— Лопуха? Да, конечно. — Это был глупый, хотя и понятный вопрос. Никто из нас не был способен забыть ни одно из сплетений нитей памяти, если только мы не приложили сознательных усилий, чтобы удалить их. — Не то чтобы об этом стоило помнить. — Лопух был тихим, незаметным участником линии, который никогда не старался выставить себя напоказ. Он представил свое сплетение несколькими неделями ранее. Все прошло без происшествий, и я не обратил на это особого внимания. — Это было почти так же, как если бы он пытался превзойти меня в скуке.
— Думаю, он солгал, — сказала Портулак. — Похоже, что нить Лопуха была намеренно изменена.
— Самим Лопухом?
— Да.
— Но зачем ему это делать? Сплетение все равно было не очень интересным.
— Думаю, в этом и был смысл. Наверное, он хотел скрыть то, что действительно произошло. Намеренно используя скуку как камуфляж.
— Подожди, — сказал я. — Как ты можешь быть уверена, что все было не так скучно?
— Из-за противоречий, — сказала Портулак. — Послушай, когда закончилась предыдущая встреча, мы все разбрелись по Галактике в разных направлениях. Насколько знаю, никто из нас не обменивался планами или маршрутами.
— В любом случае, это запрещено, — сказал я.
— Да. И шансы на то, что кто-то из нас столкнется друг с другом в промежутке между "тогда" и "сейчас", были ничтожно малы.
— Но это произошло?
— Не совсем. Но я думаю, что с Лопухом что-то случилось: что-то, что заставило его подделать сплетение ради ложного алиби.
Я поерзал на сиденье. Это были серьезные обвинения, намного превосходящие обычные стервозные домыслы, которые сопровождали любое частное обсуждение других представителей линии Горечавок. — Откуда ты можешь знать?
— Потому что его воспоминания противоречат твоим. Знаю, я проверила. Согласно вашим взаимным сплетениям, вы оба должны были находиться в одной системе в одно и то же время.
— В какой системе?
Она рассказала мне. Это было, на мой взгляд, ничем не примечательное место: просто еще одна звезда, погружающаяся в чужое море. — Я был там, — сказал я. — Но определенно не сталкивался с Лопухом. — Я порылся в своих воспоминаниях, отыскивая мнемонические ссылки на те конкретные события. — Он также не появлялся поблизости. За все время моего пребывания в этом мире не было ни одного межзвездного передвижения. Возможно, его корабль был замаскирован...
— Не думаю, что это было так. В любом случае, о тебе он тоже не упоминает. Твой корабль был замаскирован?
— Нет.
— Тогда он бы увидел, как ты прилетаешь или улетаешь. Межзвездная среда поблизости довольно плотная. Релятивистские корабли не могут не оставлять за собой следов. Он бы наверняка упомянул об этом, если бы сплетение было правдивым.
Она была права. Случайные встречи всегда отмечались как триумф совпадения над нечеловеческими масштабами Галактики.
— Как думаешь, что произошло?
— Думаю, Лопуху не повезло, — сказала Портулак. — Похоже, он выбрал этот мир наугад, даже не предполагая, что ты посетишь его именно тогда, когда он утверждал, что был там.
— Но его сплетение было показано после моего. Если он собирался солгать...
— Не думаю, что он уделял достаточно внимания твоему каталогу закатов, — сказала Портулак. — Впрочем, его нельзя винить, не так ли?
— Возможно, это я лгу, — сказал я.
— Я все еще ставлю на Лопуха. В любом случае, это не единственная проблема с его историей. Есть еще пара сбоев: ничего столь вопиющего, но их достаточно, чтобы заставить меня разобраться во всем этом в поисках аномалий. Вот тогда-то я и заметила противоречие.
Я удивленно посмотрел на нее. — Это серьезно.
— Возможно, так оно и есть.
— Должно быть, это так. Безобидное преувеличение — это одно. Даже откровенная ложь понятна. Но зачем заменять правду чем-то менее интересным, если только ему нечего скрывать?
— Я тоже так подумала.
— Зачем ему было утруждать себя созданием алиби, когда он мог с такой же легкостью стереть нежелательные воспоминания из своего сплетения?
— Рискованно, — сказала Портулак. — Безопаснее поменять систему, которую он посещал, на другую, расположенную в той же глуши, чтобы это не слишком сильно повлияло на его тайминги, на случай, если кто-то слишком глубоко копнет в его сплетении.
— Однако это не помогает нам понять, где он был — все та же глухомань по-прежнему означает сотни световых лет, тысячи возможных систем.
— Это большая галактика, — сказала Портулак.
Воцарилось неловкое молчание. Высоко над нами, за слоями бронированного металла, я услышал сейсмический стон, когда что-то колоссальное сдвинулось и осело, как спящий младенец.
— Ты говорила с Лопухом?
— Не об этом.
— С кем-нибудь еще?
— Только с тобой, — ответила Портулак. — Я беспокоюсь, Лихнис. Что, если Лопух что-то сделал?
— Преступление?
— В этом нет ничего невероятного.
