— В день рождения Коли, ровно неделю назад, Алеша явился к нам домой со своей новой пассией и пообещал, что заберет документы сына из секции. И больше не будет платить за все его плавательное барахло. Я просто беспокоилась!
— Понятно. Дальше что было?
— Дома мы поужинали. Часов в семь вечера. Я приготовила лазанью и сварила ягодный кисель. Потом Коля ушел в свою комнату, а я занялась кроем нового платья из журнала. Закончила в десять вечера. Может в пол одиннадцатого. Не позже. Заглянув к Коле, я пожелала ему спокойной ночи и сама отправилась спать. А утром в воскресенье меня разбудили... мне позвонили... из полиции... и... вызвали... на... опознание...
— Можете сказать, что точно Николай делал после ужина у себя в комнате? Вы к нему заходили?
— Время от времени. Сын играл в приставку, переписывался с кем-то по телефону, а фоном слушал фильм на ноутбуке про супергероя с косматой головой и в золотом костюме. Ну, знаете, популярная сейчас тема?!
За окном на высоте пятнадцатого этажа Центральный парк раскинулся необъятным океаном, почти полностью покрытым зеленью. Кривые извилистые дорожки петляли вокруг островков с деревьями и лужайками, огибали фонтаны и пропадали в особенно густых пролесках. Люди двигались по ним, точно, муравьишки: занятые собственным делом, увлеченные тренировкой, свиданием или послеобеденным отлыниванием от работы в офисе. С ветки на ветку перелетали птицы, воспевая погожий весенний день. Неуловимыми тенями, вызывая умиление у влюбленных, нежность в глазах семейных пар и неописуемую радость детей, сновали из пролеска в пролесок мелкие звери.
Я не сразу осознала, почему уставилась в одну точку за окном так пристально, и оттого в течение последних минут разговора едва ли не пропустила смысл слов Ренаты, уточняя подробности скорее автоматически. Оцепенение в теле, холодный пот на ладонях и строй мурашек вдоль позвоночника буквально пригвоздили мой взгляд к непримечательной поляне Центрального парка — одной из многих. А когда догадалась... опрометью дернулась в сторону спальни женщины, чтобы уже из ее окна, рядом с заправленной двуспальной кроватью, поймать ту же картину.
Непримечательная пустая поляна в Центральном парке. Одна из многих. Казалось бы. С асфальтированной площадкой недалеко от скамеек.
Я повернулась к подоспевшей след-в-след Ренате и переспросила едва слышно:
— Как вы спали в ту ночь?
— Что? А-а-а... спокойно, на самом деле, — с виной в голосе признала женщина. Мой вопрос показался ей обыкновенно-странным, как и все до него. — Мне снился Алеша. Что он раскаялся, вернулся домой и пообещал измениться: стать мягче и терпимей. Этот сон повторялся с тех пор, как Алеша ушел, собрав вещи. Каждую ночь...
— И ничего? Никаких странных звуков? Громких или тихих? Световых вспышек? Или... наоборот? Совсем НИ-ЧЕ-ГО?!
— Нет. Ксана, я сплю чутко. Поверьте. Если бы что-то было...
— Так чутко, что не услышали, как ваш сын собрался и вышел сначала из своей комнаты, — бесцеремонно, оборвала я женщину на середине предложения, — а потом и из дома?!
— Да как вы смеете?!
Запальчивый голос Ренаты, снова полный праведного гнева, прервал звонок в дверь. Женщина кинулась в коридор едва ли не быстрее, чем я только что сама.
В тишине квартиры щелкнул дверной замок. В коридоре послышались шаги.
Внутри все оборвалось.
Люди Феликса.
Не успела.
В руку мне легла вязальная спица с прикроватной тумбы — длинная и упругая.
Вынужденно стилет остался в квартире Миши. Рамки металлоискателя в здании следственного комитета не пропустили бы с кинжалом за пазухой внутрь. А после разговора с адвокатом я предпочла поспешить передать деньги, забыв о предосторожности. Сейчас я рисковала расплатиться за это с лихвой.
