2-02. Уст твоих бурный ветер

Князь сплюнул и грязно выругался.

— Не сбегут, — пробасил Тарален. — Я могу их под свою руку принять. Мои сотники там уже порядок наводят. Кого-то выпороли, парочку самых крикливых повесили, остальные примолкли.

— Шустрый ты, воевода, — усмехнулся Перевет. — Может, тебя сразу тапарским князем выкликнуть? Семлемен, думаю, возражать не станет — он сейчас свою шкуру спасает, как умеет.

— А что, и выкликнем! Кто не захочет — тому по мордам... — ухмыльнулся в ответ Тойма. Впрочем, ухмылка тут же сползла с его лица. — Не до шуток, друже. Чует мое сердце — сомнут нас завтра, как гнилой плетень.

— Сомнут, — вяло согласился Перевет. — Прямо напасть какая-то — всех дельных командиров ровно косой выкосило. И не понять — как да почему. С одной стороны дырка, как от булавки, с другой — ровно медведь клок мяса вырвал. Ни стрела, ни сулица, ни копье так не могут.

— Не сомнут, — не согласился Тарален. — Выстроим стену копий — не прорвутся. Вся их сила — в конном налете, а конь — животина умная, на колья брюхом не полезет. Сразу следовало сидеть на месте и не дергаться. Ну, а там, глядишь, пять тысяч моих ополченцев подойдут, Пирен командует. Ночью гонец прискакал, говорит — в двух переходах отсюда.

— Ко мне до утра должны семь тысяч ратников дойти, — поскреб затылок Перевет. — Вымотаются, конечно, от таких-то форсированных маршей, ну да ничего. А что, друже, может, и в самом деле не сомнут. Поставим их на Плешивый холм, своих укрепим да и засядем, как улитки в раковине.

— А вот южан воевать на их земле я точно не пойду, — Тойма скинул подшлемник и с наслаждением почесал потный затылок. — Силы у нас не те. Да и Отец-Солнце, видно, против. Смотрите сами — все, кто за святую войну ратовали, мертвые лежат. Храмовники, Дзергаш, опять же...

— Ну, Семлемен-то наверняка жив, — хмыкнул Тарален. — Улепетывает сейчас, наверное, в какой-нибудь свой монастырь, только что подковы у коняки не отваливаются... Ну, доберусь я до него когда-нибудь!

— Тот же тулуп, только с изнанки, — отмахнулся Тойма. — Не звал Пророк святые войны устраивать, хоть тресни, то нынешних храмовников придумка. Вот и гневается Отец наш. Не южные боги невидимые копья швыряют, а Солнце своими огненными стрелами поражает. В общем, я отсюда к югу не двинусь. Стоять продолжу, пока сил хватит, а двинуться не двинусь.

— А я и подавно, — кивнул Перевет. — Эх, как Кумбалена-то жалко! Правая рука, ровно осиротел без него... Ну что, на том и сошлись? Стоим здесь и ни шагу ни назад, ни вперед, так? Жрать вот, правда, нечего...

— Ничего, — буркнул Тойма. — Отобьем южан — выгребем храмовые запасы, благо возражать некому. Надо ж такому случиться — капитулы всех четырех Храмов вместе с Настоятелями как градом побило!.. Ну, а летом, глядишь, духи своей милостью не оставят. Должен же недород когда-то кончиться?

Солнце медленно опускалось к лесистым западным холмам.

— Стоять здесь! — приказал один из Теней. Остальные молчаливыми статуями окружили пленников. Один из них проверил веревки на руках Тилоса. — Белая Сова, пойдешь к тарсачкам и приведешь сюда их королеву. Не забудь напомнить, что плата за его поимку — пять кулаков золота.

Тень в надорванном черном капюшоне кивнул и скользнул вниз по склону.

— Деревянные боги больше не говорят издалека? — осведомился Тилос.

— Не твое дело, — командир ткнул его под ребра древком короткого копья. — Помалкивай.

