Во времена, когда Оршей владели поляки (а город стал российским во время первого раздела Речи Посполитой, в 1772-м году), здесь было открыто множество монастырей разнообразных католических орденов. Как говорится, полный набор: уже упомянутые доминиканцы, базилиане, бернардинцы, францисканцы, тринитарии. Удивительно, но жилые монастырские корпуса устояли в войну, но не выдержали мира — практически всё сейчас или находится в виде остовов, или занято какими-то "психлечебницами".
Из католической архитектуры только коллегиум иезуитов "воссоздавался" — зато прямо на наших глазах. "До Лукашенко" там тюрьма была, а теперь вот почти заканчивали покраску изящной башни, чем-то напоминающей ратушную башню в Витебске — с часами и золочёным куполочком.
А ещё в Орше течёт Днепр — великая река, связывающая три великих народа: русских, белорусов и украинцев. Днепр, Дняпро, Днiпро. Здесь он ещё довольно робкий — от истока на Смоленщине недалеко ушёл, это где-то дальше, ниже, Каховское и Кременчугское водохранилища, Киев, Днепропетровск, Запорожье, Херсон. Это на Украине "редкая птица долетит до середины", здесь пока скромная и тихая речка, делящая пополам такой же скромный город Оршу.
На берегу здесь, как и во многих других исторических городах Беларуси, расположено Замчище — невысокий холм на месте древнего поселения. Сейчас этот холм зарос аккуратной (к "Дожинкам", не иначе!) травой, на которой цветочной клумбой был выложен герб города: серебряный равносторонний крест над "лежащей" золотой луной. В центре Замчища стоял памятный знак, имитирующий часть крепостной стены и напоминающий о годе рождения Орши, а на противоположном берегу Днепра синими куполочками выглядывал православный Успенский собор. Какое-то очень русское место. Удивительно, что при этом Орша остаётся одним из "самых белорусских" городов страны — белорусы составляют около девяноста процентов населения. Вы упадёте в обморок, узнав, что "самый русский" город Белоруссии — это Гродно, где русских чуть не пятая часть горожан. По всей видимости, переселенцами из России после войны усиленно "разбавляли" население польского города.
На площади Центральной нам тоже не удалось отдохнуть — саму площадь с памятником Ленину в центре и лавочками по периметру уже укатали в тротуарную плитку, но вот строго за лавочками грохотали отбойные молотки, поэтому мы встали и направились в ЦУМ — надо же как-то избавляться от остатков местных денег. Наталья нашла себе в центральном городском универмаге замечательный аксессуар — очаровательные осенние перчатки с огромным ярлыком из жёсткого серого картона, на котором был написан гордый "бренд" производителя: "Гродненская перчаточная фабрика". Всё-таки мне нравится этот "совок"!
За площадью, на узенькой улочке вблизи Днепра тоже гремела техника. Под неодобрительные взгляды мужичков в оранжевых жилетах мы, что называется, внаглую протиснулись к их "рабочему месту", дабы получше рассмотреть памятник на открытой площадке, уж больно тот был диковинным — самый настоящий Гулливер в камзоле и широкополой шляпе и с крохотным человечком-лилипутом в открытой ладони. Представляете? Героическая Орша, Центральная площадь с флегматичным Лениным, и в двухстах метрах от вождя — памятник взрыву фантазии Джонатана Свифта. Ещё бы разобраться в этих провинциальных аллегориях — кто тут Гулливер, а кто лилипуты...
До поезда оставалось всего ничего — часа полтора, но мы всё-таки решили где-нибудь перекусить. Я не стал долго выбирать и сунулся в первый попавшийся "советский" гастроном, часть которого, как и полагалось в прежние годы, была отведена под кафетерий. Из горячего заведение предлагало несколько видов драников, и мы, понятное дело, их и выбрали. Надо же хоть напоследок в "бульбяной республике" драников-то поесть! До сих пор нам никак не удавалось этого сделать — ни в Минске, ни в Гродно, ни в Витебске.
А еще я решил купить друзьям-товарищам местного пивка, а заодно каких-нибудь нехитрых продуктов в дорогу. Натка еще и шоколаду набрала здешнего для подружек. Денег после этих операций осталась какая-то странная сумма — рублей сорок в российском эквиваленте. На маршрутку, естественно, хватило — общественный транспорт в стране неприлично дёшев, но вот что делать с остальными местными "тысячами", мы не знали. Забрав вещи в камере хранения и сгрудив их вокруг своей жены в зале ожидания, я отправился по вокзалу.
Так. Классная белорусская футболка-флаг стоит рублей шестьдесят. Местная настойка на смородине, которой торговали прямо в буфете — пятьдесят. А у меня уже было меньше тридцати. Решено — я подошёл к обменнику и сунул в окошко сто российских рублей. В сумме с моими остатками этого должно было хватить и на футболку, и на спиртное. Уж не знаю, поняла Наталья, что я еще денег наменял, или поверила в белорусский "социализм". Последнюю белорусскую "десятирублёвку", самую мелкую здешнюю купюру, мы выбросили, чтобы обязательно сюда вернуться, из окна поезда вместо монетки — так, как это принято в стране, выпускающей монеты только для коллекционеров-нумизматов...