В кармане еще осталось несколько камней с ловушками-"ключами" — несколько бросков, или шансов на один удачный.
В коридор я вышла с деланной уверенностью, которую на самом деле не испытывала... и на мгновение опешила...
Бугаев не было.
Рената жалась к взвинчено-напряженной женщине среднего возраста с черными волосами, миндалевидными глазами и смуглым цветом кожи и мальчику-подростку, точной копии женщины. Оба были в странных одеждах — разноцветных балахонах с запахами.
Все случилось быстро.
Заприметив меня, мальчик-подросток высек искру сигиллой(48*), ловко нарисовал знак направленности и послал крошечный огонек в руки женщине. Матери, кажется.
Я достала из кармана камень с ловушкой и, прицелившись, бросила его в подростка.
Женщина картинно развела руками. Огонек завис в воздухе между ладоней. На иностранном языке она пробубнила обращение(49*) — увеличила пламя, его температуру, задала направленность и с жутким выражением лица, решительности и обещания, отправила в мою сторону шар — не хуже любого выдуманного сказками фаербола. Только размером с голову.
Рената отшатнулась в сторону с всхлипом и паническим ужасом в глазах.
Прикрывшись рукой машинально, ведомая интуитивным рефлексом, я дернулась за высокий шифоньер.
Мальчик-подросток вскрикнул, закрыв лицо рукой. Камень попал ему в глаз.
Женщина не мешкая создала вокруг троих своеобразный щит — обращение к безопасному пространству(50*). Которое однако через мгновение лопнуло, точно мыльный пузырь, в виду недостаточности силы потенциала.
Ровно в тот момент мою правую руку со спицей острой кратковременной болью в ладони настигло пламя. Я не сдержала судорожного всхлипа, прикусив зубами до крови щеку. Прислонившись к стене с глухим ударом, я осела на пол.
От слабости женщина и сама упала на колени, потеряв сознание.
— Мама! — на русском выкрикнул мальчик-подросток, бросившись к ее телу.
— Индира! — свалилась вслед Рената.
В наступившей оглушающей тишине спица из моей обугленной правой руки скользнула на пол с мерзким звенящим звуком, показавшимся особенно громким.
— Ты кто такая?! — потребовал мальчик-подросток через десять минут.
Из-за шифоньера в щелку между стеной и задней его стенкой я могла видеть — он сидел у порога, поддерживал на коленях голову матери, Индиры, и закрывал свободной рукой пострадавший глаз. Рената валялась бездвижной куклой рядом.
Индира тяжело дышала, пребывая до сих пор без сознания. Опрометчивость женщины в использовании обращения к безопасному пространству без уточняющих, ограничивающих действие сигилл, обошлась ей дорого.
— А сам кто? — я не спешила выбираться из укрытия, чувствовала — мальчик не терял времени даром: собирал остатки потенциала, чтобы создать конкретную схему обращения к смерти. Ведающим он оказался, по-видимому, не более сильным, чем мать.
— Махавир! Я — твоя смерть, с..ка!
— Не сомневайся, я лишу тебя второго глаза быстрее!
— Что, владеешь левой рукой наравне с правой?! Не заливай, слизнячка!
Он был прав. Индира превратила мою ладонь в уголек своим обращением. Огонь поразил кожу, мышцы, прожег сухожилия и, кажется, добрался до костей. По крайней мере, я полагала, что увидела фаланги и просвечивающий паркет коридора, когда мельком взглянула на правую руку. Ее остатки.
В воздухе разносился запах паленой гнилой плоти. Из-за шока, однако, я совершенно не чувствовала боли, а потому только морщилась и досадовала. Хотя разумно понимала, без голоса интуиции, благодаря которому смогла увернуться, защитившись рукой — обращение женщины поразило бы грудную клетку. Индира целилась в сердце.
— Ты сам сдохнешь тут, — почти бесстрашно огрызнулась в ответ, — вырубишься от бессилия рядом с мамашей после конкретной схемы обращения к смерти.
