Под россыпью звёзд теперь уже мужчины с опущенными головами продолжают покаянные рассказы. Пёстрый Фазан ел запретную пищу, многажды ел. А ещё ругался с женой и даже бил. Пёстрый Фазан громогласно винится, а Режущий Бивень едва слышит его. Что-то с ним не то. Что-то трепещет в груди. Как он скажет? Как он скажет им всё? Как он сможет? Поймут ли они? Разве смогут понять? Разве простят?
Многое выясняется. Жена Соснового Корня была колдуньей, Сосновый Корень это скрывал. Теперь говорит. А люди даже не ахают. Люди давно уже поняли, сколько много в них зла, и не дивятся уже. Есть за что бедам взяться. Есть чему притянуть. Но больше не будет. Не должно быть.
Львиный Хвост выходит почти в самом конце. Львиный Хвост неожиданно говорит про Чёрную Иву, про ту, чьего имени он не называет, про жену своего друга. Он пытался её приворожить. Он пылал страстью к ней и мечтал ввести свою похоть в её лоно. Пробовал приворожить, потому что потерял голову. Не мудрено. И теперь Режущий Бивень об этом знает, как и всё племя. И ему, кажется, наконец, легче. Ему полегчало. Наверное, этого он и ждал. Чего-то подобного. Он предчувствовал. Но не получилось. Не дождался Львиный Хвост оргий. Не получилось... Такой вот клубок...
Но дошла очередь и до самого Режущего Бивня. Вот он должен сказать. Всё сказать. Как Сосновый Корень. Как Львиный Хвост. Всё. Без утайки.
Он и говорит. Без запинки вроде бы говорит. Как спал с женой. Как желал заболеть Чёрному Мамонту, чтобы тот не смог овладеть Чёрной Ивой на оргиях, он так говорит, только имён не называет, обходит запретные имена, но все люди поймут, о ком речь, все поймут, а Режущий Бивень теперь говорит, что противился оргиям. Вот сейчас он всем скажет про то, как противился, про последнее, про Кленкена, вот сейчас... но его рот вдруг закрылся. Сам собой вдруг закрылся, и Режущий Бивень поскорей тянется к баклаге с водой, поскорей отхлебнуть и запить, залить потаённое, не расплескать, выплеснуть только то, что сказал. Только то, что сказал — и ничего больше. Шаман долго тянет со жбаном, будто догадывается, чего-то ждёт Еохор, от него ждёт, но Режущий Бивень крепок во взгляде, Режущий Бивень упорен — он готов выплеснуть, всё, что сказал, готов выплеснуть. И ничего больше. Только это.
Открыл шаман жбан. Подчинился. В жбане пленённый уж. Но Режущий Бивень не видит ужа. Не до того. Торопится излить скверну. Торопится сделать как все. Так же само. Излить. Сделано дело. Режущий Бивень может теперь возвращаться к другим. Сделано дело. Он им сказал. Что мог, то сказал. Про Чёрного Мамонта. Что не смог — не сказал. Про Кленкена.
Ужа выплеснут из жбана в реку вместе со скверной. Вода смоёт всё, а то, что не смоет, уж затащит под землю. Беды людей прекратятся. Люди чисты. И Пятнистая Шкура, и Режущий Бивень, и Пёстрый Фазан, и Сосновый Корень, и Львиный Хвост. Люди чисты и могут теперь расходиться и спать спокойно, потому что духи удовлетворены их признаниями, духи удовлетворены и предки, и Месяц слышал, а также ночь, кусты и трава, степь, земля, деревья. Все, кто не спал. Все, кто бдел, все те слышали. Слышали также о Режущем Бивне — и он сам тоже слышал о себе самом. Слышал — и ему так противно, противно, противно! Ведь что-то ещё осталось внутри. Что-то бурлит в животе, а потом тянется кверху гадкими щупальцами.
