Несколько напрягало, то что женщины этого времени понятия не имели об эпиляции и, об привычке брить некоторые места... Я не только про подмышки... Да и, попахивало от неё, не в обиду будет сказано! Про душ, который современные мне женщины посещают чуть ли не ежечасно, тут понятия не имеют. По этому поводу, даже, подарил ей дезодорант...
Глафиру же, опять удивило моё нижнее бельё — особенно, носки с резинками, которые: "Сами по себе держатся!"... Но, буквально на повал, её поразили презервативы, которые я захватил с собой в немалом количестве — с расчётом на месяц ежедневного блуда. Не хочется какой-нибудь "сифон" подцепить — он здесь не лечится. Хотя я и, взял с собой кое-какие лекарства, но всё равно — неприятно было бы...
Пока я учил её, как правильно их — презики, мне одевать на... Ну, на "него", короче, она всё допытывалась из шкурки какого животного те сделаны.
— Я такие кондомы видела у господ, но они были сделаны из рыбьего пузыря или из тонкой кожи..., — проинформировала она меня.
— Да есть, такой зверёк в Америке... Писюкастый членс называется. Вот с его шкурки и, делают!
Потом она искала завязки, которым презерватив привязывается... Такая, угарная девка попалась... Комедии бы с ней снимать! Хотела уже было, своим бантиком от чулок его — на "моём" привязать, да я — умирая со смеху, не разрешил! Потом, все использованные гандоны, которые я кидал в "ночную вазу", она хотела вытащить и постирать...
В общем, поржал я в эту ночь от всей души! Такой, позитивчик от здешнего секса... Однако, на месяц — с такими темпами, гандонов не хватит! Хрен с ним, пускай стирает.
Утром я сунул ей пятерик ассигнациями и, мы расстались, весьма довольные друг другом. Пока утром собирался на завтрак, под ногами хрустели тела подохших тараканов и клопов. Во время завтрака Карп, размахивая руками от возбуждения, рассказывал, как Антонина Васильевна и Глафира подохших насекомых в данный момент вёдрами выносят... Он что? Решил таким способом мне аппетит испортить?
— Вот и, распространяйте этот карандаш среди владельцев гостиниц да постоялых дворов, — подсказал я ему бизнес-идею.
— А какая цена будет-с?
— Попробуйте начать с четвертного за штуку... Десять процентов с проданного Ваша.
— Дороговато-с...
— А сейчас всё дорогое.
— Вы правы-с... Сегодня же займусь!
— Десять карандашей я Вам дам на пробу при выезде... Напомните, Поликарп Матвеевич, если забуду.
— Вы к племяннику?
— Да. Возможно, у него в этот раз заночую. Но, за номер я Вам плачу — в него никого!
— Как договаривались. Я помню-с...
После завтрака, я поднялся в свой номер и переоделся перед поездкой к "племяннику". Когда я снова спустился вниз, все так и, ахнули — я был при "всём параде"! В тёмно-сером костюме, так называемой "визитке" из "нездешней" ткани, которая чуть ли не переливается... На голове обалденный котелок из "Али-Экспересс", а в руке — дорогая трость, с массивным набалдашником (в Киеве купил. Местные могут подумать, что набалдашник трости золотой — а, он всего лишь с титановым напылением). На руке — золотые часы "Полёт" в экспортном исполнении, что мне родители на совершеннолетие подарили и, которых я уже, целую уйму "наксерил". На груди золотая брошь с бриллиантом, на пальце — ну, просто охрененный "болт"... Золотой крест с цепью, подумав, одевать не стал — вроде здесь такие только попы таскают.
В общем, весь из себя — такой важный, я отправился на встречу с "племянником"... Во дворе меня уже ждала верная "Хренни", которую Студент и Малыш — по моей просьбе и за двадцать копеек, ранее завели, прогрели и выгнали из "гаража". Не описать их — особенно Малыша, щенячий восторг при этом.
Маршрут я хорошо изучил по карте, поэтому двинулся в город один — без провожатого, хотя Студент с Малышом наперебой предлагали сопроводить. Меньше подозрений: что это, типа, я и, дорогу к дому — где родился и вырос, уже не помню?! А сыновья Карпа ещё успеют — накатаются! Я решил взяться за них плотно...
