— Подъезжаем, Олежка, — негромко сказал ему Пашка с переднего сиденья. — Готовься, начинается твой выход. Как голова?
— Паршиво, — нехотя откликнулся Олег. — Елки зеленые, двое суток не спал. Глаза слипаются, хоть подпорки вставляй. Даже амфетамин уже не помогает. Вот кончится катавасия, завалюсь в постель и целый день отсыпаться буду.
— Ладно, если заснешь на трибуне, я тебя локтем в бок толкну, — хмыкнул Бегемот. Его взгляд остался озабоченно-настороженным. — Потерпи, всего полночи осталось, а там дрыхни сколько влезет. О, а вот и наши болельщики.
Машина вывернула на Черемушинскую площадь. На здании телецентра горели прожектора, шарившие по клокочущей толпе. Яркие лучи пронзали пелену дождя, и Олегу внезапно показалось, что он оказался в старой кинохронике.
— Во, сейчас прилетит звено "Фораили", зависнет над площадью и начнет пускать газы, — усмехнулся Пашка, которому, очевидно, пришли в голову те же мысли. — Все на борьбу с сахарской интервенцией! — Он попытался вскинуть над головой сжатый кулак, ударился о крышу машины и зашипел сквозь зубы, потирая костяшки. — Блин, не могли крышу помягче сделать! Ладно, сай дайторё, ваша остановка!
Павел выскочил из машины и потянулся к ручке двери. Олег, стиснув зубы, сам распахнул дверь и выбрался наружу прямо под слепящий луч прожектора. Боль опять пронзила голову, но уже как бы издалека. Не ломом, а пыльным мешком, мрачно подумал Олег. Ну и за то спасибо, авось до утра дотяну. А то нехорошо получится, если услышу о победе — или проигрыше — да и грохнусь в обморок. Конфуз получится, скажут, что кисейная барышня, враги засмеют, друзья разочаруются, квартплату повысят, а зарплату наоборот...
— Канал "Маяк"! Скажите, Олег Захарович, как вы оцениваете свои шансы на победу? — какой-то ушлый репортер просочился сквозь жиденькое — из двух одэшников и Бегемота — олегово кольцо охраны, и теперь совал ему под нос микрофон. — Вы все еще надеетесь победить, даже несмотря на резкий спад популярности перед выборами?
— Чепуха ваше падение! — зло откликнулся Олег, работая локтями, чтобы пробиться сквозь группу энтузиастов-почитателей, и надеясь, что репортера затрет в толпе.
— То есть как чепуха? — удивился репортер, оказавшийся более стойким преследователем, чем надеялся Олег, и не отстававший ни на шаг. Павел безуспешно пытался вклиниться перед ним, но все его попытки оканчивались неудачей. — Вы хотите сказать, что вам все равно, какой у вас рейтинг?
— Я ничего не хочу сказать, — сквозь зубы пробормотал Олег, улыбаясь направо и налево, пожимая протянутые руки и ловко уклоняясь от попыток некоторых чересчур эмоциональных девиц повиснуть у него на шее. Все, Пашка, решено: если победим, отправлю тебя на высшие охранные курсы, или что у нас там, у самого Шварцмана учиться. Или у Дуболома. Все равно от охранников никакого толку. — Вы не хуже меня понимаете, какова ценность подобных опросов. Кого-то на улице за рукав схватили, он как-то ответил — вот и результат. Доживем до утра — узнаем, какой у меня настоящий рейтинг...
Тут Олег наконец добрался до входа на трибуну, где дежурили полицейские, и настырный репортер остался позади. Вымотанный и злой, кандидат в Нарпреды одернул пиджак, поправил галстук и попытался пригладить встрепанные волосы, которые несмотря на дождик непокорно торчали во все стороны. Ладно, последний рывок перед публикой, и все. Можно пить пиво и ждать результатов. И дался же Шварцману митинг! Сидел бы сейчас дома перед телевизором, на теплом сухом диване, дремал бы себе спокойно... Он придал своему лицу решительное и мужественное выражение и наклонился к микрофону.