Режущий Бивень сходит с тропы и встаёт у куста, наклоняется. Какой-то хлипкий пузырь перекрыл его горло и душит. И он напрягается изо всех сил — и изрыгает вонючую скверну. Ещё и ещё. Потуги рвоты кажутся нескончаемыми, а за его спиной проходят люди. И слышат его. Слышат, что он чего-то не досказал. Чем теперь обливает кусты. Но люди молча проходят мимо. Люди делают вид, что не замечают обмана. Режущий Бивень много страдал. Может быть, он сам сейчас закричит. Может, выкрикнет то, что не досказал. Может, расскажет. Нет. Не рассказывает. Только блюёт. Но ему стыдно перед людьми. Стыдно за свою глупость. За своё упрямство. Люди думали на шамана, будто тот в сговоре. А это Режущий Бивень позвал, Режущий Бивень сотрудничал. И стыд тоже льётся вместе со скверной из его рта. Льётся и льётся уступами, как водопад. А потом, наконец, наступает ощущение пустоты. Щемящей пустоты, которую предстоит ему заполнять.
Может быть, новой скверной. Потому что всё же... Потому что ведь всё-таки... Нет, больше нечем ему блевать. Кажется, пусто внутри. Совсем пусто.
А над степью уже собирается утро. Тихое сонное утро, которое даже не подозревает о людских переменах. А люди, сами люди — они идут спать. Отдохнуть, обсудить. Исправить. Пятнистая Шкура даже поёт. У неё особенная радость. Она ведь чиста, и чум её никто не тронет, не сожжёт.
Где-то тренькает синица, разносит новые вести. Её звонкий неприхотливый голос кажется очень знакомым охотнику, удивительно знакомым. И откуда-то издалека, наверное даже с другого берега, в плотном предутреннем воздухе возникает вприпрыжку ответная трель.
* * *
Ночью шаман гадал. Он взял длинную тонкую гальку с высверленным посередине отверстием, Волчий Клык отрезал лоскут от шкуры, в которую был завёрнут принесенный пепел, и этим лоскутком с крошками пепла внутри Еохор обмотал гадательную гальку. Он подвесил её на бечёвке, а конец взял себе в руку. И стал шептать имена пропавших женщин. Когда он произнёс: "Чёрная Ива", — бечёвка сразу же задрожала, заходила ходуном, галька раскачивалась и подпрыгивала. Сомнений не оставалось. Хотя у Режущего Бивня их никогда и не было. Просто так полагается. Страсти должны улечься. Шаман ждал, покуда улягутся страсти.
Потом шаман ловил душу. Он схватил её губами и проводил опознание. Он говорил, что видит маленький шрамик на внутренней стороне запястья левой руки, и Режущий Бивень припоминал, что у Чёрной Ивы как раз был такой шрамик от барсучьего когтя. И ещё шаман говорил о родинке между грудей и о родовом пятнышке на правой ягодице. О метке Возврата выше колена. Режущий Бивень всё это помнил. Он сделал соломенную куклу, в неё высыпали пепел, а затем шаман вдул туда пойманную душу. Эту куклу и похоронили. Душа Чёрной Ивы будет теперь со своими, не останется бесприютной в лесу.
После похорон шаман сказал то, над чем Режущий Бивень размышляет до сих пор. Охотник должен убить Рыжегривого. Рыжегривый отметил его, но не смог одолеть. Однако вызов брошен. Значит, он теперь в одиночку должен будет одолеть вождя львов. Он съест его сердце, печень, кусочек лёгких. Сожжёт передние лапы, нос и мозги, истолчёт в порошок. А потом шаман Еохор вотрёт этот порошок Режущему Бивню в переносицу. Тогда он станет неуязвимым, вобрав в себя всю силу льва. Тогда откроются перед ним новые дали. Неведомые до сих пор.
Конечно же, шаман прав. Конечно, он держал в себе скверну, стал слабым. Слабый, он начал терять. Слабый, он мог потерять её, Чёрную Иву, так или иначе — и он её потерял. Нелепо на кого-нибудь злиться. Он сам виноват. Они лишь указали на его слабость, они все указали — и он проиграл. Будь он сильным, любые невзгоды отпали бы сами собой. А теперь он должен взять силу другого.
Но шаман начал сдавать. Стал болтуном. Сколько раз пытался втемяшить охотнику одно и то же. Одно и то же. Теперь Режущий Бивень помнит весь разговор слово в слово.
— Вот, — говорил шаман, — представь, что живут двое и сходятся... Иногда вяло сходятся, как обычно. И душа, которая придёт на их зов, получит обычную силу. И будет жить ещё один обычный на этой земле. Как все, будет жить. Тихо, мирно, не хватая звёзд с неба. Рождая детей, продолжая свой род... Но иногда всё бывает не так. Двое сильных сходятся столь бурно, что рождают великую силу. И тогда душа, которая явится, даже не подозревает, сколько у неё излишней мощи. Но с такой мощью спокойно не уживёшь, обычным не будешь. Если эту силу однажды не применить, она применится сама собой и уничтожит своё нерешительное прибежище. Душа хочет тихой мирной жизни, уютного очага, послушных детей. А сила рвёт всё это в клочья, подобная буре.
