Мужчине провели две операции, но спасти не смогли. Отец Стаса Рыбчика умер в больнице, не очнувшись. Тяжесть полученных повреждений оказалось фатальной. Виновника аварии, кстати, после судили и отправили за решетку. Отбыв положенный срок, он поспешил сбежать из "столицы" вместе с семьей, опасаясь преследования со стороны потерпевших. Ниточка оборвалась.
Судьба матери мальчика также канула в лету. Двенадцать лет об этой женщине никто не слышал: нашла ли она лучшую жизнь, завела ли новую семью?! Кажется, что попросту сгинула. Иных подробностей Гоша выяснить не смог, закрыв в досье строку информации об этой женщине копиями билетов в Болгарию, которые она приобрела с любовником в день аварии.
Родственников у Рыбчиков в "столице" не осталось: кто уехал в другой город, кто умер. Потому органы опеки и попечительства оставили маленького Стаса на воспитание бабушке. Хотя ее преклонный возраст оставлял вопросы — по букве закона семидесятичетырехлетняя Валентина Аркадиевна не могла стать опекуном едва ли не новорожденного.
— Довольно! Сколько можно?! — когда допрос пошел на третий круг, я не выдержала, подскочила на месте, вспомнив и про холодный начальственный тон, и про властный голос. — Следствие еще идет. Я не знаю кто убийца. И что случилось. Нет ни одного подозреваемого, ни одной идеи!
— Это — маньяк! — уверенно заявила старуха. — Я слышала, что им не нужны мотивы для зверских преступлений, да-да.
— Допустим. Как в таком случае в фокус внимания маньяка попал Стас? Подозрительные знакомые? Сомнительные друзья? Может, необычные места, которые он посещал в последние дни?
— Все это уже спрашивали у меня — и та ревнивая пигалица, и тот шебутливый молодчик, и люди в погонах. Стасик был домашним мальчиком! Он ответственно относился к учебе, свободное время тратил на городскую библиотеку, астрономический кружок, класс аккордеона в музыкальной школе. У внука не оставалось времени на плохую компанию, непотребные увлечения и опасные места. Я воспитывала его, да-да!
— Валентина Аркадиевна, — я снова присела на табурет, поправила поврежденную руку, чтобы та грузом не тянула на правый бок, и продолжила спокойно и рассудительно. Вспышка негодования забрала приличное количество сил. К большому удивлению. — Ответьте, пожалуйста, на мои вопросы. Без предрассудков и фантазий. Мы ищем убийцу вашего внука.
— А что с тем, другим мальчиком? Может, он и втянул моего Стасика в плохую компанию? Он ведь был из неблагополучной семьи, да-да?! Его отец завел любовницу и ушел из дома.
— Кто вам это сказал?! Николай Долгов рос не менее благополучным, чем ваш внук! И он также в сомнительных кругах не бывал, сомнительными увлечениями не интересовался, — я глубоко и натужно вздохнула, — давайте просто поговорим, ладно?! Чтобы удостовериться, что мои коллеги ничего не упустили: ни одну пусть незначительную мелочь?!
К новому витку допроса я была не готова, решив в случае такового выложить конверт с деньгами, встать и уйти. Увещевать старуху, чтобы разговорить ее, не собиралась.
Не хочет — пусть просто катиться из "столицы"!
Однако к моему удивлению, смешенному с облегчением, Валентина Аркадиевна согласилась — подумала несколько минут, а потом, будто воздушный шарик, сдулась и, сгорбившись на своем месте, кивнула.
По данным, собранным Гошей, старуха родилась и выросла в "столице" в семье инженеров. Как и Рената, здесь же она получила высшее образование. Поступив на практику еще в годы учебы в местный НИИ(51*), после выпуска Валентина Аркадиевна осталась на должности младшего сотрудника, а годы спустя — добралась по карьерной лестнице до места руководителя какого-то отдела. Коллеги и начальство отзывались о ней, как о талантливом ответственном работнике с прозорливым умом и твердой рукой.