Вечерело, и длинные тени протянулись между холмами. Тарсачий лагерь крылся в ложбине, но ветер доносил его шумы и запахи — ржание лошадей, вонь костров и навоза, отдельные возгласы... Элиза поежилась. Она боялась, но скорее согласилась бы дать разрезать себя на куски, чем показать страх чужим.

Хлаш сбросил на землю заплечный мешок и, не обращая внимание на приставленный к шее клинок Тени, начал копаться в нем. Тролль вытащил небольшую бутылочку и одним глотком расправился с ее содержимым. Затем он вытянул руку, сжал кулак, и на землю посыпалась глиняная крошка.

— Связать его, — приказал командир Теней. Несколько мгновений спустя запястья тролля опутала толстая веревка, почти канат. Хлаш не сопротивлялся, глядя перед собой отсутствующим взглядом. Затем он сел на пятки, прикрыл глаза и замер в каменной неподвижности.

Тилос поднял связанные руки.

— Мне нужно поговорить с товарищами, — холодно сказал он Теням. — Отойдите в сторону. Я связан и никуда не денусь.

— Нет, — равнодушно ответил Тень. — Ты договоришься с ними о побеге. Мы приведем тебя шабаю, а там разговаривай сколько хочешь.

— Тогда вам придется убить меня, — хмыкнул Тилос. — Тебе снова напомнить, что я в одиночку расправился с пятью твоими товарищами? Связанные руки помешают мне, но не сильно. В любом случае вам гораздо больше заплатят за живого.

Тень молча посмотрел на него, потом кивнул.

— Хорошо. Говори с ними. Но мы скорее убьем вас всех, чем позволим бежать. Помни — девка умрет первой.

По его знаку Тени отступили на десяток шагов, зорко наблюдая за пленниками.

— Слушайте меня внимательно, — быстрым тихим шепотом заговорил Тилос. — Помните — что бы ни случилось, Тарона должна выжить. Любой ценой. Даже если она лично разрежет меня на куски, вы будете стоять рядом и глупо ухмыляться. Поняли? Эла, ты поняла?

— Да! — девушка испуганно кивнула. — Но зачем...

— Тихо! — оборвал ее Тилос. — Эла, слушай фразу. — Он быстро проговорил незнакомые напевные слова. — Если со мной что-то случится, ты должна произнести ее перед Тароной. Это сотрет у нее ментоблок. Очень важно, чтобы ментоблок отключился, понятно?

— Но я не запомню... — запротестовала Элиза, но тут же осеклась. Странные слова внезапно всплыли у нее в голове, словно она долго учила их наизусть.

— А тебе и не нужно запоминать, — криво усмехнулся Тилос. — Фраза прошита в одном из твоих собственных ментоблоков. Отключить его не под силу даже мне, разве что Демиурги вмешаются. Главное — чтобы нужные слова прозвучали сразу после моей смерти, иначе ее, вполне вероятно, утянет за мной. Хлаш, раз уж ты впутался не в свое дело, ты должен защитить Элизу и Тарону. Вернее, так — сначала Тарону, потом Элизу. Не обижайся, Эла.

Хлаш кивнул, не открывая глаз.

— Ночное зелье начинает действовать, — сообщил он. — Еще немного — и я смогу драться в темноте. Но оно выдохнется задолго до полуночи. Хорошо бы успеть до того.

— Успеем, — кивнул Тилос. — Но главное, что вы должны понять, — я знаю, что делаю. Не вмешивайтесь, даже когда... даже если меня начнут убивать. Иначе все пойдет псу под хвост. Ваша задача — защитить Тарону. Эла?

Девушка судорожно кивнула. Ей становилось все страшнее. И зачем я влезла сюда, мелькнуло в голове. Прибилась бы к дядьке Мешему, Семка у него такой славный... Устыдившись трусливых мыслей, она стиснула кулаки и уставилась вдаль. Но как она сможет стоять и спокойно смотреть, когда Тилоса начнут убивать?

