Об отъезде никто не заговаривал. Фела иногда наведывалась в "Семеро ветров", но охотник, всецело поглощенный отношениями с сиделкой, даже не заикался о продолжении пути.
Однако как-то раз Квентин пришел на свидание с опозданием, печальный и поникший.
-Фела, я получил сегодня письмо из дома, — сообщил он.
-Что, дурные новости? — спросила она. — Ты какой-то грустный.
-Да нет, не очень. Однако мне надо немедленно возвращаться домой.
-Насколько немедленно?
-Сегодня выезжаю. Фела, поехали со мной!
-Что?! — удивилась девушка. — Да как я поеду с тобой?
-Почему бы и нет? Зачем тебе тащиться куда-то за тридевять земель? Мой отец тебя радушно примет, ты увидишь, как прекрасна моя родина. Я покажу тебе там все — и Красный Лес, и ущелья, и водопады, ты обязательно влюбишься в нее.
-Но, Квентин, ты наследный принц, наверняка у тебя там есть невеста, с который ты обручен с детства...
-И что с того? Все знают, что я не веду здесь жизнь монаха. Фела, поедем, я очень тебя прошу.
-Нет, Квентин, я не могу. Твой отец подобрал тебе подходящую партию с учетом всех выгод для твоей страны, и ты не должен огорчать свою невесту. А я не могу бросить Греда здесь. Я должна дойти с ним до Дальноречья.
-Ну что за чепуху ты мелешь? Ничего ты не должна. Он прекрасно сам доберется, а этот твой слуга поможет ему.
-Квентин, ты ничего не знаешь. Я поклялась Греду, что покажу ему дорогу вплоть до побережья. Я не могу отказаться от своих клятв.
-Не хочу слышать ни про какие клятвы! Я, наследник престола, предлагаю тебе поехать со мной, а ты готова променять меня на какого-то безродного бродягу!
-Не говори так про Греда!
-Да почему?! Он бродяга, был бродягой, и умрет бродягой! Ты связалась с каким-то отщепенцем!
-Ну знаешь ли, принц! Я благодарю тебя за оказанную мне честь, но извини, я ее недостойна. Я сама ведь бродяга, отщепенка, как ты выражаешься. И нечего тебе знаться с такими бродягами, как я. Все, счастливого пути! — Фела круто развернулась и быстро убежала.
Усталая и продрогшая, кутая обнаженные плечи в легкий шелковый платок, Фела медленно поднялась по деревянной лестнице, не замечая взглядов собравшихся в нижней зале мужчин. Войдя в комнату, она заметила Корелонца, сидевшего на подоконнике. Разговаривать у рофендилы желания на было, и она молча, не задерживаясь ни на секунду, направилась в свою спальню.
-Постой, госпожа Фела, — остановил ее Равен, когда она уже взялась за ручку. — Тут тебе лежит письмо.
-Письмо? — она подняла глаза на него.
-Вон, на столе.
Действительно, на круглом столе, стоявшем посредине комнаты, белело письмо, запечатанное сургучом. Сургуч изображал борьбу дракона с единорогом — фамильный герб правящей ветви эльфов Карпа. Это изображение Фела не единожды видела на печатке, украшавшей кольцо на руке Квентина. Взяв письмо, девушка одним движением разорвала печать.
Фела. Я ждал тебя, но так и не смог дождаться, так что оставляю тебе это письмо. Прости мне мои грубые и необдуманные слова. Надеюсь, ты понимаешь, что они были вызваны лишь моей досадой и искренним огорчением от твоего отказа. Если как-нибудь забредешь в мои земли — милости прошу, навести меня. Удачи тебе. Квентин.
P.S.Очень жаль, что мы так и не попрощались...
Кусая губы, девушка задумчиво перечитала письмо еще раз. Перед ее мысленным взором встала картина: лет через -дцать она забредает в горы Карпа, заходит к Квентину, и тут что-нибудь случается. Ее ранят заколдованным кинжалом, или похищают, или еще какая-нибудь напасть, и Квентин, уже давно женатый и обремененный многочисленным потомством, из памяти к их старому знакомству пытается ей помочь, и погибает. Все многочисленное семейство с негодованием взирает на нее. "Нет уж, — подумала она. — Больше никого никогда навещать не буду".