Трехкомнатную квартиру в "столице", в которой она проживала вместе с внуком, старуха получила в пользование, когда вышла замуж за коллегу — в качестве подарка на свадьбу и за трудовые подвиги, заодно. В годы перестройки семья приватизировала недвижимость.
Супруг Валентины Аркадиевны умер от сердечного приступа, едва его сыну исполнилось пять. Особыми заслугами мужчина не блистал, к карьерным высотам не стремился, а потому после своей кончины чуть ли уже не через неделю оказался забытым коллективом, родственникам и семьей, кажется. Даже внешность у деда Стаса Рыбчика — я помнила по фотографии, которую приложил к досье Гоша, была серая и непримечательная.
Жила семья небогато. Трудовые подвиги и прямолинейные взгляды на жизнь Валентины Аркадиевны не привели ее к финансовому благополучию, а перестройка и расходы на лечение сына свели к нулю накопления на "черный" день. Впрочем, бабушка с внуком не бедствовали. Однако позволить себе ремонт в квартире и частые поездки заграницу не могли.
— Для начала, как получилось, что органы опеки и попечительства оставили вам на воспитание Стаса?! — собрав в голове все нюансы и характеристики из досье Гоши, приступила я, — по закону ведь не должны были.
— Их начальница, да-да, училась вместе со мной в одной школе. Мы крепко дружили: сидели за одной партой, вместе бегали по пятницам на танцы в дом культуры. Когда Зинка, мать Стасика, сбежала, я попросила ее помочь, побоялась, что внук попадет в детский дом. Уже тогда подозревала, что сын после аварии... не оклемается, да-да.
— Знаете, где она сейчас? Мать Стаса?! В курсе ли случившейся трагедии? Может, собирается приехать... на похороны?
— Вряд ли. Зинка всегда была гулящей. Она и сына-то моего не любила, просто залетела, чтобы женить и получить прописку в "столице". Зинка сама — не местная. С какой-то деревеньки в глубинке, да-да.
— У нас здесь тоже — не Москва, — я добавила из-за внутреннего чувства противоречия и некой женской солидарности. Очередная, пусть незначительная, вспышка эмоций вылилась таким же очередным тяжелым натужным вздохом.
— Это-то, конечно, так. Но Зинка... она совсем из захолустья приехала. Все поначалу говорила, что хочет выучиться на кондитера и пойти в "Вечернюю звезду" работать. Да только, как в общежитие заселилась, так про уроки и планы свои напрочь забыла — зато ни одну дискотеку не пропустила. Зинка себе мужика начала искать побогаче, однако быстро смекнув, что с кем попало те в кровать не спешат, ухватилась за моего слабохарактерного. Сын, весь в отца, недолго сопротивлялся — клюнул на улыбку и короткую юбку. Сколько уж я его не убеждала в обратном, да-да.
— Мы не нашли записей о регистрации брака родителей Стаса. Почему?
— Так, Зинка и не смогла моего слабохарактерного сына на себе женить. Залетела-то она в момент, а вот до ЗАГСа дотащить его не успела. А потом — не захотела. Беременность протекала тяжело — все из-за разгульного образа жизни, да-да. Зинка почти восемь месяцев в больнице на сохранении провела. Но даже там эта гулящая сумела любовника отыскать — охмурила санитара. Вот ведь бешеная?! Когда Стасик родился, забот только прибавилось, и я предложила свадьбу еще на год перенести. Сын согласился, а Зинка взбеленилась — видимо, поняла, что счастливый билет из рук выскользнул, и начала открыто с любовником встречаться, сыну призналась. Он переживал, но сделать ничего не мог. Слабохарактерный, как отец, да-да.
— Что было дальше?
— Авария. Сын попал в больницу. Зинка сбежала со своим санитаром. Матерью она оказалась куда худшей, чем кондитершей. С тех пор ни я, ни Стасик о ней не слышали. Даже не знаю сейчас, куда и кому телеграмму о гибели внука слать, да-да.
— Может родителям Зины?