Так объяснял ему шаман якобы тайное знание. То, чего он не видел. Совсем по-другому, как он сам видел. Шаман утверждал, что он, Режущий Бивень, хотел прилепиться к бабскому подолу и спрятаться за ним от Силы. И теперь должен пройти испытание, уничтоґжить врага. Режущий Бивень сопротивлялся, отвечал, что не должен, никому ничего он не должен, потому как не клялся. Шаман только хихикал в ответ: "Не клялся — так поклянёшься. Ещё не поздно. Простирающий Длань не отпустит. Он сам из людей и наводит порядок на небе, как того люди втайне хотят. Режущий Бивень войдёт в это воинство". Шаман долго хихикал, а Режущий Бивень не понял и малой толики из его тёмных слов.
Простирающий Длань действительно приходил в его снах. Только он уже и не помнит того. Ну, приходил, держал в руке звёзды. Многие духи приходят к людям во снах. Что с того? После того они ведь покаялись, все покаялись, и он тоже. Однако, наверное, шаман всё же прав. Выбора, вправду, нет. И Режущий Бивень больше не хочет думать об этом. Раз выбора нет. Раз судьба его выбрала для испытаний. Лучше думать о льве.
Но вместо льва Режущий Бивень думает о Львином Хвосте. Сам себя хочет понять. Злится ли он на своего друга? Испытывает ли неприязнь? Ведь тот возжелал его жену. Но покаялся. А он... чем он лучше? Призвал врага, лишь бы не было оргий. И не покаялся. Это Львиный Хвост на него должен злиться, и Пёстрый Фазан, и все остальные. Он ведь споспешествовал бедам племени, он вызвал врага, из-за него пропали женщины и дети. Из-за его слабости. Из-за его похоти. Потому что сказал "Моё!" про другую душу, "моё навсегда", но "моё" — это чьё? Разве Режущего Бивня? Или только его похоти? Конечно, похоти. Похоть главенствовала над ним. Но похоть знается только с другой такой же похотью, тогда и откликнулся Кленкен. Тому тоже нужны были женские души в плен. Тот добился своего. Шаман прав. Люди могут действовать себе во вред. Даже предпочитают действовать себе во вред. Иногда только на это и способны. Когда перестают слышать внутренний голос, когда забывают о духе, о силе, а помнят о похоти. И вред приходит огромный. Такой, о каком и не подозревали. Тогда люди сокрушаются, тогда бегут каяться... вот как они. Но надолго ли всё это и не повторится ли опять совсем скоро? Очень может повториться. А Режущий Бивень... шаман и тут прав, ему нужно какое-то испытание, лев его отметил, у льва много жён, но лев их всех яростно защищает. Как сам Режущий Бивень пытался защитить свою жену. Но теперь может лишь грустно улыбаться. Он должен лишить жизни льва. Но почему? Потому что был слабым, а должен стать сильным. Отбить силу у другого, забрать себе. Как будто забрать жену. Как Кленкен забрал у него жену. Зачем жена слабому? Жена нужна сильному... Запутался Режущий Бивень, совсем запутался в своих думах, и если так будет продолжаться и дальше, ничего путного он не добьётся. Нужно разом покончить. Отшвырнуть одним махом сомнения. Встать и идти на охоту. Не размышлять. Ни о чём не размышлять. Делать, как должно. Как подобает охотнику.
Есть много способов охоты на львов. Например, Бесстрашная охота юношей. Режуґщий Бивень участвовал в ней, когда заканчивал посвящение. Юноши плетут длинные округлые щиты из прутьев, берут в другую руку копьё и выходят на льва. Они окружают гривастого самца со всех сторон широким кругом и постепенно сжимают кольцо. В конце концов лев бросится на кого-нибудь, чтобы вырваться — и тот закроется щитом, а остальные метнут свои копья во льва. Когда Режущий Бивень заканчивал посвящение, они убили в такой охоте Палевого Льва. Но тот успел проломить щит Поющего Рассвета, среднего сына Бурого Лиса, и вспорол юноше живот. Они разменяли тогда свои жизни. То была не очень удачная битва.
