— Наверное, до Ржавчины здесь слишком уж пахло амбициями и большими деньгами. Так что нам тут могло и не понравиться.
Мысленно я дорисовал неоновые огни на металлической вывеске бара, пару шикарных машин на стоянке, запахи бензина, мужчин в белых дорогих костюмах и женщин в лёгких платьях. По такой улице я шёл бы с непроницаемой физиономией, засунув руки в карманы и поглядывая на окружающих с вызовом. Короче, документы у меня решили бы проверить через пару кварталов, если не раньше.
Кстати, почти все улицы и переулки здесь шли под уклон, к морю. Много было широких лестниц, каменных и металлических.
— Некоторые дома неплохо сохранились. — Рин тоже с интересом оглядывалась, не забывая держать автомат наготове. — Как думаешь, здесь могут жить люди?
— На их месте я бы не высовывался. Куча вооружённого народу, припёршегося в город — не обязательно свои.
В палисаднике одного из домов буйным цветом цвело что-то экзотическое даже по южным меркам, крупные белые цветы удушливо благоухали на всю улицу. Рин сорвала один, но лепестки тут же осыпались.
— Как они называются?
— Не знаю. — В глубине кустов мне почудилось движение. Я осторожно раздвинул ветки стволом автомата, и тёмная худая фигура рванулась из глубины прямо на меня. Отпрыгнуть получилось только благодаря уличным навыкам, не раз помогавшим мне в драке вывернуться из рук противника.
Фигура бросилась во двор ближайшего дома, а я запоздало сообразил, что это всего лишь мальчишка-подросток, закутанный в серые лохмотья.
Первый живой человек в этом городе.
— Стой! Мы хотим только поговорить! — Если бы за мной в возрасте этого парня погнались двое вооружённых типов в форме, я бы побил все мировые рекорды по бегу. Но что ещё делать? Не ходить же с огромными транспарантами: "Мира и любви вам, люди!"
Двор оказался маленьким и уютным, в центре памятником прежнему величию торчала треснувшая чаша небольшого фонтана. Кусты разрослись так густо, что пробиться сквозь них не было никакой возможности.
Зато на веранду дома вела узкая лестница с полуобвалившимися перилами. Мы с Рин переглянулись и спрятали оружие. Пацан и так напуган.
Рин.
Ступеньки угрожающе заскрипели под ногами.
— Эй, мы не сделаем тебе ничего плохого. Выходи.
Перила веранды выглядели на редкость ненадёжно. Внизу — густая пыльная зелень маленького сада. Спрятаться негде, только нырнуть в ведущую в глубину дома дверь.
Глаза не сразу привыкли к темноте. Потом мы разглядели большую комнату, видимо, гостиную. Ковёр под ногами истлел, лёгкая мебель рассыпалась кучей реек. Дэй сорвал тяжеленную ветхую портьеру с ближайшего окна, и на нас обрушилось целое облако пыли. Зато внутрь ворвался солнечный свет.
— Вот ты где.
Мальчишка стоял у стены, вжавшись в неё и словно стремясь провалиться сквозь изодранные обои, старую штукатурку и кирпичи.
— Слушай, мы не знали, что тут кто-то живёт. — Я продемонстрировала пустые руки, пусть увидит, что пистолет спокойно лежит в кобуре, а автомат висит за спиной. — Ты ведь здесь не один?
Я сделала шаг в его сторону. Ему вряд ли больше четырнадцати, но лицо какое-то увядшее, выцветшее, несмотря на загар. И вид запуганный.
— Идём?
Я даже не сразу поняла, что случилось. Было чем-то похоже на взрыв. Деревянный пол под его ногами провалился, и парень рухнул вниз. Забыв об осторожности, я рванулась вперёд. Он цеплялся побелевшими пальцами за обломок потолочной балки. Живучий. И везучий.
— Держись, я сейчас.
— Рин! — ударил в спину предостерегающий оклик Дэя.
— Не подходи, тут сейчас вообще всё рухнет.
Это как тонкий лёд на озере. Как лёд. Я легла на пол и поползла вперёд.
