Не знаю, когда, но я уже точно знала, что останусь Виром. Нет, я вовсе не собиралась отказываться от себя — но... Магистры столько сделали, чтобы создать мне морок. Столько усилий приложили. Да и магия осталась последним даром кое-кого из них. Некоторые чары не рушатся со смертью создателя. На глаза навернулись слезы, я фыркнула самой себе сакраментальное 'мужчины не плачут', сдержала нервный смех и, без единого звука, провалилась под землю.
Треск, полет, тупой удар коленками о какие-то корни, пыль и далекий свет. Кое-как протерла глаза, стараясь не терять время. Мне повезло — влево от полости, куда я свалилась, тянулся низкий туннель. В полный рост не пролезешь, а проползти хватит. Ждать здесь преследователей желания не было, а пока я буду выбираться наверх, потеряю даже нынешнее незначительное преимущество. Я юркнула в туннель, и в этот момент в яму за моей спиной ударил огненный шар. Щит спас мою пятую точку от ожога, но взрывной волной меня буквально ввинтило в подземный ход, снесло последние остатки защиты, и туннель вдруг просел там, где я была недавно. Сверху слышалась ругань. Я потрясла головой, тщетно вытряхивая пыль из волос — та тут же снова насыпалась с потолка, — и, шмыгая носом и максимально деликатно чихая, поползла вперед. В отличие от Храмового Меча, Синее Пламя за стенки не цеплялось. Но, честное слово, если б я его нашла при побеге, мой Храмовый меч, плохо сбалансированный и тяжелый, все равно его б с собой тащила. Демонова сентиментальность! Я не говорила, что у меня клаустрофобия?
Мне казалось, я ползу уже сутки. Сердце билось в горле, но умений пока держать себя в руках хватало. Тяжелый землистый воздух пах каким-то зверем, видимо, и прокопавшим эти норы. Оставалось надеяться, что, раз он норный, ход куда-нибудь да выведет. И мне не приведется столкнуться с первичным правообладателем.
Я остановилась, потрясла головой и перестала мыслить какими-то невыносимо глобальными категориями, так что понятие 'первичного правообладателя' сменилось 'хозяином норы'. Куда более емко и актуально.
Почему-то меня всегда, когда я сильно нервничаю, тянет в философию. Вот и теперь, ход сужался, клаустрофобия обострялась, а я, рискуя застрять навсегда, размышляла о том, что, вполне вероятно, организация вселенной похожа на организацию мозга. Нейроны и десятки тысяч связей между ними смутно напомнили мне галактики, планеты, метеориты и звезды. Ну, и все остальное, по аналогии со свободным электроном. Или это уже не философия, а теоретическая биокосмология?
Я так задумалась и так сосредоточено пробиралась сквозь сузившееся пространство, что пещеру обнаружила лишь когда выпала в нее, проломив не слишком хрупкую кладку.
Это было нечто невероятное! Начнем с того, что в пещере приятно пахло, воздух был свеж, а у дальней стены плескалось пусть холодное, но озеро! Человеку так мало надо для счастья! И всегда, чего бы он ни достиг — пусть немного, но больше.
Побросав, как придется, остатки доспеха, я с разбегу плюхнулась в озеро, и... утонула. Вода была ледяная! Выбравшись ползком на берег, фыркая, кое-как умылась, дрожа. Вода была будто зачарованный лед, который замерз — но все равно жидкий. Однако лучше у меня не было, а резерв я почти исчерпала.
Я посмотрела на синеющую ногу, на воду, и коснулась поверхности ладонью. Пальцы сразу свело, но мне всего-то и нужны были несколько секунд. Если не можешь что-то взять, попроси. Не знаю, ни с кем кроме стихий, я так не делаю. Но стихий сильны и завораживающе красивы, их и попросить не стыдно. Я к тому, что в отношениях со стихиями наиболее очевиден принцип 'с чем придешь'.
Мысли разбегались, как тараканы. Но, когда я, все же, вспомнила про озеро и посмотрела на воду, та слегка дымилась и стала горячей, а в глубине резвилась смешная зверушка, похожая на котика, на карпа и на райскую птицу разом, смешно выкатив глаза.