Вскоре въехал в Нижний. Бедные городские окраины. Дааа... А я ещё, что-то против российских дорог в начале двадцать первого века имел. Тут же их, вообще нет!
Но, вскоре дело пошло пободрее: начался купеческий "квартал" — лавки, магазины... Небольшие заводики, мастерские... Церковушки, чуть ли не н каждом шагу... Ну и, первая увиденная мною булыжная мостовая. Однако, подвеска на "Хренни" жестковата!
Ехал медленно, но уверенно — дорогу по карте очень хорошо изучил. Народ кругом заходился в экстазе. Дети так, вообще — табуном бежали за мной. Встреченные лошади, впряжённые в экипажи или телеги — бывало, шарахались... Их владельцы или возницы иногда матерились на меня, но чаще замирали с раззявленными хавальниками.
Первый же, попавшийся мне в этом времени городовой — полицейский, стало быть, докопался было и, хотел подойти — когда я остановился на нерегулируемом перекрёстке, по всем правилам пропуская гужевой транспорт, едущей по главной дороге (не хватало ещё, мне прославится в веках, устроив первое на Земле ДТП!). Но, я так на него надменно глянул — что, тот отдал мне честь и передумал подходить. Хорошо, что центр переезжать не надо. Вот, там бы шороху было!
Наконец, вот он — "отчий" дом! Я его ещё с детства — по фотографиям дедушки помню. Довольно таки, здоровенный домяра... Каменный первый этаж и деревянный второй. На первом этаже магазин, второй этаж — жилой. Магазинов, по идее, ещё несколько должно быть по городу, этот просто "головной" — заодно и, контора. За домом должен быть большой двор со складскими и хозяйственными пристройками... Точно! Вон и, ворота туда ведущие.
Хотел перед воротами бибикнуть — но и, так из магазина выскочил какой-то человек. Приказчик или, может продавец, так сразу не поймёшь... Что-то, этот человек какой-то бледный... Может, испугался чего? Чего это, интересно, он мог испугаться?
— Открывай ворота, что рот раззявил? — шуганул его я, — не видишь, я еду?!
Странно, но человек меня безоговорочно послушался и ворота открыл. Я въехал во двор... Из угла двора на меня лаяла огромная псина, прямо таки заходилась... Ну, лиха беда начало! Припарковавшись у стены, я заглушил мотор и спросил у человека, закрывшего за мной ворота:
— Здорово, любезный! Как зовут, не припомню...?
— Афанасий...
— Во! Вспомнил: точно Афанасий! Ты, что Афанасий, меня не признал? — по возрасту тот, по-любасу, должен меня знать, — Я же Дмитрий Павлович — сын покойного твоего хозяина!
— Сразу ж, признал-с..., — но перепугался, по ходу, ещё больше, зубами аж заклацал.
— А, раз признал, то какого беса стоишь? Хватай вещи и неси в дом...
Тут, боковым зрением замечаю, что на крыльцо дома кто-то вышел... Ну, вот! Встреча состоялась. На крыльце стоял мой "племянник" — он же прадед, это однозначно! Сразу же его узнал. Узнает ли, он меня? С ним две женщины: одна пожилая и одна, лет сорока. Кто такая первая — без понятия, вторая — стопудово, служанка...
Схвативший было два чемодана, Афанасий, снова впал в ступор.
— Такое ощущение, что мне здесь не рады! — громко сказал я, поднимаясь на крыльцо, — Прокопий, племянничек дорогой, ты что? Мне не рад?! Не рад собственному дяде?!
Много раз мысленно и перед зеркалом, репетировал эту сцену... А, сказал какую-то ...уйню. А, ну-ка: три раза глубоко вздохнул и успокоился!
— ...Эээ, эээ..., — промычал сперва, что-то нечленораздельно, "племянник". Но быстро оправился, — так, Вы хотите сказать, что Вы мой дядя — Дмитрий Павлович Стерлихов?
— А, что? Не похож?! — подбоченясь, со смехом выпендриваясь, спросил я.