— Тогда ждем. — Тилос опустился на пятки на манер Хлаша. — Эла, если что, вторая явка в Граше — известный тебе Равен.

Он закинул голову к небу, где уже начали проявляться звезды, и хмыкнул.

— Хотите, пока стишок прочитаю? Всплыл вот в голове... под ситуацию:

Последняя ночь наступает неспешно.

В своем упоенье не вспомнит меня.

Тени постепенно удлинялись, и скоро землю между холмами залила непроглядная чернота. Тилос смотрел в затянутое тучами восточное небо, вдыхая свежий сухой воздух. Страшно ли тебе, странник? Боишься ли ты, как боится стоящая рядом девочка? Или же напрягся в предвкушении драки, как туго натянутая струна, словно Хлаш? Столетиями ты пользовался своей неуязвимостью, своим бессмертием, силой, умениями боя, но вот Ничто заглядывает тебе в глаза, готовясь поглотить твою жизнь, как и мириады других. Ты еще можешь сдаться, уйти — Камилл и Джао наверняка следят за тобой прямо сейчас, ожидая только сигнала — отмашки, кивка, любого знака. И тогда — бессмертие почти божественное, возможности почти безграничные, мир почти бесконечный... Тебе даже не придется беспокоиться за своих друзей, Джао явно дал это понять. Тебя ничто не держит здесь, кроме нежелания жить в небесах со связанными руками, пока люди миллионами умирают на грешной земле.

Я не сдамся. Я посылал на смерть людей и всем повторял одно и то же — делай что должно и не сомневайся. Пришла пора проверить, не лицемерил ли ты перед ними или же перед самим собой. Ты не уйдешь отсюда, потому что так неправильно. Некузяво, как выражался маленький смешной зверек по имени Злобный Ых. Нужно завершить партию, не первую и далеко не последнюю в странной игре, что называется Жизнью. Завершить, пусть даже ценой собственного бытия. Возможно, ты ошибаешься, и твоя смерть окажется бессмысленной. Но ты о том не узнаешь. Возможно также, Джао не захочет погружать тебя в бесконечный темный сон, а вместо того засунет в аналог палаты в сумасшедшем доме и начнет бережно лечить и успокаивать. Тогда тебе придется выяснить, как прервать свое существование самостоятельно. В любом случае, делай же что должно, Хранитель. И будь что будет.

На холм галопом вылетел тарсачий такх.

Большой шатер, заполненный народом, казался пустым. Как бы Тарона ни относилась к Зуру Харибану, он оставался настоящим вождем и воином. За таким можно идти в битву... насколько вообще можно следовать за мужчиной. Сменивший же его Тар Бурак... Тарсачка вспомнила, что однажды видела его в компании Зура. Молодой вождь клана, Повелитель Ветра из какого-то дальнего южного племени. Могучее тело лесного медведя, гибельный оскал степного волка, небрежная грация горного барса, матовая кожа цвета ночи — и тупая звериная жестокость в глазах. Наверное, он страшен в битве — недаром же сумел стать во главе родов прямо в день гибели прежнего вождя. Но вот только принесет ли гуланам такой вождь победу?

Раненая рука болела, наливалась тяжестью. Под тугой повязкой пульсировала кровь, ее пятна проступали сквозь грязную ткань. В такт ране стучало в ушах. Королева тряхнула головой, отгоняя слабость.

Полог распахнулся, и в шатер вошел Табаронг, темный силуэт на фоне красного закатного неба. Старый вождь отдувался, вытирая пот со лба. При его виде Тарона ощутила неприязнь. Трус только и сумел, что бегать от северной конницы. На кой вообще им сдались сапсапы и прочая шушера? Увязались охвостьем, только еду зря переводят.

— Все в сборе, — хрипло проговорил Тар Бурак. — Я, новый вождь гуланов, говорю вам — завтра мы сомнем северян. Но вы все сделаете, как я скажу!