Все рыцари в душе хомя... то есть, запасливые. Поэтому, порывшись в своих вещах, я вынула помятую горбушку, и, не задумываясь, покрошила ее подземной ундине. Чудо по пояс высунулось из воды, поймало все крошки и счастливо рассмеялось. Перезвон весенней капели взвился под своды и затих. Под этот перезвон я и рухнула в воду снова.
Когда я выбралась из горячей воды обратно на камень, ундина глянула на меня, дунула, посылая волну горячего воздуха, и с плеском исчезла в глубине водоема, устремившись куда-то по подземным каналам.
Спасибо я ей говорить не стала. Как и большинству древних. Эмоции были важнее слов.
Кое-как поднявшись, оделась, обнаружив, что она еще и одежду мою очистила. Натянула несколько потертую броню, меч, плащ, и куда более внимательно оглядела пещеру. Та казалась естественной. Сталактитов и сталагмитов не было, только пара наростов на стенах, да рубиновые проблески в камне. Присматриваться я не стала. Может, рубины, но может и зверь оказаться. Так что куда важнее найти отсюда выход. Я вернулась к туннелю и от него побрела налево, касаясь стены пещеры ладонью.
Вызов застал не вовремя, как всегда. Господин посол как раз пытался связаться с одним из своих шпионов, пропавших недавно, когда зеркало на стене помутнело и стало противно звенеть. У него была минута на то, чтоб решить, как себя вести, что сказать и что именно показать он хочет. Эстебан посмотрел на себя в нормальное зеркало, оскалил длинные клыки, и с усилием принял человеческий облик. Убедился, что все идеально, и лишь после этого легким жестом заставил серебряную муть в зеркале рассеяться.
Визави был в черной роскошной военной форме, с галунами, аксельбантами и всем, чем положено. Серебряная окантовка ему шла, куда больше, чем золото. Дракон вздохнул.
— Они его упустили! — тяжело дыша, выдавил мужчина и порывисто осушил кубок с вином, который до того держал в руке.
Распахнутый ворот, не застегнутая рубашка — когда успел, если вот только что был застегнут на все пуговицы? Интересное совпадение. Дракон помолчал, чувствуя, как меняется его улыбка, буквально прилипая к губам, а голос делается по-змеиному вкрадчивым, шелковым, нежным.
— Ты хочешь сказать, что, в нарушение нашей договоренности, послал за Виром кого-то, кто, помимо всего прочего, еще и облажался? — мягко уточнил он.
Дипломатический статус он получил не за красивые глаза. И улыбка, и тон, и выражение глаз были безукоризненно вежливы и светски учтивы, вот только синеглазый как-то странно запнулся, не в силах отвести от него взгляд.
Загрохотал отброшенный кубок. 'Помнется, обязательно, помнется', — с сожалением подумал дракон. Живое мэйнийское серебро всегда изящно, и хрупко, в отличие от большинства творений этой расы. В конце концов, у него другое свойство. Из кубков таких можно хоть кислоту пить — ничего не случиться, все во благо пойдет. Не зря ведь серебро живое. А этот варвар... Иногда Эстебан жалел о тех временах, когда все мэйны еще были единым народом. Артефакты тех времен всегда манили его. Распавшись же на подвиды, мэйны потеряли большую часть своих умений и способностей.
Кажется, удалось успокоиться. Дракон устало вздохнул, зная, как подавляемая ярость расцвечивает золотыми вспышками серебро глаз, возвращая им часть потерянных со сменой облика гипнотических свойств.
Впрочем, он еще не завершил моральный разгром противника.
Посол Эроха медленно закурил, выпустил тонкую струйку дыма — куда более естественно, чем многие люди. Но ведь люди не дышат огнем обычно почему-то, не правда ли? Хотя его самого всегда забавляла эта идея — дышать огнем. Как можно им дышать? Впрочем, все это лишь незначительные мелочи, способ отвлечься, пока размышляешь.