Она все еще вертела в руках листок, когда Корелонец спросил:
-Что-нибудь серьезное?
-Да нет, так, пустяк, — рассеяно ответила она, поднося листок к свече. Бумага легко вспыхнула, сине-желтые язычки пламени охотно заглатывали темные строчки.
-Всего лишь очередное разбитое сердце? — насмешливо сказал он.
Фела встрепенулась, посмотрела на него. Горящее письмо она держала над медным подносом. Пламя уже почти дошло до ее пальцев, но она, казалось, даже не заметила этого.
-Что ты имеешь в виду?
-Ничего. Просто я видел, как этот бедняга ждал тут тебя, несмотря на то, что ему, видимо, нужно было срочно куда-то ехать. За ним все время прибегали то одни, то другие слуги, пытаясь уговорить его ехать, а он все сидел и ждал.
Фела опустила голову, задумавшись. Пламя лизнуло ее пальцы, бумага быстро сгорела, и черный пепел развалился у нее в руках.
-Не обожглась? — все с той же насмешкой спросил молодой человек.
Она взглянула на свои покрасневшие пальцы и с усмешкой повернулась к Корелонцу.
-Смотри, — сказала она, сложила пальцы в кулачок, поднесла к губам и дунула. Потом помахала рукой в воздухе. Красные ожоги исчезли, пальцы выглядели как обычно.
-Я не обжигаюсь, — сказала она и удалилась к себе в спальню.
Тело ломило, но это было приятным ощущением наливающегося силой организма после физических нагрузок. Разгоряченный Корелонец быстро шагал по улицам. Подойдя к гостинице "Семеро ветров одного не ждут", он бросил взгляд на окна, и шаг его невольно замедлился. Окно спальни рофендилы было темно.
Поднявшись наверх, Корелонец заглянул к компаньонам. В общей комнате горела свеча, но никого не было; из-за неплотно прикрытой двери, ведущей к охотнику, слышался бас северянина и голос сиделки. Поздоровавшись с ними, юноша пошел к себе. Мысли его как всегда были заняты рофендилой. Утром она не появилась на завтраке. Видимо, уже покинула гостиницу, решил молодой человек. Не желая показывать своего разочарования, он ушел к казармам, и там пропадал весь день. Это уже вошло у него в привычку, часто даже новобранцы, особенно девушки, шутливо его подначивали: не желаешь ли, мол, записаться в волонтеры? Корелонец в ответ тоже отшучивался.
Противоречивые чувства раздирали его. Увидев рофендилу в обществе эльфа, Корелонец понял, что не сможет пойти с компаньонами дальше. Даже если сама девушка не будет возражать. Видеть ее с другим было выше сил молодого человека. При этом влюбленный ничуть не сомневался, что эльф пойдет вместе с Фелой даже на край света, готовый ради золотоволосой красавицы на все, также, как и сам Корелонец. И увидев, что эльф покидает город, юноша испытал двоякое чувство. Сердце предательски обрадовалось, утопив его решимость расстаться с компаньонами.
Войдя в свою комнату, юноша огляделся. Эти стены помнили безрадостные дни, окутанные дикой ревностью и глухим отчаянием. Но они хранили и другие воспоминания. Корелонец подошел к окну, устроился в кресле — единственном на всю комнату. В этом же потертом кресле подолгу просиживал Гред, беседуя с выздоравливающим юношей.
Таившийся раньше северянин теперь много рассказывал о своей прежней жизни и о тяжелой утрате. Греда как будто прорвало: раньше ему не хотелось говорить о себе, теперь же он стремился выговориться. Корелонец сначала остерегался говорить о цели охотника, ему казалось неловким упоминать о том, что стало известно в столь экстремальных условиях, как пленение гоблинами. Но первый же осторожный вопрос привел к длинной исповеди охотника. Гред рассказал о своей нехитрой жизни, о детях и жене. Его маленькая деревушка, затерянная в лесах у отрогов Северных Гор, редко испытывала какие-нибудь потрясения или катаклизмы. Уклад жизни устоялся в течение нескольких поколений, и Гред дожил до первых седых волос, не зная особых бед и горестей. Несчастье пришло неожиданно. Гред сбивчиво рассказывал, как, возвращаясь с охоты, почувствовал запах гари и дыма, как, бросившись со всех ног домой, увидел страшное зрелище. "Ни одной избушки не уцелело, от печей камня на камне не оставили. И смерть везде. Даже ребятишек не пожалели, ироды. Даже старикам пощады не было".