* * *
Места нам достались в разных концах вагона, да еще и оба верхних. В одном из "наших" купе обитали мамаши с малолетними, громко орущими детьми, а во втором разместилась приветливая семья врачей с пацаном лет двенадцати. Мы с Натальей решили обосноваться именно здесь — во второе купе я только на "ночёвку" уходил. Наши попутчики оказались очень добродушными провинциалами из небольшого городка Жлобин Гомельской области, а ехали они в Барнаул, в гости к родной сестре главы семейства. Покинув свою страну, врачи вдруг осмелели и начали выдавать нам один "блок" за другим.
— Телевизор у нас неинтересно смотреть, — говорил дядька. — Каждый день одно и то же. Как при Советском Союзе — этого наградили, этого распекли. У нас премьер-министр был Козлов. Так анекдот такой ходил. Закончилось заседание правительства, батька говорит: "А вас, Козлов, прошу остаться", и все остались. Знают, что все козлы.
Увидев, что парнишка переоделся в красную "патриотическую" футболку, я похвастался перед попутчиками, что и себе купил такой "сувенир".
— У нас же президент кампанию объявил: едешь за границу — пропагандируй страну. А то, мол, вечно нас то с украинцами, то с русскими путают. Вот и напечатали футболок. Мы тоже себе таких купили. Будем в России Беларусь рекламировать. Да, сынок?
Я так и не понял, последнее было сказано всерьёз или в шутку. Судя по всему, лёгкое интеллигентское "фрондёрство" — искренняя поддержка властей на словах с непременной "фигой в кармане", в Белоруссии считается хорошим тоном. А впрочем... Всё равно, они мне казались какими-то "заповедными" — искренними и немного наивными. Такими же, как офицер Валера из поезда "Гродно — Витебск". Если вспомнить то, что творилось в России в девяностые — с обязательной стрельбой на улицах, взрывами домов, финансовыми "пирамидами", дефолтами и прочими прелестями, жители незалежной Беларуси выглядели младенцами, "не нюхавшими пороху". Жалобы про "скучный телевизор"? Они для меня остались где-то в середине восьмидесятых. Боюсь навлечь на себя гнев истых "демократов", но, по-моему, спасибо своему "батьке" белорусы должны сказать — как жили при советской власти, так и живут. А что? Заводы работают, приватизации по факту не было, метро и дома строят, да еще и в магазинах все есть. Разбогатеть, говорите, мало шансов? Зато и в бедность окунуться почти невозможно. Низкий поклон Аляксандру Рыгоравiчу!..
Наши попутчики, насколько я понял, впервые двигались так далеко на восток, то есть вглубь России. Со вторых суток пути, едва наш поезд попал за Урал, я стал рассказывать им, широко раскрывшим рты, всяческие истории про те города, что мы проезжали. В Екатеринбурге последнего русского царя расстреляли, а в Тюмени — нефть, которую, в частности, на их Мозырском комбинате так ловко перерабатывают, в Ялуторовске бывали декабристы, в Ишиме жил автор "Конька-горбунка", а в Омске — сам Колчак. Белорусы не знали практически ничего из того, что я им "вещал", и их удивляло абсолютно всё, что мы проезжали: широченные сибирские реки, голые степи, дремучие леса и огромные города в тех местах, где, по мнению некоторых, должны лишь кедровые орешки расти. Я тоже смотрел на всё это "своё" богатство через вагонное окно и испытывал настоящую гордость...
Из Орши мы выехали вечером седьмого августа и в Новосибирск прибыли десятого днём. На вокзале нас встречал мой друг детства Виталя (это он много лет назад подарил мне на день рождения "Пана Тадеуша" Мицкевича), который недавно переехал в Россию из Казахстана, а дома уже ждал отец. Перебивая друг друга, мы с Натальей начали делиться своими восторгами от путешествия и не давали сказать нашим собеседникам ни слова. В какой-то момент я "на автомате" включил телевизор и вдруг увидел страшные кадры ночного неба, ритмично вспыхивающего оранжевыми зарницами. Внизу бежала строка: "Город Цхинвали разрушен. Части 58-й армии прошли Рокский тоннель..."
— Что происходит? — спросил я, в предыдущие две недели мы не очень внимательно следили за новостями, а последние дни и вовсе "пропустили".
— Грузия на Южную Осетию напала, из "Града" по домам шуруют, — ответил отец, — Цхинвали, похоже, больше не существует...
И все в мире перевернулось — наша поездка внезапно поблекла, а восторги оказались совершенно неуместными. При чём здесь мы со своей Белоруссией, когда такое творится?..
А еще я понял, что так заканчиваются красивые романы о "дружбе народов"...
(102) Дожинками у славян назывался праздник урожая, день последнего снопа.
(103) Кстати, известно, что Острожский был потомком Владимира Мономаха и придерживался православной веры.
(104) В главе 9 есть про это кусочек.