— С каких пор гуланы командуют племенами? — Тарона поудобнее устроилась на подушках, баюкая больную руку. — Я что-то не припомню, чтобы кто-то вручал жезл хассара Зуру Харибану, не говоря уж про тебя.

— Когда говорят мужчины, женщины слушают! — рыкнул гулан, уставив на нее горящий взгляд. — Сегодня тарсачек побили северные землекопы. Я видел, как вы бежали от их конницы! А мы, только мы, убили большого вождя! Если не станете слушать меня, так и побежите прямо до своих степей.

Тарона поморщилась. Может, и она несправедлива к Табаронгу?

— Когда человек забирается на вершину горы, — с расстановкой произнесла она, глядя гулану в глаза, — он становится осторожнее и тщательно смотрит, куда ставит ногу. Но у некоторых начинает кружиться голова. Такие, случается, оступаются и падают с обрыва...

— Друзья, друзья! — встрял между ними Суддар. — Сегодня мы победили в тяжелой битве. Все, на что хватило трусливых князей — отсиживаться в глухой защите. Те же, кто осмелился напасть на нас в открытую, по большей части истреблены. Завтра мы довершим разгром, и тогда беззащитные северные княжества лягут перед нами, открытые и зовущие. Но наши ссоры только на руку врагу! Прошу вас, успокойтесь. Нам нечего делить...

Тарона усмехнулась. Прохвост разглядел, чем может закончиться свара вождей, и пытается ее погасить. И он прав. Не время трепать языками. Гулан дурак, но, в конце концов, не больший дурак, чем остальные мужчины. Она стерпит. Пока.

Видимо, похожие мысли закрались и в голову Тару Бураку. Он что-то неразборчиво проворчал, потом сел на подушки и, почти вырвав у раба чашу с вином, сделал большой глоток.

— Ладно, — сказал он. — Пусть тарсачки хорошо сражаются, но приказывать должен мужчина. Для всех лучше слушать меня.

Затем вождь разразился длинной невнятной речью. Основной ее смысл сводился к похвальбе силой и боевой доблестью гуланов. Весь предлагаемый на следующий день план боя состоял из одного пункта: вперед всей массой! Никаких трусливых отступлений, пусть и ложных, никаких хитростей. Пусть кровь северных трусов зальет землю благоуханным потоком! Тарона тоскливо переглянулась с Табаронгом, потом перевела взгляд на прочих вождей. Кугарос с Ругером тянули вино, на их лицах играли скептические ухмылки. Кханнг ар-Зибаронг вслушивался в слова Бурака с недоуменным выражением лица. Очевидно, он честно пытался понять, что же тот предлагает. Суддар ах-Хотан стоял, переминаясь с носка на пятку, и изредка открывал рот, тщетно пытаясь вклиниться в речь гулана.

Наконец Тар Бурак иссяк. Он победоносно оглядел присутствующих, махнул в воздухе сжатым кулаком и осушил свою чашу до дна. Неслышной тенью к нему скользнул раб с кувшином.

— Так, и только так! — заявил вождь, отдуваясь. — А когда мы победим, я позволю вам выбрать одно из княжеств для разграбления. Конечно, гуланы должны получить остальные три, так справедливо.

За спиной Тароны чуть слышно фыркнула Зула.

— Там увидим! — поспешно заявил дворецкий Великого Скотовода, бесцеремонно перебив открывшую рот королеву. — Вот победим завтра, а там посмотрим. Пока же, думаю, нужно решить, кто и где атакует.

— А чего тут решать? — удивился гулан. — Мы впереди, остальные сзади, добивают разбегающихся... Пошел я. Что-то спать охота. Еще не доеду до лагеря, с коня свалюсь...

Он заржал над своей шуткой и повернулся к выходу.

Снаружи донесся гул многих голосов. Зула неслышно проскользнула к выходу и, почти оттолкнув Тара, выглянула из-за полога. Темная кожа гулана посерела от негодования, рука сжалась на рукояти кинжала, но он сдержался.