— Дамы и господа! — его слова гулко разнеслись над площадью, дробясь и повторяясь. Толпа притихла. — Спасибо вам за то, что не побоялись прийти и выразить мне свою поддержку. Я знаю, что многим из вас угрожали, многим запрещали идти, но вы не испугались! — Подумав, он немного возвысил голос. — Еще никто не смог угрозами помешать народу выразить свою волю, так учит нас история. Как улановцы в двадцать третьем не смогли разогнать Народное Собрание, так и сегодня новоявленные хозяева жизни не смогут заткнуть нам рот. Народ получит того Председателя, которого хочет он, а не кто-то еще! Именно так произойдет сегодня! Мы покажем им, что такое на самом деле народное самоуправление!
Толпа взревела. Несколько секунд Олег пережидал, пока шум немного не утихнет, затем продолжил:
— Меня только что спросили, как я отношусь к падению моей популярности перед выборами. Я отвечу так: мне хорошо знакомы методы, которые используются для фабрикации любых данных, которые нужны им!
Интересно, а если меня кто-нибудь спросит, кому — "им", что я отвечу? ЧГПК? Так тем только повод и нужен, чтобы меня снять. Заявят, что клевещу необоснованно, и каюк. Тогда разве что революцию устраивать... Не уверен, что Шварцмана хватит на вооруженный переворот, да и не тянет меня мятеж возглавлять. Уж лучше сразу застрелиться, пока Хранители не придушили. Ладно, если я в чем-то и силен, то в экспромте. Спросят — отвечу, а раньше времени задумываться не стоит. И так голова чугунная...
— Я скажу прямо: мне наплевать на все данные опросов, сколько бы их ни проводили! Единственный опрос, результаты которого я приму — сегодняшние выборы. Я подчинюсь только воле народа, а не каких-то там провокаторов!
Толпа опять взревела.
Слушая друга, Павел Бирон рассеянно оглядывал море мокрых голов, в шляпах, кепках, капюшонах и простоволосых, над которым колыхались криво, от руки, нарисованные плакаты. По периметру площади стояло редкое оцепление в черных блестящих плащах и белых касках. В дальнем ее углу, полускрытый постаментом, одиноко мок под усиливающимся дождем полицейский водомет с воинственно задранным стволом водяной пушки.
Взгляд Павла скользнул дальше, к проспекту. В сгущающихся предзимних сумерках фонари горели вполнакала. Над дальним шпилем сахарского посольства сквозь случайный разрыв в облаках одиноко сияла звезда. Павел, пользуясь умением, приобретенным еще в школе, зевнул сквозь зубы. Заломило челюсти. Его не оставляло чувство неправильности. Что-то не так. Он на мгновение потерял равновесие, неловко переступив с ноги на ногу, и случайно коснулся олегова запястья, почувствовав твердый браслет сквозь материю обшлага.
Внезапно все вокруг стало четко и прозрачно.
Пятиэтажное здание какой-то конторы у дальнего края площади. Плоская крыша, обнесенная по периметру шаткой оградой. Видимая словно с вертолета человеческая фигура в черном резиновом плаще, лежащая на крыше плашмя, ветер треплет накинутый на голову капюшон. Правая щека припала к прикладу длинного, зловещего вида карабина, ствол опирается на сошки, слегка поблескивает линза в массивном, странного вида прицеле...
Время замедлилось. Как во сне, Павел начал разворачиваться к Олегу, раскрывая рот, чтобы крикнуть, предостеречь, столкнуть с открытого места. Воздух липко обхватывал тело, перекрывал дыхание, останавливал звуки, рвущиеся изо рта, а снайпер на крыше, наконец поймав Олега в перекрестье, нажал на спуск.
Олег уже несколько раз незаметно почесал руку под браслетом часов. Кожа зудела, как стертая в кровь, а под конец в запястье начала тяжело пульсировать кровь. Он еще машинально произносил какие-то слова, мучительно борясь с внезапным чувством неудобства и неустроенности, когда браслет налился свинцовой тяжестью и рванул его вниз. Или его пихнул Пашка? По левому плечу хлестнуло невидимым стальным прутом, мир вокруг завертелся юлой, и площадка трибуны ушла из-под ног. Что-то с силой ударило его по спине и затылку, и перед тем, как потерять сознание, он еще успел увидеть склонившегося над ним Бегемота.