Но именно это и было "немыслимо". Линия Горечавки была не единственной в своем роде. Когда Эбигейл разбила себя на клоны, другие поступили так же. Некоторые из этих линий за прошедшее время вымерли, но большинство сохранилось в той или иной форме. Хотя обычаи были разными, в большинстве этих линий было что-то похожее на встречу: место, где они собирались вместе и обменивались воспоминаниями.
За последние два миллиона лет было много случаев контакта между этими линиями. До недавнего времени линия Горечавки придерживалась изоляционизма, но некоторые другие сформировали свободные ассоциации. Были договоры и вражда. Целая линия была уничтожена, когда конкурирующая линия заминировала их аналог встречи с помощью устройства на антивеществе, оставшегося со времен войны за местный пузырь. В наши дни мы все стали намного осторожнее. Между многими линиями существовали официальные связи. Существовали согласованные правила поведения. Распри прекратились, заключались браки. Были планы на будущее сотрудничество, такие как "Великая работа".
Великая работа была еще не начатым проектом, который требовал активного сотрудничества многих линий. Что бы это ни было, оно было масштабным. Кроме этого, я ничего об этом не знал. Я был не одинок в своем невежестве. Официально никто из шаттерлингов линии Горечавки не был посвящен в подробности Великой работы. Этой информацией располагал альянс линий, полноправным членом которого мы еще не были. Однако ожидалось, что пройдет совсем немного времени, прежде чем нас пригласят в клуб. Среди гостей на встрече были послы из других линий, часть которых была посвящена в большой секрет. Они наблюдали за нами, пробовали наши сплетения, оценивали нашу мудрость и готовность.
Неофициально, среди Горечавок были и те, кто, казалось, что-то знал. Я вспомнил критику Овсяницы в адрес моего сплетения: что грядут неспокойные времена и что у меня будет уйма времени, чтобы валяться на пляжах после завершения Великой работы. Овсяница — и несколько других участников проекта — почти наверняка были предупреждены.
Их называли приверженцами.
Но, несмотря на то, что казалось вероятным, что нас пригласят принять участие в проекте в самое ближайшее время, мы также оказались в наиболее уязвимом положении. Одна-единственная ошибка могла поставить под угрозу наше положение в других линиях. Мы все помнили об этом, когда готовили наши сплетения.
Но что, если бы кто-то из нас совершил что-то по-настоящему ужасное? Преступление, совершенное одним представителем рода Горечавок, плохо отразилось бы на нас всех. Технически, мы были разными проявлениями одной и той же личности. Если у кого-то из Горечавок хватило духу сделать что-то плохое, то можно предположить, что это сделали все мы.
Если Лопух действительно совершил преступление, и если это преступление всплывет, то мы вполне можем быть отстранены от Великой работы.
— Это может быть плохо, — сказал я.
В последующие дни и недели было очень трудно вести себя нормально. Куда бы я ни пошел, я натыкался на Лопуха с завидной регулярностью. Во время предыдущего карнавала наши пути почти не пересекались, но теперь мы с ним, казалось, были обречены встречаться каждый день. Во время этих неловких встреч я пытался подобрать правильный тон, надеясь, что ничем не выдал подозрений, которые испытывали мы с Портулак. В то же время мой разум выходил из-под контроля из-за воображаемых преступлений. Как и все члены звездного общества, представители линии Горечавок обладали ужасающими способностями. При неосторожном использовании один из наших кораблей мог легко испепелить целый мир. Еще страшнее становилось от размышлений о преднамеренных действиях. В далеком прошлом представители других линий совершали зверства. История была вымощена геноцидами.
Но ничто в Лопухе не говорило о криминальных наклонностях. Он не был амбициозен. Его репутация всегда была незапоминающейся. Он никогда не пытался влиять на политику Горечавок. У него не было явных врагов.
— Как ты думаешь, кто-нибудь еще знает? — спросил я Портулак во время очередной тайной встречи на борту ее корабля. — В конце концов, все доказательства находятся в открытом доступе. Любой другой мог бы заметить эти несоответствия, если бы уделил им достаточно внимания.
— В том-то и дело, что я не думаю, что кто-то еще поймет. Мы с тобой друзья. Я, наверное, уделяла твоим закатам больше внимания, чем кто-либо другой. И придаю большое значение деталям. Я высматривала ложные следы на каждом карнавале.
— Потому что подозревала, что кто-то из нас может солгать?
— Потому что так было интереснее.
— Возможно, мы придаем этому слишком большое значение, — сказал я. — Возможно, он просто совершил что-то постыдное, что хотел скрыть. Это не преступление, а просто что-то, из-за чего он выглядел бы глупо.
— Мы все совершали глупости. Но это не мешало никому из нас включать их в свои сплетения, когда у нас было подходящее настроение. Помнишь Орпинию, во время третьего карнавала?
Орпиния выставила себя дурой возле "звезды-бича", SS433, чуть не разбив при этом свой корабль. Но мы все полюбили ее за честность. Именно она была выбрана для организации четвертого карнавала. С тех пор включение неловкого анекдота в сплетение стало почти нормой.
— Может, нам стоит поговорить с Лопухом? — предложил я.