— Померли давно. Зинка рассказывала, что в год, когда ей шестнадцать исполнилась, мать зарезала отца в драке, а тот напоследок успел приложить жену топором. Они то ли алкоголиками были, то ли наркоманами. Подробностей я не знаю, не интересовалась. Но потому Зинка и сбежала в "столицу" за лучшей жизнью.
— Стас когда-нибудь спрашивал о матери?
— Нет, конечно. Внук был умным мальчиком — отличником. Он все прекрасно понимал. Ангел. Во плоти.
Еще один. Конечно.
— Когда похороны?
— Следователь, приходивший последним, сказал, как только они закончат с экспертизами, выдадут разрешение. И... Стасика. Дело останется за малым. Я уже решила похоронить внука с семьей на областном кладбище — рядом с отцом, дедом и своими родителями.
— Валентина Аркадиевна, — я замялась, не представляя, как задать следующий вопрос и как объяснить прозорливой старухе свой интерес. Идея подобной связующей нити между мальчиками казалась по большей степени надуманной, но остальные поверхностные теории наверняка уже проверили Татьяна, Леонид и полицейские. — Вам Родионова Зоя Николаевна знакома? Может быть, слышали ее имя где-то когда-то? Или вам советовали к ней обратиться за... консультацией?
— Кто такая?! — тут же навострила внимание старуха.
— Областной частный специалист.
— Чем занимается?
— Экспертизами по околооккультным и оккультным насильственным смертям. Мать Николая Долгова, другого мальчика, воспользовалась ее услугами для независимого заключения.
— И... как?
— Зоя Николаевна ничего не нашла. Ничего более из того, что уже обнаружили и засвидетельствовали официальные следственные криминалисты и эксперты.
Старуха задумалась. Я заметила, как в ее глазах промелькнула вспышка-идея вслед за Ренатой направиться к Зо, однако разум и рассудительность через минуту возобладали:
— Нет. Я не знаю эту Зою Николаевну. Никогда о ней не слышала.
Более всего комната Стаса Рыбчика напоминала библиотеку. Или ее филиал. Спальня была меньшей по размеру, чем комната Николая Долгова, в два раза. В центре стояла деревянная кровать с лакированным изголовьем; на стене выше висела обширная коллекция насекомых в рамках; у самого окна нашел место любительский телескоп, а напротив — письменный стол и небольшой шкаф для одежды; остальное пространство отвоевали книги. Много книг. Настоящие завалы. Просмотреть их даже возможным не представлялось — и за год такое количество не перебрать.
Я описала несколько кругов по периметру комнаты, не представляя, к чему приступить, а после устало присела на заправленную покрывалом с картой звездного неба кровать.
— Твоя рука... кажется, она не двигается?! — заметила Валентина Аркадиевна со своего места, теперь уже за письменным столом внука. Старуха не пожелала оставить спальню Стаса без присмотра, а потому, когда я изъявила желание ее осмотреть, снова проводила, будто под конвоем. — Висит, точно...
-... парализованная. Да, — холодно закончила я, выжимая из себя остатки сил и эмоций. Недавний душевный подъем неожиданно закончился. На смену пришла вялость и тяжелая отдышка. — Родовая травма.
— Только ты сама почему-то не слишком ловко с этим справляешься, будто до сих пор не сумела приспособиться.
— Ошибаетесь.
— Тебе сколько? Лет двадцать пять-тридцать?! А мне — восемьдесят шесть, да-да.
Я подтянула правую руку, расположив ее удобнее.
Стас Рыбчик любил читать — редкая подростковая черта. Кажется, мальчик прятался в книгах от комплексов, возможно, компенсировал недостаток общения. Из досье Гоши выходило, что дружбы мальчик ни с кем не водил, несмотря на школьные заслуги и богатую внеклассную деятельность — кружок астрономии, класс аккордеона. Фактически, согласно расписанию мальчика, выходных у Стаса Рыбчика не было.
Я тяжело вздохнула и попыталась сосредоточиться на книгах вокруг — разобраться, чем более всего интересовался убитый.