Уцелел лишь живший отшельником монах. Завидев зарево и дым столбом, он бросился в деревню; схоронившись за деревьями, наблюдал за захватчиками. Впоследствии он и рассказал Греду о том, что нескольких девушек, в том числе дочь охотника, увели. "Моя Таис-то была одной из самых ладных дивчин в деревне. Черненькая, вся в мать. То-то на нее и позарились", — горько шептал охотник, глядя в стену невидящими глазами. "Я вначале, когда искать пошел, в город направился. У нас там на берегу город большой... Ну, тогда я думал, что большой, щас уж и не скажу так... Там-то я и хотел на корабль сесть и в Манекс плыть. Тока мне разъяснили, что наши суденышки туда не плавают, силенок не хватает. Ну и посоветовали идти в Дальноречье — мол, оттуда эльфы уже Искристое море переплывают". Гред понемногу рассказывал о своих странствиях. Только теперь узнал Корелонец откуда страшные шрамы, придававшие Греду жуткий вид. Высокий, мощного сложения, раньше варвар мог похвастать и правильными, хотя грубоватыми чертами лица. Лесной пожар, в который охотник попал недалеко от Садла, изменил это, обезобразив внешность страшными ожогами. Глаза лишились ресниц, бровей тоже почти не было, росли они теперь какими-то клоками, внося в облик северянина дополнительный элемент уродства.
Но особенно подробно Корелонец расспрашивал о знакомстве с рофендилой. Гред не стал утаивать ни подробности договора с воительницей, ни происшествия, которым компаньоны подверглись в начале пути. Насытившись рассказами о рофендиле, молодой человек поинтересовался и дальнейшими планами охотника.
"Как же ты дочь искать думаешь? В незнакомой стране, где ни обычаев, ни законов тебе не известно?" — "Да уж я думал, доберусь как-нибудь, а там обмозгую, — признался Гред. — Все одно, пока море не переплыл, рано об этом думать. Вот на корабле и думал — будет время поразмыслить и народ порасспрашивать".
"Знаешь ли что, Гред? — Задумчиво сказал как-то Корелонец. — Если Фела покажет дорогу лишь до Дальноречья, то я-то могу пойти с тобой дальше. Ей по любому не стоит продолжать путь — и так хватит опасностей по ее душу. А мне все едино, да и не возвращаться же в Корелон. Лучше уж помогу тебе в поисках дочери".
Гред хмурил обожженные огнем брови, понимая, насколько авантюрна его идея.
"Нет, Корелонец. Не стоит тебе идти со мной. Моя беда — мне и расхлебывать". — "Ну, у тебя еще есть время подумать. Терять я уж ничего не потеряю. А вдвоем всяко сподручнее".
Они возвращались к этому несколько раз в своих беседах, и вскоре Гред уже не возражал против компании Корелонца. Оставалось лишь убедить Фелу не прогонять юношу — и Гред помогал в этом ему, как мог.
Тихий стук в дверь вернул молодого человека в реальность. Вошел слуга, принесший воду для вечернего умывания. Корелонец смыл пот, грязь и усталость, потом принялся одеваться к ужину. Расправляя складки на одежде, он вдруг разозлился сам на себя, поняв, что старается привести себя в порядок ради Фелы. "А вдруг она не придет? Да даже если и будет, ей уж точно без разницы, как я буду выглядеть".
Но за ужином вновь, как и утром, присутствовали лишь Гред, сиделка и Корелонец. "И куда же теперь наша красавица запропастилась?" — вопрос Греда оказался риторическим.