— Что, если мы ошибаемся? Если бы Лопух почувствовал себя обиженным, нас могли бы подвергнуть остракизму со стороны всей линии.
— Да, это рискованно, — признал я. — Но если он сделал что-то плохое, линия должна знать об этом. Было бы очень плохо, если бы одна из других линий узнала правду раньше нас.
— Может быть, мы делаем из мухи слона.
— А может, и нет. Не могли бы мы как-нибудь прояснить ситуацию? Что, если ты публично обвинишь меня во лжи?
— Тоже рискованно, Лихнис. Что, если мне поверят?
— Они не смогут найти никаких пробелов в моей истории, потому что их там нет. После надлежащего разбирательства внимание переключится на Лопуха. Если, как ты сказала, в его рассказе есть еще что-то, что не соответствует действительности...
— Мне это не нравится.
— Мне тоже. Но не думаю, что я могу придумать какой-то другой способ добиться этого.
— Возможно, он есть, — сказала Портулак, с опаской глядя на меня. — В конце концов, ты построил эти острова.
— Ну да, — согласился я.
— Вероятно, шпионить за Лопухом не составит большого труда.
— О, нет, — сказал я, качая головой.
Она успокаивающе подняла руку. — Я не имею в виду устанавливать на него "жучок", следить за ним на его корабле или что-то в этом роде. Я просто имею в виду вести запись всего, что он делает или говорит публично. Достаточно ли развита твоя среда, чтобы это позволять?
Я не мог солгать. — Конечно. В любом случае, она постоянно отслеживает все, что мы делаем на публике, для нашей же безопасности. Если с кем-то происходит несчастный случай...
— Так в чем проблема?
— Окружающая среда не отчитывается передо мной. Она хранит подобные вещи при себе.
— Но ее можно запрограммировать так, чтобы она отчитывалась перед тобой, — сказала Портулак.
Я заерзал. — Да.
— Понимаю, что это неортодоксально, Лихнис. Но думаю, что мы должны это сделать, учитывая все, что может быть поставлено на карту.
— Лопух может ничего не сказать.
— Мы не узнаем, пока не попробуем. Сколько времени тебе потребуется, чтобы организовать это?
— Это банально, — признал я.
— Тогда сделай так. Прошлая ночь была восемьсот третьей. Осталось меньше двухсот дней до того, как мы все покинем встречу. Если мы сейчас не выясним, что задумал Лопух, у нас может никогда не представиться другого шанса. — Глаза Портулак возбужденно заблестели. — Нельзя терять ни минуты.
Мы с ней договорились, что с этого момента нам следует свести наши встречи к минимуму на случай, если начнем привлекать к себе внимание. Связи между участниками группы были вполне нормальными — даже длительные отношения, — но тот факт, что мы настаиваем на том, чтобы встречаться в закрытом для публики месте, не мог не вызывать удивления. Даже учитывая отсутствие охраны в месте встречи, было множество мест, достаточно уединенных для невинных свиданий.
Но наши свидания были какими угодно, только не невинными.
Было нетрудно поддерживать связь, как только мы согласовали схему. Поскольку я спроектировал и построил это место, оборудование, отвечающее за введение сплетений в наши ночные сны, находилось под моим контролем. Каждый вечер я собирал данные скрытых наблюдений за Лопухом за последний день и запускал простую программу, чтобы выделить те случаи, когда Лопух разговаривал с кем-то еще или получал доступ к данным с одного из общедоступных узлов, которые я расставил по всем местам. Затем я брал эти отдельные эпизоды и вставлял их в сны Портулак вместе со сплетением для этой ночи. Я сделал то же самое для себя: это означало, что нам снилось больше, чем всем остальным, но это была небольшая цена, которую пришлось заплатить.
Днем, выполняя свои социальные обязательства, мы самостоятельно изучали данные по Лопуху. Мы договорились, что если кто-то из нас заметит что-то необычное, то должен будет подать сигнал другой стороне. Поскольку я управлял всем заведением, мой сигнал состоял в изменении рисунка напольных плиток на терраццо тридцатого уровня, хитроумно кодирующего время необычного события в данных Лопуха. Я возился с узорами задолго до истории с Лопухом, так что с точки зрения остальных в моих действиях не было ничего странного. Что касается Портулак, то она согласилась постоять в полдень в определенном месте на одном из моих подвесных мостов, украшенных брызгами. Подсчитав количество проводов между ней и землей, я мог определить аномалию с точностью до нескольких десятков минут.
Мы договорились, что не будем встречаться лично, пока у нас не будет времени ознакомиться с наблюдениями друг друга. Если согласимся, что есть о чем поговорить, то "случайно" встретимся в течение следующих нескольких дней. Затем мы выбирали подходящий момент, чтобы ускользнуть на корабль Портулак. На практике проходили дни и недели, а Лопух не делал ничего, что, по нашему мнению, заслуживало внимания или было странным. Время от времени он делал или говорил что-то, что намекало на его мрачную личную тайну, но при таком пристальном внимании трудно было представить себе кого-то, кто бы этого не делал. И вообще, у кого из нас не было каких-то секретов?