Мое личное отношение к литературе заканчивалось обязательной школьной и университетской программой, деловой периодикой и записями об отварах и обращениях ведающих. Иной страсти к книгам я не понимала и не разделяла.
Корешки книг из научной литературы стояли на одной полке с художественными фантастическими произведениями — "Эволюционный процесс" и "Влияние пестицидов на развитие флоры и фауны" подпирали "Марсианские хроники" и "Плененную вселенную". Все, так или иначе, оказалось связано с космосом, вселенной, планетами, Землей.
— Эта любовь к книгам, — последнюю я нашла даже под подушкой, когда неудачно облокотилась, чтобы рассмотреть несколько томов Жуля Верна на прикроватной тумбе, — откуда она у Стаса?
— Я с малолетства взращивала в нем жажду знаний, — с охотой пустилась в объяснения старуха. — Мой муж мало читал и немногим интересовался, сын пошел по той же дороге. Куда обоих это привело?! Стасик должен был вырасти успешным мальчиком: умным, амбициозным, без тлетворного влияния сверстников. В пять я заметила его интерес к насекомым и научила собирать их, купила первые рамки для коллекции. В восемь внук увлекся растениеводством, и я помогла посадить несколько горшков с гиацинтами. С тех пор он каждый год покупал новые луковицы и занимался выгонкой. Можешь полюбоваться — на подоконнике целая разноцветная коллекция собралась.
Валентина Аркадиевна встала со своего места, пересекла комнату и, сдвинув на себя штору, горделиво показала батарею глиняных горшков с цветущими радугой гиацинтами.
— В десять Стасик потянулся к астрономии, — продолжила старуха, и я отвела его в кружок при городском планетарии. Ну а музыка... важно было, чтобы ребенок развивался всесторонне. Конечно, аккордеоном Стасик интересовался менее всего, но никогда не перечил.
Я подумала, что на фоне Валентины Аркадиевны Рената Долгова представлялась меньшим злом, когда спросила:
— Стас уже определился с будущей профессией?! Кем он хотел стать? Библиотекарем?
— С ума сошла?! Внук мечтал пойти в науку. Стасик преуспевал в биологии и экологии, выиграл несколько школьных и две городские олимпиады. Я уже подобрала ему приличный ВУЗ в "столице". Внук должен был только победить во всероссийской олимпиаде, чтобы получить бюджетное место вне конкурса, да-да. А после Стасик бы прекрасно устроился в НИИ...
— Да, наверное.
Сухие строки досье смолчали о многом, хотя Гоша расстарался — собрал выписки с балансом банковских счетов, расходы по картам, графики социальных выплат — доходов семьи, приложил медицинские данные, всяческие характеристики. О Рыбчиках сложилось сочувственно-участливое приятное впечатление. Которое, однако, лопнуло, как мыльный пузырь, стоило поговорить с Валентиной Аркадиевной с глазу на глаз. С Ренатой Долговой случилось по-другому — встреча с женщиной лишь уточнила некоторые нюансы из бумаг и дополнила часть выводов.
Однако до категоричности жесткие суждения и властный характер старухи нашли во мне больший отклик, чем стенания о несправедливости. И хотя Валентина Аркадиевна не оказалась твердолобой упрямицей — в некоторых вопросам старуха все-таки шла на уступки, жаль, что ее стремление оградить внука от проблем внешнего мира, распланировать счастливое будущее заранее привело мальчика к большей беде. И, кажется, лишило детства, друзей, отдыха, здоровья — нормальной подростковой жизни.
— Могу я взглянуть на сотовый телефон Стаса, его ноутбук, какие-нибудь личные записи?
— Полицейские просили по возможности не трогать вещи внука, — заколебалась Валентина Аркадиевна, — все оставить, как сохранилось. Я тебя даже пускать не должна была, но... они ведь думают, что Стасик сам... сам такое с собой... сделал. Тот следователь из компании пигалицы и молодчика — они пришли ко мне последними, вместе, сказал, что дело, скорее всего, закроют.