— Только ты первая!
— К этому моменту как раз... — я старалась дышать через раз. Запах становился все гуще и нестерпимее, — подоспеют люди Феликса...
— ЧТО?!
— Они уже едут... сюда... чтобы допросить... вашу подружку... Ренату. Уж больно громко она кричала на всю "столицу" об убийстве сына...
По тому, как вздрогнул Махавир, запнулся в концентрации на обращении — я почувствовала это, как любая ведающая, поняла — испугался. Не на шутку.
— Ты... кто... будешь? Сама?!
— Ксана. Из детективного агентства. Я ищу... убийцу Николая Долгова.
— Это — не мы! Мы с мамой ничего не делали!
— Зачем... тогда бросились... с огнем, только перешагнув порог?!
— Тетя Рената сказала... она в общем, позвонила и пожаловалась маме, что ты интересовалась... некроманткой... Мама испугалась. Мы думали, ты пришла из-за...
— Уволь от подробностей. Не хочу знать, как вы познакомились... с Зо... или раскрутили... на деньги... Ренату...
— Мы — не воры! И не мошенники!
— Плевать! Может, с кем другим... и лет пять-семь назад... я бы и побеспокоилась, но с Ренатой... и сейчас... За эту глупую клушу я умирать... НЕ БУДУ!
Левой рукой я кое-как вытащила деньги в конверте и, положив на пол, толкнула в сторону прохода:
— Здесь деньги! Рената должна исчезнуть.
— Я не убью тетю Ренату, с..ка!
— Я не про это, — хохотнула с натугой. — Здесь хватит, чтобы тебе, твоей матери и Ренате... навсегда уехать из "столицы"... В Москву. В Европу. Хоть на другой континент. Туда, куда рука Феликса не дотянется... На первое время также хватит. Главное, не медлить. Ребята Феликса действительно... сегодня-завтра явятся сюда... из-за смерти мальчика. Они души вытрясут из вас... не то, что грязное белье...
Махавир понял, впечатлялся. Я почувствовала, как желание создать обращение к смерти и направить в меня отпустило его.
— Зачем тебе это, Ксана?
— Николай Долгов не заслужил... такой судьбы. Да и матери, наверное. Мальчику я уже ничем не помогу.
— А что с Алексеем Олеговичем?!
— Пусть Рената подпишет документы... о разводе. Только это... ему и нужно, чтобы с новой супругой... убраться из проклятого... города!
— Ладно... я... мы с мамой сделаем все... Коля... он был хорошим...
— Вы дружили?
— Нет. Но Коля... в общем, он... был... настоящим ангелом во плоти... ну, нравился мне... очень...
Я выползла из укрытия на карачках, оберегая руку. Когда смогла встать и выровняться, посмотрела сверху вниз на наше поле боя: Махавир все также сидел у самой двери, держал голову матери и бережно перебирал ее волосы. По щекам мальчика-подростка текли слезы — по одной, и кровь — по другой.
Рената лежала неподалеку без сознания, будто безмятежно спала и снова видела сон про то, как ее муж Алексей раскаялся, вернулся к ней и пообещал стать мягче и терпимей.
Захотелось хорошенько пнуть женщину.
Когда я поравнялась с Махавиром, мальчик-подросток поднял голову и с осознанием случившегося спросил надрывно и жалобно:
— А как же... мой глаз?
— Полагаю, — подняла в ответ правую ладонь и едва сдержалась при виде свисающих обгорелых ошметков кожи и... всего остального... — что так же, как и моя рука.
Боли не было. Совсем.
Правая рука повисла бесчувственной плетью вдоль тела. И смердила. Даже через кожаную перчатку, которую я натянула на остатки ладони, после того, как решилась спокойно и тщательно ее обследовать.
Обращение Индиры прожгло ткани насквозь, оставив после себя кривую рваную дыру, головешки вместо фаланг, ошметки мышц, сухожилий и обуглившиеся края. Кисть я потеряла.