В тот день Фела встала очень поздно. Ей совсем не хотелось просыпаться, и даже во сне не оставляло неясное чувство утраты. Проснувшись с тяжелым сердцем, она отправилась бродить по городу, стремясь заполнить пустоту, образовавшуюся внутри. Это удавалось плохо, она постоянно ловила себя на том, что идет туда, где они были вместе с Квентином. Уже совсем стемнело, когда, так и не сумев развеяться, она вернулась в "Семеро ветров одного не ждут". Постояльцы уже поужинали, и многие из них коротали время в общем зале. Гред с Корелонцем тоже сидели здесь, потягивая пиво. Фела подсела к ним. Делать все равно было нечего, и девушка задумчиво взяла поставленную перед ней огромную кружку с весело шипящей пенистой шапкой.
Вскоре к ним подошел Потрипак, осведомился о здоровье Греда с Корелонцем, в свою очередь рассказал об итогах рейдов кавалерии по окрестностям Юнор-Ю.
-Мэр злится, потому что задерживается выход ополчения, а сделать ничего не может. Леса вокруг кишмя кишат гоблинами, уводить в такой момент большинство боеспособных мужчин непростительно глупо. Он с удовольствием бы отмахнулся от косвенных доказательств, но после того, как мы столкнулись нос к носу с несколькими десятками орков, и несколько штук даже притащили живьем...
-Разве? Когда это было? — спросила Фела.
-Да пару дней назад. Неужели ты ничего не слышала, дори?
Влюбленные часто слишком заняты друг другом, чтобы видеть что-нибудь из окружающего, и Фела пропустила эти события последних дней. Зато Гред с Корелонцем, общавшиеся с Потрипаком все это время, уже знали эту историю в подробностях. Поэтому они тоже вставляли свои ремарки в рассказ военного.
Потрипак рассказал о стычке, произошедшей между людьми и гоблинами. Последние превосходили людей чистом, но их захватили врасплох, днем, когда они спали в потайном убежище наподобие того, в какое их сородичи притащили странников. Кстати, для людей тоже оказалось неожиданностью обнаружить такое количество гоблинов. Тем не менее всех нелюдей перебили или взяли в плен. Пленных потом протащили по городским улицам на потеху толпе и казнили на центральной площади, выбрав наиболее жестокую казнь.
Рофендила, услышавшая это впервые, внимала рассказчикам с живым интересом. На какое-то время ей даже удалось отвлечься от мрачных мыслей.
Вечер продолжался. Зазвучала музыка, начались танцы. Гред вскоре удалился вместе с сиделкой; Корелонец отошел к столу, за которым расположились солдаты Потрипака. На какое-то время Фела осталась наедине с так и не выпитым пивом.
В залу вошел капитан Кварбек, уже сильно пьяный, огляделся, и, заметив девушку, направился прямо к ней:
-О, красавица, я гляжу, ты тут скучаешь! Пойдем танцевать!
-Нет, дорин, я не хочу.
-В чем дело? Ты отказываешь офицеру? Чего сидеть скучать, пойдем со мной! Я вижу, ты одна, без этого эльфа. Где твой приятель? Неужели уехал? Ну так ты теперь свободна, нечего ломаться. Давай, пойдем потанцуем, крошка! — он схватил рофендилу за руку и начал тянуть из-за стола.
Вспыхнувшая от гнева девушка вырвалась из его захвата. Кварбек продолжал орать, на них стали оборачиваться остальные посетители. Подоспевший Потрипак безуспешно пытался остановить разошедшегося приятеля. Корелонец находился в дальнем конце залы; он поднялся, но солдаты, окружавшие его, принялись его удерживать. "Ты чужеземец", — говорили ему. — "Лучше не вмешивайся". Музыка замолкла, уже все кругом ошарашено следили за этой безобразной сценой, а капитан продолжал кричать.
-Твой дружок уехал, ты теперь свободна, так какого черта ты мне отказываешь? Пошли, я приглашаю тебя!
Причиной того, что Фела не убила его тут же на месте, скорей всего являлось платье, стеснявшее движения, и отсутствие оружия. А может, меланхолия тормозила ее реакцию. Так или иначе, рофендила ограничилась лишь тем, что, вырвав у Кварбека второй раз руку, влепила ему пощечину.