Павел, не удержавшись под обрушившимся на него телом Олега, потерял равновесие и отлетел в сторону, едва не покатившись кувырком со ступенек. Извернувшись кошкой и с трудом удержавшись на ногах, он бросился к другу, навзничь лежащему на каменном полу, и склонился над ним. Левый рукав пальто Олега стремительно набухал темным.
— Врача! — яростно заорал Бирон, выпрямляясь. — Кислицын ранен! Быстрее!
Толпа внизу забурлила. Словно дождавшись сигнала, на площадь вылетело несколько полицейских машин, завывая сиренами. Толпа в едином порыве качнулась в их сторону, сминая оцепление. Павел бросил взгляд в сторону здания, откуда стрелял снайпер — все в порядке, высокий парапет трибуны надежно укрывает от новых выстрелов — и снова наклонился над бессознательным Олегом.
— Кислицына убили, гады! — заверещал где-то внизу истошный голос. — Бей их, бей!
— Куда попали? — крикнули Павлу в ухо. — Куда попали, мать твою!
Павел поднял голову. Рядом топтались горе-охранники. Бирон молча ткнул пальцем в пулевое отверстие.
— Отойди в сторону! — рявкнул на него охранник. — Не видишь, мешаешься под ногами, придурок!
Павел, прищурившись, посмотрел на него, распрямился и без размаха ударил в челюсть. Удар из неудобного положения получился несильным, но от неожиданности телохранитель поскользнулся и с размаху сел на каменный пол трибуны. Второй молча смотрел на Павла круглыми от удивления глазами, его рука слабо шарила по поясу в поисках кобуры.
— Молчать! — рявкнул Павел, чуть не сорвав голос. — Вы сейчас облажались, снайпера пропустили, не я! И если бы не я, лежать бы Кислицину сейчас трупом! Так что слушать меня и делать, что я скажу! Я его доверенное лицо, так что сейчас вы подчиняетесь мне! Есть возражения? — Он посмотрел сначала на стоящего, затем на слабо ворочающегося на полу охранника. — Вот и ладушки. Ты! — он ткнул пальцем в стоящего. — Первую помощь оказать можешь? — Стоящий молча кивнул. — Вот и займись, не стой истуканом. Ты! — Бирон обернулся к первому охраннику. — Кончай на земле барахтаться, вставай и быстро беги скорую вызывать.
Получивший в челюсть телохранитель медленно поднялся и раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но, наткнувшись на угрожающий взгляд Павла, пожал плечами и начал спускаться по лестнице.
— Ну как? — спросил Павел, наклоняясь к бессознательному другу и наблюдая, как первый охранник распарывает рукав. В плече Олега виднелась небольшая ранка, из которой тянулась тонкая кровавая нитка. — Плохо дело?
— Башкой он о камень приложился, когда грохнулся, как бы сотрясения не случилось, — угрюмо откликнулся охранник, ловко отрывая рукав олеговой рубашки и раздирая его вдоль, превращая в тряпичную полосу. — А с пулей повезло. Навылет прошла. Мышцы пробила, но кость не зацепила, и артерия не повреждена. Похоже, вену задело, но ее я сейчас пережму. Потом в больнице заштопают, кровь перельют, будет через месяц как новенький. А вот если бы на несколько сантиметров правее... — Охранник покачал головой.
— Ну, не попал же! — облегченно вздохнул Павел. — Давай, действуй, я покараулю.
Он стиснул кулаки и принялся настороженно озираться по сторонам.
Снизу несколько раз послышалось шипение разрядников, раздался крик боли. Две полицейские машины лежали перевернутыми, вокруг бесновалась толпа. На площадь выворачивали черные фургоны Службы Общественных Дел.
"Суоко, на связь. Здесь Тилос. Срочно".
"Суоко на связи. Слушаю. Что случилось?"
