполнился голосами.
Здравствуй, город.
Какую историю ты мне расскажешь?
— Ого! — вырвалось у Рин, когда перед нами открылась панорама города. Я бы выразился крепче, многие тоже не стали сдерживаться. С первых минут здесь мы надеялись встретить людей — издали здания выглядели почти нетронутыми — и теперь, пейзаж, мягко говоря, шокировал.
Улица обрывалась в озеро. Выщербленный асфальт, явно нежилые постройки по обеим сторонам — скорее всего, склады — даже песка на удивление немного. Столбы электропередач, некоторые даже с уцелевшими, хоть и обвисшими, проводами.
А в самом конце — озеро. У берега ещё различалась крыша последнего не полностью затопленного дома, но лезть на неё я бы не рискнул. Наверняка прогнила насквозь. Верхушки столбов тоже выступали из воды. Псих, решивший туда нырнуть, наверняка запутался бы в обрывках проводов.
— Как будто пробку выдернули, и всё смыло к демонам, — заявил кто-то циничный за моей спиной.
Его никто не заткнул, в конце концов, сложно подобрать другие слова. Мы спустились ближе и в полном обалдении рассматривали мокрый асфальт у кромки озера.
Попробовали зачерпнуть воды подобранной консервной банкой. Она оказалась мутной и грязной, пахла чем-то техническим. Ну, ещё бы, тут на дне целый город гниёт, пусть и не самый большой.
Целый город с заводами, автостоянками, жилыми домами. Боги, какая же глубина.
И вот тут стало по-настоящему страшно.
— А озеро-то мёртвое. — Рин опустилась на колени и тоже набрала воду в одну из своих пробирок. — Посмотрите, ни ящериц, которых мы в других городах видели, ни водомерок всяких. Даже камыши не растут, хотя им у воды самое раздолье. Да что я говорю, стоячий водоём за столько лет должно ряской затянуть. Никто эту воду пить не хочет.
— Интересно, здесь всегда озеро было? — Стэн разглядывал голого пластикового пупса без одной ноги, которого волной прибило к берегу вместе с прочим лёгким мусором. Нарисованное лицо игрушки смыло водой, а выставленный на солнце бок выгорел и стал мерзкого желтоватого цвета.
— Возможно, — ответила за всех Рин. — Я в детстве слышала о мёртвой воде. Чтобы родник, озеро или колодец умерли, нужно убить там человека. Прямо в воде. Как убить — неважно. Но колодец после этого засыпали, а на родник переставали ходить. Считалось, что ничего хорошего от такой воды не будет. А тут, я думаю, не один человек, — уже тише закончила она.
— А на реке? — спросил Стэн. — Если убить человека на реке?
— Река течёт слишком быстро, чтобы запомнить кровь. А в море столько соли, что она просто не заметит лишнюю каплю.
— Ясно, — кивнул командир. — А то за море я конкретно заопасался после твоих слов. Там люди испокон веков друг друга резали, кораблей на дне немеряно. Так, народ, не расслабляемся, обойдём по берегу и вернёмся.
Понимаю, на что Стэн рассчитывает. Если озеро питает хоть один чистый родник, выжившие здесь вполне могут быть.
Обойти оказалось затруднительно. Иногда искорёженный асфальт изгибался под ногами горбом — будто его действительно тянули вниз, к озеру, и он смялся складками. Иногда дорогу перегораживал дом, одним углом ушедший в воду, и приходилось искать обходной путь в лабиринте улиц. Чем дальше мы пробирались, тем грязнее становилась вода. Странно, конечно, что у одного берега она темнее, чем у другого. Из неё частенько высовывалось что-то совсем уж невообразимое. На самой кромке озера стояла проржавевшая телефонная будка. Келлер, шутки ради снявший трубку, клялся, что услышал длинные гудки. Естественно, набирать номер не стал, мало ли до кого так можно дозвониться.
С каждым шагом становилось всё больше гнили и ржавого железа. Остовы автомобилей, металлические кровати — словно кто-то решил устроить больницу под открытым небом в живописной местности возле водоёма, кабина башенного крана, грустно желтеющая метрах в двадцати от берега. То есть всё остальное, как я понимаю, уходит в глубину.
— А озеро-то небольшое, — озвучил обшие мысли парень, ляпнувший про пробку. — Как там вся эта прорва машин и домов умещается?
— Как-как, — пробурчал я. — Как в воронку или в водоворот затянуло. Сечёшь?