— Только не вздумай разжать руки.
Я потянулась к мальчишке, почти ощущая, как прогибается старое дерево под моим весом. Так, ещё пара сантиметров... Боги, ну пожалуйста!
— Давай руку.
— Н-нет! — Хриплый голос, горло перехватило от страха.
— Слушай, тебе нужно только чуть-чуть подтянуться, и я тебя вытащу, обещаю.
На миг мне показалось, что он скорее предпочтёт сорваться, чем принять помощь от незнакомого человека. Но парень начал медленно-медленно отцеплять пальцы, словно они были приклеены. Ну же! Есть! Его ладонь оказалась в моей. В этот момент кусок балки решил присоединиться к лежащим внизу обломкам перекрытия. Кажется, это нас обоих и спасло. Мальчишка с перепугу рванулся вперёд, я смогла перехватить его за запястье второй руки и втащить наверх.
— Только теперь не убегай, а то оба убьёмся. — Страх приходит с опозданием. — Кстати, я Рин.
Тишина в ответ.
— Как тебя зовут?
— Мы не называем своих имён никому, кроме Семьи.
— Семьи? Что за Семья? — Я по-прежнему держу его за руку, помогаю подняться, и мы вместе с Дэем выбираемся на относительно безопасную веранду.
— Не семья, а Семья, — он выделил это слово. — Хотя ты чужая, тебе не понять.
— А повежливее? — хмыкнул Дэй. — В конце концов, она тебе жизнь спасла.
— Попробуй объяснить, — я постаралась смягчить интонации, — вдруг пойму.
Он сделал вид, что не услышал вопроса, а я тактично этого не заметила.
— Ты голодный? — мальчишка кивнул.
— Тогда идём с нами в лагерь. Потом мы тебя домой проводим, идёт? Заодно расскажешь, что за Семья такая.
Он снова кивнул. Похоже, общительность в число его достоинств не входила.
— Старшие будут тебе благодарны.
— У тебя есть братья и сёстры? — включился в разговор Дэй. Это походило на киношную игру в доброго и злого полицейского: один успокаивает и обещает накормить и не обидеть, а второй невзначай подкидывает вопросы.
Самое интересное, что мы не сговаривались.
— Нет, это Старшие. Они следят за исполнением законов.
— Чьих законов?
— Законов мира. — В его голосе явно слышалось: а что, есть какие-то другие?
Кто бы мне объяснил, что творится в этом городе.
Дэй.
По дороге я отстал на пару шагов и связался по рации с лагерем. Там как раз в не самых парламентских выражениях решили поинтересоваться, куда мы пропали, и что у нас происходит. Волнуются.
— Спокойно. Мы нашли выживших. Во всяком случае, одного, но здесь должны быть и другие.
Тон радиста сразу изменился.
— Принято. Что вам нужно?
— Еда. По возможности — доброжелательные лица. Это ребёнок, и он здорово напуган.
И едва не испугался ещё больше, когда увидел обустроенный на въезде в город лагерь, расставленные по периметру фонари, палатки и огромные машины. Я прикинул: на вид ему лет четырнадцать, приход Ржавчины парень наверняка встретил восьмилетним. За столько лет мог и подзабыть, как выглядят грузовики.
Мы втроём сразу прошли к кострам, где Рами уже готовил кашу. Встреченный по пути народ тактично старался не пялиться на грязного мальчишку в обносках.
— Накормите мелкого, — попросил я.
— Имя-то у него есть? — Рами шлёпнул в металлическую миску аппетитно пахнущее варево, не забыв воткнуть в него ложку.
— Отмалчивается. — Рин отбросила капюшон, сняла повязку, закрывающую нижнюю часть лица; мы все так упаковывались, иначе спастись от вездесущей пыли и раскалённого ветра никак не получалось. — Эй, что ты?
Мальчишка смотрел на неё так, словно она на его глазах превратила весь песок этой пустыни в золото.
— В чём дело? — Рин сделала шаг к нему, но пацан отшатнулся.