Иногда прибегают к Мужественной охоте. Здесь охотник выходит один. Это способ героев. Нужно охотиться так, как охотится сам лев. Скрадом. Стропить, подкрасться сзади на выгодное расстояние и застать врасплох. Нужно подкрасться столь ловко, чтобы насмерть поразить льва первым же ударом копья. Иначе подобная охота вряд ли будет успешной. Скорее, последней. Так когда-то погиб безрассудно Поющий Терновник. Режущий Бивень не хочет думать о нём.
Есть ещё Хитрый способ. Подкараулить льва в засаде, до которой тот не сможет добраться, и метнуть отравленный дротик. Затем идти по следу слабеющего хищника и добить копьём. В такой охоте охотники не погибают, но очень трудно подвабить льва в подходящей засаде даже с помощью приманки. На это может уйти много дней, мало у кого хватает терпения и упорства.
Кроме того существуют негодные способы. Недостойные охотника. Отравленное мясо, яма-ловушка, окружение огнём, загнать на тонкий лёд или загнать в реку, чтобы охотиться с лодок, наконец, заговорить колдовством. Однако так нападают только на подлых львов, бросающих вызов людям. Так мстят за убитую женщину или ребёнка. Львы это знают и редко подают повод для мести. Конечно же, эти методы непригодны против благородного зверя. А Рыжегривый как раз такой.
Режущий Бивень придумал новый, ошеломительный способ. Рыжегривый напал на него не по правилам. Он не мог тогда защищаться. Он тоже ответит льву не по правилам. Он должен степным людям за призванную беду. Он сделает себе такое же оружие, как у лесных людей. И испытает его силу на Рыжегривом. Сегодня утром он вспомнил свой давешний сон, когда солнце раскололось на два полукруга и пускало огненные стрелы. Именно такие стрелы пустит и он в Рыжегривого. Лесные люди использовали копьеметалку из сильно согнутой ветки. Степные люди тоже сгибают ветки и молодые деревца, чтобы сделать ловушки для птиц и мелких зверьков, а иногда и для крупных, размером с гиену. Такие ловушки называют луками. Согнутое дерево выпрямляґется с огромной силой. Согнутая ветка сможет пустить стрелу. Режущий Бивень сделает новое оружие и применит его против льва. Это будет самый достойный способ охоты. У него должно получиться. И тогда степные люди, потерявшие жён и детей, взамен получат новое оружие. Режущий Бивень вернёт им свой долг.
* * *
Осенняя степь полыхает нарядами: багряными, жёлтыми и коричневыми; сверху от пестроты красок рябит в глазах.
Зато река темнеет и хмурится. И небо в ней отражается всклоченное и нахохлившееся.
Белый Стервятник с утра на посту. Таков его способ охоты. Воздух становится холодней с каждым утром, всё труднее взлетать, грубый ветер не поддаётся, вздорный и вспыльчивый, позабыл благодушие и не хочет нести. Словно тяжко ему. Прыгаешь со скалы и не знаешь: вырвешься в небо ещё раз — или в землю уткнёшься. Невесёлая пора.
Зато скоро станет легче с добычей. Смерть любит зиму и распаляется. Много падает четвероногих. И мало тех, кто их поедает. Гиены уходят за горы. Боятся снегов.
Сейчас в стае гиен царит полный разброд. Свары и стычки, неразбериха. Им бы нагуливать жир перед походом, а они отощали, изнервничались. Туго придётся гиенам, потуже, чем остальным, но Белый Стервятник этому только рад. Чем хуже гиенам, тем лучше ему. Закон равновесия.
Гиен сменят волки. Волки лучше гиен. Зимой волки тоже сбиваются в стаи, и когда у них удаётся охота, они оставляют объедки другим. Не то что гиены, которые съедят даже кости с копытами. Волки копыт не едят. И кости меньше едят. Многие кости оставляют стервятнику. Потому волки лучше гиен. Зато летом волков почти не видать. Разве что несколько парочек прячутся по оврагам. Ловят сусликов, зайцев и прочую мелочь, мышей, полёвок, лягушек. Ничуть не стыдятся. Всё, что покрупнее, достаётся львам. А потом и стервятникам. Но это летом... А покуда грядёт зима. Вместе с новыми надеждами.