"Я второй день занимаюсь исследованием новой системы поддержки выборов — той, электронной. Лангер посоветовал просто для практики покопаться с помощью Робина. Детали опущу, но суть в том, что система взломана".
"Подробнее".
"Анализ потоков данных показывает, что один из системных модулей, отвечающий за коммуникации с другими вычислителями, ведет себя странно. Он принимает по сети данные от машин в территориальных избиркомах, но вместо того, чтобы просто передавать на вход системы подсчета голосов, сначала модифицирует. И еще он периодически что-то отправляет на постороннюю машину в другом конце города. Я нашел проектную документацию по системе выборов, ничего подобного в ней не предусмотрено, если судить по блок-схемам, во всяком случае. Я могу интерпретировать такое поведение только одним способом".
"Что за посторонняя машина?"
"НИИ. Почтовый ящик на окраине Моколы. Ведомство Перепелкина".
"Думаешь, он подсуетился?"
"Не знаю. Перепелкин — тот еще мамонт, к вычислительным машинам относится с большим подозрением. Вряд ли бы сам догадался. Конечно, у него хватает людей, которые додумались бы до идеи, но на деле сработать мог кто угодно. Дровосеков и Шварцман в первую очередь, у них есть и специалисты, и возможности орудовать на любом объекте".
"Поняла. Ты можешь разобраться, что именно происходит с данными из избирательных комиссий?"
"Нужно анализировать скомпилированный машинный код, время потребуется. Стоп! Погоди-ка минутку, мне идея в голову пришла. Пока что только Восточноокеанский округ результаты передает, а там всего пять машин. И на всех остаются копии пересланных данных. Сейчас задам Робину программу..."
"Ну?"
"Погоди... Есть. В центре результаты подтасовываются в пользу Кислицына. Очень существенно подтасовываются, я бы сказал. Если так дело пойдет и дальше, он победит".
"Кислицын, хм. Тогда с вероятностью процентов в девяносто работают ребята Шварцмана. Семен, спасибо за информацию. Пока что не говори никому, чтобы излишне народ не будоражить. Я знаю, что делать. Отбой".
"Хорошо. Жду указаний. Отбой".
— Ну, что там?
Внештатный сотрудник оперативного отдела КНП Василий Чемурханов с трудом раскрыл слипающиеся веки и почти с ненавистью посмотрел в сторону терминала, по которому бежали зеленые буквы. Его подопечный склонился к экрану, изредка что-то выстукивая на клавиатуре и невнятно бормоча сквозь зубы. Его глаза покраснели и слезились, волосы растрепались и висели какими-то невообразимыми лохмами.
— Эй, программист, как дела? Оглох, что ли?
Михась, не отрываясь от экрана, молча мотнул в его сторону головой. Кряхтя, Васян поднялся со своей импровизированной кровати из стульев и с наслаждением потянулся. Где-то внизу затылка, под старым шрамом от арматурины, снова зарождалась боль — пока еще слабая, малый намек на то чудовищное ощущение, в которое она превратится к завтрашнему (вернее, уже сегодняшнему) вечеру. Ну ничего, закончу дело — напьюсь, недолго уже осталось. Неслышно ступая, Васян подошел к Михасю и встал у него за спиной.
— Семьдесят процентов участков слили данные, — сквозь зубы бросил Михась, отвечая на невысказанный вопрос. — Только Западный регион остался. Еще полчаса, и все. Можно тушить свечи. Блин... — Он со свистом втянул в себя воздух и замолчал.
— Что с результатами? — спросил его в спину Михась. — Получается что нужно?
— Да все путем, — отмахнулся Михась. — Тут другая странность...
— Какая? — лениво поинтересовался Васян, отходя к столу и откупоривая термос. — Что Кислицын сам выигрывает, без нашей помощи?
— ...ладно, пусть крутится... — Михась встал из-за терминала и, как бы следуя примеру Васяна, с хрустом потянулся. — Мне казалось, что у моего модуля... ну, в котором закладка сидит, данные перехватывает и нам посылает... размер другой, немного больше, чем у исходного. А текущий размер у него не отличается от изначального... кажется. Не записал я точно, но помню, что отличался. Странно... Где у нас кружки?