С таким объемом повреждений Силе не справиться. Ни одно обращение и ни один, даже самый мощный, лекарственный отвар не поможет. Сила способна исцелить только живую плоть, не мертвую. Вот почему воскрешение мертвецов, в принципе, законами природы было не осуществимо. Пусть даже исходя из Учения о Силе, сама она их и создала.
В остальном я чувствовала себя обычно, даже с некоторым душевным подъемом: двигалась, дышала, перебрасывалась с таксистом мрачными шутками по дороге к дому бабушки Стаса Рыбчика и обдумывала, к кому бы после заявиться с такой деликатной проблемой, как ампутация.
Валентина Аркадиевна Рыбчик жила в другом конце "столицы", в таком же спальном квартале в отдалении от Главного проспекта, только в сторону заброшенного выезда.
Этой дорогой никто не пользовался. Еще с незапамятных времен заброшенный выезд был прозван таким и оставлен в запустении из-за дурной славы окрестного места. Как с озером "утопленников" на областном кладбище. Заброшенный выезд особняком сворачивал с Главного проспекта, стороной обходил жилые кварталы и прямой лентой углублялся в Поющий лес, где заканчивался пустырем, огибал окраины "столицы" большим радиусом и возвращался почти в ту же точку съезда с Главного проспекта.
Только в отличие от легенд о Червоточном квартале, правды в сказках и слухах о Поющем лесе и заброшенном выезде из "столицы" было не много. Ну, или почти...
Жители верили, что дорога путала водителей и, несмотря на то, что на карте лежала ровно, на месте будто скакала из одного участка к другому. Автомобилисты терялись, точно оказавшись в лабиринте, и лишь единицы чудом выбирались из него обратно. Остальные пропадали безвестно и навсегда. Именно спасшиеся счастливчики множили слухи и страшные сказки о непролазном лесе, в котором деревья шептались между собой и о голосе, который вывел их обратно к людям, словно за руку.
Старуха в роговых очках с пронзительным дотошным взглядом в темно-коричневой шали, темно-синей юбке и кофте, впустила меня внутрь не сразу. Приоткрыв дверь на цепочку, Валентина Аркадиевна Рыбчик прежде вызнала у меня личность, причастность к детективному агентству, и причину появления у нее на пороге, а после заставила предъявить паспорт и детективный пропуск.
— Валентина Аркадиевна, я хотела уточнить несколько вопросов о Стасе, которые могли упустить мои коллеги — Татьяна и Леонид, — будто под конвоем я вынуждена была пройти вперед старухи в гостиную, не имея возможности куда-либо свернуть или на что-либо обратить внимание. Во всей квартире ощутимо-едко пахло нафталином и валерьянкой.
— Не сомневайся, я помню ту странную пару — шебутливого молодчика и ревнивую пигалицу. Приходили недавно, да-да. Спрашивали все. Обследовали.
Под строгим взглядом Валентины Аркадиевны я заняла место на табурете напротив письменного стола советского образца; сама старуха уселась во главе и разве только светом настольной лампы мне в лицо не ткнула, продолжив допрос прежде, чем я сама успела обратиться к ней снова.
Валентину Аркадиевну интересовали подробности проводимого расследования: экспертизы, заключения, опросы свидетелей, версии следствия и мотивы страшного убийства внука. С въедливостью к каждому слову старуха вслушивалась в ответы, через раз переспрашивала, требуя дополнительные разъяснения. В естественную смерть внука Валентина Аркадиевна не верила, хотя проблемы со здоровьем у мальчика признавала и не скрывала. Однако и имя предполагаемого убийцы назвать не могла — Станислав был замкнутым и не конфликтным.
Из досье Гоши я узнала: Валентина Аркадиевна Рыбчик воспитывала внука с рождения. Мать мальчика, не обремененная теплыми чувствами и семейным долгом, сбежала с любовником заграницу при первой удобной возможности — когда супруг, отец Стаса и сын Валентины Аркадиевны, попал в аварию из-за вылетевшего на встречную полосу пьяного автомобилиста. Мальчику в тот период не исполнилось и года.