— Итак, — он наслаждался агонией собеседника, с садистской медлительностью забивая последние гвозди в крышку гроба, пусть и только в ментальном плане. — Ты полностью провалился как тактик, а теперь, сорвав мне игру, мне же и плачешься? Мило...
Последнее слово произнесено зря. Это дракон понял, когда вина в глазах собеседника вдруг сменилась темным огнем.
— Тебе не кажется, что даже приятельские отношения не предполагают право посла требовать отчета от носителя имперской крови?
Молодец. Эстебан сейчас им гордился. Дракона ничуть не беспокоили собственные противоречивые чувства. Когда-то давно он уже выбрал этого человека из всех, и сейчас был рад подтверждению того, что не зря сделал этот выбор.
— Представитель имперской крови справится собственными силами, без скромной помощи посла маленького островка? — тем не менее, не преминул щелкнуть по носу несколько забывшегося собеседника он.
Мужчина вздохнул.
— Ладно, закроем тему. Его комиссия упустила, да еще их Император охоту открыл. Ты знаешь, что Храм уничтожен?
Дракон подобрался.
— Уничтожен? — чуть слышно.
Синеглазый застыл, завороженный диким блеском его глаз.
— Да, — тихо.
Не испуганно. Отнюдь. Скорее, выжидательно, что вполне вероятно. У него была хорошая интуиция. Эстебан усмехнулся. Драконы мыслят не как люди или мэйны, или большинство разумных сознаний. Их мозг способен одновременно решать множество вопросов сразу не в подсознании, а в активном режиме. Это всегда было и их преимуществом, и слабостью.
— Тогда не беспокойся. Во дворец паладин придет сам, — неожиданно спокойно заключил дракон.
— Ты уверен?
Посол Эроха задумчиво потер подбородок, жалея об отсутствии хвоста, которым можно было бы щелкнуть, снимая излишек агрессии, и расслаблено уронил руки вдоль тела.
— Я хоть раз ошибался? — спросил насмешливо. — Но ты не беспокойся, мы ему в этом немного поможем...
Собеседник в зеркале усмехнулся. Нервозность с него спала, как слишком узкий в плечах камзол, сменившись обманчивой леностью. Лентяй, дуэлянт, завзятый картежник, начинающий алкоголик и гуляка, каким считали его почти все, кто его знал, мог быть смертельно опасен. Нет, не так. На самом деле, он был смертельно опасен. Сам по себе, без подвластных ему легионов и влиятельных родственников. Вот только тех, кто это знал, в Империи Света было едва ли трое-четверо.
— Хорошо, — сказал синеглазый, встряхнул длинными темными волосами, в беспорядке рассыпавшимися по плечам, и грубовато потянул к себе то ли мальчишку, то ли худощавую девушку-подростка.
Эстебан не стал дожидаться начала миниатюрной оргии. Кивнул на прощанье и в воздухе вычертил знак. Зеркало, ярко вспыхнув, очистилось и послушно отразило комнату.
Посол Эроха потянулся всем телом, снова частично меняя форму. Проверил защитные заклятия, и с каким-то детским удовольствием хлестнул по колонне у окна хвостом, самым кончиком.
Колонна не устояла.
Судя по далекому гулу, вопрос с обвалом мои преследователи все же решили, так что не стоило в этих пещерах задерживаться, ожидая, пока они с гедонистическим мазохизмом сначала расширят туннель, по которому я ползла, облицуют мрамором, застелют красной ковровой дорожкой и вежливо позовут поужинать. Я огляделась, ускорилась, переходя почти на бег, стараясь только не шуметь сильно — кто знает, чем обернется нежданное эхо. Хотя, приступи они к реализации блиц проекта моей бурной фантазии, я бы очень удивилась.
И, тем не менее, не смотря на бредовые мысли, — я все так же шла вдоль стены, с другой стороны клубился легкий туман, не давая разглядеть ничего толком, а пещера казалась бесконечной. Только недавно покинутый мною водоем за спиной журчал, доказывая, что это не сон.