Судя по побледневшей физиономии, парень просёк.
— Всё, хватит, — остановился Стэн, когда путь перегородила бетонная стена какого-то завода, традиционно уходящая в воду. Бетон крошился и покрывался зеленоватыми разводами. — Пустышку тянем. Никого мы тут не найдём. Права была Рин — мёртвая вода. Поднимаемся.
Мы двинулись вдоль стены и вскоре выбрались на улицу, застроенную небольшими коттеджами. Правда, все они покосились, а то и вовсе сложились, как карточные домики. Я невольно подумал о фигурках, расставленных на скатерти, которую потом резко потянули за край.
Впереди замаячил указатель. "Вы покидаете..." — нижняя часть надписи исчезла непонятно куда, будто её кто-то оторвал.
Покидаем. Спасибо за экскурсию.
Рин.
Когда после нескольких дней пути впереди блеснула полоска воды, мы сначала не поверили своим глазам. В первый момент все погрешили на коллективную галлюцинацию, но серо-голубая лента не маячила в отдалении, как положено приличному миражу, она приближалась, и скоро полузасыпанная дорога сделала поворот и поравнялась с линией побережья.
Море.
Добрались. Всё-таки добрались.
Машины встали, народ горохом посыпался из кузовов — посмотреть на такое чудо.
— К воде лучше не прикасаться. Мы не знаем, что там может быть, — на всякий случай напомнила я.
Конечно, тут все не новички, не побегут радостно плескаться в грязно-серых волнах, но бывали случаи, когда и опытные люди теряли над собой контроль. Как выражается Дэй, крышу срывало.
На мелководье у берега ржавело завалившееся на бок рыбацкое судёнышко, на борту даже уцелели остатки краски и стилизованное изображение рыбки.
Я перевела взгляд на дорогу — вдалеке маячили какие-то здания. До них не так далеко.
— По машинам, — скомандовал Стэн. — Не расслабляться, ещё насмотритесь.
Люди с неохотой забрались обратно, в душную полутьму кузовов. Море, конечно, грязное, солнце печёт нещадно, но ветер есть. Сердце невольно замерло. Вдруг здесь мы найдём ещё выживших?
Я опять не выдержала и отогнула край брезента. В стороне от дороги — развалины не то вилл, не то коттеджей, обломки белых стен тонут в пыльной зелени разросшихся садов. Меж деревьев мелькнул высохший бассейн, почти целиком заполненный зелёной массой плюща.
Потом начались городские улицы. Когда одна из них вывела на небольшую площадь, машины сбросили скорость и остановились. Теперь на землю спрыгивали осторожно, держа оружие наготове.
— Курортный город, — констатировал Стэн. — Такие вокруг пансионатов строились.
То, что город курортный, можно определить разве что по архитектуре — вычурное каменное кружево, никаких заводских корпусов, отели, похожие на дворцы.
— А ты ждала истрёпанных шезлонгов на пляже и вытянувшихся на них скелетов? — Командир щурился, разглядывая обветшавшее великолепие.
— Ага. И обязательно с коктейльными стаканами в костлявых руках, — это уже Дэй. — Иначе не колоритно.
— Разделимся на несколько групп? — предложила я. — Город не очень большой, можем осмотреть весь.
— Хорошо, только сначала обустроим лагерь. И ещё. Независимо от того, что или кого мы тут найдём, после этого города мы поворачиваем обратно. Бензина ровно на обратный путь.
Я только кивнула. Почему-то сейчас отделяющие нас от дома километры ощущались особенно остро.
Дэй.
Пожалуй, впервые я с таким интересом рассматривал заброшенный город. Все эти особняки, террасы для летних кафе, ажурные ограды. Красиво. Даже обвалившаяся штукатурка и пыль не портили впечатление. Правда, время здорово обглодало статуи на площадях и в скверах, но обглодало как-то избирательно. Из потерявшего форму куска мрамора тянулись вперёд тонкие девичьи руки. Голова, изгибы фигуры — всё исчезло, а вот руки остались. Смотрелось несколько жутко, но я остановился и погладил каменную, разогретую солнцем ладонь.
Пожалуй, в шестнадцать я бы уже извёлся от желания всё здесь облазить.
В шестнадцать я ещё не был чистильщиком.
— Посмотреть бы на всё это до Ржавчины. — Рин осторожно прикоснулась к остаткам мозаики на стене. Всего несколько цветных плиток, какие-то вырезанные на них узоры и листья.