"Племянник" и пожилая женщина напряжённо вглядывались в моё лицо... Старушка, впрочем, очень уж щурилась... Не видит, наверняка, ни фига. Кто такая, интересно? На фотографиях её, вроде, не было... Хотя нет, вру! Попадалась пару раз, но всё как-то на заднем плане... Служанка же, смотрит пристально, но равнодушно. По ходу, она Дмитрия Павловича совсем и, не знала...
— Так Вы ж, вроде, поменьше ростом были? — первое, видно, что на ум пришло, спросил Прокопий.
На это я громко расхохотался:
— Не поверишь, но ты тоже меньше ростом был! Вот таким..., — показал я рукой рост "племянника", "виденного" "мной" "в последний раз" в десятилетним возрасте, — подрос с тех пор. Правда, как был пузатеньким — так и, остался! Хахаха!!! Весь в отца — моего брательника!
Я вовсю прикалывался, немного освоившись. Прокопию же — прадеду моему, было вовсе не до смеха. Он лихорадочно соображал:
— Так, Вы, ж... Вроде ж, с бородой были...?
— А ты, наоборот — без бороды был! — громче прежнего, расхохотался я.
И вправду, что-то весело мне стало. Обратная связь, что ли...
Прадедушка — он же Племяш, озадаченно чесал молодую поросль на лице, которую позже обзовут бородою. На старинных фото, она у него, такая окладистая была...
Обстановку разрядила старушка. Она кинулась ко мне и обняла, со словами:
— Димочка дорогой вернулся! Не думала уж, что и доживу, но Господь сжалился!
Её слезы оросили мою парадную тёмно-серую "визитку"... Так... Быстренько соображаем, кем может быть эта старушенция — так кстати объявившаяся, Дмитрию Павловичу... Не мать, точно! Та, уже давно умерла... Может, тётя?
— Как схоронила Максимушку с Ксюшей, да с деточками, всё думала: а, почему и меня Господь не приберёт? — продолжала рыдать та, — а вот, оказывается для чего: вернул он Димочку своей нянюшке...
Ага! Няня, стало быть... Ну, да! Принято было в богатых домах кормилец да нянек для своих детей держать. Некоторые так привязывались, что как родные были.
— Ну вот, теперь и помирать можно...
— Да что Вы, Нянюшка! Рано Вам ещё помирать! Сейчас то — самая жизнь и, начнётся! Скоро и, у Прокопия детишки пойдут... Или, уже пошли? — в свою очередь, крепко обнимая, так кстати вставшую на мою сторону Нянюшку, сказал я. И спросил у "Племянника", — племяш, ты ещё не женился?
— Нет ещё..., — по ходу, племянник продолжал крепко чесать репу, — а, где Вы были, дядя? Где так долго пропадали?
— Я был там, где родственников принято в доме расспрашивать. Или, пока я в Америке был, обычаи на Руси поменялись? — перешёл я на суровый тон.
В конце то, концов: я старший в семье — я в своём праве, а мне какой-то молокосос мозги пудрит!
Надо сказать, племянника это всё не смутило:
— "В Америке"?! Ну, раз Вы мой дядя — Дмитрий Павлович, то Вы у себя дома. Так, что проходите... Афоня! Какого стоишь? Неси вещи, хозяин вернулся.
В его голосе чувствовалась, конечно, ирония и недоверие — но и, какое-то — еле заметное, облегчение.
Войдя в дом, по-моему, это помещение называется горница или светлица, точно не помню... Парадная комната, короче. Итак, войдя в комнату, я перекрестился на иконы, висевшие в углу и, по-хозяйски расселся за столом. Вид принял такой, как будто мне всё здесь с детства знакомо...
На вернувшегося из Америки "хозяина" сбежалась поглазеть, видимо вся наличная прислуга — ещё человек пять различного возраста и пола: от десятилетнего мальчика — по ходу, на побегушках, до ещё одной старушки — по запаху исходящей от которой, можно предположить, что она является работницей кухни. Однако, сколько ртов! И как только Племяшу удаётся — при его то финансовом положении, прокормить столько народу?!