— Д-демон, — в его глазах плескался пришедший из глубины веков первобытный ужас, — я не узнал тебя. Был непочтителен. Не убивай.
— Спокойно. Никто не собирается тебя убивать, — вмешался подошедший Стэн. — Что случилось?
— Чёрные волосы! И золотые глаза.
— Ну так у тебя тоже чёрные волосы. Но ты же не демон.
Парень так отчаянно замотал головой, что я решил повременить и не показывать лицо. Двух демонов за раз для него, пожалуй, многовато.
— У демона обязательно чёрные волосы и золотые глаза. А я повёл себя высокомерно, и теперь она меня убьёт.
— Это Рин, наш медик. Я знаю её шесть лет, и она уж точно не демон, а самая обыкновенная девушка, разве что очень красивая.
Насчёт обыкновенной девушки он, конечно, загнул. Но тонкости вроде природы дара сейчас объяснять ни к чему.
— Вот что, — решил Стэн, — сейчас ты возьмёшь свою миску, мы пойдём в палатку, и там ты мне всё расскажешь.
Я подождал, пока они исчезнут за тяжёлым пологом песочного цвета, и с наслаждением содрал с лица повязку.
После чего выдал несколько выражений, которые никак не мог себе позволить при ребёнке.
Через пару часов Стэн объявил общий сбор. Как раз вернулись оставшиеся группы и двойки — им повезло меньше, они не встретили никого. Собрались под навесом, это единственное место в лагере, где смогли рассесться все, ни одна палатка не вместила бы такое количество народа.
— Здесь действительно существует община выживших, — начал командир. — Небольшая. Мальчик путается, говорит, что раньше их было больше, но сам в силу возраста толком не помнит. Впрочем, если учесть условия их жизни, высокая смертность неудивительна. Есть северяне, которые когда-то решили, что на побережье пережидать катастрофу безопаснее, есть местные.
— Кстати, как он сам? — спросила Рин.
— Спит. Я оставил с ним Джори на всякий случай. Он так и не назвался, у них очень строгий запрет на этот счёт.
— У них что, секта? — хмыкнул один из шофёров.
— По всему выходит — да. Велик шанс, что они вообще не примут нашу помощь и откажутся уезжать отсюда.
— Почему? Боятся?
— Нет. Ждут пришествия своего демона.
— Почему демона? Почему не бога? — удивился шофёр.
— Это как раз объяснимо, — вновь вмешалась Рин. — Раз мир летит в пропасть, значит, боги не выстояли в битве с тёмными силами, и хозяева у мироздания сменились. Почему бы к ним не подольститься?
— Я думал, ты медик, а не религиовед.
— Я чистильщик, — спокойно срезала балагура моё солнце.
— Разговорчики! — неожиданно по-сержантски рявкнул Стэн за миг до того, как я сам открыл рот, чтобы одёрнуть шофёра. — Рин права. В тёмные времена люди вполне могут обращаться к тёмным силам, это я помню ещё из курса истории религий. Дело в том, что у демона есть вполне конкретный облик, чётко описанный в их религиозных сказках. У него золотые глаза и длинные чёрные волосы. Уж не знаю, почему они именно такого выдумали.
— Нам с Рин перекраситься? — не выдержал я — словно злые духи за язык тянули.
— Дэй, — взгляд Стэна остановился на мне, и я понял, что он в бешенстве, — если для дела понадобится, я прикажу, и ты и перекрасишься, и косу отрежешь. Просто нужды в этом нет. Поймите, наконец, что всё это не шутки. Одно неверное слово, жест, неуважение к этой долбанной религии — и мы их не спасём. И неизвестно, какими будут последствия. Лично я не хочу проверять на практике, бывают ли на религиозной почве массовые самоубийства. Всё. Завтра утром идём возвращать пацана домой. Нам нужен предлог, чтобы явиться в поселение. Дэй и Рин остаются здесь. Если вас за чем-то понесёт в город, прячьте лица получше. И возьмите защитные очки. Посмотрим на тамошних старейшин, может, есть кто поадекватнее.
— А они бучу не подымут, что мы их ребёнка утащили? — опять вылез шофёр.