Великая Тьма, почему я ундину про выход не спросила?! Головой о стену побиться, что ли? Но возвращаться уже не тянет, если честно. И не надо тут про блондинок, хоть я уже и белая, а не просто светловолосая. Все задним умом хороши. Бурча себе под нос, я, наконец, остановилась. Поисковые заклинания никто не отменял, хотя мне ими не часто пользоваться приходилось. Ашер всегда сам находил любые дороги. Горло сдавило, но я не позволила себе раскиснуть. Прикрыла глаза, выпуская толики силы, как сотни бабочек, разлетевшихся вокруг. Все шире и шире. Минут через 20, оперируя возникшей перед глазами конструкцией из более чем миллиона бабочек-точек, я уже знала, что иду не туда. Не открывая глаз, оттолкнулась от стены. Конструкция, выстроенная в сознании, качнулась, потом выровнялась.
Выход, или что-то вроде, обнаружился в центре пещеры. Это был естественный желоб, выточенный водой в камне, и уходящий вверх по уклону. Оставалось надеяться, что он не утыкается в тупик или в пласт проницаемой породы чуть дальше. Обдирая руки, я забралась на этот своеобразный дебаркадер. И застыла. Туман. Если здесь туман — то где-то рядом есть озеро! Иначе бы, без ощутимого присутствия магии, не было б так влажно! Так, но теперь будем умнее. Я мысленно протянула невесомо тонкие ниточки к каждой из бабочек, и отправила их наверх по желобу, не выпуская мысленно нитей. Вскоре новая картинка обрела объем в моем сознании. Желоб выводил в какой-то неровный коридор, потом тот раздваивался, одна часть вела вниз, вторая — вверх. Лично я б пошла вверх, но бабочки почему-то настаивали на нижнем коридоре. Поисковое заклинание в роли советчика?! Мне пора срочно отсюда выбираться, пока я не вырастила здесь деревья и с камнями дружбу не завела.
Тем не менее, выбравшись к развилке, я и вправду пошла по тому ходу, что вел вниз. Немного покружив, тот вдруг выровнялся, и сменил направление на вертикальное. Покосившись на меч, я снова запустила бабочек, используя их теперь еще и как тросы страховки, и стала карабкаться. Наверное, если б не бабочки, я б не забралась — кое-где камни сменялись пластами сухой почвы, в пыль крошившимися под пальцами. Тогда я мысленно натягивала идущие от меня к бабочкам нити, и, пользуясь этой кратковременной поддержкой, взбиралась чуть выше, туда, где уже было, за что схватиться. Распределенная нагрузка позволяла бабочкам без особого труда держать мой вес в эти мгновения, но рисковать зря я опасалась. Жаль только, монотонные действия не оказывали полезного воздействия на разум. Меня не успокаивала работа. Храм, гибель скакуна, погибшие магистры и все странности моего бессмысленного путешествия навалились на меня одним махом, будто прорвало плотину.
Для экстренных случаев всегда есть выход. Странное это место, и все же, когда ни к чему не лежит душа, каждый в Храме знал, куда пойти. Серые Леса — так почему-то назвали то, где никаких лесов-то и в помине не было. Что было? Серебристый туман, и такой чистый воздух, что не надышишься. Как перед смертью. Къярен говорил, ощущения те же. Если долго смотреть в клубящееся нечто, давно потерявшее сходство и с Тьмой, и со Светом, то чудится, будто в пологах живого неона, в сиянии переплетающихся невесомых прядей возникают фигуры. Здесь никогда нельзя вызвать тех, кого ты хочешь позвать. Но они иногда приходят. Сами.
Алуриан говорил, что Дар до безумия боится этого места. А мой наставник, сэр Ламир, водил меня сюда каждый раз, когда усталость перехлестывала пределы моего тела, выплескиваясь наружу злыми отчаянными слезами не боли, а досады, непонимания, неприятия. Так умеют только дети.
Узнав об этом, о наших походах сюда, Яшма в первый раз на моей памяти взбесился и вызвал на дуэль их обоих. Алуриан подловил его и выиграл бы, если б не мой наставник. А сэр Ламир проиграл. Он никогда не дрался всерьез, если не собирался убить. Яшму убивать он не собирался. И я никогда не задумывалась, а смог бы?