(105) Я этому региону (как выяснилось, очень похожему на Беларусь) в главе 5 целый рассказик посвятил.
Снова от автора. Послесловие для тех, кто дочитал до конца
Я помню, как разваливался Советский Союз. Как сначала в восьмидесятые постоянно приходилось пояснять россиянам, что в Казахстане живут не только казахи, и, тем не менее, они тоже казахстанцы. Как потом, откуда ни возьмись, появились какие-то "патриоты", легко путавшие патриотизм с национализмом, а то и вовсе с оголтелым фашизмом — и появились они, к сожалению, не только в национальных регионах, но и в самой России. Потом партийные боссы республиканских ЦК вдруг сделались такими же "патриотами", хваставшимися, что по ночам после съездов КПСС тайком читали Коран и Лесю Украинку в оригинале.
Я помню, как люди перепутали демократию с колбасой, а независимость и суверенитет — с возможностью не делиться скудным набором продуктов в своих магазинах с соседями. Как потом наступила эта самая независимость друг от друга, а никто (вообще, никто!!!) из простых людей в это не поверил, и странную аббревиатуру СНГ, возникшую в конце декабря 1991-го года, в шутку расшифровывали как "С Новым годом!"
А еще я помню, как Россия вдруг отказалась включать другие республики в "рублёвую зону", и российские купюры в Казахстане "вылавливались" обывателями, потому что реальный курс российского рубля к рублю советскому, который фурами и железнодорожными вагонами ввозили в нашу республику со всего бывшего СССР, отличался от официального в разы.
В девяностые я пересекал казахстанско-российскую границу по нескольку раз в год, и каждый раз условия пересечения становились всё жестче и жёстче. В принципе, я понимал тогда и понимаю сейчас логику россиян: наркотрафик, незаконная миграция — все понятно... Только мне кажется, это какой-то негосударственный подход, не "великий". Вот пойти освобождать Балканы от Османского ига или заступиться за единоверцев-грузин, или выставить казачьи станицы по периметру территории проживания народа, попросившего помощи, это удел великих. А защищаться от наркотиков путем усечения дружественного, а то и своего собственного пространства, извините, нет. Так же как вылавливать в столице собственных сограждан — "понаехавших", но не зарегистрировавшихся. Просто потом не надо спрашивать, откуда берутся "цветные революции" и сепаратизм. И устраивать дискуссии о том, почему наши дети становятся нацистами, тоже глупо...
Я описал десять своих путешествий, и главное, что я вынес из них — это то, что везде я встречал "своих", "наших". Меня сейчас, через восемнадцать лет после развала страны, всё чаще интересует вопрос: а где еще остались МЫ? МЫ — это не только русские, и даже не обязательно "русскоязычные". МЫ — это те, кто способен делать рейтинги телекомпаниям просмотрами фильмов "Берегись автомобиля!" и "Мимино". МЫ — это те, кто ждёт лета, чтобы выехать на приусадебные участки, гордо называемые "дачами", ходит на концерты Пугачёвой, знает творчество группы "Ялла" и способен горевать по поводу кончины Муслима Магомаева и Владимира Мулявина. МЫ — это те, кто слетал в космос с Байконура, строил БАМ, героически защищал Севастополь и освобождал Европу от фашизма. Только не надо говорить, что МЫ — пенсионеры. НАС, молодых, тоже много!
МЫ разные, и это хорошо. Я, собственно, в этой книге и попытался рассказать, какие МЫ непохожие — со своими обидами и комплексами, юмором и привычками, великим наследием и очень обыденным настоящим. МЫ иногда смешные (1), а иногда яростные, бываем подозрительными, но чаще — наивными. Мы отличаемся друг от друга, но всё-таки это МЫ, жители одного большого пространства, у которого осталось только корявое название: "бывший Советский Союз"...
Как там Владимир Владимирович сказал? "Величайшая геополитическая катастрофа"? Да, Бог с ней, с геополитикой, развал страны — это, прежде всего, величайшая людская катастрофа! Не только для "русскоязычных", оказавшихся "за границей", и не только для национальных чиновников, "присосавшихся" к союзному бюджету. Самое главное — распад СССР контузил, изувечил, покорёжил НАС!
Покорёжил, но ведь не убил! Вы знаете, везде — абсолютно везде, где я бывал, я видел НАС, и НАС по-прежнему много. Да, есть совершенно противоестественные барьеры. Да, пересекающие границы люди подчас делают всё для того, чтобы у этих барьеров появился смысл. Да, изменилось многое — и дело даже не в переименованных улицах и городах — в конце концов, я тоже мечтаю о том, чтобы главная площадь Новосибирска, наконец, стала Театральной, и не в пресловутой "независимости" — никто, я думаю, сейчас и не помышляет о восстановлении Союза. И уж тем более — дело не во флагах, валютах и прочих атрибутах "самостийности"... МЫ изменились — я это увидел и попытался здесь передать. Но всё равно это МЫ!
(1) Искренне надеюсь, что после общения с людьми в других странах и городах тоже стал героем чьих-то баек.