— Вот потому и идём открыто. Если парня одного отпустить, он им наплетёт сорок вёрст до небес, и всё лесом. Про пришествие демонов и золотых драконов в небесах. И мы от этой мистики вовек не отмоемся. Попробуем убедить всех, что мальчику показалось с перепугу, а мы самые обычные люди.
Я вдруг подумал, что Джори не просто присматривает за подростком, но и следит, чтобы он не дал дёру. Командир постарался предусмотреть всё.
— На сегодня закончим. — Стэн перечислил имена тех, кого собирался взять с собой. — Завтра всем быть тише воды ниже травы.
Рин.
Ночь прошла беспокойно. Мы никак не могли уснуть. Глядели в темноту под брезентовым потолком палатки, теснее прижимались друг к другу, надеясь, что не разбудим никого из спящих рядом соседей.
Невозможно представить, что где-то совсем рядом живут люди, поклоняющиеся демонам и истово верящие в скорый приход одного из них. Я честно пыталась вспомнить, было ли в истории что-нибудь подобное. Демоны — это не из веры в Эгерра и Алайну, это из той религии, где почитают Единого Творца. Тёмные сущности, всячески мешавшие сотворению мира. В нашей стране священники, принёсшие новую веру, быстро записали в демоны Иной народ. Извращённый вариант поклонения Иным? Или когда-то эта община верила в Единого Творца, но отвернулась от него из-за Ржавчины?
В голове никак не укладывалось, что это всё всерьёз. Но панический ужас, отразившийся в глазах спасённого нами мальчика, не давал усомниться.
Сколько же придётся объяснять, уговаривать...
Сколько же...
— Не спишь? — Пальцы Дэя невесомо коснулись моего лица.
— После такого разве уснёшь.
Он завозился, сел. Если была возможность, мы всегда расстилали один спальник, а второй использовали как одеяло, согревали друг друга целую ночь. В щель палатки сочился дальний свет фонаря, и я различала не только силуэт Дэя, но и тёмное пятно татуировки на его плече.
Красивая, но я пока не могу к ней привыкнуть.
— Иди сюда.
— Дэй, полная палатка народу...
— Да я не об этом.
Он осторожно притянул меня к себе. Нащупал край моей майки, но не стал её снимать, а аккуратно закатал, обнажая спину.
— Теперь ложись на живот.
Сначала его пальцы прошлись по позвоночнику, потом перетекли чуть выше, разминая плечи. Дэй как будто собирал меня заново. Напряжение, натянувшее каждую мышцу, понемногу отступало. Я подавила блаженный стон, окружающие точно не так бы поняли.
— Где ты этому научился?
— Чему я только ни учился.
Он наклонился и поцеловал меня в шею, его полураспущенная коса скользнула по моей спине.
— Дэй, — прошептала я, — ты меня успокоить хочешь или соблазнить?
— Пока — успокоить.
Он осторожно ложится рядом и обнимает меня. Реальность исчезает. Отступает темнота за стенами палатки, пропадают километры пройденных дорог и грязные морские волны. Мир засыпает на огромных руках вечности — как замерший маятник, остановленный за миг до начала отсчёта.
И это самая лучшая колыбельная.
Стэн ушёл с выбранной им группой рано утром, как только солнце начало карабкаться на небосклон. Народ в лагере вроде бы занимался обычными делами — кто возился с машинами, кто готовил еду к возвращению парламентёров, кто чистил оружие — но общая напряжённость всё равно висела в воздухе как грозовое облако. Мы с Джори занялись переучётом всех имеющихся медикаментов. Дело столь же важное, сколько нудное, но зато забирающее всё внимание без остатка. Думать о чём-то другом просто не остаётся времени.
Группа вернулась почти через четыре часа, и, судя по выражению лица Стэна, ничем хорошим переговоры не кончились.
— Ну как? — спросила я, решив не дожидаться общего собрания.
Стэн выругался, длинно и грязно. Тяжело опустился на раскладной стул под навесом. Таким мрачным я не видела его даже в первые годы Ржавчины.