Дополнительно, из магазина подтянулся здоровый, бородатый приказчик, лет сорока пяти — пятидесяти. Личность, вроде, знакомая... Аааа! На старинных семейных фотографиях частенько встречается. Правда, опять же — не знаю, кто такой...
— Вот, Клим... Дмитрий Павлович вернулся из Америки..., — представил меня Племяш своему, по ходу, приказчику, — признаёшь, ли?
Нерешительно постояв в дверях, анализируя ситуацию, тот неожиданно поздоровался:
— Доброго здоровьица, Дмитрий Павлович!
Приветливо кивнул ему, как старому знакомому, я ответил:
— Здорово, Клим! Рад тебя видеть живым и здоровым!
— А, точно это мой дядя — Дмитрий Павлович, Клим? — не унимался Племяш.
Клим, подойдя ближе, пристально в меня вгляделся.
Все ожидающе притихли: Племяш скептически — с иронией улыбался, другие старательно прятали глаза и, только Нянюшка изредка всхлипывала, с любовью на меня поглядывая...
— Трудно сказать... Вроде, похож! Возмужал, возмужал, конечно..., — Клим, по ходу, терзался жесточайшими сомнениями, — без бороды узнать трудно... Вот, если б бороду и усы... Нет, не похож!
Тем временем, Афоня, кряхтя, занёс вовнутрь мои вещи — первые два огромных чемодана и, со стуком поставил их на пол возле двери.
— Осторожно, чёрт криворукий! — заорал я на него, — товар мне не побей!
Клим посмотрел на эти чемоданы — даже на вид, тяжёлые, и:
— Да, как не признать стерлиховскую кровь?! Её, ни с какой другой, среди мильонов не попутаешь!
— Ну, давно бы так! А, то: "похож, не похож..."! Устроили тут ромашку... Чуть не ушёл от вас! — пробурчал я, — ...Клим! Ты бы помог Афоне, а то не ровен час разобьёт что, этот увалень!
Клим помог и, минут через пять весь мой хабар был в доме, а один чемодан поменьше и пару саквояжиков — с подарками членам семьи, я велел положить на стол и сам открыл его.
Ну, что? Начинается раздача слонов...
— Вот, тут я подарки вам приготовил, — открывая один из чемоданов сказал я, — правда не думал, что Максим — брат, умер... Только вчера на постоялом дворе узнал. Царство ему небесное...
Я опять перекрестился на иконы. Присутствующие последовали моему примеру...
— Ну, тогда всё тебе, Прокопий, достанется, — я достал карманные часы челябинского часового завода "Молния" и вручил их обалдевшему "племяннику". Действительно, обалденные часы! — это, вот, лично для тебя вёз... Носи их и, помни: время — это тоже деньги!
— Даже не знаю, как благодарить, дядя..., — растерянно-радостно промямлил обалдевший "племянник".
А расчёт, то мой, был верен!
Ирония и скептицизм из Племяша-прадеда куда-то моментом безследно улетучились! Ну, ещё бы! По ходу, ожидал, когда я начну денег просить — чтоб меня за самозванство прищучить, а тут — как раз, всё наоборот!
— Да, не надо никак благодарить! Мы же одна семья, а в семье принято добро делать друг другу и, не ждать за это какой-то особой благодарности... Ведь, так?!
— Так, так!
— А это вот, Максиму вёз, барыши подсчитывать..., — тяжело вздохнув, я достал из отдельного саквояжа арифмометр, — теперь, ты будешь... Барыши то, хоть есть? Есть, что подсчитывать?
По кислой физиономии Племяша, было видно, что с барышами пока напряжёнка...
— Ну, ничего! Теперь будут... Это я тебе говорю!
— А, что это?
— Я же сказал: это машина деньги считать... Ну, или ещё что — что считать надо. Потом научу, как на ней работать.
Жгём дальше, пока не очухался:
— Думал, ты женился — подарок вот, твоей жене вёз..., — я слегка напрягся. Была опаска, что в связи с моим вмешательством Прокопий — мой прадедушка, разбогатеет раньше времени и женится на другой девушке... Не на моей прабабушке.
Племяш заметно покраснел:
